Мефедроновый рай

      На одном из уроков математики, который проводила у нас молодая монашка (к слову, я так и не запомнила её имени), мы с Айроном сильно расшумелись, обсуждая, кто сильнее: Наруто или аватар Аанг? Так как урок вела не директриса, мы позволили себе такую выходку, ведь знали, что за это не последует наказания — эта девушка была слишком мягкой для такого. Но не тут-то было. За разговором мы не заметили, что в класс вошла директриса, и только когда она ударила нас по голове указкой, мы заткнулись и повернулись к этой женщине. Она была вся красная от злости, клянусь, можно было даже заметить пар, выходящий из её ушей от гнева. Нас тут же вдвоём схватили за уши и поволокли вон из класса. Несмотря на усохший вид женщины, её хватка была стальной, словно терминатор держал нас в своей крепкой ладони. Так я в первый раз оказалась в комнате для наказаний. Это место не было настолько страшным, как мне казалось по слухам. Довольно тёмное помещение со столом и стульями. Айрону выпала горькая честь быть первым, а я стояла в стороне возле запертой двери в комнату зла. — Закатай рукава, — прозвучал острый, словно лезвие ножа, голос женщины. Парень, не сопротивляясь, выполнил приказ. Она достала из ящика тонкий железный прут и, проведя по его запястьям, замахнулась. Громкий свист рассёк воздух в комнате, оставляя алый разрез на коже парня. Затем следующий, и еще один. Я сбилась со счёта, когда запястья друга превратились в одно большое кровяное месиво. Парень мог лишь изредка шипеть и вздрагивать от боли. Почему он терпит это? Он же сильнее её. Пусть даст пару раз по ебалу, и дело закрыто. — Отстаньте от него! — вмешалась я, не вытерпев такой несправедливости. — Он же ничего плохого не сделал! — Ох, Кейси Фаст. Не волнуйся, сейчас я и до твоих косяков доберусь. Можешь быть свободен. — Обратилась она ко мне, затем и к другу, не пошевелив ни мускулом лица. — Иди сюда, садись. — Приказала мне женщина, а я и не думала сдвигаться с места. Она посмотрела на меня, будто я какое-то животное, и повторила приказ. — Я ничего не сделала, чтобы оказаться здесь, — с полной уверенностью в своей правоте продолжила я. Иустина грозно, как гром среди ясного неба, встала со своего места и подошла ко мне вплотную. — Я видела твой телефон и неоднократно слышала твои разговоры на уроках. Одними угрозами, как ты знаешь, я не ограничиваюсь. Так что тебе предстоит покаяться за свои грехи. — Её пальцы плотно обвили мой подбородок, а глаза заглянули в мои. — Это не грех, — на мои слова женщина лишь тихо ухмыльнулась. — Глупое дитя, откуда тебе знать, что такое грех, а что нет? — Она наклонилась к моему уху, которое и так горело от прошлых попыток его оторвать. — Неужели ты так сильно хочешь усугубить свое и без того печальное положение? — Вы думаете, это меня исправит? — Несмотря на ситуацию, я оставалась хладнокровной и спокойной. Но всё это слетело, как маска, в тот момент, когда я оказалась на полу от резкого толчка в грудь. И промеж моих рёбер впился каблук "дьявола". Резкая пронзающая боль окутала моё тело, и я зашипела. — Не надо быть такой уверенной, иначе боль только усилится, солнышко. — Сука! — только вырвалось из моего рта, искривленного от боли. — Как грубо, — улыбаясь и смеясь во весь голос, произнесла Иустина, сильнее вжимая острый каблук в мою плоть. Ещё немного, и он окажется внутри моих органов. — Да пошли вы нахуй! — с болью и ненавистью в голосе закричала я, пиная женщину в живот, освобождая себя от мучений. Сдерживая слёзы, я отползла в сторону, крепко сжимая пульсирующий бок. Ощущение было такое, будто все органы в этой части превратились в кашу, а ребра сломались, разбежавшись в разные стороны, пропуская каблук внутрь. Монашка пошатывалась от неожиданности и присела на край своего стола, анализируя обстановку. — Хах... Именно этого я от тебя и ждала, — заканчивая анализ, она встала и подошла обратно ко мне. Бежать мне было некуда, ведь я уже уткнулась спиной в запертую дверь. — Ты отличаешься от остальных... Слишком наглая и упрямая, дрянь. — Женщина резким движением схватила меня за волосы и поставила на колени перед собой. Следом она запрокидывает мою голову так, чтобы мой взгляд был направлен только на неё. — Я не боюсь вас! — хотелось мне верить в собственные слова, но её холодный, почти безжизненный взгляд говорил об обратном. — И боли не боишься? — Ни в коем случае. — О, вот оно как? — всё так же держа мои волосы в одной руке, другой она дотянулась до стола и взяла с него армейский ремень. — Расскажи это моему ремню. — Вы можете соснуть мой хер, — ухмыляюсь я. Похожим ремнём меня в своё время пиздил отец, это не настолько больно, как может показаться. Так чем она тогда пытается меня запугать? Тут же по моему лицу прилетает железная бляха, и на щеке остаётся след от металлической фигуры звезды. Щиплет, а в ушах звенит. Мою шею тут же сжимает ладонь, и меня ставят на ноги, прижимая к стене. Кислорода в лёгких становится меньше, мне нечем дышать, и я начинаю хрипеть. — Этот день ты запомнишь надолго. — Не успеваю сделать ничего, когда меня бросают обратно на пол, и, прижав каблуком сверху, начинают осыпать грубыми ударами. Один прилетел в голову, другой в спину, третий в ляшку. Она не целилась в конкретное место, просто била куда придётся. На моих глазах не было слёз боли, лишь обида тлела в глубине. Всё это мне напомнило детство. Именно так отец поступал со мной за малейшие проступки. Видимо, судьба повторяется, а я так и ничему не научилась.       Всё это продлилось недолго. Монашка достаточно быстро успокоилась, остановилась и просто приказала мне уйти. Вставая, я чувствовала, что всё моё тело было в синяках. Мне ещё слабо досталось по сравнению с Айроном, даже крови не было в отличие от него. Но вот бок она мне точно отдавила своим каблуком, сука. Но я горжусь собой, и если она думает, что на этом я успокоюсь, то она сильно ошибается. Мы ещё не раз пересечёмся в этой комнате.       Со звонком я вернулась обратно в класс к остальным. Айрон сидел тише воды, а Одель с беспокойством поглядывала на меня. Переживает что ли? Так оно и было, но я поняла это только на перемене, когда она вывела меня на разговор. — Показывай. — Что? — Не выдержав моей тупости, девушка сама задрала рукава моей рубашки, и на запястьях оказалось пусто. — Что она сделала? — С ещё большим беспокойством вопрошала Одель. Я показала ей черно-фиолетовый синяк от каблука на рёбрах и следы от ремня. А, ну и алую звезду она успела рассмотреть на моей щеке. — Господи, да ты ещё везунчик. — Знаю. Но это уже моя вторая боевая отметина на голове, — смеялась я, указывая на щеку. — И правда, ты действительно мой единорог несчастья. Но главное, что ты жива. — Спасибо этой женщине и на этом. Правда, моё лицо теперь уродливое до жути, — смеюсь. — Не правда! Ты очень красивая, несмотря даже на эти нюансы, но я всё же надеюсь, что это сойдёт без следа. — От слов девушки я тут же покраснела. Она правда считает меня красивой? Но будет совсем глупо произносить это вслух. — Я тоже на это надеюсь, — отмахиваюсь, дабы как-то скрыть своё смутившееся положение.

***

      Дни пролетели незаметно, и мы шли на очередной ужин. Молитва перед едой уже как мантра была заучена мной. Я даже начала задумываться о своей вере. Раньше я не верила в Бога, да и моя семья тоже. Но сейчас, после уроков, посвящённых католичеству, в мою голову начали лезть мысли о том, что, может, и правда Иисус когда-то существовал, был полубогом. И может, спасти меня от небесной кары, если я не буду грешить. Чтож, сейчас это всё ещё звучит как бредовая мысль, но с каждым днём она всё крепче сидела в моей голове. Тяжело не поддаться их "секте", когда ты буквально живёшь в ней. Всё крутится вокруг неё. Я даже наизусть выучила всех святых. Господи, как жизнь меня до такого довела? А что насчёт Одель? За последние пару дней много чего случилось: она каждый день после уроков приходила ко мне, и мы готовились к экзамену по русскому. Мой словарный запас уже был приличного размера. Я понимала всё, что она говорит, даже учителей, учитывая, что они использовали намного более сложные слова, чем было прописано в учебнике. Но не суть важно, сейчас я сидела одна в комнате с девушкой, которая покорила моё сердце с первого взгляда.       Мы опять строили диалог на русском, дабы укрепить мои знания, ведь завтра уже экзамен. — Слушай, а у тебя есть брат или сестра? — поинтересовалась она на русском, лежа на другом конце моей кровати, пока я разглядывала её. — Да, старшая сестра и младший брат. — И каково это? Просто я всегда была одна в семье, и мне было интересно, каково это иметь ещё кого-то. — Херово, — ответила я с некой тоской на душе. — Почему? — округлив глаза, спросила девушка. Всё её внимание тут же сфокусировалось на мне. — Ну, знаешь, старший ребёнок — это всегда самый ответственный, на него возлагают все надежды. Самый младший — вечный распиздяй, ему только стоит чего-то захотеть, как все начинают плясать вокруг него. А быть средним — это словно... не существовать. Тебя никогда не замечают. Ты не надежда семьи, ты не выйдешь из тени старшего и не будешь настолько же любим, как младший. Поэтому меня словно не существует в нашей семье. — Из-за моих слов Одель сильно погрустнела и потупила глаза в пол, будто пыталась подобрать нужные слова. — Зато ты есть здесь. Ты существуешь, я же вижу тебя, слышу и чувствую, — тихо, почти шёпотом, произнесла она, касаясь кончиками своих тёплых пальцев моей холодной руки. Хватка стала настойчивее, и её ладонь нежно окутала мою. — Может, им и всё равно на тебя, но мне нет, понимаешь? — Я лишь могла украдкой кивнуть. Всё моё тело дрожало от волнения, я чувствовала тепло, что исходило от неё. Мне было одновременно хорошо и очень страшно. Я в первый раз что-то подобное чувствовала. А сердце застучало так быстро, что я думала, что оно вот-вот остановится.       Наше молчание длилось недолго, его прервала сама Одель. — Знаешь, ты можешь мне всегда выговориться и рассказать обо всём, что чувствуешь, я тебя никогда не осужу, — проговорила она привычно для меня на английском. — Можно тогда расскажу об отце? Он мне сегодня писал. — Конечно, — нежно улыбаясь, ответила она, всё так же не отпуская мою руку. Я пыталась как-то собраться с мыслями и понять, с чего начать. Слова путались, а мысли, как назло, убегали. Но я смогла поймать нужный лад, хоть и с трудом. — Он у меня ещё та мразь. Даже сам дьявол нервно курит в сторонке, глядя на его выходки. Хотя моя мать не лучше, она такая же. Все они хуже зверей. Богатые ублюдки. Ещё в детстве мне рассказали одну тайну нашей семьи – позорную тайну, из-за чего он, скорее всего, меня и ненавидит. Моя мать искренне любила его, несмотря на то что ей было всего шестнадцать лет, когда она встретила его. У неё ничего не было, она была обычной оборванкой, если можно так сказать, в то время, когда он был взрослым мужчиной голубых кровей. Естественно, не имея никакой мужской фигуры в семье, как пример, она нашла её в нём и по уши влюбилась. А этот мудак нашёл покладистую малолетку и привязал к себе деньгами и статусом. Она буквально зависела от него, как в финансовом плане, так и в моральном. Потом у них родился ребёнок — моя старшая сестра Ника. Она была плодом искренней любви, гордостью семьи, в общем, идеальным ребёнком и примером для меня. Но прошли годы. Моя мать поняла, что тот мужчина, которого она полюбила, не был тем, за кого себя выдавал. Он оказался слишком жестоким куском говна, который начал вечно её избивать, ведь знал, что теперь она никуда не денется. Теперь они были женаты, и у них есть ребёнок — куда она уйдёт, не имея ничего своего? Всё принадлежало ему. Но моя мать оказалась не из простых, и вместо того, чтобы собрать волю в кулак и уйти, она просто начала изменять ему налево и направо. Так она и залетела мной. От кого – никто не знает, слишком много было половых партнёров даже в один день, чтобы найти виновного. А когда отец узнал об этом, то, не найдя, на ком выпустить злость, выпустил её на мою мать. Он не хотел её терять, ведь где ещё найдёт такую дурочку? Поэтому решил просто отвести её на аборт, а затем приставить к ней двух личных детективов, чтобы навсегда контролировать и не допустить впредь такой ошибки. Но я не знаю, судьба ли это была или глупая ошибка врачей, но аборт оказался неудачным, и плод вместе со мной остался в ней. Они поняли это, когда уже было слишком поздно, и не знали, что делать, кроме как рожать. Отец, конечно, был вне себя от ярости и по сей день выпускает её на мне. Мать он так и не смог простить и чуть ли не каждый день припоминает ей об этом, но не уходит, держит её на коротком поводке. Зачем – сама не понимаю. В какой-то момент мать не выдержала всего этого, и ночью, когда мы с сестрой спали, пыталась повешаться. Кажется, снова сама судьба подсказала мне, что делать, и подала сигнал. Я проснулась и, увидев мать, висевшую на шнуре от удлинителя, разбудила сестру, и вместе с ней мы сняли её. Она осталась жива. Возможно, на зло отцу, либо её время в тот день ещё не пришло – не знаю. Но она по сей день живёт с ним и слушается его, как собачка своего хозяина. Затем, по его инициативе, родила сына, моего брата Пола, даже поперёк своей воли. Но, возможно, она искренне любит Пола. По крайней мере, так это выглядит со стороны. Мой же отец, что в брате, что в сестре, души не чает – он любит их обоих, но только не меня. Ведь я всего лишь какая-то глупая ошибка шлюхи, по его словам. — Весь мой рассказ Одель слушала, затаив дыхание, лишь изредка хмурила брови. Когда я закончила, то наши взгляды пересеклись, и на моих глазах выступили слёзы. Я не хотела ей показывать своей слабости, но у меня было такое чувство, будто она понимает меня. Будто я могу искренне рассказать ей всё, что меня мучает, и она меня утешит, услышит и успокоит. — Ты не одна, — тихо произнесла она, и её голос, словно нежный свет, пробился сквозь мрак. — Многие проходят через подобное. Это не делает тебя менее важной или менее ценной. — Расстояние между нами уменьшилось. Она села напротив меня, не сводя взгляда. Я почувствовала, как её слова проникают в мою душу, вызывая странные чувства, которые я давно уже закопала. Как будто ледяная оболочка вокруг моего сердца начала трещать. Я смутно осознавала, что все эти годы прятала свои чувства и игнорировала боль, но сейчас, рядом с Одель, это стало почти невозможно. — Я просто… не знаю, как жить с этим, — призналась я, вытирая слёзы рукавом. — Порой мне кажется, что единственное, чего я заслуживаю, — это страдания. — Одель взяла меня за руку; её тепло напомнило мне о том, что доброта ещё существует. Её глаза встретили мой взгляд, и я увидела в них искренность и понимание. — Ты заслуживаешь любви и счастья, — продолжала она. — Не позволяй никому убедить себя в обратном. Ты сильнее, чем думаешь. — Её слова, как будто отрезвляли меня, заставляли смотреть на себя под другим углом. Я начала осознавать, что, несмотря на свой сложный путь, у меня есть шанс. Шанс быть счастливой, шанс изменить свою жизнь. — Спасибо тебе, — сказала я, склонив голову к ней в знак благодарности. — Главное, чтобы ты знала: ты не одна, — повторила она и немного улыбнулась, целуя меня в макушку. — Давай попробуем начать всё с чистого листа. Ты не просто "ошибка", ты – личность, и у тебя есть право на счастье, как у всех остальных. — Я кивнула, чувствуя, как что-то внутри меня начинает меняться. С Оделью мне было спокойнее, и я доверяла ей. Возможно, именно такая поддержка была мне нужна. Мы сидели в тишине, и я могла лишь надеяться, что впереди нас ждет что-то лучшее. Девушка глубоко вздохнула, и к её взгляду постепенно вернулась задумчивость. Я заметила, как она колебалась между желанием поделиться своей болью и страхом проявить уязвимость. Но в её глазах возникла искра решимости, и я поняла, что она готова рассказать теперь свою историю. — Знаешь, — начала она, глядя куда-то вдаль, — у меня никогда не было отца, поэтому мне не понять тебя до конца. Моя мама всегда говорила, что он ошибся, когда оставил нас. Я выросла, чувствуя себя ненужной и ненормальной, словно клеймо на лбу говорило всем вокруг, что я недостойна любви. — Её голос дрожал, но она продолжала делиться своей историей. — Моя мама была строгой, словно полковник. Она всегда ставила высокие ожидания и никогда не позволяла мне быть собой. Я должна была соответствовать тому, что она считала "достаточным". Она часто унижала меня, говорила, что я ни на что не годна. Иногда это доходило до физического насилия – пощечин, ремней… Я помню, как боялась её. Каждый день я старалась угодить ей, чтобы избежать её гнева. — Я слушала, не в силах отвести взгляд. В её словах звучала настоящая боль, и эта искренность притягивала меня ещё больше к ней. — Когда мне исполнилось двенадцать, мама решила, что я недостаточно хороша, и отправила меня сюда. Она говорила, что так у меня будет шанс стать лучше, как будто это решение могло исправить меня. Я чувствовала себя преданной! Как она могла так меня оставить?! — На её лице появилась тень боли, перемешанная со злостью, но Одель продолжала. — Интернат – это место, где все были похожи на меня, но я всё равно оставалась одинокой. Я старалась построить здесь дружбы хоть с кем-нибудь, но страх предательства мешал мне. Я не могла доверять, не могла быть открытой. Я всё время думала, что, если меня снова откажутся любить, понять и принять, я больше не смогу вынести этого. — Как ты справляешься с этим? — спросила я, абсолютно очарованная её смелостью. — Я много рисую, читаю и пишу, как ты могла заметить. Это помогает мне выразить чувства, которые я не могу показать. Я создаю миры, где могу быть свободной и счастливой. Но после встречи с тобой всё будто рухнуло. Ты меня зацепила. Ты не похожа на остальных здесь. Они будто бы все ненастоящие, пустые. А ты... А ты будто живешь. Радуешься, смеёшься, хоть и носишь такую тяжесть в душе. Даже после комнаты наказаний ты вышла без слёз, а с такой злостью, это читалось даже в твоей походке. Она тебя не сломила, а наоборот, разожгла какой-то огонёк несправедливости в тебе. Ты очень сильная и смелая. Мне Айрон рассказал, как ты вступилась за него и была готова получить наказание за двоих. Я действительно восхищаюсь тобой. Ты стала неким примером для меня. — Её голос стал тише, и я увидела, как её глаза наполнились слёзами. Но это были не слёзы боли, а скорее... счастья?       Мне было невероятно тяжело слышать её историю, но в то же время я чувствовала, как эта честность освобождает нас обеих от тяжести. — Я всегда закрывалась в себе, — продолжала Одель, — но встреча с тобой изменила что-то внутри. Я поняла, что не должна прятаться. Страх больше не должен управлять мной. Мы обе можем начать заново, — тихо проговорила девушка, держа меня за руки и глядя в глаза с надеждой. С такой надеждой, с какой уличный щенок смотрит на прохожих, надеясь, что его заберут домой. Я без раздумий заключила её в объятия, своеобразно успокаивая. — У нас есть возможность измениться, — прошептала я, осознавая, что Одель стала не только соратницей, но и моим единомышленником. Этот момент стал для меня важным – не только я смогу довериться, но и она приняла этот риск. — Да! — улыбнулась Одель сквозь слёзы. — У нас есть шанс! Да, мы уже прошли через ад, но теперь у нас есть силы и право на счастье! Мы не одни! — ликовала она. А я чувствовала, как груз, который тяжело давил на мои плечи, немного ослаб. Одель посмотрела на меня с такой теплотой, что мне стало легче, словно её взгляд был эликсиром, который освобождал от старых ран. — Знаешь, — сказала она медленно, — я всегда думала, что если мне удастся сбежать от своей мамы, всё изменится. Но убежать от своей боли не получилось. Я поняла это только здесь, с тобой. Невозможно просто оставить всё позади, нужно научиться прощать. — Прощать? Как говорят здесь: "Бог всё простит, если замолить грехи". Может ли человек сделать то же самое? — Прощение – это ведь не только способ избавиться от боли, но и возможность освободиться от тяжести, которую мы носим в своих сердцах. По сути, это то же самое, что и грех. Он тоже приносит нам боль, тоже давит на душу, но почему тогда грех надо замаливать перед Богом? Почему я не могу сама простить свои грехи? Вот и «проебались» католики... — Я никогда не прощала свою мать и отца, — призналась я, и, прежде чем осознать, что говорю, слёзы снова выступили на глазах. — За все те слова, за боль, за непринятие. Я всегда думала, что они просто не понимают, что это была не моя воля родиться, но сейчас понимаю, что часть их проблем – это их собственные страхи. Они ведь сами «проебали» какую-то часть себя, и, возможно, именно поэтому не смогли полюбить меня. — Это тяжело, — тихо произнесла Одель. — Но, возможно, прощение –это не знак слабости, а акт мужества. Дать себе шанс быть свободной.       Мы обе замерли, уставившись в никуда, осознавая, что творим что-то важное. Словно пазлы встали на свои места, и мы начали понимать, что можем делать нечто большее, чем просто выживать. — А как насчёт мечты? — спросила я, приняв решение не прятать свои желания. Мечты, которые были затоптаны страданиями. — Есть ли у тебя что-то, о чём ты всегда мечтала, но боялась этого? — Оделия задумалась, её глаза заблестели. — Я всегда хотела путешествовать. Увидеть мир, узнать, какие бывают другие жизни. Я мечтала стать поэтессой, писать и вдохновлять людей. Но мама всегда говорила, что это не работа, что я должна искать "достойное" занятие. — Её голос затих, и я поняла, что это мечта, на которую было наложено табу. — Да, я помню, я раньше тоже избегала всего, что казалось мне честным и искренним, — добавила я. — Страх мешал действовать. Но теперь… — Я сделала глубокий вдох, чувства накатывали волной. — Давай сделаем это вместе, Одель?! Давай осуществим наши мечты! Зачем ждать, пока кто-то другой нас поймёт или поддержит, если мы можем сделать это для себя?! — Она посмотрела на меня с удивлением, и затем на её лице расцвела улыбка, подобная свету после долгой зимы. — Ты права. Мы можем поддерживать друг друга... В следующем месяце хотят поставить школьную пьесу, и я думала поучаствовать в этом и написать сценарий... Так я смогу хоть немного показать, на что я способна... — И я могу помочь тебе, — ответила я с энтузиазмом. — Мы сможем сделать это событие важным моментом в нашей жизни! — В этот миг я осознала, как далеко мы зашли, и это чувство свободы наполнило нас обеих. Мы были готовы подняться над тем, что нас мучило, и бросить вызов тем барьерам, которые за годы образовали железобетонные стены. — Давай создадим жизнь, в которой нам будет уютно, — произнесла я, и Одель кивнула с полной решимостью. Мы смотрели друг на друга с тихой надеждой, и я знала, что, как бы ни было сложно, мы вместе не только найдём путь к исцелению, но и вернём свои мечты в мир.

***

      Я сидела за столом в своей комнате, окруженная тетрадками, учебниками и заметками на русском языке, а погода за окном была хмурой и холодной. Осень в самом разгаре, и совсем скоро придет зима. Я уже несколько дней изучала этот грубый язык, и хотя мне нравилось открывать новые горизонты, усердные занятия иногда казались мне настоящими пытками. — О, как же все сложно! — воскликнула я, уставившись на очередную страницу с непонятными правилами грамматики. — Почему "я ем" и "он ест" так отличаются? Это абсолютно нелогично! — В этот момент дверь приоткрылась, и в комнату зашла Одель, моя "подруга" и соратница в изучении языка. Одель была родом из России и прекрасно говорила по-английски. Она была как раз тем самым мостиком между двумя нашими культурами, который помогал мне справляться с здешней обстановкой. — Чего ты так расстроена? — спросила Одель, идя к столу с улыбкой, а в её руке лежала чашка с горячим чаем. Я опять не пришла на ужин, заменив его подготовкой, и в такие моменты Одель часто приносила мне еду или чай в комнату, чтобы я совсем не погибла. — Просто русский такой сложный! Я боюсь не сдать устный экзамен, — призналась я, прижимая ладони к щекам. Одель прошла ко мне и села на край стола, подперев подбородок руками. — Не переживай! Мы со всем справимся! — Её оптимизму не было предела. — Какая у тебя сейчас проблема? — Поинтересовалась она, кладя руку на моё плечо. Её тепло всегда так сильно успокаивало меня. Она прекрасно знала, как поддержать, и не оставляла попыток сделать так, чтобы я чувствовала себя увереннее. — Я не понимаю, как правильно составить предложение с этими словами, — произнесла я, указывая пальцем на задание. Одель пробежалась по нему изучающим взглядом. — И в чём сложность? — Спросила она, посмотрев на меня с приподнятой бровью. — Что значит слово "полна"? — Тут взгляд Одель сменился на задумчивый. — Как бы тебе это объяснить? Знаешь прилагательное "полный"? Пример: полный стакан чая. — Ну это значит, что стакан доверху наполнен чаем, там нет пустоты, — ответила я утвердительно на английском. — Вот именно. А "полна" — то же самое прилагательное, только в женском роде. Какие слова у тебя еще есть? — Чаша, полна, лесная, звуков, разных. — И как ты составишь из них предложение? — Лесная чаша полна разных звуков? — В принципе да, можно было также сказать: "Лесная чаша полна звуков разных". Русский язык слишком многогранен. Запомни, — ласково добавила девушка, трепля мои волосы.

***

      День перед экзаменом стал настоящим марафоном. Мы, как всегда, сидели в моей комнате поздно вечером. Одель объясняла мне грамматические правила, помогала с произношением и даже рассказала парочку интересных историй из русской культуры. Мы прочитали несколько коротких рассказов и обсуждали их, что значительно способствовало погружению в язык. — Может, ты попробуешь рассказать о своём любимом русском писателе? — предложила Одель во время последнего занятия. — Конечно! Я изучала Толстого последние дни. Его "Анна Каренина" – такая глубокая и трогательная история. Но я всё ещё не уверена, что смогу это объяснить на русском, — ответила я, поправляя свои заметки. — Постепенно! Давай попробуем. Я начну, а ты продолжишь, — предложила девушка. Таким образом, я смогла составить своё собственное мнение об авторе полностью на русском языке, не исключая нескольких ошибок, конечно. Я смогла затронуть глубокие философские идеи и даже личные переживания. Атмосфера была просто непринужденной, и это подстёгивало меня ещё больше. Наконец, после множества занятий, я почувствовала, что готова. Я впитывала знания, как губка, и уверенность в себе становилась всё сильнее.

***

      Приближался час экзамена, и я ощутила, что начинаю нервничать. Я уселась на краю своей кровати, просматривая последние заметки. Вдруг ко мне подошла Одель и, не спрашивая, села рядом. — Ты готова? — спросила подруга, глядя на меня с добротой. — Я не знаю, — вздохнув, я встретила взгляд девушки. — Эта злая директриса… Она всегда такая строгая. А если я забуду слова или запутаюсь? — Помни, что ты уже многого достигла! Если ты запутаешься, просто остановись на секунду и подумай. Я верю в тебя, — успокаивала меня Одель, обняв. Я кивнула, и уверенность начала возвращаться.       Когда пришло время экзамена, я робко подошла к классу с неким трепетом. Дверь открылась, и я зашла в класс, в котором уже ждали остальные ученицы. Директриса, строгая и безжалостная, сидела за столом, внимательно изучая всех присутствующих. — Кевин, вы готовы? — спросила она, вызывая меня на экзамен. Я глубоко вдохнула, стараясь держаться спокойно. Выйдя к доске, я начала рассказывать о Толстом, его влиянии на российскую литературу и значении его работ. Я пыталась вспомнить всё, что рассказывала Одель, и вылить душу в свои слова. К сожалению, не обошлось без ошибок. Когда преподавательница задала вопросы, я несколько раз запнулась, но постаралась собраться и продолжала отвечать. Наконец, экзамен подошёл к концу, и я, полная нервного напряжения, вернулась к своей парте.       Когда экзамен завершился, я вышла из кабинета, чувствуя, как всё напряжение уходит, и заметила Одель, стоящую у стены с самым лучезарным выражением лица. — Ну как? — спросила она с нетерпением. — Я не уверена, возможно, не всё было идеально, но я старалась, — ответила ей и ощутила, как тяжкий груз в этот же момент свалился с моих плеч. Одель остановила меня и, глядя в глаза, сказала: — Я всё слышала, и ты была просто великолепна! Я горжусь тобой. Для меня ты уже победитель, независимо от результатов. — Я тут же почувствовала, как внутри разливается радость. Ощущение поддержки и гордости переполняло меня. Вдохновлённая и благодарная всем урокам Одель, я улыбнулась. Девушка подошла ближе и, не раздумывая, наклонилась, поцеловав меня нежно и с благодарностью, словно это было вознаграждение за все мои старания и прогресс. Этот поцелуй был неожиданным, но в то же время невероятно сладким. Я чувствовала её горячие, пухлые губы, как они с трепетом и некой жадностью впивались в мои. Я могла лишь стоять как вкопанная и неумело отвечать на её манипуляции. Это был мой первый поцелуй, и его так легко украла самая красивая девушка в моей жизни. Хотелось бы, чтобы это длилось вечно, но нет. Она разорвала поцелуй. — Спасибо, Одель, за всё! Я бы не справилась без тебя... — Прошептала я, краснея и опуская взгляд в пол. Мы стояли рядом, крепко обнявшись, и чувствовали, что между нами возникла ещё более глубокая связь. А что будет дальше, можно было только гадать.