Секреты и Маски | Secrets and Masks

11 апреля Гермиона потратила два дня, полных попыток и разочарований, прежде чем, наконец, сумела освободить Энджел и Честер от чар Крауча, сковавших их голоса. Это оказалось невыразимо сложным и изнурительным процессом, требующим упорства и терпения, но их сияющие лица, когда они впервые за долгое время услышали собственные голоса, стоили всех усилий. Сара и Меган, так их звали. Их настоящие имена. Сара – редкий огонь, её характер такой же пламенный, как и яркие рыжие волосы, а голос низкий и грубоватый, будто она курит по пачке сигарет в день. У неё всегда было что сказать — чаще всего это были проклятия в адрес Крауча и его последователей. Каждый второй её выпад был оглушительным ругательством, направленным на всех, кто встал на её пути. Квинзел не скрывала шока от такого напора, тогда как Дафна и Тео, напротив, развлекались. Меган была её полной противоположностью — сдержанная, говорила едва достаточно, чтобы Гермиона поняла её историю. Ей было двадцать два, когда Крауч выследил её в магловском убежище Лондона. Её акцент выдавал её происхождение с окраин Ист-Энда, что лишь усиливало уверенность Тео в том, что она — дочь какого-то местного босса. Меган лишь слегка улыбнулась, не подтверждая, но и не опровергая догадки. Хотя группа предлагала им остаться на ферме – или воспользоваться одним из других безопасных мест, которые Малфой организовал, – после нескольких дней раздумий они решили жить на одной из баз Ордена, где было больше шансов встретить таких же, как они, беглецов. Гермиона понимала. Их захват оторвал их от семей, и, хотя вероятность воссоединения была ничтожно мала, об этом никто не стал говорить вслух. Малфой и Гермиона отвезли девушек в аэропорт Ист-Мидлендс, а Джинни и Флер приехали их встретить. Джинни улыбнулась и сказала Гермионе, что Кингсли свяжется с ней, чтобы договориться о встрече. Она велела следить за почтовым пунктом, который они использовали для передачи сообщений между двумя сторонами, а затем аппарировала прочь. Когда Сара и Меган ушли, в спальне снова начались «музыкальные стулья». Блейз и Астория остались в своей комнате. Тео и Дафна разделили комнату Тео. Квинзел заняла место, которое, по мнению Гермионы, должно было принадлежать Малфою, а Гермиона и Малфой спали на диванах в гостиной. Прошла неделя, прежде чем Кингсли захотел, чтобы Малфой и Гермиона отправились на базу Ордена. Мирная неделя, когда никому из них не нужно было думать о сражениях, нападениях или приказах начальства. Чертовски приятная неделя, когда никто не думал о войне и мог просто заняться давно забытыми делами. В эти первые дни даже самая обыденная рутина стала глотком свежего воздуха. Квинзел замкнулась, погруженная в свои мысли, и остальные подхватили её обязанности, давая ей пространство для горя. Гермиона даже могла поклясться, что однажды услышала, как Малфой напевал, помогая Астории с готовкой. Малфой строго запретил покидать пределы фермы без крайней необходимости. Тео нарушил запрет на второй день, но утром вернулся с подарком — винтажным кассетным плеером и старыми кассетами 80-х. Малфой был вне себя от ярости, но Дафна светилась от радости, и отныне дом наполнился жизнерадостной музыкой. Улыбки теперь были заразительными, а смех и подавно. Почти каждый день они собирались вокруг кухонного острова, пили виски и слушали кассеты, которые украл Тео. Они танцевали – точнее, Тео, Дафна, Астория и Гермиона. Все, кроме Малфоя и Блейза, которые довольствовались наблюдением. Однако на четвертый вечер, после множества виски и уговоров – Дафна и Тео скандировали: «Мы любим танцевать с Драко», – Блейз и Малфой всё-таки встали. Под «Карму Хамелеона» даже они сдались и неуклюже присоединились к остальным, под громкие аплодисменты Дафны и Тео. Гермиона с удивлением наблюдала, как Малфой, казалось бы, знает все песни, включая «Stayin' Alive» от Bee Gees. Видеть, как он поет и танцует пьяный посреди ночи, стало её новым любимым воспоминанием. Думая о Саре и Меган, Дафна продолжала заниматься своими делами с привычной решимостью, но уход девушек словно освободил её от бремени воспоминаний. Она и Тео снова были неразлучны, деля между собой всё: тренировки, работу по дому и, кажется, даже мысли. Гермиона не могла её винить. Сама она, скорее всего, отреагировала бы точно так же. Она без труда вернулась в их семью, и почему бы нет? Она всё ещё была её частью. Это всё ещё была её семья, и ничто никогда не изменит этого. Всё своё время Дафна проводила с семьёй и на уличных тренировках. Для дуэлей она использовала палочку Астории. Долгое отсутствие тренировок давало о себе знать, но она быстро обретала уверенность и былые навыки. Она напоминала Гермионе балерину: быстрые и лёгкие движения ног, то, как она кружилась, как изгибалось её тело и как часто она поднималась на носочки. Дафна не говорила о Крауче и всём, что с ним связано. Как она и обещала, она взяла то, что он сделал, положила в коробку, заперла её и отказалась открывать, пока не закончится война. Если в глубине души ей и было больно, то никто не догадывался. Дафна оказалась хорошей актрисой. Даже лучше, чем Тео. Она всегда выглядит красиво и безупречно. Всегда искренне улыбалась, показывая ямочки, и Тео… Тео ожил. Больше не было того пустого и безжизненного взгляда. Он снова смеялся, улыбался. Каждую секунду он проводит с Дафной, и та грусть, которая постоянно витала над ним, словно призрак, исчезла. Однажды утром Гермиона застала их танцующими на кухне во время готовки завтрака. Она проснулась в одиночестве под звуки «Somebody to Love» Queen. Дафна была одета только в один из джемперов Тео и они оба использовали лопатки как микрофоны. Гермиона стояла в дверях с улыбкой на лице и смотрела, как Дафна крадет у Тео микрофон, а он хватает её за запястье, крутит вокруг себя и снова начинает танцевать. На ферме и территории рядом Дафна старалась вести себя, как обычно, но стоило ей уйти с Тео в подвал… Никто из них не рассказывал в подробностях о том, что происходит, но они всегда возвращались оттуда счастливые, крепко обнимались, шептались и хихикали друг другу на ухо. Гермиона даже смогла снова взяться за рисование. В одном из многочисленных ветхих сараев, что были разбросаны по всей ферме, она отыскала старые кисти и несколько банок с краской. Всего четыре цвета, кисти — сбитые и запутанные, но пара ловких заклинаний вдохнули в них новую жизнь. Поэтому, когда Гермиона не могла сбегать с Малфоем по магазинам или заняться делами по дому, она рисовала. Было так приятно снова взять в руки кисть. Это была часть нормальной жизни, которая позволяла ей чувствовать, что война наконец-то подходит к концу. Пока она рисовала, ее мысли, как это всегда бывало, разбегались. Небольшая фреска с ромашками на кухне сделана с мыслями о родителях и фальшивой могиле, которую она могла бы поставить для них после войны. Конечно, их тела не будут захоронены внутри, но, по крайней мере, ей будет куда их навестить – и где возложить цветы в память о них… Когда она начала рисовать пляж и водопады в ванной, думала о Малфое и всех тех пляжах и местах, куда они собирались отправиться в воображаемой «другой жизни», а когда начала рисовать маковое поле в коридоре, задумалась о своем будущем. Что она на самом деле собирается делать со своей жизнью, когда всё это закончится? Астория и Блейз собирались найти дом в центре Лондона и, возможно, даже завести семью. Тео и Дафна уже обсуждали идею снять квартиру где-нибудь неподалёку, но Гермиона… Каждый раз, когда она задумывается о своем будущем, она никак не могла определиться, чего хочет.  Она не может вернуться в Хэмпстед-Гарден, одна только мысль об этом вгоняла в дрожь. Для нее там больше ничего не осталось, придется искать себе новый дом. Гарри и Джинни как-то сказали, что после войны в их доме всегда будет место для неё, но после всего, что она сделала, захотят ли они, видеть ее рядом со своими детьми? Нет, она не может остаться с ними, но жить одной или долгое время оставаться на одном месте... это тоже не устраивало её. Она подумала, что всегда может принять предложение Малфоя путешествовать с ним. Возможно, ей это даже понравится. Каждую неделю новая страна... Проводить с ним дни в исследованиях, а ночи... Гермиона отдернула руки, зашипев от неожиданно обжигающей воды. Она быстро повернула холодный кран, смывая с рук остатки красной краски, и, обхватив раковину, посмотрела на своё отражение. Девять дней её рутина была неизменна: каждый вечер она склонялась над зеркалом, задирала голову, проверяя, не появится ли кровь в ноздрях. И каждый раз — ничего. С момента первого кровотечения прошла неделя, и оно больше не повторялось. Утешение ли это или тревожный знак? Гермиона тяжело вздохнула, снова вглядываясь в свое отражение. Она не чувствует себя иначе, не видит в себе никаких изменений, но все равно её мысли упорно возвращаются к этому. Внезапные носовые кровотечения не были чем-то, к чему она привыкла. В детстве у неё даже не было простуд. Она вспомнила, как когда-то играла с девочкой по имени Джессика Райтер или Лайтер — точно вспомнить не могла. Та часто страдала от носовых кровотечений. Гермиона помнила, как однажды, когда они весело смеялись на детской площадке, кровь у Джессики пошла так внезапно, что Гермиона в панике побежала за помощью, думая, что девочка умирает. Отец объяснил, что это обычное дело. Но она так и не привыкла видеть кровь — ни тогда, ни теперь. В дверь ванной комнаты постучали три раза. — Грейнджер, — услышала она голос Малфоя с другой стороны. — Ты готова идти? — Да, минуту. Прошло мгновение, прежде чем она услышала отдаляющиеся шаги Малфоя. Она бросила последний взгляд в зеркало. Малфой ждал ее на кухне. Он облокотился на обеденный стол, сложив руки на груди, и слегка нахмурился. В стороне сидела Дафна, свесив длинные ноги с кухонной тумбы, а между её коленями стоял Тео. Они были обращены к Малфою, но их внимание было сосредоточено больше друг на друге. Дафна уютно устроила руки на плечах Тео и прижалась подбородком к его макушке, касаясь её мягкими прядями. Тео в ответ, словно забыв о присутствии других, держал её за бёдра, небрежно и нежно выводя пальцами кружевные узоры на её коже. — Ты долбаеб, — насмехался Тео. — Как ты можешь считать, что Конрад Вайс лучше Виктора Крама? Мы видели, как Крам играл на Кубке мира по квиддичу, и он был феноменален! Даже твоя мама так считала, а она ни черта не смыслит в квиддиче! Малфой вздохнул и закатил глаза. — Крам не так уж хорош. Тео разразился очень громким — очень фальшивым — смехом. — Правда? И поэтому вы с отцом поставили двадцать галеонов на то, что он станет лучшим ловцом всего Кубка мира по квиддичу? — Нет, не ставили. — Да, — усмехнулся Тео. — Ставили. — Не ставили! — Да, блондинчик, — прощебетала Дафна. — Я была там, когда ты заключил пари. Ты сказал, что купишь нам с Тори подарок, если выиграешь. — Ага! — воскликнул Тео, поднимая указательный палец вверх. — Вот оно! Леди заговорила! У нас есть свидетель, ваша честь, дело закрыто! Мы победили! Вы проиграли! Дафна тихонько захихикала, а потом наклонилась и что-то прошептала Тео на ухо. Тео рассмеялся, а затем прошептал ей что-то в ответ. — Ну, блять, началось, — огрызнулся Малфой. — Она считай пять минут как дома, а чертовы близнецы-шептуны уже вернулись. Не так уж и много времени ты потратила на то чтобы прийти в себя? Дафна улыбнулась и очень элегантно показала Малфою средний палец, а после запустила руку в кудри Тео и начала нежно массировать его затылок. Тео закрыл глаза и наклонил голову к ее руке. На лице заиграла образцово довольная улыбка. — Прости, Драко, — Дафна усмехнулась. — Полагаю, мы не должны быть так строги... учитывая обстоятельства. Малфой нахмурился. — Какие обстоятельства? — Ты знаешь, — голос Дафны упал до язвительного шепота, — обстоятельства. — О каких долбаных обстоятельствах ты говоришь?! — О боже, вы слышали это? Он притворяется, что не знает. — Я знаю. Он все отрицает, — Тео хмыкнул и покачал головой, обращаясь к Дафне так, словно они здесь только вдвоем. — Думаешь? — Определенно. — Бедный парень. — Жаль, правда? Хотя Дафна и Тео, казалось, потрясающе проводят время, накручивая Малфоя, он выглядит так, будто вот-вот взорвется. — О чём, чёрт возьмите, вы говорите?! — Да ничего такого, — Тео пожал плечами. — Просто констатируем факт. — Какой факт?! Тео откинул голову назад, чтобы посмотреть на Дафну. — Может, расскажем ему? — Что расскажете?! — Что у тебя внезапная неприязнь к тому, кто раньше был твоим любимым игроком в квиддич... — Он никогда не был моим любимым игроком в квиддич! — …потому, что он переспал с нашей кудрявой гриффиндоркой? Малфой громко рассмеялся и снова закатил глаза. Даже Гермиона подумала, что это выглядело немного чересчур, слишком наигранно. — Неужели ты думаешь, что я буду недолюбливать Крама, потому что он, много лет назад, один раз переспал с Грейнджер? — Да, — в унисон ответили Дафна и Тео. Когда Малфой издал сердитый звук и покачал головой, Дафна снова что-то прошептала Тео на ухо. Тео ухмыльнулся и что-то прошептал жене в ответ. — Может, хватит уже шептаться?! Дафна и Тео на мгновение игриво посмотрели на Малфоя, а затем Тео прошептал ей что-то еще, прикрыв рот рукой, чтобы Малфой не смог прочитать по губам. Как раз в тот момент, когда казалось, что Малфой вот-вот задушит Тео, на кухню вошла Гермиона. — Драко, — поприветствовала она, борясь с улыбкой. — Ты готов идти? Тео захихикал, когда Дафна что-то прошептала ему на ухо. Малфой мельком глянул на Тео и Дафну, не пропустив их едва скрытые улыбки, и, направившись к кухонной двери, тихо приоткрыл её, пропуская Гермиону. Как только она шагнула за порог, за спиной послышалось приглушенное хихиканье — Тео и Дафна, скрываясь за ним, изображали кнут, посмеиваясь над его сдержанным видом. На улице Малфой и Гермиона шли рядом, плечом к плечу. В какой-то момент её рука едва ощутимо коснулась его, и ей показалось, что пальцы сами собой готовы протянуться к его руке, так просто было бы сцепить их. И тем не менее, она удержалась, подавляя порыв. Немного поодаль, Нарцисса неподвижно сидела, подставив чешуйчатые крылья тёплым лучам позднего полудня. Крылья аккуратно обвиты вокруг её изящного тела, голова опущена, а когти уверенно держат остатки мёртвой лошади, от которых она методично отрывала последние кусочки. Но как только Малфой и Гермиона приблизились, она заметила их, медленно подняла голову, её яркие глаза настороженно наблюдали за каждым их движением. — Ты не пойдёшь с нами, — тихо, но уверенно произнес Малфой, когда Нарцисса начала подниматься, будто собираясь последовать за ними. — Прости, девочка. Дракониха раздраженно хмыкнула и посмотрела на Гермиону. Это почти рассмешило ее, как будто та пыталась получить второе мнение. — Он прав, — ответила Гермиона, прикусив губу, чтобы скрыть улыбку. — На этот раз ты должна остаться здесь. Мне очень жаль. Гермиона протянула руку, чтобы погладить ее, но Нарцисса раздраженно зашипела и отвернулась. Оказалось, что для такого большого и смертоносного зверя она довольно чувствительна. Гермиона сделала мысленную заметку спросить у Хагрида, нет ли у него еще шейных суставов Гриндилоу. Это могло бы ее развеселить. Кстати, об этом…  — Ты можешь пообещать, что сегодня будешь вести себя как можно лучше? Малфой нахмурил брови и ухмыльнулся. — На что ты намекаешь? — Ты знаешь, на что я намекаю. Это большой шаг для Ордена. Кингсли пригласил нас лично. Они приглашают нас на свою базу. — Так и должно быть после того, как мы украли и собственноручно доставили им чертов крестраж. Можно подумать, что после всего этого они хотя бы пришлют за нами золотую карету, и нам не придется добираться туда самостоятельно. Гермиона похлопала его по плечу. — Что? Это меньшее, что они могли сделать. Можно подумать, они сначала немного подмаслили нас, прежде чем рассказывать о дурацкой лазейке в нашем контракте. — Что за лазейка? — Та, которая означает, что мы не получим помилования после войны. Гермиона хотела снова ударить его, но он отмахнулся. — Не говори так. С чего ты взял, что он не собирается давать вам помилования? — Да ладно, он же не пригласил нас к себе на базу, чтобы выпить чашку чая и поздравить. Есть что-то ещё. — Нет, — прошипела Гермиона. — Он пригласил нас туда, чтобы обсудить следующую фазу плана. Благодаря тебе они уничтожили еще один крестраж. Теперь он никак не сможет отказаться от своих слов. — Ты думаешь, что слово Кингсли что-то значит? — Малфой рассмеялся легким, почти мальчишеским смехом. — Конечно, значит... — О, простите. Он дал Непреложный обет, который я пропустил? — Ну, нет... но это не значит, что он не будет соблюдать... — Кингсли хочет сохранить контроль над Орденом, и он будет делать это только до тех пор, пока люди доверяют его суждениям и верят в него. Да? — Да. — А те люди на базах вместе с ним – те, чьи голоса – единственное, что удерживает его у власти, — они потеряли членов семьи, да? Их близких убили Пожиратели смерти и тому подобное? Как думаешь, что они почувствуют, когда увидят, что он помиловал двух самых безжалостных Пожирателей смерти… — Трех самых безжалостных Пожирателей Смерти, — перебила Гермиона. — Я имела в виду это, когда говорила, что собираюсь добиться помилования и для тебя. И Дафны. Я добьюсь помилования для всех вас. Я заставлю Кингсли поклясться.  — Грейнджер, слово Кингсли ни черта не значит. — Нет, — огрызнулась она. — Он обещал, что помилует вас, если вы достанете ему крестраж. Вы сделали это. Вы выполнили свою половину сделки... — А потом я раскрыл наше прикрытие, и теперь мы для него бесполезны. — Ты разрушил свое прикрытие, чтобы защитить меня! Малфой одарил ее одной из тех однобоких ухмылок, которые заставляли ее сердце трепетать. — Для Ордена это не имеет значения. Я раскрыл наше прикрытие. Мы не можем больше выдавать секреты и не можем уничтожить армию Волдеморта больше, чем уже уничтожили. Так что если Кингсли не хочет отправить нас за последним крестражем, мы для него бесполезны. Он больше ничего не может от нас получить. А если он считает нас бесполезными, у него нет причин нас защищать. Гермиона не хотела признавать его правоту. Кингсли был человеком практичным, хладнокровным, и для него выживание Ордена всегда было на первом месте. Он стал выдающимся лидером, но не из-за стремления к справедливости — его сила была в безупречном расчете. Малфой, отдавший все, что у него было, когда сменил сторону и предал семью, стал изгнанником. Теперь и он, и все, кто ему дорог, обречены на бегство. Любая встреча с последователями Волдеморта означала смертный приговор. Они поставили на карту всё, чтобы помочь Ордену, жертвуя прошлым, настоящим, надеждами на будущее. Гермиона никогда не думала о том, что будет, если другая сторона в итоге не примет их. Что, если Кингсли нарушит обещание? Что тогда? А если Кингсли помилует всех остальных, но откажет Малфою? Что тогда произойдет? Его отправят в Азкабан? Или еще хуже. Он бы... он бы казнил его? Слегка отвернувшись, она наблюдала за тем, как на спине Нарциссы шевелятся чешуйки, пока та пожирает добычу. Мысль о том, что он может умереть, терзала её как яд. Мысль о том, что ей придется видеть его смерть, удерживать его в руках, когда свет его глаз погаснет, стоять над его могилой… Она не думала, что когда-либо испытывала боль такой силы. С трудом переводя дыхание, она, сама не осознавая, прижала руку к груди, словно пытаясь унять мучительную тяжесть в сердце. Нет, она не позволит ему умереть. Даже если ей придется самой отбиваться от Кингсли, она сделает все, чтобы он жил. Она сделает так, чтобы он был счастлив, даже если им обоим придется исчезнуть. — Как ты думаешь, сколько времени ей понадобится, чтобы долететь до Рима? — Что? — спросил Малфой. Не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что он нахмурился. — Нарциссе, — уточнила Гермиона. — Как ты думаешь, сколько времени ей понадобится, чтобы долететь до Рима? — Восемь часов, может быть, девять. А что? — И она могла бы это сделать? Если бы ты попросил ее об этом? — Да.. в чём дело?   — Я передумала. Думаю, нам стоит начать с Рима. Она почувствовала взгляд Малфоя на своем лице. — После войны, — сказала Гермиона, — когда мы будем путешествовать вместе, я думаю, нам стоит начать с Рима. Я всегда хотела увидеть Колизей. — В этой другой жизни? — Да. Или ты шутил? Его брови сошлись, и он облизал губы. — С чего вдруг ты думаешь об этом? Гермиона пожала плечами, пытаясь изобразить безразличие. — Конец войны теперь кажется более вероятным, не так ли? Нагайна – единственный оставшийся крестраж. Возможно, другая жизнь, о которой мы говорили, не так далека. Так что я подумала... может быть, пора начать планировать. Его серо-голубые глаза мягко засияли, светлея до прозрачной голубизны, словно отражая каждый её вздох. Он не спеша обдумывал её слова, но, наконец, протянул руку. От этой едва заметной улыбки у Гермионы перехватило дыхание. — Значит, это свидание. Его ладонь была не просто приглашением на аппарирование — это было обещание будущего, договор, заключённый без слов. Когда всё закончится, они будут путешествовать вместе, увидят мир, позволят себе жить без оглядки и хоть раз, по-настоящему, проживут жизнь. И в тот момент, будто это самая естественная вещь в мире, Гермиона вложила свою ладонь в его руку.

***

Когда они аппарировали в аэропорт Ист-Мидлендс, Джинни и Флёр уже ждали их. — Это действительно необходимо? — недовольно протянул Малфой. Гермиона заметила, как он изо всех сил старался говорить спокойно, но раздражение всё равно прорывалось в его голосе. — Мы могли бы просто аппарировать туда сами. Няня нам не нужна. — Прости, — вздохнула Джинни. — Приказ Кингсли. Малфой выглядел так, будто кусал язык, сдерживая себя от колкой реплики. И не в переносном смысле — он действительно прикусил язык, словно это было единственным способом не сказать что-то резкое. Джинни решительно взяла Гермиону под локоть, а Флёр — Малфоя, и в следующий миг земля исчезла у них из-под ног. — Разваливающаяся больница? — скривился Малфой, когда они приземлились на новом месте. — Это что, вы действительно выбрали её как центральную базу? Как тут вообще можно что-то делать? Здесь же всё в ужасном состоянии! Это было мягко сказано. Гермиона не думала, что вообще когда-либо видела здание в таком плачевном состоянии. Оно большое, но заброшенное. Все окна выбиты, западная стена полностью отсутствует – возможно, её задело взрывом, – и всё выглядит так, будто его никто не использует уже много лет. Да, оно незаметно и хорошо вписывается в окружающую обстановку, но с какой стороны ни посмотри, Гермиона не понимала, как можно считать это место безопасным. Казалось, если сильный ветер подует, то снесёт это здание. — На самом деле, — сказала Джинни, и в её голосе, как и в глазах, отчетливо показалось недовольство, — мы пришли к выводу, что это самое лучшее место. Много комнат, кроватей, медицинских принадлежностей, а значит, мы можем лечить и спасать раненых гораздо быстрее. И выглядит оно так только благодаря чарам Дезиллюминации, которые мы на него наложили. Когда вы окажетесь на другой стороне… знаете что, я даже не буду объяснять. Убедитесь сами. Это были чертовски сильные дезиллюминационные чары, даже Малфой должен был отдать Ордену должное. Когда они переступили порог, больница полностью преобразилась. Стены рематериализовались, разбитые окна внезапно восстановились, а следы войны исчезли. В одно мгновение больница стала обычной. — Я нужна в лазарете, — сказала Флёр, когда они добрались до бывшего приёмного покоя. — Рада была снова увидеть тебя, Гермиона. Малфой. — Кабинет Кингсли здесь, — произнесла Джинни, указывая головой на коридор по левую сторону. Пока Джинни вела их по коридорам, никто даже не прошёл мимо. Гермиона думала, им должен был хоть кто-то встретиться, но нет. Никого. Это странно. Всё странно. Размеры здания позволяли разместить сотни солдат и беженцев, так почему же никого нет? — Какая это больница? — спросила Гермиона, когда они начали подниматься по второму пролёту. Джинни замолчала, и на мгновение Гермионе показалось, что её не услышали. Она уже собиралась повторить вопрос, когда Джинни ответила: — Кингсли просил меня не говорить тебе. А. Значит так. Эти уровни очищены, потому что они не хотят, чтобы другие члены Ордена вступили в тесный контакт с Малфоем или Гермионой. Кингсли по-прежнему не доверяет им. Малфой прав. Джинни явно чувствовала себя неловко, произнося это, и хотя она, очевидно, была не согласна, кровь Гермионы всё равно закипела. Да как он вообще смеет им не доверять?! Малфой отдал за них всё. Он рисковал всем, он достал для них очередной крестраж, и Кингсли всё ещё не доверяет ему?! Что ещё он должен был пожертвовать, чтобы они увидели в нём что-то хорошее? Что ещё Кингсли хочет заставить его сделать, чтобы доказать свою верность?! Самому убить Волдеморта?! Это было чертовски нелепо! Гермиона не проронила ни слова, пока они проходили через отделение неотложной помощи и поднимались по лестнице в ортопедию. Когда они дошли до кардиологии, Джинни остановилась. — Если хотите, можете подождать здесь, Кингсли придет за вами, когда будет готов. Гермиона кивнула и опустилась на одно из пластиковых розовых кресел в зоне ожидания. Она избегала смотреть на Джинни — злость кипела слишком сильно, и она не хотела выплёскивать её на одну из своих старейших подруг. Джинни не была виновата в том, что Кингсли оказался таким упрямым идиотом. Когда она ушла, Малфой сел на стул рядом. Они пробыли в зале ожидания всего несколько минут, прежде чем она почувствовала холодные губы Малфоя у своего уха. — Ты в порядке? Гермиона просто кивнула. Не доверяла себе говорить, не с этим огнём, зажжённым её гневом. Малфой больше не произнёс ни слова, но когда её нога начала нервно стучать по полу, он положил руку на её бедро и мягко сжал, пытаясь успокоить. Это действительно помогло. Немного. Через несколько минут Малфой посмотрел в сторону входа. — Ты это слышишь? — Что слышу? Какой-то стук. Как дождь, падающий на крышу каравана. Как… детские шаги. Гермиона улыбнулась и поднялась на ноги. — ТЕТЯ МИОНА! Как только маленький пучок рыжих волос выбежал из-за угла, Гермиона подхватила его на руки. — ТЕТЯ МИОНА, ТЫ ЗДЕСЬ! — радостно завопила Роуз, обхватывая шею Гермионы своими маленькими ручками и обнимая её со всей силы. — ТЫ ВЕРНУЛАСЬ! МЫ ТАК ПО ТЕБЕ СКУЧАЛИ, ТЕТЯ МИОНА! ТАК СИЛЬНО! — Я тоже скучала! — Гермиона зарылась в ломкие рыжие волосы Роуз. — Я так скучала по тебе и твоим братьям! Мне так жаль, что меня не было рядом! — Всё в поярядке, — щебетнула Роуз. — Но мы с Федди подарили папе картину, которую сделали для тебя. Он подавил её тебе? — Да, он подавил... подарил... он подарил её мне. Мне очень понравилось. Спасибо тебе большое, — Гермиона опустила Розу на землю и встала перед ней на колени, чтобы их глаза были на одном уровне. — Посмотри на себя! Посмотри, как ты выросла! Ты теперь такая большая. — Я знаю, — гордо сказала Роза, подняв подбородок вверх. — Я теперь больше, чем Фвед! — Нет, не больше! — Грейнджер? — спросил Малфой. Похоже, что он отступает. — Почему здесь еще один рыжеволосый ребенок и почему он смотрит на меня? Выражение лица маленького Фреда Поттера, когда он смотрел на Малфоя, было забавным, но выражение лица Малфоя было просто уморительным. Фред выглядит озорным и заинтригованным, а Малфой презрительно испуганным. — Это Фвед, — сказала Роза. — Мой брат. — Братец-близнец, — поправил Фред. — Мы близнецы. — Близнецы? — спросил Малфой. — В смысле, отпрыски Поттера и Уизлетты? — Да, — ответила Гермиона. — А почему ты спрашиваешь? — Ты хочешь сказать, что есть еще одна партия рыжеволосых близнецов с ДНК Уизли и способностью появляться из ниоткуда? — Малфой задохнулся. — Ну это... какой смысл продолжать сражаться в этой войне? Миру и так уже конец, — когда Роза и Фред начали хихикать, Малфой бросил на них взгляд. — Над чем вы двое смеетесь? — Ты забавный, — усмехнулась Роза. — Это не смешно. — Ты очень смешной, — усмехнулся Фред. — И у тебя смешные волосы. — Какое отношение мои волосы имеют к... — Они такие блестящие. — Да, – согласился Фред. — Они похожи на волосы единорога. — А тете Мионе нравятся твои волосы? – спросила Роза. — Мне кажется, ему нравятся ноги тети Мионы, — сказал Фред. Роза склонила голову набок и озорно ухмыльнулась. — Так вот почему ты их сжимал? Малфой бросил умоляющий взгляд на Гермиону, но помощи не нашёл — она была слишком занята тем, что едва сдерживала смех. Роуз подняла обе руки над головой и направилась к Малфою. Гермиона, привыкшая к жестам близнецов с рождения, сразу поняла, что это значит: Роуз хотела, чтобы Малфой её поднял. Малфой же смотрел на неё так, будто перед ним оказался дикий зверь с приступом бешенства. — Грейнджер, что оно делает? — Она, — поправила Гермиона, — хочет, чтобы ты взял ее на ручки... — На ручки, — сказала Роза, разгибая маленькие пальчики, чтобы ему было легче понять. — Нет. — А я! — сказал Фред, присоединяясь к сестре и надвигаясь на Малфоя, подняв руки над головой. — На ручки. На ручки. — Нет. — На ручки. — На ру-у-учки. В ту самую миллисекунду, когда Малфой достал палочку, в его сторону полетело синее проклятие. Он с легкостью отразил его. Близнецы закричали, когда отражённое заклинание врезалось в стену. Обернувшись, Гермиона увидела, как Джинни и Рон несутся по коридору. Рон был похож на разъярённого быка, его палочка дымилась в руке, а Джинни делала всё возможное, чтобы замедлить его. — ОТОЙДИ ОТ НИХ! Близнецы, наверное, никогда не видели своего дядю в таком гневе. На их крошечных личиках отразился страх. Фред прыгнул в объятия Гермионы, а Роза спряталась за Малфоем, дрожащими руками сжимая заднюю часть его брюк и пряча лицо за его ногой. И Малфой… Его рука зависла над лицом, как будто закрывая ее. Он защищал ее. — Я СКАЗАЛ УБЕРИСЬ НАХУЙ ОТ МОИХ ПЛЕМЯННИКОВ! — Рон, тише! — Джинни что-то прошептала себе под нос. — Близнецы в безопасности! — В БЕЗОПАСНОСТИ?! ОНИ С ПОЖИРАТЕЛЕМ СМЕРТИ! — Рон вытащил палочку и направил её на Малфоя. — Убери, Рональд! — Гермиона прижала Фреда к груди и попыталась наклонить его так, чтобы он не видел своего дядю. Не нужно пугать ребенка еще больше. Джинни попыталась вырвать палочку у Рона из рук, но он намного выше и сильнее. На конце палочки начал загораться еще один синий огонек. Фред захныкал и спрятался в объятиях Гермионы. Роза начала плакать позади Малфоя. — Отойди от Розы! — Это ты пугаешь ее, Уизел, а не я, — спокойно сказал Малфой. Он кивнул в сторону палочки Рона и крепко сжал собственную в руках. — Лучше убери палочку, пока я ее не сломал. — НЕ СМЕЙ ГОВОРИТЬ МНЕ... — Если вы все закончили, — сказал другой голос. Гермиона сразу же узнала его. Как раз в это время появился Кингсли, — Гарри ждёт вас всех троих в моем кабинете. Успокаивать Рона оказалось очень утомительным занятием, а успокоить Фреда и Розу было не менее сложно. Бедные близнецы впали в истерику к тому времени, когда Джинни забрала их и оставила наедине с остальными. Розу было практически невозможно оторвать от Малфоя. Кингсли провёл всех троих в свой кабинет – Малфой и Рон всё это время убийственно смотрели друг на друга – и как только они оказались внутри, Кингсли наложил на комнату заглушающие чары, затем запирающие чары на дверь и уселся на большое мягкое кресло за своим столом. Гарри сидел на кожаном стуле перед столом Кингсли, но как только Гермиона вошла он поднялся с кресла и тепло обнял её. — Скучал по тебе, — прошептал он ей на ухо. — Я тоже по тебе скучала. Гермиона и Малфой сидели в креслах вдоль левой стены. Гарри вернулся к своему, а Рон прислонился к стене, нахмурившись. — Ну что? — спросил Рон. — Что? — Тебе удалось выведать у Крауча что-нибудь о том, где держат Нагайну? Глаза Малфоя потемнели. Он провел языком по внутренней стороне щеки. Гермиона знала, он теряет терпение. — С чего ты взял, что мы знаем, где Крауч? — Так сказали Сара и Меган, — Рон пожал плечами. — Сказали, что вы посадили его на цепь в фермерском доме и пытаете его, чтобы получить информацию. Когда Малфой приподнял бровь и уставился на Рона, он выглядел совсем как его отец. Сплошное высокомерие и ледяной гнев. — Правда так сказали?  Рон оттолкнулся от стены. — Послушайте, — сказал Гарри, вклиниваясь между ними. — Нам неважно, у вас Крауч или нет и что вы с ним делаете. Наш главный приоритет — найти змею и убить ее. — Вы уничтожили медальон? — спросила Гермиона. — Да, — кивнул Гарри. Он выглядит весьма довольным собой. Почти улыбался. — Мы уничтожили его 2 апреля мечом Гриффиндора. Хорошо. Они стали на шаг ближе. Значит, теперь оставалась только змея. — И что? — Гарри нервно посмотрел на Малфоя. — Крауч что-нибудь сказал? — Нет. — Нет?! — Рон фыркнул. — Почему нет?! Я думал, вы, ребята, должны быть экспертами пыток! — Мы не будем пытать его ради информации, — холодно сказал Малфой. Рон сжал руки в кулаки.  — Почему? — Называй это возмездием, — ответил Малфой. — Но это не значит, что пытать его абсолютно бесполезно. — О? — Кингсли чуть приподнялся в кресле, его интерес внезапно возрос. Он положил локти на стол и сложил руки перед собой. — То есть? — Только Беллатриса знает, где именно хранится Нагайна, но после моего предательства я сомневаюсь, что Волдеморт доверит ее кому-то, кроме себя. Все присутствующие в комнате кивнули, они и сами пришли к подобному выводу. — Крауч был самым ярым сторонником Волдеморта более двадцати лет. Этот человек одержим. Он посвятил целый год воскрешению Волдеморта, а тот так и не сделал его Маской Демона. — И в чем смысл этой истории? Если Рон сделает еще один подобный грубый комментарий, Гермиона уверена, Малфой ударит его. Она даже удивлена, что он еще не сделал этого. — Я хочу сказать, — терпение Малфоя кончилось, и его глаза вспыхнули гневом, — что Крауч для Темного Лорда – все равно что фанатка. Он посвятил Лорду свою жизнь и знает его мысли лучше, чем кто-либо другой. Он знает, как думает Волдеморт, даже лучше, чем я. Кингсли начал барабанить пальцами по тыльной стороне ладони – он всегда так делал, когда глубоко задумывался. — Понятно. Думаешь, он сможет вычислить, где хранится змея? — Да, или способ ее выманить. Когда они вчетвером обсуждали следующий этап своего плана, Гермиона начала отключаться. Она пыталась щебетать, когда могла, но ее внимание все время рассеивалось. Тут ее привлек тихий шум. Тихое… гудение? Жужжание? — Ты это слышишь? — спросила Гермиона, обводя глазами комнату. Малфой нахмурил брови. — Ты имеешь в виду это очень тихое, но раздражающее жужжание? — прошептал он, обращаясь только к ней. — Да. Оно не дает покоя. Кингсли что-то говорил о том, чтобы послать в Йоркский собор команду маггловских лазутчиков. Малфой сказал, что это плохая идея. Гермиона попыталась слушать, но этот ужасный шум становился все громче. Она готова была поклясться, что он доносится из-за стола Кингсли. Что за хрень издавает этот шум? Казалось, что в его ящике копошится сотня жуков. — Мисс Грейнджер? — раздраженно спросил Кингсли. Гермиона резко подняла голову и увидела, что он пристально смотрит на нее. — Простите. Не могли бы вы повторить? Кингсли не пытался скрыть своего раздражения. — Вы думаете о другом, не так ли? — Нет. Нет, простите, — Гермиона выпрямилась в кресле и попыталась выглядеть как можно более внимательной, но в этот момент жужжание в столе стало громче — превратилось почти в дребезжание — и её взгляд невольно метнулся вниз, прежде чем она успела остановить себя. Шли минуты, а шум становился все громче, и даже Гарри, казалось, с трудом мог отвлечься от этого шума. — Кингсли, – сказал он. — Насчет этого шума... — Какого шума? — Того, что доносится с твоего стола. Он исходит от... — Мы обсудим это позже. — Гермиона не заметила, как взгляд Кингсли скользнул по ней и Малфою, когда он заговорил. Что бы ни издавало этот шум, у Гермионы сложилось впечатление, что Кингсли не хотел, чтобы они об этом знали. — Но это действительно отвлекает... — Все в порядке. — Но если он так сильно шумит... — Я сказал, все в порядке! — Тогда, может быть, нам стоит… — О, ради Мерлина! — пыхтя Кингсли вытащил из стола то, что издавало этот ужасный звук, и хлопнул им по столу. Все вскочили на ноги и столпились вокруг стола, чтобы получше рассмотреть. Это компас. Простой компас с ржавыми золотыми стрелками и гладким дубовым корпусом. Забавно, но Гермиона и подумать не могла, что компас, дребезжащий в ящике, может издавать такой грохот. Но почему он вообще это делает? И почему сейчас он продолжает метаться, словно одержимый? Весь корпус компаса неистово трясся, а циферблат вращался так быстро, что казалось, он может взлететь в любой момент. И если Гермиона была просто очарована причудливыми действиями простого инструмента, то все остальные в кабинете Кингсли в ужасе уставились на него. — Он когда-нибудь делал это раньше? — спросил Кингсли. — Только один раз, — ответил Гарри. — В последний раз, когда мы его использовали. Когда были близки к... — И что оно делает? — спросила Гермиона, наблюдая за тем, как циферблат начал вращаться быстрее, заставляя тонкие металлические стрелки ныть в знак протеста. — На что он должен указывать? — Почему он делает это сейчас? — спросил Рон, задавая другой вопрос, как будто вопрос Гермионы был недостаточно важен. — Конечно, здесь не может быть... — Конечно, не может быть чего?! — взвизгнула Гермиона. — Я никогда не видел, чтобы оно так двигалось, — сказал Гарри. — Я тоже, — Кингсли сурово посмотрел на Рона. — Уизли, иди и собери команду. Мы должны быть готовы, если... — Я не пойду сейчас! — Это не просьба, а приказ! — Кингсли встал из-за стола и уставился на Рона. — Если компас сработал, то у нас не так много времени! Мы должны подготовиться к тому, что... — К чему?! — спросила Гермиона, ее терпение иссякало с каждой секундой. — Кто-нибудь, пожалуйста, объясните мне, что происходит?! Рон громко запыхтел и надул грудь. — Я никуда не пойду, пока эта штука не перестанет вращаться и мы не узнаем, с какой стороны исходит угроза! Угроза? Компас указывает на опасность? Надвигающуюся угрозу? Может быть, Волдеморт и его армия уже близко? Возможно, компас указывает именно на это. Это, конечно, объясняло бы, почему Кингсли был в такой панике. — ЗАТКНИСЬ! — злобно прошипел Малфой. — ВСЕ ПРОСТО ЗАТКНИТЕСЬ И СМОТРИТЕ! Все ошеломленно замолчали и вернулись к разглядыванию компаса. За то время, пока все спорили, он начал замедляться. Золотой циферблат продолжал вращаться, постепенно замедляясь с каждым оборотом. Он вращался по кругу, снова и снова, пока в конце концов... не остановился. Жужжание прекратилось, когда стрелка остановилась, указывая на дверь, перед которой Гермиона замерла. Она подняла глаза, собираясь спросить, что им теперь делать, но тут заметила, что все просто смотрят на неё, словно окаменев. Их выражения... они были одинаковыми, искажёнными ужасом. У Гермионы свело живот. Её словно бросило в морозильную камеру. — Что? — Грейнджер, — голос Малфоя был напряженным и тихим, словно кто-то обхватил его горло руками. Его глаза были ярко-голубыми и ясными, когда он протягивал ей руку. — Подойди и постой со мной немного. — Что? — Пожалуйста, просто сделай это, — сказал он. — Не спорь. Не сейчас. Гермиона сделала это. Когда она начала идти к нему, глаза Малфоя снова обратились к компасу. Все последовали его примеру.  Это... это не может быть. Ведь так? Пока она шла к Малфою, игла следовала за ней, медленно поворачиваясь на циферблате так, что стрелка указывала на нее ровно по центру. Когда она остановилась возле Малфоя, стрелка замерла. — Что происходит? — спросила Гермиона, чувствуя, как паника начинает бурлить в ее груди, словно закипающий чайник. Она готова лопнуть, если кто-нибудь не объяснит ей, что происходит и почему все выглядят такими испуганными. — Почему компас так себя ведёт? Ноздри Малфоя вспыхнули. Он тяжело сглотнул. — Иди и встань рядом с Поттером. — Но что... — Пожалуйста, Грейнджер. Ради меня. Гермиона вернулась к Гарри, и игла последовала за ней. Она не стала задерживаться рядом с Гарри, как это было с Малфоем. Она не чувствовала себя там в безопасности. Как только стало ясно, что игла последовала за ней, она развернулась и пошла обратно к Малфою. Тошнотворное чувство в животе стало еще сильнее, когда она увидела, что стрелка компаса снова следует за ней. В напряженной тишине ее шаги кажутся в тысячу раз громче. Громкими. Невозможно громкими. Но не такими громкими, как скребущий звук компаса. Стрелка всегда указывала на ее грудь. Этого нельзя отрицать. Компас указывает на нее. Он следит за каждым движением, но почему? Сердце гулко билось, оглушая её изнутри, будто готовилось проломить рёбра и вырваться наружу. Малфой был смертельно бледен, как призрак. Его глаза широко распахнулись от ужаса, а челюсть была сжата так крепко, что казалось, она вот-вот хрустнет под напряжением. Когда Гермиона снова оказалась рядом с Малфоем, она взяла его за руку и встала так близко к нему, как только могла. — Драко, — в ее голосе слышалась паника, — ты меня пугаешь. Что происходит? — Гермиона... Я... Мне так жаль... Я.... — Гарри заикался. — Я не знал... Я думал, что мне придется... — Что?! — запаниковала Гермиона. — Что это?! — Этот компас, — сказал Кингсли, — это артефакт, который тебе удалось перехватить на задании перед тем, как тебя схватили. Помнишь? Что это за вопрос?! Как она может забыть такую миссию?! Она чуть не погибла. Симус чуть не погиб. Невилл чуть не умер. Коллин умер на ее гребаных руках. Она не видела артефакт своими глазами, только потрепанную деревянную коробку, в которой он хранился. Деревянная шкатулка, в которой хранилась жизнь Колина. Она ненавидела его тогда и ненавидит сейчас. Она с горечью подумала, что деревянная шкатулка не стоит той цены, которую им пришлось за нее заплатить. — Конечно, я помню! К чему это? — Помнишь, я говорил, что этот артефакт может изменить ход войны? — спросил Кингсли. — Что он наконец-то даст нам шанс на борьбу? — Да, именно поэтому я рисковала своей жизнью, чтобы получить его, но это не объясняет, почему все смотрят на меня так, будто у меня опухоль мозга! Что происходит?! Драко молчал. Кроме дрожащих рук, он не двигался уже почти минуту. Гермиона потянулась к его руке и сжала её. Он был ледяным, и, когда она взглянула на него, ей показалось, что из его глаз ушла сама жизнь. Он выглядел как оболочка, как призрак. Она уже видела такое раньше... таким когда-то был Тео. — Компас, — прошептал Гарри. — Гермиона, он указывает на тебя. Он движется за тобой... — Да, я это вижу, спасибо! Собираешься объяснить, почему?! Ей это не нравилось. Она ненавидела всё происходящее. Она не привыкла задавать вопросы — наоборот, к ней приходили за ответами. Она всегда знала, что делать, всегда могла найти решение. А сейчас... беспомощность обволакивала её, как чернильная мгла, завязывая ей глаза, лишая возможности видеть. Она не могла нащупать выход. Она не могла видеть. Она не понимала, что происходит. Гарри сглотнул, и, взглянув на неё, произнёс: — Артефакт... он указывает на тёмную магию... — Я использую тёмную магию и заклинания смерти постоянно, — Гермиона сжала руку Малфоя, словно надеясь вернуть ему хоть каплю тепла. Безрезультатно. — Естественно, что какие-то остаточные эффекты остаются рядом со мной. Это вполне логично. — Гермиона… — Гарри замялся. — Ты не понимаешь… — Тогда объясни мне! — Ты помнишь, как сильно Волдеморт хотел, чтобы эта штука охранялась? — Да. — Ты помнишь, как он не хотел, чтобы она досталась кому-то еще, потому что была так важна для него? — Да! Гарри не смог продолжить. Его взгляд опустился, и в глазах заблестели слёзы. Гермиона перевела взгляд на Рона, Кингсли, затем на Малфоя, но ни один из них не произнёс ни слова. Она попыталась собрать воедино обрывки мыслей, отталкиваясь от того, что знала. «Если вы сможете достать его, это перевернет ход войны» — именно так сказал Кингсли, когда отправил ее украсть артефакт. Артефакт оказался компасом. Компасом, указывающий на темную магию. Волдеморту он был дорог. Он не хотел, чтобы артефакт попал в чужие руки, потому что его могли использовать против него. Компас указывает на тёмную магию… И он указывает на Гермиону… Дорог Волдеморту… Изменить ход войны… Тёмная магия... Дорог... Изменить ход... О, нет, боже, только не это... Пазл сложился у неё в голове в тот же миг, когда Гарри произнёс эти слова. Будто кто-то сорвал с её глаз повязку, но вокруг всё равно царила темнота. Её руки были свободны, но она всё ещё оставалась в ловушке. И это больше не был мрачный лес. Это была могила. — Гермиона, этот компас указывает на крестражи. Её собственная могила.