
III. Часть 2. О вреде огня.
–
— Короче, дело было в моём далёком детстве. Не сказать, что особо далёком: всё же, оборачиваясь на весь этот случай, хочу заметить, что мыслить у меня тогда было чем, но я всё равно не могу найти оправдание своему отцу… Он был… Удар. Валинур с всхлипом падает на пол, извиваясь, пока отец не возьмёт её за рваную рубаху, словно рыбак червяка. Шипение... — Уродом. — Как я только мог тебе доверить такое, ты меня выставила олухом! Всё демасийское писание изрисовала этими… блудными буквами из алфавита мори! И этими уродцами, кто тебя этому только научил?! — М-м-мама… — Отвечает девочка честно, очень боясь за её судьбу после этого. — Врёшь! Я даже смотреть на тебя не могу, мразь! — Ох, как он меня бил за такую мелочь тогда… Он был демасийским священником. Как он поступил на службу, я видела всю деградацию его личности сквозь призму маленького ребёнка. Хотя он не стеснялся затирать, что меня ещё не поздно исправить… Видимо, опоздал.— Многих людей наших островов осквернили Нагакейборос. Они видели её слова, молитвы в неё и жертвоприношения как возможность не отмыть, а замыть свои грехи.
— Ну, и я о том же. Он только закапывал себя больше и больше. В глазах всех вокруг. В особенности… — Что ты творишь, Констант?! Она просто ребёнок! Ты… Ты перешёл все границы, прошу! — Клара хватает мужа за лицо, пытаясь вразумить его, а потом и вовсе встаёт между ним и ребёнком. — Что с тобой такое?! За что ты… Мать тоже не выдерживает удара и оказывается на стуле, держась за него пару секунд и почти сразу же закрывая глаза, еле сопротивляясь обмороку. Плач ребёнка становится только громче, как и хватка Константа. — Дай мне преподать тебе урок, —Заговорил он максимально мерзким и устрашающим тоном, таким, что у меня даже сейчас бегут мурашки по спине. Таким, что я перестала видеть в нём родную фигуру, кого-то, к кому я могу прижаться, если мне страшно или я чего-то не понимаю, —Религия твоей матери никчемна. Она верит в то, чего нет, от чего и непонятно, очнется она или нет. Сейчас я покажу тебе, что с тобой сделает вера в смерть.— Это… какой-то кошмар, но… Вера в смерть?
— Э-э-эм… Мори, вроде как, верят в какие-то воплощения Киндред. Не очень разбираюсь в этом. Спроси Райза, как он вернётся.— Верить в смерть… как северяне.
Темнота прерывается звуком растягивания тугой веревки. Валинур проснулась не сколько от этого, сколько от ужасной боли в запястьях, которую почти тут же спровоцировали, когда отец опять потянул её к верху, в этот раз за волосы, поставив на колени. Я плохо помню это. Только помню, что разглядела на другом конце этой длинной, проклятой веревки огромный кирпич. И что он оставлял за собой такой же огромный след, стирая еле проросшую траву. А ещё то, что он проговорил: — Ну, верь в свою смерть, посмотрим, как это тебе поможет! — Столкнул тяжёлый груз Констант, не дожидаясь реакции. — Папа, не надо, я прошу!!! Нет-нет-не… Валинур потянуло практически моментально, повезло, что озеро, где она почти каждый день наблюдала уток и куропаток не было столь глубоким, коим казалось сверху. Как девочка вошла под воду всем телом, она тут же стала сначала тихонько тянуться к поверхности, дотягиваясь лишь указательным пальцем. Ногами зацепиться за землю не выходило, она всплывала ровно в сердцевину водоёма… Девочка застыла на минуту и увидела пузыри, что устремляются вверх вопреки её стараниям. Валинур стала неистово бултыхаться, кусала веревку, этим действием лишь заглатывая воду и предавая саму себя. Девочке казалось, что её все предали, что она уже утонула. Она даже не могла разглядеть силуэт отца через воду — он бросил её даже при смерти. Даже не захотел смотреть, как она умирает от его же рук… — Он ведь даже не узнает, что в тот момент я думала не о вере, а о нём. О том, что я сделала, чтобы это заслужить… Закрывая глаза и теряя последние силы, Валинур резко прекращает борьбу и напоследок мысленно зовёт свою старенькую волчицу. Не помогает… Отец был прав.–
Опушка становится яснее, открывая вид на несмелые холмы с несколькими домишками. Скорее всего, для Иллаой это был культурный шок и возможность быстренько отвести тему, но она им никак не хотела воспользоваться, что удивляло Харгайлирет. После своего небольшого рассказа та чувствовала себя, мягко сказать неловко. — И что ты думаешь насчёт его поступка сейчас? — Всё же придумала следующий вопрос жрица, не желая говорить о тех домах. Она догадалась, что судья росла в подобных. — Что я думаю, что я думаю… — Без потерь перенесла Харгайлирет мысленное возвращение в тяжёлое детство, вернувшись к диалогу и задумавшись. — Да пошёл он на хуй. После ещё одного неловкого отступления, Иллаой кивает и продолжает мысль: — Ты не запаниковала первым делом, как сделали бы все. Ты оценила ситуацию, хотя была очень маленькой, — Всё кивала она, — Очень немногие бы так поступили. — Это ты к чему? — Остановилась Харгайлирет, и в ту же секунду остановилась Иллаой. Намерения Иллаой не были понятны до последнего. Женщины пересеклись взглядом один раз, и после этого Валерия максимально отвела свои глаза вниз, лично позаботившись о том, чтобы это не повторилось. Не желая этого терпеть, жрица приобнимает Харгайлирет, единожды проводя раскрытой ладонью по ее растрепанным темно-каштановым волосам. — … Не надо так делать, — Отходит Харгайлирет, не находя других слов, чтобы описать своё недовольство, — Я об этом не просила. — Но твоя душа просила, ей это было нужно. — Уж больно нужно… А если моя душа попросит тебя прыгнуть с высокого утеса прямиком на камни, ты за ней прыгнешь? — Такова воля моей Богини, — кратко отвечает Иллаой, очевидно, не понимая шутки. Внутри Харгайлирет, кажется, сейчас выбрался из-под воды маленький ребёнок и громко заплакал от того, как на ней сильно отпечатались эти объятия. Делала ли она хуже себе этим? Неизвестно, воистину неизвестно. Настолько давно её не обнимали, лишь она кого-то… Ну уж, давно не обнимали… А Люкс? А койка? А «железная дева»? Никак, зря она отказывалась от этого.–
Две небольших хижины оказались ничем большим, как заброшенными амбарами, растиравшимися вперекор огромным полям нетронутой иштальской кукурузы. Видимо, несколькими неделями ранее здесь произошла ужасная бойня: разбросанные повсюду полностью стальные щиты, кольчужные доспехи и тупо заточенные копья так и манили, отражая мерцание луны по всей поверхности. Однако, Харгайлирет прекрасно знала, почему их не подобрал никто другой… — Смотри, — Потыкала сапогом Валерия один из шлемов, пока у него не отвалилось ржавое забрало, распадаясь на маленькие прутики. — Хм, ну и хренью же вооружают ноксианцев в наше время. — Ерунда, — Со спокойствием всматривается Иллаой в окрестности в поисках чего-то, — Вот что меня беспокоит… Нигде нет ни тел, ни душ, только броня, да оружие. Наверняка, это дело хищников неподалёку. Женщины замирают не секунду-другую, пока Харгайлирет не отвечает нервной и риторической улыбкой, потряхивая винтовкой на пояске. Видимо, намекала на то, что помимо хищников разбежались еще и мертвые тела. — Вашу ж… — Кивком показала Харгайлирет прямо на середину полей, где видно маленький огонёк, — Мы тут не одни, видимо кто-то очень умный додумался факел воткнуть. Прямо перед спелыми и сухими початками кукурузы. Брошенными. — Початки? — Озадаченно, жрица пощупала пушистое рыльце, дотрагиваясь до семян. — Но… Я думала, кукуруза растет на пальмах? — Зайди в поле… Вдруг это ловушка, я пока попробую потушить, — Проигнорировали та вопрос, обернувшись, дабы проверить, не следовал ли кто по их пятам. — И чем же ты потушишь огонь? Ах ты ж… Свело ноги, лица было не почувствовать. Настолько филигранно, настолько мастерски жрица поставила её в тупик, вдобавок ещё и невероятно быстро ускользнув из-под носа. Настолько быстро, что даже бесшумно: лишь слегка клинув глазами направо, в сторонке Иллаой уже не обнаружилось, будто её там и не было. Обернувшись на пугало, Валерия опять замирает. Рядом с пугалом шагала худая фигура с шарфом, вышитым в очень знакомом узоре, хоть и цвета в темноте было не различить. Еле различимыми мазками света у факела Валерии привиделось, что она тоже резко остановилась, выглянув из-за слетевшихся воронов и аккуратно уставившись в ответ. Столько это было завораживающим, что женщина позабыла обо всём на свете, кроме этого мнимого чуда, будто если она отвернется или пойдёт тушить пламя, то…её уже будет не вернуть.
— Нет-нет-нет… — Постыдным шепотом, но перекрикивая внутренний голос, открещивается от очевидного Харгайлирет.Никогда.
— Но я… Я… — Беспомощно наблюдая за удалением фигуры, тянет она вперед кисть к пути, не смотря, куда бредет.Это ты всё сломала.
— Ма… — Не успевает вымямлить та, проливая слезу. Веки приоткрываются, не давая вытечь другим… Стоп. Это ещё что? Валерия была права. Она услышала истошный крик жрицы, такой болезненный, то ли слева, то ли справа… Зубы, что шатались от одного лишь дыхания, затряслись так, как никогда. Пока та давала себе пару слабеньких пощечин, чтобы хоть как-то сосредоточиться на источнике звука, чтобы через пару секунд он повторился. — Я иду! Держись!!! Чуть ли не запутавшись в сапогах, Харгайлирет подбрасывает грязь и пыль на воздух, с тропинки вылетая в поле, но затем остановившись, затаращившись на очевидное место, где должно было быть пугало. Теперь там стояла все та же фигура, все так же не подрагивала и не проявляла ни крупинки эмоций. В руке уже оказался факел.Её ты тоже бросишь умирать?
— За-а-аткнись… — Насильно разжимала она челюсти и двигала языком, сквозь который словер росли кинжалы, — По… шёл… ты…Ради мнимого счастья. Давай опять исчезнем. Давай. Ну же…
— На хуй!!! — Выкрикнула и схватила в панике Валерия голову, а затем быстро отодрала от незнакомки, выбежав в поле. Прямо туда, откуда поступил второй вопль. Хаогайлирет без остановки, всю погоню терзало, что это могло быть. Быть может, это Иллаой и сцапало так тихо? Почему та не крикнула в ответ? Быть может, спасать уже некого? Почему это случилось опять за сегодня? Она очевидно в этот раз не сможет доказать отсутствие своей вины. Чем больше она думала, тем больше задыхалась, тем больше была готова рыдать. Отбиваясь от стеблей и листьев, женщина расталкивала их в стороны, иногда цепляясь ружьём за обросшие желтые лианы. В эту минуту фауна проклинали так, как никогда. Ещё никогда в жизни Харгайлирет не приходилось так часто вдыхать и выдыхать, чтобы поддерживать тело и питать надеждой, что…Хотя бы…
в этот раз ты не опоздала.
Потупив взгляд на том, о чём та, кажется, молилась самой Матери Глубин, судья падает на колени и вдыхает побольше воздуха, срываясь и ударяя земли кулаками. — Ты… чего? — Кажется, Иллаой чувствовала себя виноватой, и непонятно за что. Женщина держала судью, не давая той себе навредить, слегка потряхивая. — Что с тобой Я чего?! Чего я, действительно… — Я… Иллаой, Я с-слышала, как ты орала, я думала… — А вот Валерия чувствовала себя очень виноватой и показывала это в тоне как могла, с жуткой одышкой. — Ну… Нет, такого я не делала. Я забыла твоё имя, поэтому просто… … это были просто глюки. — Кричала «а-а-а»? — Пародирует Валерия дрожащими губами, то, что услышала буквально секундами ранее. — Такое а-а-а… будто тебя вот-вот не станет? — Нет. Я молчала. Ждала, когда ты потушишь факел. Ты потушила факел? Блять. — Пойдем… Я… Просто не хочу про это всё говорить, — Поправила винтовку Харгайлирет, плетясь по краю поля и постоянно посматривая на жрицу. — Понимаю. Я чувствую что-то нечистое в этом месте… — Жрица замолкает, благодаря росту видя больше, чем собеседница. — Но как ты потушила огонь без воды? И… где пугало? Трескающаяся улыбка на лице Харгайлирет говорила сама за себя: никто из них не понял, что всё-таки произошло в этом невинном кукурузном поле, и куда все же подевались все сражавшиеся здесь воины. Вопреки всей этой нелогичности, некоторое количество из урожая было собрано… Валерия приметила на одном из побегов тот самый шарф. Она прижалась к нему и повязала его на шее. — Ты странная, — резко обратилась Иллаой, ощутив это, судя по всему, по неожиданной находке, — Но мне нравится. Кстати… раньше я боялась огня. Поэтому и послушалась. Не хотела рисковать. Сегодня какой-то праздник? Неужели появился ещё один человек, что воспринимает меня адекватной?–
— … то есть, ты кукурузу есть не станешь? — Резко осознала Иллаой, осторожно перекладывая початки на дно сумки, дабы не раздавить ощипанную куропатку. — Не. Я ем только мясо. Буро-зелёная чаща становилась всё тише и спокойнее, затихали даже ночные птицы, Валерии становилось не по себе от того, как она ответила жрице. Ей не хотелось хотелось слышать свое дыхание и фокусироваться на нем… Диалог и правда мог бы сойти на нет, если бы не упорство Иллаой: — Эта кукуруза даже не наша, а ты даже не… Погоди, что? — Потрепала она проводницу за плечо, не веря своим ушам. — Ты ешь только мясо? — Ну-у… Да, от остального меня корёжит. Это началось после моего заключения за попытку свержения власти. Меня там пытали, в тюряге… Пускай я и ничего не помню, когда смотрю на овощи, то у меня всегда во рту этот привкус глины с плесенью, а в нос будто бьёт моча с… Ну, понимаешь, — Харгайлирет развела руками, не желая продолжать — И сколько прошло с... данного? — Месяцев так… — Посчитала по пальцам Валерия, — Восемь, почти девять. — Нет, ну такого же не может быть. Зачем ты врёшь? Ты бы погибла за такое время, пытаясь только мясом, как тебе такое в голову пришло, пускай и из-за боли? — Иллаой, не останавливаясь, ругала как дитя Валерию. — И что ты будешь с этим делать? — Ничего. Пока живу — и на том спасибо. — … Порядок. Кажется, я лезу не в своё русло. Даже если так, то Богиня направит тебя на путь истинный… — Расслабилась Иллаой, опять дотронувшись до плеча. Что-то я её раззадорила… А мне понравилось. Куда-то глубоко она зарывается сегодня. Придётся побольше раскрыться. — На какой такой путь? — Валерия с легкостью спросила это и ступила на поваленную сосну. Похоже, похрабрела. — Когда мы в боли, через боль мы возвращаемся к нашей судьбе. Мы не перестаём чувствовать боль никогда, но именно боль побуждает нас следовать за нашими желаниями, а то и мечтами, — Начала Иллаой, подстраховывая женщину на бревне, не переставая подкладывать большедровк разгорающимся рассуждения. — Ты не слабая за то, что питаешься сейчас только мясом. У меня были такие люди при моем племени, старейшина — при которой меня назвали в Вестницы — называла души таких перевертышами. Они использовали данную… диету, чтобы «охотиться» за тем, что они любят, чтобы воссоединиться с природой моря и понять сущность всего живого. Это пантеон, отличный от тех, что чтёт Нагакейборос, но с годами я стала уважать его со всеми почестями, как только поняла получше. Часто, именно это помогает мне понять, чего я хочу в данный момент. Часто, именно это помогает мне спать по ночам. Желаю я просто жить, потакая нуждам, или же желаю я сосуществовать с ними? Вот и ты думай, хочешь ли ты жить или выживать, и сможешь ли ты найти грань между наказанием болью и освобождением от боли… Опять ступив на землю, Харгайлирет закивала, признаваясь, что не полностью, но всё же слушала и где-то согласилась с Иллаой. Настолько запутанной и неожиданной представлялась эта речь Харгайлирет, что она уже приоткрыла губы, дабы добавить что-то от себя: Ну, надо же где-то вставить пару золотых кракенов. Стоп… Это ещё что? Валерия быстро сняла ружье, не желая подтверждать своих опасений во второй раз за этот безумный день. Что-то пронеслось, еле издав злобный рык, задев, а то и сломав лежащие под соснами ветки. Почти моментально, Встав спереди, Харгайлирет схватила жрицу за руку уже сзади, за спиной, в другой руке между тем пытаясь зарядить винтовку. Так рано?! Ещё ночь же. Они никогда не охотятся по ночам… — За мной! За мной или спрячься, — Полукриком скомандовала Валерия, когда поняла, что уже слишком поздно, ибо до Иллаой до сих пор не дошло. — Нет, нет! Твою... Блять! Ложись! Не желая повторять ошибок, Валерия сразу подготовилась и ударила воздух прикладом, в ответ услышав короткий скулеж. Затем она выстрелила в воздух, как только завидела, что хищник собирался в контратаке укусить Иллаой. Тогда же женщины и рассмотрели в темноте небольшую стаю волков. Небольшую, но достаточную, чтобы загрызть всю экспедицию. — Вон! — Иллаой неуверенно отбросила одного из волков, вдобавок облив содержимым фляги. Было видно, что ее силы уже подходили к концу из-за долгой дороги. Бешеные твари. Харгайлирет пальнула снова и выверено подстрелила зверя, что споткнулся и упал через пару метров, оповестив собратьев о своей скорой смерти. Послышалось только большее рычание. Женщины прижались друг к другу спинами, нервно всматриваясь в темноту, вздрагивая на малейший шорох, на единичный вой. Валерия держала два пальца на курке, пока Иллаой то сжимала, то разжимала кастет, неспешно, с концентрацией кружа кулаком по дуге. — Бей! — Резко завопила жрица, подсекая ногу от удара. Но быстро отреагировать у судьи не удалось. Итак, план «Б». Она шустро, в самый последний момент вхватывается в винтовку обеими костями и бьёт прямо по лбу волка магазином, а потом засекает им за шею быстрым движением. Животное успевает за защитой и, перед этим залаяв, въедается в запястье женщины, заставляя её выстрелить, прямо в грудь. Поспевает и Иллаой, что сбрасывает зверя на пол, несколько раз избивая пасть. Когда закатывает глаза на траве ещё один волк, остальные отступают, буквально поджав хвосты., не переставая скорбеть голосом ни на секунду, Пока вой не прекращался, но отдалялся, Иллаой преклонилась, чтобы получше осмотреть пугающую рану на руке укушенной. — Главное… ты цела, — Та приговаривает, пытаясь отвлечься, — Ты… Сидишь на подорожнике, как раз то, что нужно. Обхватывая объятиями руку, Иллаой неосознанно шокирует Харгайлирет, когда начинает молиться на своем языке, проговаривая каждый слог то отдельно, то в такт, будто волнами. Её татуировки слегка горели, а кровь… будто стала течь медленнее. Боль… остановилась. Будто… я поняла, про что она говорила и говорит. — Лучше? — Не дожидается Иллаой ответа, быстро обматывая укус платком, взятым непонятно откуда. Не из сумки ли с куропаткой? — Да… Но что ты сделала? — Встала Харгайлирет, сначала опираясь на винтовку, а потом и вовсе последовала тропинке, поджидая, как с тяжестью поднимется и Иллаой. — Эта магия, что у тебя сверкала… Верхушки деревьев стали пропускать дым, а их листья слабое свечение от тухнувшего кострища лагеря. — Ничего… Не магия это всё, всё это — твоя душа, — Пожала плечами Иллаой, слегка, по-доброму присмеиваясь. — В таком случае… спасибо мне? — Спасибо тебе. Возьми сумку, дай мне момент… Я догоню тебя. Харгайлирет с недоумением смотрела на то, как жрица опять удалилась за её спиной. Видимо, в кусты. Видимо, её никак не заботило, что волки могли вернуться проверить дорогу с минуты на минуту.–
Свирепо шикая, костёр тлел с новой силой, как только к нему подбросили викелевку и корешки от кукурузы, совсем высушенные. Пригодилось буквально всё, что женщины решили вырвать из маленького путешествия. Где-то сзади уже сушились перья бедной куропатки, на которую то и дело поглядывала Люкс, нервно глотая. Ей это явно не нравилось, но сказать что-либо против после вчерашней потери сознания значило бы... Я не знаю, что у неё в голове. Да ни у кого я не могу мысли прочитать... Но опять она тревожится. — Волки?! Серьёзно? — Забеспокоился Браум, покручивая куропатку на вертеле. — Сейчас же луну еле видно. Браум многое знает об охоте хищников, но... — Да. Кажется, половина стаи напала, и да, очень странно, что так рано… Может, из-за того, что стало позже светлеть. Но ничего критичного не произошло, — Не придумав ничего лучше, Валерия стала красоваться самодельным бинтом, через который пробивалась кровь, — кроме этого. Не волнуйтесь, я в семь годиков уложила лося. Я в этой теме разбираюсь. Афелий скромно похлопал, переберосив короткую косичку через плечо. С раздраженностью заохав, Рената уселась на бревно, растирая свой лоб. О нет! Только не это, я не смогу выполнять твои заказы где-то день, пока не смогу нормально пользоваться винтовкой. Какой кошмар… Между тем, Харгайлирет еле сдерживалась от того, чтобы не пустить слюни с верхней губы на нижнюю. Она облизывала зубы сзади, настолько давно она не ела, кажется, ровно уж день назад. — А где сейчас… Иллаой? — Закономерно спросила Люкс, высматривая тряпье на левом запястье у Валерии. — Она, ну… Ну-у-у, — Показывала жестами непонятно что Харгайлирет, — Вот не надо её сейчас трогать, короче. Давайте, я вам расскажу, какое мы поле хорошее нашли… — А-а… Да! — Показал большой палец вверх Браум, перебирая оставшиеся горячительные напитки. — Понятно. Расскажи, да! Уставившись на резкие звуки из-за леса, экспедиторы были готовы увидеть кого угодно первым, но не Афелия. Он нёс практически полностью пустое ведерко с маленькой рыбёшкой, пока за ним нескромно маршировала Сара Фортуна, что тут же отхватила нож Валерии и стала разделывать их, прерывая рассказ. Взгляд рыжей девушки пугал своей яростью, либо её разозлило что-то в отсутствие женщин, либо… её разозлило присутствие Валерии. — Вот эту куропатку я… — Кто «ты»? — Прошипела Фортуна, да так сильно, что чуть ли не потушила потоком пара весь огонь. Да что с тобой… — Что значит «кто ты»? — Валерия начала хамить в ответ, но максимально спокойно. Так, чтобы вывести её окончательно, чтобы прояснить всё от и до. — Тебя мама не учила, что при общении с людьми нужно соблюдать какие-либо нормы, то бишь, манеры? — А тебя мама не учила, что нельзя убивать своих родителей?! — Встав и боднув ведро каблуком, выкрикнула Сара, слегка добавив. — Рената рассказала мне всё, Валерия. такое?.. Бледное, безумно бледное лицо Харгайлирет некоторое время оставалось неизменным, пока всё не сжалось и не разжалось. Люкс хлопала глазами и держала ладонь у губ. Браум недоверчиво хмурил брови. Молчание за костром оказалось просто невыносимым. И длилось оно бы бесконечно, если бы не появилась Иллаой, что медленно подходила, боясь разгоревшегося спора. Только не она… прошу… — Сара, ты понимаешь, что ты… — Наказным тоном начала Рената. — Сара! — Подоспела Иллаой, чуть не набросившись на подругу. — Подожди, что происходит? — Я спросила тебя, кто ты, блять, такая? — Фортуна с радостью перебивает Гласк и держит Валерию на мушках обеих пушек. Та никак не реагирует, лишь чешет ноздри всей кистью. — Ты… Ты ебаное чудовище. Ты просто нелюдь! Ты последний человек, который должен был отправиться с нами. Я не могу свыкнуться, что была рядом с чем-то таким отвратительным эти дни, с кем-то, кто мог так поступить с самыми близкими людьми в её жизни… Я была права насчёт неё все это время, послушайте меня! Нет… Желая найти какой-либо поддержки, какого-то оправдания, Харгайлирет резонно глянула направо и заметила, как Люксанна внимательно слушала Сару, а потом резко повернула голову на своего опекуна, также испуганно отведя. Через мгновение её приобняла Иллаой, нейтрально выглядывая судью. Подстраховываясь, Афелий воззвал к лунному свету и почти незаметно создал себе оружие, неодобрительно фыркая. НЕТ… Прошу… — Ты… да как ты могла?! Когда моих родителей убили, я… Ты же ещё и маму свою прирезала, когда она была с… Сволочь, у меня язык даже не поворачивается продолжить! — Да, ты права! Но ты ничего не знаешь о моем прошлом, но смеешь заявлять о том, кем я являюсь и кем я не являюсь, — Вскочила с пня Харгайлирет, взяв бутылку крепкого алкоголя, — Никто из вас ничего не знает о моём прошлом, но вы делаете такие смелые выводы! Даже ты, Гласк. Поделилась тем, чем я не хотела делиться больше никогда, прямо за моей спиной… И ты, Люкс. Которая тоже знает эту историю. И которая клялась, что демасийская церковь меня бы простила… Нет. Стоп, стоп, стоп. Не так! Зачем я её ввязываю?! — Но я… я н-не… — Сжав зубы, не выдержала и заревела Люкс. — Я не это имела в-в-в виду…Ты и правда чудовище.
Ух ты. Ты даже меня
удивила в этот раз.
— Не смей так трактовать её эмоции, она боится! — Гладила по голове Иллаой девушку, заставляя Харгайлирет отречься от своих слов. — Люкс… Прости… я… — Затряслась вся Валерия, чувствуя, что она окончательно потеряла контроль над тем, что она говорила, почему и кому. Она говорила максимально тихо, из зубов, — Нет… Нет… Нет… Я повернула не туда. Опять. Опять… Это конец. Я ничто. Валерия, не ведая другого конца, развернулась и без сапогов побежала в противоположную от лагеря сторону, наступая на шишки и ветки, сбрасывая с себя найденный ранее сине-красный шарф. Она услышала как минимум два выстрела, очень много криков со стороны экспедиторов, как злобных, так и волнующихся, но ей было всё равно. Настолько, что она даже ружье у костра оставила. Дальше, дальше, дальше... Мне негде нет места. Заметив словно вылившийся из ниоткуда водоем, она всё же останавливается и поскальзывается, падая на запачканный песок прямо спиной, до шума в ушах и снежинок перед глазами. Женщина, уже замерзая, неспешно смотрит на уцелевшую бутылку крепкого коньяка и делает пару глотков, истерически посмеиваясь. Эффект практически молниеносный. Я получила всё и потеряла всё. Я продала мир и получила ничего. Из-за моей ошибки тридцать лет тому назад. Ещё глоток. Валерия слышит какие-то крики, но списывает это на галлюцинации, за сегодняшний день она поняла, что нет больше смысла доверять никакому сенсору, что ещё доступен ей. И даже выколов глаза и отрезав уши, она всё равно продолжит мучиться. Такова судьба Валерии Харгайлирет,пристава предателей, что своей переменчивостью убила тысячи мори, пожертвовав комфортной жизнью ради мнимого успеха народа, частью которого она никогда и не являлась. Валерия навсегда испортила свою судьбу, и ей уже ничего не поможет. Такие поступки не простить никому. Её все равно ждёт вечные муки, вечные страдания… — А я верю тебе, — Прерывает мысленное самобичевание слишком искренний голос. Но контроль уже не вернуть.Уйди.
— Не надо, — Харгайлирет узнала голос Иллаой, но не повернулась, жалея, тем самым, не показывая заплаканное, по мнению, уродливые лицо, — Уйди. Уйди отсюда. — Ты не плохой человек. Ты просто правда повернула не туда, ты можешь помочь себе, — Успокаивала жрица. — Послушай меня, это очень важно. Я рискую очень многим, общаясь с тобой. Они доверяют тебе, потому что я им так сказала, дать тебе еще один шанс. Послушай меня хорошо, это сохранит жизнь… Вот это тебе точно это ничем не поможет.Я заставлю её уйти.
Харгайлирет, не желая вести диалог, запрокинула бутылку, попытавшись отпить как можно больше. Когда её попыталась отобрать Иллаой, Валерия со всей силы попыталась замахнуться для удара. Мне правда этого не хотелось. Ожидаемо, Иллаой даёт той пощечину, чуть ли не бросая на метр прочь, к бушующей реке. Харгайлирет пытается встать, но безуспешно, лишь трясётся от холода и рукой убирает кровь из-под носа. — Может, я ошибаюсь. Может, тебе и правда уже ничего не поможет, и это глубоко внутри тебя. Может, ты была права, и я зря трачу на тебя время… — Напоследок говорит Жрица, тяжело вздыхая. — Только ты знаешь ответ. Вновь наедине со своими мыслями, Валерия смотрит в расплывающееся небесное плато, то ли под действием алкоголя, то ли под действием галлюцинаций. Голоса все ещё доносились, но теперь, похоже, изрядно насытились всей той болью, коей она себя подвергла, всем раскаленным углям, в кои превращается медленно её тело. А... а-а? Замечая знакомые, очень знакомые четвероногие очертания, Валерия буквально начинает реветь. Теперь она видела сон наяву. Маленький, бурый волчонок пробегал вокруг, пытаясь снять с своей шеи всё тот же разноцветный шарф. Женщину даже не заботило, что хищница была намного моложе, чем при их последней встрече. Настолько обезоруженной была. — Му-у-у-уса-а… — Пробует она подозвать юную волчицу на помощь, но тщетно. Кажется, ей слишком мерзко находиться рядом. — Не-ет… Нет-нет-нет, Муса-а-а! Стой! Ну постой!!! Прошу, прошу тебя… Почему? Ну за что… Я же… Я же пыталась быть хорошей…***
Письмо аккуратно разворачивают
В содержимое внимательно вчитываются
ая сестра. Мне становится всё страшнее и страшнее. Я могу вечно винить во всём мои проблемы с головой. Ведь теперь, видимо, это единственное, на что я смогу полагаться. Остальное я потеряла. Остальное я уже не верну. У меня осталось только моё прошлое, за которое меня ненавидят.
И ты. У меня осталась ты.
Прости, если опоздаю и в этот раз.
Конверт кем-то распечатан и помят
Подпись сохранена:
С любовью и заботой,
К: Кугат Эдитесс, Пилтовер, г.г. Пилтовер
ОТ: Харгайлирет Валерия, Авваль Севгытру, Ноксус