Непрощенный

      — …отдохнуть? — спрашивает в полутьме голос Тэмина. Джонхен открывает глаза. Младший смотрит на него и снова поглаживает колено. Джонг вопросительно поднимает брови. — Говорю, хочешь отдохнуть?       Старший кивает. Из-за бесконечного дня кажется, что нормально он спал когда-то до дебюта. Минхо встает, убирает его тарелку и говорит:       — Идите, я помою. Только это… Джонг, раз ночуешь у Тэмина, хоть подушку забери, что ли.       — Я возьму, — донсэн подскакивает и убегает.       — Прямо щенок, сейчас журнальчик принесет. Или тапки, — вполголоса говорит Онью и внимательно разглядывает лицо Джонга. — Ты точно знаешь, что делаешь?       Джонхен пожимает плечами:       — А ты бы сумел сразу во всем разобраться на моем месте?       Лидер хмурится, мотает головой и тихо добавляет:       — Ты там… поосторожней, что ли. Он ведь еще совсем…       — Знаю, — сухо отвечает Джонхен, заметив, что Онью понимает в ситуации с младшим куда больше, чем озвучивает. А это означает еще кое-что: может, Ки тоже в курсе. От одного имени в голове кавардак, Джонг отметает его подальше, чувствуя знакомых черных муравьев на позвоночнике.       Он резко поднимается, чтобы стряхнуть насекомых. Еще раз благодарит Минхо и бредет в комнату Тэмина. Зайдя, включает свет и оставляет дверь нараспашку. Через полминуты в проеме появляется разноцветный пухлый ком тряпок, из-под которого выглядывают черные спортивки донсэна. Джонхен слабо улыбается:       — Ты все сразу решил сюда перетащить?       — Я же не знаю, что надо, ну, порылся там… На всякий, — глуховато отвечают тряпки и движутся прямо на Джонга, стоящего у дивана. Тэмин сваливает ком и начинает перебирать, бубня скороговоркой. — Подушка, четыре футболки, одна та-с-акулой-ты-любишь, джинсы, ты-на-той-неделе-купил, спортивки-носки-толстовку взял, а еще…       Джонг кладет руку на плечо донсэна — тот замирает с серой толстовкой в руках.       — Спасибо, Тэминни, — младший улыбается. — Только надо с дивана убрать. Моя очередь тут лечь.       — Или р-рядом… — щеки донсэна розовеют. — Как раньше, Джонг.       Старший прекрасно помнит. Когда Тэмин был младше, временами приходил в их с Ки комнату. Так как приходилось спать на разных койках (на всякий случай; Кибом параноил почем зря: Ыйсу никогда к ним не заходил и, похоже, искренне считал, что комната — Джонхена с Тэмином, а Ки живет отдельно) — младший проскальзывал в его кровать, говоря, что замерз, или ему одному у себя страшно. Кибом ворчал, что, если баловать, ребенок никогда не вырастет, или прогонял к Онью с Минхо. Но Тэмин отвечал: «Хватит ревновать, хен», — чем бесил Ки, а Джонг в голос хохотал при виде раздраженного лица своего парня. Ему казалось, что ревновать тут не к чему: младший тогда не проявлял интереса ни к своему полу, ни к противоположному. Но через пару лет Тэмин замкнулся, стал меньше разговаривать и приходить перестал. Кибом облегченно вздохнул. А Джонг посчитал, что это все переходный возраст. Но те моменты, когда младший порой спал на его руке, искренне обнимался и часто бормотал во сне «хен», Джонгу нравились. Было в этом что-то… домашнее. Как котенка пригреть. Хм, или щенка… Но сейчас старший не знает, что ответить.       — Диван неудобный, — Джонхен замечает хитринку в глубине глаз Тэмина. — Очень. Больше подходит для пыток.       Джонг смеется. Легко и переливчато, как цельный и свободный человек. Смеется впервые после поездки домой. Просто потому, что попытки младшего выглядят забавно. Нервы тут не при чем.       — А днем другое утверждал. Зачем же ты его взял тогда?       — Для посиделок, а не полежанок! — Тэмин кладет толстовку сверху на кучу одежды с таким решительным видом, будто не позволит ее сдвинуть ни на миллиметр.       — Ладно-ладно, понял, — Джонхен смотрит на кровать. А она ведь удобная… — Ну, уместиться-то уместимся…       Младший кивает, откапывает из-под одежды его подушку и спрашивает:       — Кино хочешь посмотреть?

***

(Читать под: Taemin — «Slave»)       Переодевшись в уже свою домашнюю серую футболку (какие у него свободные вещи, оказывается) и спортивки, Джонхен разрешил донсэну выбрать фильм. Тэмин врубил какой-то ужастик среднего пошиба, а старший отключился практически на начальных титрах. Было тепло, даже жарко от плеча, на которое устало упала голова. Сквозь сонную пелену он иногда чувствовал, как Тэмин шевелится, легко гладит макушку. Младший вставал один раз, аккуратно подвинув его. Но когда стихли звуки фильма, Джонг провалился в темную вату, из которой не хотелось выбираться. По краю слуха прошелся звук хлопка входной двери, но разлепить глаза и сообразить, кто пришел, не вышло. Когда он перевернулся на спину, к нему прижался кто-то горячий, пахнущий лимоном и, кажется, имбирем. Джонхен рефлекторно обнял тонкое тело. Нос уткнулся в копну мягких волос, защекотало в ноздрях. Он отодвинулся, потом перевернулся. Его обняли со спины знакомые руки. В затылок прошелестело «хен».       Давно не было так уютно. И почему Бомми так редко засыпает рядом? Видно, у него был тяжелый день, и он забил на все предосторожности. Джонхен вздыхает. В темной вате слышатся отголоски ворчания: Ки что-то бубнит насчет чужих духов. Старший не успевает оправдаться — рядом возникает Тэмин, задающий вопрос: «Я не ошибся?» В чем, Джонг не может вспомнить, но отчего-то знает, что младший прав. Пока он кивает, донсэн подходит ближе и прижимает пальцы к его губам. «Хочешь», — говорит Тэмин спокойно. Это не вопрос, а констатация. Джонхен снова кивает, но тут Кибом кричит что-то про мерзавца, и старший вздрагивает. Он почти проснулся, разлепил на секунду веки.       Потолок еще сероватый, рассветает. Значит, можно пока поспать. Джонхен снова на спине, а рядом лежит калачик — Бомми. Отвернулся, отобрал почти все одеяло и закутался с головой, как в кокон. Джонг, поворачивается на бок, цепляет край одеяла и аккуратно тянет на себя — Кибом шевелится и все-таки пускает погреться. Старший подлезает под ткань, обнимает и закрывает глаза. Ки, наверное, сменил шампунь, поэтому стал вкуснее пахнуть. Так и тянет попробовать. Джонхен зевает, прижимается крепче и целует шею. Сначала у самой кромки волос, затем спускается ниже. Бомми сильно вздрагивает и пытается отодвинуться. Наверное, ему жарко. Ну, ничего, потерпит. Джонхен не пускает, скользит ладонью по бедру, улыбается в поцелуй и чуть втягивает кожу в рот. Солоноватая. Отрываться не хочется, и он проводит по ней языком.       Ки громко вдыхает, вытягивает ноги и пытается убрать его руку. «Не выйдет», — думает Джонг, прижимается к ягодицам и, поднявшись рукой по футболке, поглаживает грудь. Замечает, что сердце рвется к нему ладонь. Давненько Бомми так ярко на него не реагировал. Джонг улыбается и все так же, не открывая глаз, поднимается языком к уху. Нащупав мочку, легко посасывает, замечая, что Ки не снял на ночь сережки. Но удивиться не успевает: Бомми вдруг с силой сбрасывает его руку, поворачивается и налетает с поцелуем. Целует безотрывно, бурно, с каким-то упрямством. Привкус незнакомый: мята и что-то сладкое. Может, новая жвачка? Как непривычно: Бомми то с ритма собьется, то прикусит, а свободной рукой держится за его плечо. Ладонь такая горячая. Ки будто боится, что Джонг отвернется, передумает. Но с чего бы? Джонхен обнимает крепче, вылавливает кончик языка и начинает посасывать. Ки прижимается к нему всем телом и тихим, таким знакомым, но не своим голосом стонет.       Джонг застывает с раскрытым ртом — поцелуй тут же растворяется в воздухе — и распахивает глаза: Тэмин! Вчерашний день накрывает лавиной, в груди буря. Тэмин, Кибом, душа в лоскуты… В висках бьется эхом слово «нравишься». Три поцелуя, дыра в груди… Кибом целует чужую руку… Темин, обнимающий крепко и ласково… Старший глубоко вдыхает, пытаясь очухаться. Он так и обнимает младшего, рука на спине сжимается в кулак, сминая футболку. Что же получается, Джонг сам полез сквозь сонную пелену? Тэмин не дает отодвинуться: удерживает за плечо. Пальцы впиваются когтями, но старший почти не замечает боли. Губы донсэна алые, припухшие, а взгляд блестит жадностью и отчаянием. Что Джонг наделал-то? Он быстро моргает и бормочет:       — Я… во сне… подумал…       Младший тяжело дышит, взгляд темных глаз пронзает насквозь, а выражение становится жестким:       — Перепутал, значит… А если мне плевать? — в хриплом голосе слышен вызов, но за ним какая-то болезненность. Рукой Тэмин тянет ближе. Какого черта он делает?       — Тэ… — Джонхен давится. Оторваться от этих глаз невозможно. Цепляясь за проблески трезвого сознания, Джонг находит спасительную мысль. — Так же нечестно…       — Плевать, Джонг, — шепчет Тэмин. Но пальцы на плече слабеют — старший тут же отпускает футболку на спине и отодвигается.       Он зажмуривается, резко садится и ерошит руками волосы, пытаясь прочистить голову. Ну и влип… Джонхен облизывает губы — вкус Тэмина почти стерся, но теперь паззл складывается: мятная паста, а потом по привычке выпил то ли сок, то ли лимонад. Сколько ему твердили, что на ночь надо наоборот, все равно по-своему делает. Твою ж, ну, почему он такой вкусный?.. Точно не из-за мяты. Джонхен выдыхает, затем поворачивается к донсэну: тот лежит на спине и не отводит взгляд. Волосы разметались по подушке, в глазах упрямство и огонь. Футболка смялась, обнажая живот. Он никогда не видел младшего таким. Эта красота опасна, об нее опалиться — как нечего делать. Джонхен не решается скользнуть взглядом ниже, по старым черным спортивкам. Но это и не нужно: в животе уже давно знакомый узел.       — Все не так… — бормочет он, снова глядя младшему в глаза.       Тэмин горько ухмыляется:       — Потому что я не он, или потому…       — Нет! — голос кажется слишком громким. Джонг тут же прикусывает язык. На минуту прислушивается: в квартире, вроде, тихо. Старший вздыхает и вполголоса договаривает, стараясь отвлечься от узла в животе и звенящего «не он». Раз взял паузу, думать о Ки не хочется. — При чем тут вообще… Я не о том… Все проще: если уж целовать — так того, кто рядом. А не образ из головы. Это даже я понимаю, хоть и дурак в любви. Черт, Тэ, ты заслуживаешь нормального отношения, в конце концов. А ты со своим «плевать»… — в интонации появляется горечь, Джонг сглатывает ее и облизывает губы.       Взгляд Тэмина меняется: огонь гаснет, проявляя затаенную боль. Младший садится, пододвигается ближе, вздыхает и наклоняет голову влево. Говорит осторожно:       — А мен-ня… ты… н-не хочешь…       В голову бьет эхо из сна: «Хочешь», — голос Тэмина был такой спокойный. Утверждение, с которым бессмысленно спорить. Джонг быстро закрывает младшему рот рукой и мотает головой. Узел в животе начинает пульсировать. Ладонь на губах Тэмина пылает.       — Я не это сказал, — по позвоночнику течет расплавленный металл. Горят уши. Джонг не знает, что у него сейчас на лице, но глаза Тэмина расширились и опять темнеют. Ох, да не пошло бы оно все?.. Голос срывается, выходит хриплый шепот. — Я сказал, что должен понимать, кого целую. И вот теперь… гхм, чтоб ты знал: я проснулся. Это ясно?       Тэмин часто моргает и угукает. Джонхен скользит ладонью к уху младшего, зарывается пальцами в волосы и аккуратно притягивает за затылок. Донсэн подается вперед, как намагниченный. До старшего доносится эхом «мерзавец», брошенное Кибомом. В груди резко колет, он скороговоркой добавляет:       — Далеко не зайдем, это тоже ясно? — младший застывает, в глазах мелькает знакомая боль, но он снова упрямо угукает.       Джонг щурится: ведь он же инвалид, зачем это донсэну? Вина подкатывает к горлу, он еле слышно выдыхает ее в воздух. И уменьшить ущерб, как-то ответить на чувства невозможно. Это вечная его проблема, но сейчас в голове мелькает новая мысль: одну вещь для младшего он все-таки сделать в силах. Раз уж так вышло, можно хотя бы кое-что подправить… Джонг обнимает Тэмина за талию свободной рукой и ровным, нарочито мягким тоном говорит:       — Закрой глаза и не шевелись, — младший подчиняется. Джонхен ласково гладит затылок. — Представь, что ничего не было, — Тэмин дергается и распахивает глаза. Старший улыбается. — Тэ… дослушай. И глаза закрывай давай. Ничего не было: ты не целовал меня в зале. Я не лез, не понимая к кому. Просто я сам. Сейчас. Хочу поцеловать тебя, а не кого-то другого.       Тэмин глотает ртом воздух и еле слышно выговаривает:       — Правда?       Джонг убирает руку с затылка и медленно проводит пальцами по лицу Тэмина сверху вниз: длинная челка, нос, щека, подбородок и острая линия челюсти. Младший поднимает голову вверх, чтобы Джонг проскользил до ключицы. Ресницы подрагивают, губы приоткрыты. Пальцы старшего пылают. Узел в животе рвется:       — Да, — голос низкий, гортанный. Джонг не врет. Из последних сил он удерживается на краю: не набрасываться. Ничего же не было, в первый раз не так целуют. По крайней мере, не Тэмина. Он ласково пробует губы, пытаясь представить, что они незнакомы. Младший выдыхает прямо в поцелуй и обнимает его за спину и шею. Отвечает робко, будто боясь все испортить. Джонхен не торопится, на этот раз давая Тэмину возможность приноровиться. Твою ж, ну, почему он такой притягательный? Вкус и запах обволакивают, и Джонхен, посылая все к черту, оступается и позволяет затянуть себя в водоворот.