Потерянные души

—Давай же, Теодора, придумай хоть-что-нибудь,—мысли хаотично проносились в голове журналистки, фактически, находившейся на краю пропасти, ведь в тот момент она была полностью под контролем обер-лейтенанта... —Мисс Эйвери, вы проглотили язык?—змеиная улыбка растянулась на губах немца,—Или на вас так действует моя близость,—герр Нойманн, казалось, наслаждался смятением и страхом Теодоры, смакуя их, упиваясь своей властью,—Что ж,—продолжил он, как бы случайно, заправляя весьма некстати выбившийся из-под шляпки тёмный локон американки ей за ухо,—Я могу сделать с вами и вашими друзьями всё, что угодно, могу приказать бросить в лагерь, расстрелять, отослать на полевые работы, наконец... А могу просто медленно и долго, наслаждаясь отчаянными мольбами, отрезать конечности... В глазах Теодоры резко потемнело. Её шатнуло в сторону, однако Нойманн не позволил ей упасть, напротив, он подхватил, находившуюся в паре сантиметров от каменного пола, девушку. —Отпустите меня,—в груди Эйвери что-то сжалось, в ту секунду ей казалось, что если она задержится в обществе этого страшного человека ещё хоть на секунду, непременно произойдёт что-то ужасное,—Мне нужно показаться доктору Джону. Немец ухмыльнулся, не отпуская журналистку, однако ослабил хватку: —Что ж, не ожидал, что вас будет так легко запугать, мисс Эйвери,—лениво протянул он,—А ведь я ещё даже не начал... Казалось, что немного поиграв со своей несчастной жертвой и насладившись её отчаянием, хищник решил сделать паузу: —Вы неважно выглядите,—притворная нотка участия послышалась в голосе Нойманна,—Пожалуй, вам действительно стоит посетить доктора. —Господин Нойманн, клянусь, вы очень пожалеете, если хоть пальцем троньте моих друзей,— с этими словами Тео пулей вылетела из комнаты, искренне жалея о том, что по глупости осталась в опустевшей таверне с немцем наедине... Выскочив на улицу и вдохнув глоток свежего воздуха, Эйвери стало немного лучше, однако не настолько, чтобы продолжить свою обычную работу над статьями. Она не помнила, как добралась до своей съёмной комнаты в доме у милейшей бельгийской пожилой дамы, госпожи Ваутерс, как разулась и без сил опустилась на холодный пол. Теодора чувствовала, как мир вокруг неё словно сужается, будто засасывая в трясину, из которой выхода уже нет. Сердце девушки билось настолько сильно, что она боялась, что оно сию же секунду выскочит из груди. Дышать было тяжело, настолько тяжело, что казалось, в её лёгкие кто-то набил вату. Звуки вокруг — тиканье часов, чириканье птиц, даже собственное дыхание — превратились в оглушительный шум. Тео ощущала, как по телу пробегают волны холодного пота, а в горле медленно пересыхает. Её разум был заполнен тем самым случайным разговором с Нойманном, его отрывистый, резкий, ярко выраженный немецкий акцент, его холодные серые глаза без малейшего намёка на человечность и милосердие... Она чувствовала себя пойманной в ловушку своего же страха, парализованной кошмаром наяву. Больше всего ей хотелось убежать, спрятаться, спастись любым способом. Да, Эйвери была журналисткой, но уже достаточно опытной, несмотря на свой юный возраст, ей было всего двадцать три года, когда она приняла решение покинуть родительский дом, устав от бесконечных попыток отца и матери выдать её замуж, а ещё от их бесконечных сравнений со старшим братом, Джорджем, потому что тот учился в одном из лучших лондонских университетов и был достаточно популярен и успешен. Ну а Теодора в свою сторону слышала лишь упрёки и возмущения. Это же немыслимо... Юная леди не собирается становиться счастливой женой и матерью, не хочет повиноваться родительской воле, а, наооборот, строит карьеру и сама решает как ей распоряжаться своей жизнью. Пытаясь доказать себе и миру, что она чего-то стоит, Теодора Эйвери, заручившись поддержкой главного редактора журнала в издательстве, где она работала, отправилась в Европу в качестве военного журналиста. И после этого девушка очутилась в самом центре развивавшихся событий: Германия объявила войну Франции, а Бельгии выдвинула ультиматум — пропустить немецкие войска через свою границу. Бельгия ответила решительным отказом, и вскоре там начались военные действия. Страна оказалась полностью во власти Германии, а именно, в оккупации. Однако Теодора ничуть не сожалела о своём решении, напротив, она была готова к испытаниям, точнее полагала, что готова. Если бы она только знала, как жестоко тогда ошибалась...