Девочка Коко

      Хаджиме закрывает за собой дверь, оставляя Хатори одну. Он на мгновение прислоняется спиной к деревянной поверхности, чтобы привести мысли и чувства в порядок. Какая сила дёргает сейчас за ниточки, заставляя Коконоя совершать несвойственные ему вещи? С каких пор человек, не признающий больше жалости или сочувствия, решает нести ответственность за чужую жизнь?       Со смерти Акане прошло достаточно времени, но рана не заживает до сих пор, будто у Хаджиме в груди огромная дыра, и она понемногу разрастается с каждым годом. Мужчина прикладывает руку к тому месту под рёбрами, где бьётся сердце, и внезапно пугается этой жёсткой частой пульсации: ему кажется, что организм будто сбрасывает с себя пелену въевшейся скорби, больше не видя в ней смысла.       «Зачем, Хаджиме, если теперь есть Хатори?» — Коконой до боли прикусывает щёку изнутри, рискуя прокусить нежную слизистую. В его сознании слишком прочно укореняется образ ушедшей навсегда любви, которую мужчина так и не смог спасти. Разве он может предать чувства к Акане, так легко уступая её место какой-то незнакомке в своём сердце?       Однако в организме уже что-то неуловимо меняется, потому что упрямое сердце больше не хочет слушаться доводов разума. Мысли Хаджиме наполнены светлым образом Акане Инуи, воздвигая её на какой-то недостижимый пьедестал, до которого не сможет добраться ни одна женщина, вот только часто бьющееся сердце больше не желает тяготиться этим образом.       Сердечная мышца, ставшая вдруг необычайно тяжелой и горячей, заставляет Хаджиме ощутить то, что он также гонит от себя уже очень давно: мужчина живой, а держаться так долго за прошлое — глупость. Можно прямо сейчас открыть дверь, к которой Коконой прислонён спиной, и попробовать стать счастливым немедленно.       — Бред какой-то, — шипит Хаджиме, сбрасывая с себя наваждение этого момента, как капли влаги после душа. Мужчина выпрямляется, а лицо становится обычной непроницаемой маской. Всё это влечение навязано ему, но Коконой ни за что не предаст свою любовь к Акане.       Он сильнее этого.       На этаже финансового отдела атмосфера не меняется никогда, разве что становится более нервной и напряжённой, когда приближаются крупные сделки или Хаджиме является не в настроении. Он идёт по просторному коридору к своему кабинету, по пути встречая подчинённых, что склоняются в приветственных поклонах, а затем сразу же атакуют множеством вопросов, требующих его непосредственного вмешательства.       — Всё это оставьте Киму, — обрубает их Хаджиме, чувствуя, что если немедленно не выпьет кофе, то убьёт кого-нибудь. — А вот смета и отчёт о покупке оружия должны были быть сделаны ещё вчера. На биржу труда захотели?       Сотрудницы — две опрятные ухоженные девушки — заметно тушуются, сразу же опуская глаза в пол. Работать с Коконоем крайне сложно, потому что он требователен до невозможности, а сейчас ещё и раздражён.       — Сейчас же отдать Киму, я подпишу в ближайшее время, — он рявкает так громко, что на мгновение вокруг них повисает тишина, а затем звуки возвращаются, и Хаджиме, чертыхнувшись, обходит сотрудниц и открывает дверь в просторную уютную приёмную.       Прямо напротив входа располагается стол секретаря Кима, что отрывает взгляд от монитора и сразу же вскакивает, чтобы поприветствовать своего босса. Хаджиме кивает и берёт из рук мужчины широкую папку с документами, которые ему нужно проверить и подписать. Коконой бросает вороватый взгляд на дверь, находившуюся напротив входа в его кабинет.       — Госпожа Хайтани в вашем кабинете, Хаджиме-сама, — сообщает Ким и едва заметно улыбается, наблюдая, как Хаджиме возводит глаза к потолку. — Может, кофе?       — Да, спасибо, — Коконой кладёт пальцы на тяжелую бронзовую ручку своей двери, а затем снова поворачивает голову к Киму. — Дан?       — Да, господин? — секретарь с вежливым ожиданием смотрит на начальника, держа в руках ручку и блокнот, чтобы записать распоряжения босса.       — В моей комнате отдыха ждёт девушка, её надо накормить, — удивлённый взгляд Кима, как хлёсткая пощёчина, но хуже всего другое: Хаджиме как наяву чудится, что из глубин его памяти возникает лицо Акане. Зелёные глаза смотрят с недоумением и обидой, и Коконой готов сквозь землю провалится, чувствуя, как скребёт за грудной клеткой.       — Пока тебя дождёшься, можно смело делать заказ у похоронного агентства на гробы, — весело произносит Мия, удобно устроившись в кресле — спасибо, что не в его. Молодая женщина лукаво улыбается, глядя на слегка взъерошенного и дёрганного больше обычного Хаджиме. — Утро не задалось?       У Коконоя появляется стойкое желание залепить Мие рот скотчем. Нет, ему искренне нравилось с ней работать: её хватке и холодному рассудку можно было только позавидовать, а уж умения добиваться своего у Хайтани было хоть отбавляй. Сразу видно — соулмейт Рана. Но было в Мие ещё кое-что, порой бесящее до трясучки: наблюдательность и острая интуиция. Эта шельма всегда чувствует, когда происходит что-то странное.       Наверное, по этой причине Хаджиме так любит отправлять её на серьезные переговоры. Мия успешно скрывает за красивым фасадом свою истинную натуру, которую ни за что не проведёшь. Она всегда добивается целей, которые ставит перед собой «Бонтен» перед заключением какой-нибудь сделки.       Режет без ножа.       — Что там с мексиканцами? — Коконой вопрос игнорирует, вместо этого решая сразу же перейти к делу. Он кладёт на массивный стол, заваленный документами, чёрную папку и садится в кресло, смотря на Хайтани.       — Эти недальновидные джентельмены решили в последний момент, что хотят не пятьдесят процентов от продаж, а семьдесят. При этом транспортировка, фасовка и продажа всё так же остаются на нас, а это значит, что в прибыли мы теряем ещё больше. Плюс ко всему, мне кажется Кортес ведёт какие-то дела на стороне, сбывая товар конкурентам.       Хаджиме чувствует, как в висках начинает пульсировать. Молодые группировки, только занявшие места у большого стола, так и норовят утянуть себе кусок побольше, считая, что с помощью грубой силы смогут победить абсолютно всех. В их мире не все проблемы так решаются. Но иногда другого пути нет.       — Хорошо, тогда пошлём их нахер. В Корее синтезируют «хантер», с ними вести дела будет выгоднее. Свяжешься с Ма Дон Соком? — Коконой хмыкает, глядя на молодую женщину перед собой, и она кивает. — А твой драгоценный муженёк может провести воспитательную беседу с людьми Кортеса, мы ведь…       — Разумеется, — ухмыляется Мия. — Компенсацию за потраченное время никто не отменял.       В кабинет деликатно стучат, а затем входит Ким, неся в руках изящный поднос с двумя чашками кофе, молочником и сахарницей. А ещё там стоит вазочка со сладостями, которые так любит Хаджиме. Мужчина берёт в руки чашку, держа тонкую ручку длинными изящными пальцами, будто у пианиста, а Мия склоняет голову набок, внимательно наблюдая за своим начальником.       — Ты сегодня не выспался что ли? — женщина делает глоток ароматного напитка, вдыхая терпкий запах кофе и сливок.       — Нет, всё в порядке, — на автомате отвечает Хаджиме, но мысли его уже не здесь. Они против воли устремляются к Хатори — тонкой хрупкой девчонке, больше похожей на нахохленного воробушка, попавшего под ливень. Взгляд светло-зелёных глаз, как слепящий свет маяка, влекущий к себе из мрака вечной ночи. Но здесь, в привычной тьме, Коконоя крепко держит Акане, цепляясь бледными пальцами за его запястья.       Или же… это он сам цепляется за образ Инуи, не в силах отпустить от себя? Он не смог спасти её, хотя прикладывал для этого все усилия. Так может ли Хаджиме взять на себя ответственность за ещё одну жизнь, если не смог уберечь Акане? Хатори — живая и яркая эмоция, разбивающая привычную жизнь мужчины; они совершенно разные, так почему так тянет внутри от мысли, что Ивата нуждается в нём?       — Хаджиме? — тихо зовёт Мия, глядя на мужчину. Он смотрит куда-то за голову Хайтани, но сразу понятно — не видит абсолютно ничего. — Ты знаешь, я давно хотела тебе сказать…       — Что? — на автомате отвечает он.       — Мы с Раном трахались на твоём столе, — закусывает губы, ожидая реакции.       — Хорошо, — как ни в чём не бывало отвечает Коконой. — Это хор… ЧТО, БЛЯТЬ?       Мия смеётся, вытирая слёзы, скопившиеся в уголках синих глаз. Её забавляет возмущение на лице Хаджиме, что выныривает из тяжелых мыслей так резво, будто ему на голову выливают ведро ледяной воды.       — Зато ты в себя пришёл, — как ни в чём не бывало замечает Хайтани, но теперь Коконой отчётливо видит: она сканирует его, уже вытащив наружу нервозность мужчины. — Не скажешь мне, любезный Коко, а с каких пор ты подбираешь юных хакерш прямо с улицы?       — А разве я должен отчитываться перед тобой за свои действия? — тон Хаджиме сочится любезностью, приправленной ехидством, но Мия на такие выпады никак не реагирует: в ней хватает яда от мужа.       — Нет, конечно, — молодая женщина ставит чашку на стол, а звук фарфора отзывается звонкой трелью в стенах кабинета. — Но мы вроде как… слегка близки? Не хочешь поделиться проблемой?       История Коконоя ни для кого не секрет из ближнего окружения. На самом деле, кроме работы, у Хаджиме нет ничего. Даже Сейшу — бледная копия Акане — умирает, забирая у Коконоя последнюю возможность разглядеть любимые черты сквозь призму мужского лика.       Хаджиме — самый одинокий человек на свете, умело скрывающий свою боль за холодной маской отстранённости. Даже Санзу имеет идола, которому поклоняется, у Коконоя же — надгробная плита на кладбище и затёртый снимок в бумажнике. Два сокровища, на которых держится истрепавшаяся психика.       Собственные запястья вдруг тянут к полу — это осмиевые кандалы дают о себе знать; кандалы, которые Хаджиме собственноручно застёгивает на себе, не давая возможности избавиться от призраков прошлой жизни. Сердце снова предательски дёргается в груди, а перед глазами возникает образ невысокой кудрявой девушки. И к многолетней ране как будто прикладывают заживляющий компресс.       — Ладно, я не судья, Хаджи, — Мия аккуратно складывает листы, а затем встаёт, направляясь к двери. Коконой смотрит на тонкую узкую спину, и как свет играет цветными бликами в изящной заколке на затылке Мии, удерживающей густую реку платиновых волос.       — Она — мой соулмейт.       Хайтани останавливается, когда эти слова ударяет ей в спину. Она медленно разворачивается обратно к мужчине, выхватывая из общей картины чёрные глаза, наполненные страхом и неопределённостью. Хаджиме кажется сейчас абсолютно потерянным, как одинокая звезда, вокруг которой только густой холодный мрак космоса.       — Что ж, это многое объясняет, — Мия возвращается обратно и становится около панорамных окон, рассматривая соседние офисные здания и то, как Токио просыпается окончательно. — Что чувствуешь?       — Сложно сказать, — честно отвечает Хаджиме. Он знает, что с одной стороны поступает правильно: Хатори некуда идти, и мужчина не может её бросить — подарок вселенной как никак, а с другой… Коконой столько лет слепо и преданно любил Акане, что теперь не может отказаться от этого. Да и не хочет, если уж рассуждать начистоту. — Пока я знаю только то, что Хатори некуда идти, а её способности могут нам очень пригодиться.       — Хочешь сказать, помог ей, прикрывшись корыстью? — Мия улыбается, но не осуждающе или ядовито; она насквозь видит сейчас своего начальника: мальчишку, находящегося на распутье.       — Помог, потому что бросить не смог! — запальчиво произносит Коконой, стараясь всеми силами искоренить в себе любое желание относительно Иваты.       — Или потому что наконец-то решил избавиться от призрака девушки, не дающей тебе жить спокойно.       — Не помню, чтобы ты подрабатывала моим личным психологом, — взгляд Хаджиме меняется, становясь таким же холодным, как далёкой космос, наполненный величием и одновременно — бесконечной пустотой.       — Исключительно по доброте душевной, — ничуть не пугаясь, отвечает Мия.       «После Рана бояться — себя не уважать», — с усмешкой думает Коконой, глядя на молодую женщину. В сущности, что плохого в её словах, если Мия не понимает природы его чувств? Ей повезло встретить своего соулмейта давным давно, так что их с Раном союз — вселенское благословение, но Хаджиме костями сросся с чувствами к Акане. Это нельзя уничтожить по щелчку пальцев.       — Хаджи, дай уже себе возможность жить, не цепляясь за прошлое, — Хайтани усмехается. — Иначе я расскажу о твоей находке мужу, и тогда подъёбок тебе не избежать!       — На такие угрозы только Санзу поведётся, — но улыбается Коконой искренне, глядя, как Мия, махнув ему на прощание, выходит из просторного кабинета, оставляя после себя лёгкий аромат карамели и миндаля.       Мужчина опирается руками о стол и прячет лицо в ладонях, пытаясь прийти в себя. Если уж он притащил Хатори сюда, то необходимо взять на себя ответственность. В конце концов, разве им с девушкой обязательно становится парой? О том, что в их мире мужчина испытывает непреодолимое сексуальное влечение к своей родственной душе, Хаджиме решает «забыть» для своего же удобства.       Они вполне могут дружить.       «Какое невкусное слово, лицемер», — произносит ехидный внутренний голос. — «А у неё наверняка мягкие наощупь волосы. Не хочешь их на кулак намотать?»       — Заткнись, — шипит Хаджиме. Стыдно кому-то признаться в этом, но Коконой давно научился вести беседы сам с собой, вот только его постоянный собеседник — правдивая злобная паскуда, вытаскивающая наружу всю неугодную правду. — Я не предам Акане!       «Она мертва», — безжалостно произносит внутренний голос. — «А малышка Хатори из плоти и крови. Ты только руку протяни, Коко, и она — вся твоя!»       И это — правда. Коконой успевает понять это за те минуты, пока они с Иватой остаются наедине. Мужчина для неё — свет в окошке, но сразу ясно, что Хатори совершенно невинна душой, хотя и вытворяет вещи, свойственные заядлым нарушителям закона. Она — сгусток противоречий, но это не отталкивает, а наоборот только сильнее притягивает.       — В какую же западню я угодил, — Хаджиме откидывается на спинку офисного кресла и улыбается, закрывая глаза ладонью. Он чувствует, как тело медленно охватывает огонь, а на сетчатке выжигается образ Хатори, смотрящей на него своими невероятными светло-зелёными глазами. — Мне нужны подавители. И ей тоже!       Сделать заказ на таблетки — один клик, а вот решить, где Ивата будет жить — целый квест, потому что Коконой уверен: предложи ей снять квартиру, она ему лицо расцарапает. В её лице он приобретает доставучую прилипчивую занозу, что теперь не оставит в покое ни за что. Так почему внутри нет никакого протеста этим мыслям?       Зато есть другое: предвкушение.       — Ладно, это всё лирика, — Хаджиме откладывает эти мысли в самый дальний ящик, чтобы заняться действительно важными делами, более не терпящими отлагательств. В конце концов, Хатори не маленькая девочка, а он — не святой благодетель. Если захочет, чтобы они продолжили своё взаимодействие, сделает так, как скажет именно он, Коконой.       Мужчина намеренно избегает своих желаний и волнений в первой половине дня, но на краю сознания постоянно сияет красным цветом мысль: «А как там девчонка?» Хочется бросить всё и пойти проверить, но Хаджиме решает проявить силу воли и явится к Хатори не раньше часа, чтобы показать — главный здесь именно он.       Глупо и по-детски? Да, но сейчас Коконою на это плевать. Он сам себя боится, потому что знает как велика тяга родственных душ друг к другу. Горячий пример Хайтани каждый день маячит перед глазами — ведут себя, как два влюблённых до безумия подростка.       «А ты не завидуй, а делай так же! Соулмейт-то имеется!»       Сейчас Коконой жалеет, что нельзя отключить этот назойливый голос внутри себя, предлагающий слишком смелые рискованные вещи, но вместе с ним из глубин сознания возникает образ Акане. Девушка обхватывает руками его сердце и слегка сжимает, не давая разойтись опасным галопом — нельзя так реагировать на незнакомку.       Нельзя так просто предать свою любовь, за которую Хаджиме цепляется долгие годы, как за спасательный круг. И Хатори — даже манящая и живая — всего лишь блеклый мираж на фоне Акане. Серый воробушек, пытающийся затмить волшебную жар-птицу, с чьей красотой не может сравниться никто.       И внезапно Хаджиме становится тошно от самого себя. Разве Ивата виновата в том, что вселенная шутить не умеет? Как можно было определить этой девчонке, у которой вся жизнь впереди, в соулмейты сломанного взрослого мужчину, лелеющего образ давно умершей Акане? Издевательство над ними обоими.       Так может им действительно стать друг для друга, если не близкими людьми, но хотя бы неким подобием приюта, куда можно прийти и знать — тебя ждут всегда?       Хаджиме заканчивает работу — точнее бросает на середине, потому что испытывает острую необходимость убедиться, что с маленьким воробушком всё хорошо. Может, он и не самый лучший человек на свете, но теперь не упустит шанса спасти жизнь, вверенную ему Вселенной.       Он не бросит Хатори одну, но чётко обозначит границы их взаимодействия, чтобы не давать девушке ложных надежд на счастливое совместное будущее. Для Хаджиме оно недоступно. А ещё они оба будут пить подавители, чтобы не стать заложники своих желаний.       — Ким, закажи обед на двоих, — обращается Хаджиме к своему помощнику по коммуникатору. — До двух я недоступен для всех, даже если случится Апокалипсис.       — Еду доставить в Ваши апартаменты? — уточняет Дан, всё ещё не отошедший от встречи с Иватой, слишком выделяющийся на фоне дорогих обоев и винтажной мебели, которую коллекционировал их босс.       — Да, — Коконой оставляет свой кабинет, чтобы увидеться с Хатори, от которой достаточно метко получает ручкой в лоб, когда открывает дверь в свои личные покои, куда нет хода никому чужому. — Это что за дела?       — Это я у тебя спросить хочу! — она смотрит на него злобным комочком, сама не понимая, как сильно начинает влиять на Хаджиме.       «Да, а с ней будет непросто!»