Ответственность

По дороге в Славкину однушку, которую Мирон как-то быстро про себя стал называть домом, он окончательно утвердился в идее подарить Машнову счастье приглашением на свидание, представляя как тот будет радоваться и сыпать добрыми шутками, Фёдоров добрался до квартиры друга. Хозяина там не обнаружилось, но настроение это не испортило: мало ли какие там проблемы на заводах случается, Слава, может, там сейчас новый Чернобыль предотвращает, зная его, легко предположить, что без этой гениальной шпалы весь Питер под землю уйдёт, не зря же ещё только начинающий в то время химик сюда рвался со средней школы? В общем, представления о тонкостях этой науки у Фёдорова заканчивались где-то в середине девятого класса, и его красный аттестат получился отчасти стараниями Машнова, Евстигнеева и Светло, но Мирон предпочитал об этом не вспоминать, и без этого мир слишком часто напоминал, что никто не идеален, даже евреи. Когда он уже почти решил принести какую-то пользу и хотя бы приготовить ужин, Слава вернулся, при чём абсолютно спокойный, даже почти умиротворённый, что слабо вязалось с тем, что он вытворял сегодняшней ночью. Сохраняя всё то же благодушное настроение, прошёл на кухню и, проигнорировав попытки соседа в кулинарию, закурил, будто прогулки домой ему было недостаточно чтобы вдохнуть необходимую дозу никотина. — Как дела? Ты сегодня, кажется по времени, переработал немного, уже организовал забастовку с требованием двойной оплаты за труд сверх нормы? — Усмехнулся Мирон, стараясь максимально нейтрально начать разговор, почему-то было страшно прыгать с места в карьер, хотя это он тут вроде бы занимал более выгодное положение, зная о чувствах Славы. — Ага щас, устроишь тут, понабрали штрейкбрехеров после последнего раза, кроме меня и Замая, это товарищ мой коммунистический, следующий по уровню левачества — соевый либерал из бухгалтерии, прям как ты, и тоже жид. — Чёрт, Фёдоров успел забыть, что при желании Машнов может сделаться абсолютно нечитаемым, и даже какой-нибудь крутой судебный психолог не смог бы утверждать наверняка, что этот борец за права рабочего класса на самом деле в этот момент не думает о том, хватит ли у него имеющийся дома фольги на утку по-пекински. Что ж, Мирон вроде не трус, можно и ва-банк пойти. — Слушай, по поводу этой ночи, на сколько я помню, всё было ахуенно, как и в прошлые разы, да и мы давно знакомы, — Фёдорову начинало казаться, что аргументов у него как будто меньше чем надо и как будто он недостаточно убедителен, хотя где эта грань, которая определяла необходимый размер фактологической базы, вообще не ясно, — я хочу сказать, что мы хорошо друг друга знаем и трахаться у нас получается просто бесподобно, так что, я подумал, может нам стоит попробовать сходить на свидание, без этой поеботы с цветами, конечно, можно на какую-нибудь твою левацкую лекцию… — Стоп, стоп, стоп, не гони лошадей, это всё конечно очень соблазнительно, но я не согласен ни на цветы, ни на свидания, ни на лекции, и вообще на все ближайшие я уже договорился идти с Андреем. — Слава выглядел немного грустным и, словно немного разочарованным, но это нисколько не помогало понять, что у него на уме. — Андрей это твой парень? Ты не говорил, что в отношениях с кем-то. — Теперь Машнов откровенно угорал. Что блять происходит и в какой момент Фёдоров утратил контроль над ситуацией? — Еба ты выдал, а не, я ж не говорил, короче, Андрей Андреевич Замай — мой друг, лидер нашего полуживого профсоюза, главный инженер и просто ахуенный человек, но на должность моего парня никогда не претендовал и слава богу, боюсь этого я бы не пережил, и вообще я его недостоин. — Прекращать смеяться Слава, очевидно не планировал. — Тогда почему нет? Ты же вроде… — Я что? Влюблён в тебя без памяти с девятого класса? — Неизвестно, что за успокоительные долбит Машнов, но работает поразительно. — Ну… — Кажется, Мирону больше не дадут заканчивать предложения, хотя он бы и не смог, эти разговоры о чувствах его пугали и никогда не получались как надо, тем более со Славой. — Баранки гну, всё так, Миро, за исключением одного, проблем с памятью у меня никогда не было. Я тебе сейчас всё расскажу, как есть, только не перебивай и спроси потом если что непонятно будет. Любить тебя и хотеть отношений с тобой это очень разные и слабо совместимые вещи. Я бы даже сказал — взаимоисключающие. Мой случай — не подростковая влюблённость, многовато воды с тех пор утекло, я знаю тебя, как мало кто знает, это верно, но именно это знание меня надёжно защищает от идеализации тебя, а на ней держалась половина твоих отношений, вторая на взаимной выгоде, но это точно не наш случай, я твои носки до стирки носить никогда не буду и маме своей мной не похвастаешь. Вот скажи мне, что в твоём мире изменилось за те последние годы, что мы не общались? — Ну… — Поразительное богатство речи, читайте, завидуйте: гуманитарий достал из широких штанин одно единственное междометие! — Слава достиг своего лимита по сдерживанию язвительности. — Заебал, ну, да блять, до старшего лейтенанта дорос, это, между прочим, нихуя себе если идёшь в обход общепринятых путей для пидорасов и клоунов, пулю как-то поймал, выжил, тоже неплохое достижение для русского еврея, у родителей уже 6 лет как деньги не беру, наоборот, бабушке помогаю, она старенькая уже. А так всё как раньше, пью, хожу на работу, оплачиваю квартиру, вроде как взрослая жизнь она такая. — Что и требовалось доказать, — обычно Машнов объявлял это с куда более самодовольным лицом. — Да и мы вообще-то тысячу раз об этом говорили, я тебе об этом толковал ещё позавчера под пивас, и ты, между прочим, со мной соглашался, но хуй с ним, давай по порядку. Идёшь протоптанной дорожкой, всё как пророчила тебе твоя дорогая мамочка, выполняем план, пять лет уник, пять лет и капитанские погоны, пять лет и жена с внуками, ещё пара пятилеток и на кладбище, раньше, если так бухать продолжишь, я же видел тебя вчера, хочешь верь, хочешь — нет, но я вижу проблему так же явно, как ты видел её в моём бате, когда после школы ко мне заходили. Даже удивительно как в тебе уживается привычка плыть по течению социальных норм и всевозможные протесты против них же в виде подросткового бунтарства. Да это тебе говорит профсоюзный активист, но ты подожди спорить, я хочу сказать, что я вижу тебя таким какой ты есть и таким тебя люблю, принимаю и т.д. и т.п., но пока ты такой, отношений у нас не получится, либо тебе станет скучно, как было раньше, когда ты своим общественно-одобряемым партнёрам изменял со мной, либо спустя месяц ахуенного секса ты резко обнаружишь для себя, что мама твой выбор не оценит, а я так себе хозяюшка и, с точки зрения ведения быта, любая девушка будет попизже меня. Однажды летом после одиннадцатого класса ты мне сказал, что не хочешь взрослеть: делать там на-отъебись что-то, чтобы не тревожить родителей тем, что ты отклоняешься от намеченного ими курса, а самому вместо пар бухать да курить траву со мной и Ванями, или одному, мы-то иногда бывали заняты. Я тебе тогда говорил, что эта самая взрослость не страшная, а ты всё негодовал, что не хочешь «не страшно», хочешь, чтобы ебашило так же то грустно, то весело, поэтому нахер психиатров и их таблетки, нахуй ответственность и противоречивые решения, не оправдывающие себя в следующую секунду. Ты сказал мне это десять лет назад, и этот план ты превосходно выполнил, но я не буду нести на себе ответственность за отношения в одиночку. — Слава поджёг очередную сигарету и уставился в пустоту, ему едва ли было интересно что-то кроме дыма в лёгких, и только пальцы, отбивающие незамысловатый ритм на коленке, выдавали не полное безразличие к ситуации хозяина тела. — Ты прав, во всём прав, ты вообще в таких вещах всегда прав оказываешься, а потом неделями негодуешь, потому что тебя никто не послушал и потому что это видите ли твоё проклятие, и нахер тебе не нужно, чтобы твои пессимистичные прогнозы вечно сбывались. И в этот раз ты, как обычно рубанул правду-матку, всё так же неприятно, но кто, если не ты мне это выскажет, спасибо, прости, наверное моё предложение с твоей стороны выглядело как минимум дебильно и, прости, если я сделал тебе больно. Ты как всегда был прав, а я как всегда не хотел никого обидеть, в сумме у нас всё та же сомнительная хуйня, что и все годы до этого, заебись, я завтра займусь поиском квартиры, на крайняк, пробью по базам этого твоего Пашу мошенника, или как там его, помашу ксивой и заявлюсь жить к нему на время, его же стараниями я без ночлега остался среди местной слякоти. — Не надо, оставайся, если хочешь, у нас за годы дружбы как-то не особо много набралось разговоров именно о моих чувствах к тебе, но каждый раз я повторял и буду повторять, что я твой друг и покуда ты не против этого, относись ко мне как к другу, как к Ване номер один и Ване номер два, я со своей хуйнёй жить давно научился, но жить без дружбы с тобой мне вообще не по кайфу, вот. — Мирону показалось, что именно эти слова дались Славе тяжелее всего, видимо, язвить и разносить по фактам ему было гораздо проще, чем попросить даже о чём-то незначительном. В чём-то и сам Машнов не изменился, хотя явно старался. Фёдоров уже собирался что-нибудь ответить, ещё раз сказать спасибо за всё, но его прервал собственный телефон, так не кстати зазвонивший среди серьёзного разговора. — Мирон Янович, у нас новый труп, вы нужны срочно, адрес я выслала, мы ждём Вас, — отчеканила Евгения Петровна и отключилась. Ну конечно, никаких следственных мероприятий, без самих следователей, а коль уж их несколько главных, то нужны все. У Мирона промелькнула мысль, что вызвали его тем самым тоном, которым математичкам полагалось будить школьников, чтобы те среди ночи отвечали таблицу умножения или что-нибудь ещё, должное отскакивать от зубов. Слава отмахнулся от объяснений, с каким-то сочувствием то ли жертвам, то ли следственной группе, а, может быть, и всем сразу. Не так Фёдоров планировал провести этот вечер: вынырнув из такси в переулок, состоящий из слякоти и непроглядной темноты, осознание, что его отшили, ударило под дых как-то слишком больно. Навстречу шли Саня и Рома, один вечно смотрящий на всех чуть свысока и один с неизменной скорбью по всему бренному миру во взгляде. Едва они пожали руки, как за их спинами материализовалась Евгения-мать-всего-СК-Петровна схватила Мирона под локоть и потащила за собой к трупу. Пока та раздавала команды фотографам, криминалистам, которые, видимо, собирались сложить по маленьким пакетикам всю подворотню, судмедэксперт принялся вертеть тело словно тряпичную куклу, Фёдоров судорожно глотал воздух, будто хищная рыба внезапно оказалась выброшена на берег. Он не понимал почему так реагирует, слишком часто подолгу службы приходилось сталкиваться со смертью во всём её уродстве, это дело не должно быть особенным ни по каким параметрам. На плечо мягко опустилась тяжёлая рука, это был Александр Викторович, одним взглядом он дал понять Мирону, что пребывает в том же состоянии, но вместе с касанием умудрился придать сил вернуть лицу невозмутимость и моментально перенаправить мысли в сторону ледяного расчёта. Старший лейтенант Фёдоров напоследок поглубже вдохнул морозный воздух, а выдохнул уже будучи готовым отдавать распоряжения. — Кто-нибудь видит серьёзные отличия от предыдущих убийств? — Его вопрос, кажется, улетел в пустоту и остался резонировать где-то высоко между старинными зданиями. Спустя пару долгих мгновений раздался загробный голос Романа Сергеевича. — Посмотрите на характер ран: одиночные, глубокие порезы — он нашёл свой стиль, он отточил порядок действий, встаньте сюда, да, вот так, как будто вы — субъект, который только что разделался с жертвой, видите? Картина абсолютно идентичная предыдущим эпизодам, он как будто раз за разом воссоздаёт одну и туже сцену, и сейчас научился это делать быстро, точно понимая порядок действий. — Простите, не хочу ставить под сомнения Ваши выводы, я, скорее, даже склонна с ними согласиться, но Вы — психолог? — Мирон никак не мог понять, как Евгении удаётся в любых ситуациях сохранять этот тон строгой, чуть саркастичной, учительницы? — Три года проучился на психфаке, потом понял, что не совсем моё и перевёлся на юриспруденцию, — миролюбиво ответил Рома. Его вообще можно смутить, или он давно всё про всех понял и теперь занимает роль беспристрастного наблюдателя? Фёдорову некогда было проваливаться в размышления о коллегах, рука великого и ужасного Сани Удушающего пропала, но оставила силы держать под контролем поток сознания. — Это всё отлично, но раз уж мы взялись перепроверять все свои выводы с самого начала, то начнём с банального: мы уверены, что субъект — мужчина? — Мирон оглядел следственную группу, которая с трудом умещалась в тесном переулке, и продолжил. — Генетического материала с прошлых мест едва хватило на пару тестов, мы имеем возможность сравнить его с другими образцами, но тратить время, деньги и труд специалистов на полную расшифровку ДНК нам никто не даст, исходя из отчётов судмедов мы знаем, что убийца выше жертв и развит физически, но из этого нельзя сделать вывод о его половой принадлежности, высокие женщины существуют, существует возможность купить абонемент в спортзал, в общем, я хочу сказать, что необходимо тщательно проверить все имеющиеся факты и поискать среди них те, что потребуют куда меньше допущений, чтобы делать выводы о поле преступника. — Я согласен с Мироном Яновичем, в конце концов женщина может носить обувь на каблуках и платформе, пока что результаты нашей работы я склонен сравнивать с притчей о слепцах и слоне, надеюсь, что все здесь достаточно эрудированны для понимания о чём речь, — вещал вдохновленный всеобщим вниманием Александр Викторович. — Чем раньше мы соберем цельное изображение этого самого слона, тем лучше, и всё же, лучше бы для начала нам максимально подробно задокументировать все стороны, которые каждый из нас нащупает. Товарищи криминалисты, есть ли у вас чем нас всех порадовать? Товарищи криминалисты получали зарплату не зря: один из них продемонстрировал тёмный кудрявый волос, бережно упакованный в специальный пакетик с номером улики. — Замечательно, в нужный момент эта улика, безусловно, поможет нам ощутимо сузить круг подозреваемых. Сейчас будут исключительно мои домыслы и интуиция, прошу не принимайте их на веру, по крайней мере пока что, но у меня сложилось впечатление, что наш маньяк не станет менять внешность просто чтобы запутать следствие, но он достаточно организован, чтобы сделать это, когда поймёт, что мы дышим ему в спину. — Боковым зрением Мирон уловил взгляд Ромы, в котором читалось согласие с этой мыслью. — А теперь все следователи по домам, это приказ, как грузить тело в труповозку без нашего ценного мнения разберутся и дорогу до бюро судебно-медицинской экспертизы тоже найдут, а завтра, нет, уже сегодня, в общем в отделе все нужны хоть сколько-нибудь отдохнувшие.