На страже надежды

      Когда на тебя вот так пристально пялятся, нахмурив надбровные дуги, уже битую минуту подряд, сохраняя гробовое молчание и загадочное предвкушение, наступает момент, когда, чтобы сдвинуть ситуацию с мёртвой точки, твоим долгом буквально становится спросить:       — Что?       — Ты никогда не говорил, что можешь потерять себя, — пропечатывает Блу сразу же и со всего размаху.       Киллер уворачивается, как и полагается, играючи:       — Кто вам такое сказал? — «дурачка» включает по боевой готовности — привычка за годы практики, доведённая до автомата.       — Найтмер.       Коротенький поединок затухает также стремительно, как и загорается. Тонет в чёрных пустых колодцах. Ни один мускул на лице, даже если бы он и был, впрочем, так и не дёргает.       Киллер блаженно моргает:       — Если вы вдруг не знали, как выглядит предательство, — это оно.       По всем законам жанра здесь должна была быть выдержана, как хорошее вино, планка драматичного момента, но вместо этого дежурная улыбка, присутствующая чисто для галочки, внезапно расширилась. Блу сразу напрягся, выкручивая бдительность на максимум. Давно за правило взял, любую внезапную радость со стороны Киллера расценивать как повод насторожиться. Нервишки целее оставались.       — Обожаю нестандартные способы общения! Диалог напрямую, конечно, тоже хорош, но что может быть интереснее, чем через некоторые правильные промежуточные звенья, вести общение с третьим лицом, — милостиво поясняет Киллер, по сути, ни черта не пояснив. Улыбается так мерзопакостненько, что скулы сводит. И голову набок по-щенячьи клонит. Чуть ли не лапу подаёт.       Знал бы Блу, что в этот самый момент, где-то на краю света, в своём тихом уютном кабинете, расслабленно листая какое-то незатейливое чтиво, непринуждённо попивал кофе Найтмер, не переставая при этом коварно ухмыляться; наверняка оскорбился бы тому, насколько нелепо и мелочно был «использован». Киллер заставил Найтмера плясать под свою дудку, разговаривая с ним? Что ж, Найтмер всего лишь отплатил ему той же монетой. Своеобразная месть. Ничего личного, верно?       — Так о чём вы говорили? — заговорщически мурлычет Киллер.       — О тебе, — отметает Блу все лишние мысли в сторону. Ну уж нет. Его сейчас не надурить.       — О, в самом деле? Как приятно.       Киллер вёл себя донельзя нахально, впрочем, — как и всегда. Ещё один король положения, пошатнуть корону которого стало чуть ли не второй целью в жизни.       — Почему ты ни разу даже не заикнулся, что можешь потерять себя?       — А должен был? — ухмыляется непревзойдённый, чтоб его, игрок.       — Мы же друзья, — сразу заходит Блу с козырей. Не мелочится. Перспективы проигрыша его всё равно не пугают. Не проигрывает тот, кто не пробует, верно? — Разве нет? Да и разве это не что-то из разряда жизненно важной информации?       Блу ни черта не думает, что «потеря себя» может благоприятно выразиться в ком-то, как Киллер. Взаперти, Найтмер совершенно прав, себя потеряет любой. Тут и к психологу не ходи, посади его самого внезапно в карцер на неопределённый срок, ничего не объяснив, Блу не сомневается, — самообладание потеряет быстро. И клаустрофобией для этого совсем не обязательно страдать.       Безвыходное положение, страх неопределённости, одиночество — заточение само по себе рассудок высасывает по капле. На Киллере бы это, правда, влияния не оказало никакого.       Если бы, конечно, дело было только в этом.       — Как это вообще выражается?       Киллер смотрит лукаво секунду и крайне старательно описывает взглядом дугу над собой, делая вид, что раздумывает:       — Скажем так, — и цокает языком, оказывая всем своим видом превеликое доверие, — я становлюсь тем, кем изначально задумывался.       У Блу в один момент внутри всё холодеет. Сотня мыслей проносится в голове. Он сглатывает внезапный ком в горле и на выдохе произносит:       — Инструментом?       Ком опускается ниже и застывает в груди. Когда игра из «расскажи всё волонтёру» превратилась в «сделайте правильные выводы, Погонщик», он точно не скажет. Неделю назад. Или с самого, что б его, начала.       На лице Киллера расцветает довольная улыбка. Ему просто нравится, когда его собеседники работают головой. Всегда нравилось. Говорить меньше для этого прямая, пусть и вынужденная, необходимость. «Вы же, всё-таки, не тупой».       — Верно.       Киллер измеряет ум способностью понимать больше, чем было сказано. У Блу с этим не то что бы были проблемы… Просто складывая простенькое два плюс два, он всякий раз боялся получить двадцать два.       Наверно в этом и была проблема.       Блу иногда просто не знал, как реагировать на те или иные слова Киллера. Когда он, повинуясь каким-то своим, даже ему неведомым, порывам, уставший обкатывать очередную спонтанную покупку Киллера, садился прямо на пешеходную дорожку и просто спрашивал первое, что на ум приходило. Он никогда не оказывался готов к тому, что услышит.       — Нож в руках убийцы не получает опыта. Также и со мной, — непринуждённо, словно рассуждая о далёких звёздах и холодных галактиках, говорил Киллер.       Он лежал в каком-то метре, распластавшись посередь дорожки, подложив одну руку под голову, второй балансировал армейским ножом с зазубринами. Подкидывал его каждым пальцем попеременно, ловил остриём вниз. Нож описывал круги и соприкасался с костью с характерным стуком.       В одну из белых ночей, посреди безлюдной пешеходной дорожки в лесистой местности, наедине с наёмным, между прочим, убийцей, вертящим ножом, как палочкой для жонглирования, должно было возникнуть хоть какое-то напряжение. Блу вроде как привык. Киллер хватался за ножи всякий раз, когда ему было нечем занять руки. Больше от скуки, хотя продолжал уверять, что его это… успокаивает.       — Я должен был стать лишь инструментом в чужих руках. Беспрекословной, безвольной вещью, без собственного мнения и каких-либо притязаний на уровень, но в тоже время без колебаний принимающий его. Просто удобный инструмент, которому бы всегда нашлось практичное применение. Но, к всеобщему сожалению, подконтрольность не загрузила последние апдейты и дала сбой, поэтому, — Киллер поднял на Блу ногу в новеньком ботинке на силиконовых колёсиках, — донесите меня до скамейки, — и усмехнулся, — а то у меня ножки устали.       Блу снимает с ноги свой ботинок и бросает его в Киллера.       Не иначе как сам чёрт в лице Киллера дёрнул его тогда спросить про не засчитанный опыт. Что думать по этому поводу, Блу по-прежнему не понимал. Страшно было даже представить себя — вещью в чьих-то руках. Киллера это, казалось, совсем не трогало. Он делал вид, что ему всё равно. Что, скорее всего, так и было.       Кому только всё это притворство нужно, если не ему самому?       — И тебя такой порядок вещей, — Блу тщательно подбирал слова, — устраивает? Нравится «терять себя»? Терять контроль над собой, а там уж будь, что будет, да?       Кто бы вообще мог подумать, что Киллер, умело создающий впечатление монстра, у которого ничего не может выйти из-под контроля, на самом деле мало что контролирует, когда дело касается его самого. Он не контролирует свои чувства — у него их, вроде как, нет. Он не контролирует чёрную жидкость, беспрерывно вытекающую у него из глазниц. Он, как выяснилось, не контролирует себя в режиме «инструмента». Его контролирует тот, в чьих руках он оказывается. И ладно, если этим кем-то окажется Найтмер.       — Нравится-не нравится, это не так уж и часто случается, чтобы об этом беспокоиться, — легко пожимает плечами Киллер.       — Но это проблема, которая к тому же способна навредить твоими руками тем, кому бы ты навредить не хотел.       Надбровные дуги невесомо дёргаются вверх в немом вопросе, Блу не спешит пояснять. Киллер же ведь тоже — не тупой.       — Знаешь, кем считает тебя Киллер?       — Не знаю и знать не желаю, — тут же открещивается Эррор, размашисто прочертив руками воздух. — Мало, что у него на уме. Мне хватает и того, что он исправно переводит мой материал для вязания, так ещё и спицы мои недавно куда-то запузырил, бестолочь!       — Он их погнул.       — Знаю, — хмуро фыркает Эррор, насупившись. — Ты вот просто скажи мне — как сгибание спиц может исправить факт того, что твои руки комом застряли в тазовом проходе?! Никак!       Блу неловко пожимает плечами:       — Он не хотел? — тщетная попытка.       — Чистосердечный пиздёж, — Эррора, впрочем, таким не возьмёшь.       Блу облегчённо усмехается. Выгораживать Киллера в его планы определённо не входило. Пусть он в какой-то мере и понимал его. Закруглений, на которых могли бы держаться нити, на первых парах действительно могло не хватать.       — По крайней мере, он тебе в этом признался.       — Ага, — тише обычного роняет Эррор, руки на груди непроизвольно скрещивает, говорит с Блу больше языком жестов, чем словами, — перед этим изрядно промыв мне мозги, но да ладно. Зато новые сразу подогнал.       — Ещё бы они не сразу нашлись, — улыбается Блу уже с нескрываемыми чертятами в глазницах, — ведь чтобы загладить вину, нужно порою приложить буквально капельку дружелюбия.       Эррор моментально щетинится, чуть ли не на дыбы встаёт, уши к голове прижимает, да шерсть распуширивает. Грозный котёнок готовится броситься в атаку.       — Это не дружелюбие, а эгоизм! — с прыжка нападает он. — Сколько раз мне ещё тебе это объяснять?! Без новых спиц я бы его себе в бункер и на пушечный выстрел не подпустил!       — Ладно-ладно, эгоизм, так эгоизм, — примирительно поднимает Блу руки, всеми силами улыбку подавить пытается.       Общение с Киллером до добра не доводит даже самых стойких. Ему уже вон — в монстрах кошки мерещатся. А Эррор только глазницы щурит и словно хвостом из стороны в сторону мечет. Недоволен значит. Погладить его так и подмывает, но Блу лишь прячет внезапно поникший взгляд за приподнятым тоном.       — Однако! — свою чрезмерную тактильность рядом с Эррором деть было решительно некуда. — Как ни посмотри, а ты слишком многое ему позволяешь. Почему? Во имя призрачной выгоды? Или настолько же призрачной перспективы этой выгоды?       А всё же, как бы Блу не ерепенился, но научился задавать вопросы, ответы на которые ему совершенно не нужны, именно от Киллера. Вот только давить на больное, видимо, было неотъемлемым бонусом.       — Я тоже — эгоист, — сухо, сквозь зубы цедит Эррор, надбровные дуги напрягает в какой-то своей внутренней борьбе. И Блу тоже весь напрягается.       Почему-то, когда Эррор не пышет негативом, не расходится в театральной игре и излишне красноречивых выражениях, это всегда воспринимается острее. Словно место для шуток резко заканчивается.       — Даже среди эгоистов могут сложиться доверительные отношения, — пытается он разбавить атмосферу. — «Вы яркое тому подтверждение,» — не говорит он вслух. Но, кажется, Эррор понимает его и без слов.       Над переносицей залегает глубокая складка, а взгляд проносится куда-то сквозь, и непонятно решается ли он что-то сказать или поставить точку в этом диалоге. У Эррора, очевидно, были некоторые проблемы с доверием. Или с привязанностью. Помимо… Блу тяжело вздыхает — всего прочего. Даже сейчас он не спешил раскрывать, что на душе, предпочитая запирать самое уязвимое так глубоко, как будто его и не существует.       Хотел бы Блу владеть бо́льшими знаниями по психологии. Академического курса явно не хватало.       — Возможно, меня подкупила честность.       Блу поднимает, успевший потухнуть, взгляд. Эррор неуютно мнётся, глазницы то и дело отводит. В отличие от Киллера у него есть чувства, и он не то чтобы умеет давать им определение.       — Первое время, когда ко мне подходил Киллер и пытался всучить кошку или горячий шоколад, это вызывало лишь подозрения. — Притащившегося к нему однажды Киллера с двумя немыслимо красивыми стаканами горячего шоколада, лично им же и натопленного: со спиральной трубочкой, молочной пенкой и шоколадной крошкой, от вида которого не подавиться слюной при всём желании Эррор не сумел, хотелось послать нахер сразу и от чистого сердца. Перед этим, конечно, забрав свою порцию лакомства. — Он объяснил это тем, что хочет разделить с тем, у кого похожие предпочтения то, что ему нравится, потому что не хочет забыть, что должен чувствовать.       Одним звёздам известно сколько сил и терпения приложил Киллер, чтобы привить Эррору любовь к кошкам. Напрасно, хотел тешить себя Эррор, но в конечном счёте, когда на него из подворотни вылетает напрочь перепуганная кошка и мёртвой хваткой вцепляется в рёбра, он, сильнее запахивая толстовку, идёт за советом именно к Киллеру.       Так уж ли это плохо? Навязывать всем свои интересы, чтобы не забыть, что они тебе интересны. Киллер любит кошек, горький шоколад, вкусно поесть, красиво одеться, вдоволь наговориться, проверить чужие нервы на прочность, куда уж без этого, любит игры во всех проявлениях, быть в центре внимания, ну и конечно — когда всё идёт по его представлениям. Что из всего этого будет иметь для него значение, потеряй он себя?       — Здорово, когда ты пытаешься не забыть. Плохо, когда ты не можешь вспомнить то, что обещал не забывать. — Отрешённо роняет Эррор, словно только случайно вслух. У Блу сразу всё внутри отзывается, но он даже слова сказать не успевает, Эррор, как ни в чём не бывало, спокойно продолжает: — Разумеется, безобидными личными мотивчиками Киллер не ограничивается. И если ему взбредёт, он может здорово так проехаться по нервам, не заботясь, что могут проехаться по его роже. Потому что эгоист. Они все — эгоисты. Так что не знаю о каком доверии, дружбе и дружелюбии ты мне постоянно талдычишь, когда личными интересами тут попахивает гораздо больше.       Блу так не считал, но что важнее — так не считал Киллер:       — Дастом можно пренебречь. Собою можно пренебречь. Эррором, — Киллер помотал головой, осуждающе сдвинув надбровные дуги.       Вот в чём была разница.       Киллер считал Эррора частью семьи. Куда более неприкосновенной личностью, чем тот же Даст. И ведь дело даже не в том, что он меньше ценит дружбу или что-то в этом роде (если вообще ценит). Эррор просто был на особом счету. У Киллера, у Найтмера. В принципе. Он был важнее. Ценнее. Но, вместе с тем… отдалённее что ли. Ближе был, во всяком случае, именно Даст. Лучший друг как-никак.       — Если бы я подошёл к нему и сказал, что ближе его у меня никого нет, он бы сказал: «Так, отодвинься».       У Блу череп по швам трещал, пока он пытался уместить это в голове. Чего в полной мере на момент разговора с Эррором ему так и не удалось. Но он всё равно пытался:       — А ты можешь допустить мысль, что в эти личные интересы… входишь?       — Чё-ё-ё? — слегка офонарел Эррор.       — Я имею ввиду! — тут же вскинулся Блу. Сам не понял, что только что ляпнул. — Как монстр, который в нужный момент не подведёт? — быстро нашёл он, что сказать, но почему-то — словами именно Киллера. — Тебе, знаешь ли, можно доверять.       Блу постарался улыбнуться, но вышло как-то криво. Диалог на этой неловкой ноте был просто обязан заглохнуть.       — Откуда им только было это знать? — однако Эррор на его невероятном фиаско зацикливаться не стал, за что Блу непроизвольно воздал благодарность всем звёздам разом. — Я, знаешь ли, благодетеля из себя не строил. Мне не было никакого дела до разного рода отбросов, которых подбирал Найтмер, как и им до меня. Не убиваем друг друга и ладно, Найтмер уже за одно только это должен был говорить мне спасибо. — Судя по всему, следствие уже заключённого «компромисса». — Так что между нами справедливо сложились довольно натянутые отношения, и лучше с каждым новоподобранным отморозком они не становились. Я точно помню, как в первую встречу сказал Дасту, что его необходимо устранить.       — Это было довольно грубо, — не самый верный способ завязать хорошее знакомство, как ни посмотри.       — Зато по факту, — отрезал Эррор.       Блу нахмурился. Зная темперамент Эррора, можно было не сомневаться, что единственным сдерживающим фактором долгое время являлся именно Найтмер.       — Получается, ваши отношения изменились только с появлением Киллера?       — Не-е, — протянул Эррор, — этот фриканутый только и делал, что на пиздюли нарывался. Причём с такой завидной регулярностью, что мне только дни считать оставалось, когда сразу две проблемы схлопнутся друг об друга.       Почему-то резко стало стыдно. У Блу неосознанно вырвалось:       — Не сладко же Найтмеру пришлось, — замялся слегка, но быстро собрался с мыслями, — но в конце концов вы стали терпимее друг к другу благодаря нему… — под «терпимостью», естественно подразумевая всё то доверие, дружбу и дружелюбие, которое они так не проявляют по отношению друг к другу, — благодаря нему же, так ведь?       Эррор процедил воздух сквозь зубы, начиная откровенно угорать.       — Значит ты просто показал себя с лучшей стороны! — выпалил Блу очевидную провокацию.       — Да ничего я не показывал! — тут же повёлся Эррор. — Они просто резко хорошо ко мне начали относиться после этого дурацкого события, после которого у меня лишь прибавилось головной боли! И видимых причин на это тупо нет!       После События, которое Киллер описал как «довольно клёвое, если бы не одно прискорбное обстоятельство». События, которое не могло произойти позднее восьми последних лет, потому что Киллер участвовал в нём. Или, по крайней мере, застал его именно «Киллером».       — Только не говори мне, что оказался не при делах, — Блу стрельнул тогда пальцем в небо, пытаясь приплести Киллера к «Событию Х». И, блин, попал прямо в цель. Угадывание Киллер, оказывается, тоже приветствовал. Наравне с умом.       — Рахафат — мой дом родной. Мне ведомо всё-ё, что происходит в нём, — улыбнулся он, неотрывно уставившись пустыми глазницами прямо в душу, прежде чем добавить, — и всё, что не происходит тоже.       Блу резко остановился, как вкопанный, сжимая пальцами череп. В голове медленно, но верно, образовывалась настоящая каша. Он уже чуть ли не кубарем катился по сплетениям воспоминаний, перескакивая с одного события на другое в бестолковой попытке осмыслить сразу и всё: взаимоотношения в банде Найтмера, «Событие Х», загадки прошлого, тайны настоящего. Всё это настолько сильно переплелось друг с другом, что казалось… стало неразрывным.       — А говорят рефлексия полезна! — как бы ему только мигрень себе не заработать. На пользу-то.       Голова, как назло, начинала побаливать, но завязывать Блу не собирался. Осталось не так много. Пожалуй, он навернёт ещё парочку кругов на свежем воздухе, прежде чем зайдёт внутрь.       Возвращаясь к причине своей головной боли, Киллер определённо один из самых сложных для восприятия монстров. Со всей этой своей игрой в чувства и над чувствами, которые он не испытывает, могло показаться, что он действительно создаёт лишь видимость дружелюбия, и на самом деле ему глубоко плевать, что может случиться с тем же Эррором из-за него или по любой другой причине. Так могло показаться… если бы в кульминации того диалога с Эррором не проскочила фраза, которую Блу впоследствии использовал как аргумент:       — Если и говорить о доверии, я доверяю больше Найтмеру или Дасту, чем Киллеру. Киллер, порою, не доверяет сам себе.       Честное о Честном. Блу почему-то даже мысли не допустил, что узнать он это мог не со слов самого Киллера.       У Эррора определённо были проблемы с доверием. Проблемы с принятием привязанности, социальной неловкостью, коммуникацией. Его словно растили в полнейшей изоляции, а потом просто бросили в общество, без каких-либо навыков, на одних лишь инстинктах. И если такого абсолютно одичавшего монстра в какой-то момент обнаружили в поселении призраков, даже если там ему не хотели зла… можно понять, почему Эррор стёр его с лица земли. Инстинкт самосохранения кричит громче всего.       Такого монстра впервые встретил Найтмер. Такого монстра впервые встретил и Киллер. Чуть менее дикого, но всё равно чертовски недоверчивого. С букетом детских травм и жгучей непримиримостью во всём. Пожалуй, сколько сил и терпения приложил Киллер, не ведают даже звёзды.       Если, конечно, вся суть только в этом... Ведь чем сложнее завоевать доверие, тем проще — его потерять.       Киллер смотрел с лёгкой полуулыбкой и абсолютно бесстрастным взглядом:       — Не волнуйтесь. У меня всё предусмотрено.       Блу почему-то даже не сомневался услышать иной ответ.       — Только не говори, что предусмотрел любую вероятность неожиданной потери контроля над собой, — если Киллер инструмент, созданный для убийств, глупо надеяться, что его первоочерёдной задачей будет ожидать распоряжений, — в самой неподходящий для этого компании.       Улыбка Киллера сделалась шире:       — Именно для этого и нужен Даст.       Кто ж ещё. Не Найтмер, невосприимчивый к большинству физического и магического урона, и уж тем более не Эррор, статусом неприкосновенности которого пренебрегать непозволительная роскошь. Даст. Сразу становится понятно, к кому отношение у Киллера более наплевательское. Но… именно поэтому они и лучшие друзья.       Насколько Блу помнит, он уже как-то пытался определить степень крепости этой дружбы по пятибалльной шкале, но сильно промелочился, поставив ей четвёрку в тот раз. Теперь он сомневается, что какие-либо разумные значения будут уместны в принципе. Хотя бы потому, что «разумом» тут и не пахнет. Они скорее убьют друг друга, чем перестанут быть друзьями. Что, вполне возможно, может произойти при очередной потере контроля. Ведь, если взять под контроль такой инструмент как Киллер, было бы проще простого, зачем тогда нужны были какие-либо предостережения?       И кто же, как не лучший друг, кто-то не просто близкий по духу, сколько равный, кто-то, кем можно пренебречь, ровно также, как и собой, сохранит в целости принципы, которые Киллер, к слову, так не хочет подставить под удар. Особенно когда в эти самые принципы, помимо Эррора, входил и Найтмер. Предусмотрительно до чёртиков.       Возмутило, впрочем, его тогда не это.       — Ну да. Зачем отвечать за собственные действия, когда можно снять с себя всякую ответственность и с чувством выполненного долга творить, что душе угодно. — В разговоре с Найтмером Блу понял одну простую вещь, — потому что у тебя на это есть просто беспроигрышное основание, — не безвыходность ситуации убьёт Киллера, не полная изоляция и даже не глухие каменные стены, — скука.       Киллера убьёт бездействие. И когда это произойдёт, останется лишь голый инструмент.       — «Движение — жизнь». К Киллеру это приемлемо как ни к кому другому.       Блу неспроста не нашёл никакого свидетельства контроля Найтмера за Киллером, как в случае с Эррором или Дастом. Найтмер не ограничивал его больше, чем сам Киллер ограничивает себя. Домашние аресты, конечно, не были редкостью, но они накладывались лишь в воспитательных целях и то — никогда надолго. Этот месяц челленджа — первый опыт. И он легко может стать последним. Ведь из них двоих именно Блу не видел, «как бездействие сносит крышу, оголяет нервы, размывает принципы», также ясно и открыто, как видит Киллера сейчас.       — А вы растёте не по дням, а по часам, — шелестит бесцветно.       — С кем поведёшься.       Почему-то, когда Киллер говорит меньше обычного, это тоже ощущается острее. Куда-то утекает всякая уверенность, устойчивость, внутреннее равновесие. Словно лёд, по которому он ходит, внезапно становится тоньше. И ему это не мерещится, Киллер улыбался всё также снисходительно, но как-то настороженно. Будто не знать, чего можно ожидать от собеседника, в его планы не входило.       — Не боишься, что, несмотря на все твои предусмотрения, произойдёт что-то, что невозможно будет исправить, — справедливости ради, Блу тогда тоже не знал, чего хочет добиться этим диалогом. Он просто продолжал перебирать тактики в надежде, что какая-нибудь стрельнет. И желательно — не ему в ногу. — И всё, что ты умудрился выстроить, рухнет как карточный домик.       Но он не учёл одну крохотную деталь. Киллер вдруг хмыкнул, словно Блу сказал невероятную глупость. И улыбка его сделалась убийственно снисходительной:       — Я не выстраиваю того, что может рухнуть как карточный домик, Погонщик.       Он имел дело с Киллером.       Блу нахмурил надбровные дуги. Буквально один полутон и диалог превратился в минное поле, любой шаг в котором — шаг на тот свет.       Мерзавец.       — Всё, что может рухнуть как карточный домик, обычно выстраивается само собой. Ну, знаете, когда выбирать не приходится. А только принимать, что выпало судьбой. — Киллер помолчал секунду, сделал вид, что сказанное к последующему ну никак не относится, и улыбнулся. — Семейные узы бывают так непрочны, не правда ли?       Прямо как брак двух монстров, которые развелись несмотря на то, что двое их детей до конца надеялись, что родители любят их больше, чем возможность освободиться от ставших обременяющими отношений.       Киллер вернул диалог под свой полный контроль, играючи выстраивая его ход по нужному курсу. Но Блу отчётливо увидел лишь то, как ловко он переводит стрелки:       — Наверное довольно неприятно осознавать, что какое-нибудь твоё незначительное решение может разрушить кажущийся несокрушимым карточный домик, — например помощь преступникам — читается между строк, между пристальным немигающим взглядом и до безобразия снисходительной улыбкой, — ведь, несмотря на все связи, от тебя будет очень легко отвернуться.       — Прямо как ты отвернулся от себя?       Лёгкий порыв ветра проносится по мостовой. Киллер замирает, будто волной посреди улицы настигнутый. Пусть и не целым цунами, но чем-то достаточным, чтобы огорошить чужой стойкостью на собственные провокации, к которым Блу, так некстати, — выработал иммунитет.       — От настоящего себя, — уцепился за эту нитку Блу, — не-Киллера, так удобно выстроившего для себя все условия — нет. Ты отвернулся от монстра, у которого была настоящая семья, а не отдельные её части.       — И которую он не смог сохранить, — прилетает в ответ безжалостное. Диалог идёт едва не на жизнь, а на смерть. — Вот ведь, как бывает, да? Когда все близкие тебе монстры умирают один за другим и не остаётся никого, кто был бы тебе дорог, уйти следом кажется самым логичным решением. — Под прицелом бездонных глазниц Блу держится стойко, слабину не даёт. Просто… порою так хочется, чтобы Киллер говорил что-то помимо правды. — Когда тебе слишком хорошо живётся, ты думаешь, что так будет всегда. Но всё обязательно встаёт на свои места, когда судьба наконец разворачивается и бьёт тебя в лицо. — Ничего, кроме правды, Киллер, впрочем, не говорит. Усмехается, подаётся чуть вперёд. — Поэтому стоит ли жалеть этого законченного, — и на выдохе произносит, — неудачника?       Какого же нужно быть о монстре мнения, чтобы считать потерю всех близких — неудачей?.. Блу встряхнул головой, речь по-прежнему идёт о Киллере.       — Это всё ещё ты.       — Как грубо, — Киллер привычно показательно оскорбился, актёрской игрой не уступая Эррору, прежде чем в его голосе не проступили нотки стали, — вот только вы это говорите мне, а не тому, кто только и мечтал, что осуществить своё последнее слабохарактерное решение.       — Стереть любое упоминание о собственном прошлом тоже было его решением? — осадил Блу. Киллер едва заметно поморщился. — Или это оно просто так удачно совпало с твоим желанием похоронить прошлого себя, как будто и не было кого-то вместо тебя?       То, что Киллер с такой скрупулёзностью уничтожал любую информацию о себе от рождения вплоть до самой… смерти, но при этом оставлял нетронутой ту, что касалась его близких, если, конечно, не засветился на ней сам, больше напоминало, что он не следы подтирал, а сводил счёты.       — Это было личное, — с леденящим спокойствием подтвердил его мысли Киллер.       — И чем он, скажи мне, такое заслужил? Обычный монстр со всеми теми чувствами и эмоциями, которые ему незачем было имитировать. И которому совсем необязательны были какие-либо предостережения, чтобы вдруг не потерять смысл в том, что сам же и выстроил. — Киллер неспроста порою себе не доверяет. Он всё же игрок. А даже самому искусному игроку — может надоесть играть. — Ему не нужно было поддерживать интерес в том, что было важно само по себе. Он не боялся потерять ни контроль, ни себя. Ему не грозило стать лишь вещью в чужих руках.       Блу уже не был уверен, слушает его Киллер или нет. Он стоял неподвижно с таким вселенским безразличием, с каким стоят манекены в магазинах. Казалось, подойди, сними с него эту новомодную толстовку — даже не шелохнётся.       Он стоял так невозмутимо. Но совсем не улыбался.       — Он был живым. Он был настоящим. Зачем ты убил его? — Богатенького раздолбая родом из Рахафата, которому просто... не повезло. — Чтобы никто не узнал в тебе его?       — Он умер, — неожиданно резко выпалил Киллер. Слишком резко для того, кому могло быть всё равно, — потому что был слаб. Потому что ничего не смог сделать, — и впервые повысил голос, чтобы практически прокричать, — и я не жалею об этом!       Посреди душной улицы Блу с головой накрыло цунами. Он непроизвольно вдохнул, словно это мог быть его последний воздух, и задержал дыхание. Кажется… он только что осуществил свою вторую цель в жизни. Радостно от этого как-то не стало.       Киллер, бесконечное мгновение спустя, закрыл глазницы и коротко выдохнул. Без какого-либо раздражения или злости, просто… словно вспомнил, что так было нужно. А Блу всё думал: «Не жалеешь... или ненавидишь?»       Киллер, если так подумать, вынужден расхлёбывать последствия решений того себя, что допустил трагичные события, повлекшие становление его как Киллера. Хотя, как он сам говорил — ничего в тот момент от него не зависело. Как и от «Стражи». Но ненавидит он почему-то только себя. Точнее… не того себя, кем стал.       В тени деревьев непримечательно сквера чёрные подтёки на лице можно было не стирать вовсе, что Киллер и делал. Повернул только голову, как будто и не было перед ним никого, и без привычных телодвижений, которые бы выдавали в нём живого монстра, проследовал к единственной лавке, на которую, однако, сел по-дуратски, уперевшись в сидушку вытянутыми руками.       Кошка в этот момент пришлась бы как нельзя кстати, но поблизости, как назло, не оказалось ни одного пушистого четвероногого. Киллеру, казалось, было на это абсолютно плевать. Он сидел и не понятно то ли серьёзно обиделся, то ли опять играет на чувствах, только больше он так ничего и не сказал.       Из всех Киллеров, молчаливый Киллер оставался страшнее всего. Блу выдохнул и сел рядом.       Сложно иметь дело с теми, кого ты попросту не понимаешь. Найтмер в этом случае не монстр — подарок судьбы. Он не только понимает всех тех, кого собрал под вектором, но и не применяет методов «Стражи», отличных от домашнего ареста и исправительных работ. Он спокойно позволяет ходить, где вздумается, зависать, где хочется, и только присматривает.       Такого неслыханного милосердия, не будь Найтмера, кучке убийц никто бы не оказал. Максимум, что бы им предоставили, это реабилитацию под неусыпным контролем вооружённых надзирателей, успех которой весьма сомнительный. О свободе, речи, конечно, идти не будет никакой.       Отрицание, гнев, отчаяние, апатия. Заставляя проходить все стадии принятия собственной незавидной участи, доламывая остатки психики исключительно в угоду собственной безопасности… Способно ли это вообще привести к позитивным сдвигам в поведении?       Если относиться к кому-то как к проблеме, он ею и будет. Позволить себе иного «Стража», пожалуй, не может.       — Посмотрим, насколько тебя хватит, — чего не скажешь о Найтмере, — но знай, я буду за тобой присматривать.       Ему ведь совсем необязательно никого ограничивать, чтобы исключить риск своей неожиданной гибели.       — Эм, спасибо… наверное?       Крайне недурно для третьей встречи, как ни крути. Концовку его идеально подготовленного сценария, конечно, немного смазало начало не вполне удачной импровизацией, но даже если бы Блу не добился сотрудничества с Найтмером, он всё равно остался бы в плюсе. Потому что ставил перед собой три цели: разузнать информации, убедиться, что был прав на его счёт и достигнуть компромисса.       Блу просто не рассчитывал, что выполнит их все. Найтмер согласился. Делать то, что уже делает, оказалось для него не в тягость. У него было лишь одно условие — Киллер теперь — его забота. Не сможет найти приемлемого решения — не его проблемы.       Идей, помимо детективного агентства, у Блу пока не появилось, но предлагать её сейчас после того, как они вроде как немножечко повздорили (или ему так показалось), было как-то нетактично.       Киллер продолжал делать вид, что кроме собственных кед чуть ниже колен с неуместным количеством ремешков и застёжек, его внимания здесь больше ничего не стоит. Ни, очевидно, Страж, один из тех, кто провалился в защите его мирной жизни, ни Погонщик, так умело проехавшийся по триггеру, ни даже то, что это один и тот же монстр.       Киллер в конце концов приспособился. Деваться ему всё равно было особо некуда. Он создал условия даже для такой жизни. Нашёл друзей, собрал по кусочкам почти что семью и по праву гордится этим. Всё это очень походит на костыли для безногого. Но какая разница, если это позволяет ему ходить?       Извиняться и потакать его капризам, Блу всё равно посчитал тогда необязательным. Киллер всегда играл на публику, говорил на публику, действовал на публику. Почему сейчас должно быть иначе?       — То, что течёт из твоих глазниц, это что? — в надежде завязать беседу на отвлечённую тему начинает он.       Киллер отвечает:       — Ничто, — чем рушит всякие надежды.       Блу недоумённо приподнимает надбровные дуги. Не возмущается даже. Всё равно, в действительности, до сих пор не знает, как правильно вести себя с Киллером. Проявляет участие — он его троллит. Пытается стоически выдерживать его провокации — он провоцирует лишь сильнее. Замкнутый круг какой-то. Но по-другому Киллер уже, кажется, не умеет…       — Я сейчас не огрызаюсь так! — в своём репертуаре закатывает глазницы Киллер, живость речи возвращает. — Это термин такой. Не моя вина, что он звучит как «отвяжись от меня, пожалуйста».       Вот только какая-то подавленность от него так и сквозила, как лёгкий ветерок через закрытые ставни. Блу старается концентрироваться на диалоге:       — Если я тебя правильно понимаю — Ничто это одна из трёх составных частей любой души.       Киллер руки-пистолеты в Блу складывает:       — Говорите как Даст.       — Но это же просто среда, в которой находятся качества души! — быстро Блу всего себя диалогу отдаёт, о тревоге забывает.       — И причём среда весьма агрессивная.       Блу хмуро сдвигает надбровные дуги:       — Если бы она была агрессивной — ни люди, ни монстры просто не смогли бы нормально жить.       Глазницы Киллера как по сценарию медленно схлапываются, а открываясь, так и застывают со словами: «нормально жить, говорите?».       Захотелось прикусить себе язык, но виду Блу не подал.       — Пятёрка вам по физиологии душ за школьный курс, — щедро оценил его знания Киллер, — хотел бы я тоже не иметь никакого представления об аномалиях души.       — Аномалиях? — показаться дураком в некоторых вопросах перед Киллером отчего-то совсем не пугало. Чего не скажешь о Найтмере.       — Как вы могли заметить, у меня некоторые траблы с душой, — может, конечно, потому что Киллер больше походит на вечного студента, чем на заумного препода.       — То, что из твоих глазниц течёт Ничто, это аномалия души?       Киллер хмыкнул и улыбнулся до несуществующих ушей:       — Не-а.       — Тогда я не понимаю.       — Немудрено, — пожал плечами Киллер, — я тот ещё гуру научного дела. Даст в этом больше шарит, — сказал как отрезал, ещё и посмотрел этим своим «лучше спросите это у Даста» взглядом.       Блу закономерно возмутился:       — Только не говори, что собираешься опять отфутболить меня к Дасту. Он ещё ни на один вопрос мой не ответил!       — А вы думаете, он на мои сразу начал отвечать? О-о-о, мы прошли очень долгий путь от «эй, ты, урод» до «эй, ты, урод» дружелюбное, — жестом обрисовал разницу Киллер. Сверкнул отблесками «Ничто» на лице и как завёл: — Я терроризировал его на протяжении около года прежде, чем начал получать вместо отмашек более-менее развёрнутые ответы. И ведь не то, что бы это было моей личной инициативой, но наши постоянные дрязги Найтмеру к тому моменту порядком осточертели, хотя их из-за этого как раз и не становилось меньше.       — Так как, говоришь, устроена твоя душа? — попыткой Киллера перевести диалог в другую степь Блу было не одурачить. — Ты ведь понимаешь, почему из твоих глазниц течёт Ничто, верно?       Киллер застыл с нелепой улыбочкой того, кто попался на том, что хотел обвести вокруг пальца.       — Да, понимаю.       — И как ты это понимаешь? Простыми словами.       Киллер сделал вид, что задумался. Хотя не то, чтобы он вообще относился к тем, кому нужно было время на подумать. Скорее для того, чтобы Блу успел подумать сам.       Душа Киллера была по всем параметрам особенная. Визуальный способ её познания выдал лишь базовые сведения. Догадаться, что красный — качество Решительности, причём людской, можно было и без этого. Возможно, если бы эксперименты над душой не запретили у учёных, было бы больше представлений касательно природы такой души. Но времена, когда они были легальны, давно прошли.       — Моя душа — это, по сути, одна сплошная аномалия, но то, что из глазниц течёт Ничто, это всего лишь следствие. Симптом заболевания. Душевная недостаточность. Погуглите как-нибудь на досуге.       Душевная недостаточность… Блу совсем не нужно было гуглить, чтобы знать об этом. Это не такое уж и редкое заболевание. Точнее, Блу знаком с ним как с состоянием. Как лёгкое недомогание, так и лёгкая душевная недостаточность. Ею подвержены семьдесят процентов от людского населения мира. Но если для людей подобное состояние, пусть и влияет на возможность полноценно использовать магию, не представляет угрозы, то для монстров — это серьёзное заболевание, которое может привести вплоть до летального исхода.       И ведь для чего-то настолько опасного возбудителей душевной недостаточности чертовски много. Помимо ряда заболеваний, которые могут её провоцировать, она может развиться и из-за чисто «душевных» проблем, таких как стресс, депрессия, сильные потрясения. Ведь неразрывно связана с психическим состоянием.       Блу стало интересно, а могла ли душевная недостаточность стать причиной психического расстройства, но, прочитав ни одну статью, он лишь убедился в обратном. Душевная недостаточность — не причина, а следствие. Она, конечно, может усугубиться переживаниями того, у кого её выявили, но не возникнуть из-за этого.       Душевная недостаточность может быть прогрессирующей или в стадии ремиссии. Лёгкой или тяжёлой. Она прямо зависит от количества качеств в душе и не поддаётся лечению в привычном понимании этого слова. Лечат как раз-таки причину, а если отсутствуют возбудители болезни, то рассматривают психологическую природу развития. При грамотном «лечении» баланс качеств восстанавливается, но… не все болезни излечимы. Поэтому эксперименты на душах и проводились, чтобы дать шанс безнадёжно больным на жизнь вне больничных стен. Благие помыслы, однако, оправдать бесчеловечность методов не смогли. Блу постарался не зацикливаться на этом.       Из симптомов душевной недостаточности чаще всего отмечали вялость, апатичность, боли в области души. Только в одной статье Блу обнаружил, что при запущенной стадии излишки Ничто могут находить ближайший к душе выход, вытекая через рот, глаза, уши. Монстры как раз и умирают не из-за того, что количество качеств в душе падает до критически низкой отметки, а из-за того, что опустевшее Ничто сжимает стенки души, в попытке подогнать «содержимое» сосуду.       Люди сравнивают это с сердечным приступом.       Представить, что довелось пережить Киллеру сложно даже приблизительно.       — Он стал, — Блу вынырнул из размышлений, как мячик из воды, стоило только холодному безразличному голосу полоснуть сознание. Вопрос отчётливо отпечатался на лице, и Киллер добавил, — вещью в чужих руках. Он ею стал. — Недавние праведные упрёки больно ударили в затылок. Блу неприятно поморщился. — Любой может стать. Быть бесчувственным для этого совсем необязательно. Дело не в этом, — Киллер смотрел куда-то сквозь не только стволы деревьев, стены ближайших зданий, но и сквозь полмира. Куда-то… в сторону Рахафата. — Всё, что он сделал, это смирился, — повернулся снова на Блу, но никакой подавленностью от него уже и не пахло. — Был ли у меня выбор? Да думаю — ни единого. Но путь другой определённо был. Просто мне на него как-то не хватило ума. И безумства. Убить кого-то одного гораздо проще, чем всех. А у меня банально было слишком много тех, кем я дорожил. — Киллер повтыкал взглядом в Блу, качнулся, как на качелях, и улыбнулся безмерно довольный собой. — Как всё, однако, удачно сложилось, не правда ли?       Весь следующий день Блу решительно не понимал, куда себя деть. В голову продолжали лезть непонятные мысли, даже когда ему удалось вернуть ясность рассудка. То что сделали с Киллером по-своему гениально. Настолько, что он уже сомневается, что это дело рук одного человека. Беспокоиться, всё же, об этом по меньшей мере глупо.       Блу смотрит на Киллера с улыбкой на пол-лица, в одной чёрной майке с кругом души посередине, в лёгких белых шортах с двумя полосками по бокам и удобных кроссах. И со смирением протягивает ему руку.       Помнится, Киллер столько раз предлагал ему проиграть в баскетбол, но Блу говорил, что не стоит. Хотя бы по причине… Киллера. На что сам Киллер заверял, что душу под курткой спрячет, подтёки все вытрет, очки на нос нацепит. Всё как обычно, что вы. А то, что очки слететь могут, так он их скотчем приклеит! И, конечно, совсем не будет выглядеть подозрительно.       Но если раньше у Блу хватало совести ему отказывать, то в этот, как-то, ни разу. Блу пожимает протянутую руку с один лишь условием — без посторонних. Киллер улыбается только сильнее.       И, в принципе, условие он выполнил. На уличной баскетбольной площадке где-то на окраинах Рахафата не было ни одного постороннего. Зато был Даст и, казалось, он был удивлён точно также, как и он сам.       — Ну вот все и в сборе. Можем начинать!       Первым отошёл от шока совсем не Блу:       — А как же те два баскетболиста? — с усмешкой спросил Даст.       — Они должны мне были всего одну услугу каждый. И они её уже выплатили, — деловито качнул указательным пальцем Киллер, — так что я считаю крайне некомпетентным просить их поиграть с нами, — помолчал он с секунду и добавил с улыбкой, — в десятый раз.       Даст пожал плечами:       — Юбилейный.       Всё это время Блу стоял в сторонке и тихо думал о том, что убить Киллера будет не таким уж и тяжким грехом. Посторонних он — не привёл. Да только как-то не придал значения, что благоприятная атмосфера «сейф-зоны» работает исключительно в баре Гриллби. И когда они порознь. Застрять между двумя преступниками, как меж двух огней, Блу находил не то что бы очень удачной затеей. Но кто его, конечно, спрашивал.       Поверхностно оценив ситуацию, Блу, впрочем, не нашёл её напряжённой.       — Ну не всё же им нам сливать. Это уже начинало быть скучным.       — Без четвёртого всё равно будет не то.       — Разве? А, по-моему, так будет даже интересней. Вдвоём играть быстро приедается, а вчетвером слишком легко, особенно если мы в одной команде. Третий может прибавить игре сложности. К тому же, сам посуди, так у вас хотя бы шанс против меня появится. Да и фору я вам дам.       — Дай себе втык.       В речи Киллера, даже не глядя на его фирменную улыбочку, сквозило таким весельем, что Блу глубоко выдохнул. Возможно, он сможет извлечь из этой ситуации что-то и для себя. Активные игры всё же близки к спаррингам, а те к реальным поединкам. У него выдалась возможность увидеть, как они двигаются. Это будет полезно. Наверное…       — Боюсь, что слабо смогу прибавить тебе сложности, — скорее он прибавит сложности Дасту. Хотя Блу не считает, что наличие его в напарниках у Даста помешает сильнее, чем тапки на ногах последнего. — Я слишком давно не играл в баскетбол, — пожимает он плечами, — последний раз в школе.       — Но вы же умеете. — Блу неуверенно кивнул. — Тогда разыграетесь в процессе. Практика, знаете, лучший учитель! — с этими словами Киллер отбил от земли мяч Блу прямо в руки. — Вброса не будет, мяч ваш. Играть будем три тайма. Очки считать буду я, как и следить за правилами, поэтому будьте добры: мяч ногой не пинать, с кулака не вышибать, грязно не играть, из трёхочковой зоны в кольцо не бросать.       Какие странные правила. Киллер говорил в сторону Блу, но отчего-то казалось совсем не ему.       — А почему из трёхочковой зоны нельзя бросать?       — А, так это к вам и не относится, — с улыбкой перевёл взгляд Киллер. — Вы бросать можете. Это правило для ленивых. Сами подумайте, если мы просто встанем афк и начнём обстреливать кольцо, разве это будет интересно?       Звучит логично. Блу покосился на Даста, который к тому моменту, казалось, полностью абстрагировался от окружающего, мысленно пребывая где-то очень далеко, и перевёл взгляд обратно на мяч в своих руках. Ладно, он поиграет. Всё равно уже согласился.       Мяч пару раз ударяется об землю и возвращается в руки Блу.       — Как бессмысленно вы растрачиваете ту фору, что я вам дал.       — Мы уже играем?! — Блу чертыхнулся. Он совсем забыл о том, что эти монстры слов на ветер не бросают.       — Ага, — мурлыкнул Киллер, — и ваша фора закончится через пять, — сделал он шаг в сторону Блу, — четыре, — улыбка сделалась коварно-насмешливой, — три.       Блу стартанул в сторону кольца противника, Киллер преградил ему путь и со словами:       — Два-один, — выбил мяч из его рук.       Блу чуть на ровном месте не споткнулся, только успел обернуться в сторону прорвавшегося Киллера, как тут же получил мяч обратно в руки точным пасом. Времени осмыслить ситуацию он себе не дал, а просто ломанулся к кольцу и, подпрыгнув, закинул мяч точно в корзину.       Ха! Что-то ещё помнит! Блу повисел с секунду на кольце, как на турнике, и, опустив одну руку, развернулся и спрыгнул на землю. Киллер с Дастом стояли на середине поля чуть ли не разинув рты.       — Что? — развёл Блу руки в стороны.       — Если вы меня победите, — бесцветным голосом заговорил Киллер, — я буду в восторге! — и взорвался чистым азартом.       В целом игра прошла неплохо. Первый тайм они даже выиграли. Блу был в нападающих, Даст играл в обороне. Причём если Киллер прорывал его оборону на середине поля то, как жаль, что они потеряли пару очков. Поделать с этим Даст решительно ничего не мог.       В их команде процент владения мячом вообще был за Блу. Он чаще вёл мяч, забивал его в кольцо, даже из трёхочковой зоны, пусть и с переменным успехом, пытался обыгрывать Киллера, но в основном — потому что Даст просто не держал у себя мяча. Он либо сразу спасовывал его, либо бросал с середины поля, и мяч, отскочив от кольца, срекошечивал прямо в руки Блу. Удивлялся он этому не долго. Манера игры у Даста была очень энергосберегающая, он даже по полю практически не передвигался. И, что странно, Киллер не особо далеко от него отставал.       Блу не сразу заметил, но пока он прикладывал максимум усилий, ни Даст, ни Киллер, казалось, совершенно не играли всерьёз. Киллер, разумеется, «показывал» парочку-другую приёмов, (грех что ли волонтёра на игру пригласил), перемещался по всему полю и некоторые их столкновения с Дастом можно было назвать серьёзными, но... Они, вне всяких сомнений, играли на уровне. Но на уровне Блу.       Киллер давал себя обыгрывать, если попытка Блу казалась ему перспективной, тоже «как жаль!» пропускал к кольцу, если ему удавалось к нему прорваться, не мешал, если он решался забить трёхочковый. Шутил разве только:       — Если бросаете, так хотя б попадайте!       Они играли вполсилы, если не в четверть, но удовольствие эта игра, казалось, приносила обоим.       В какой-то момент они завели диалог. Во время игры. Блу честно, между манёвров Киллера и внезапно оказывающимся в руках мячом, еле успевал его улавливать. Началось всё с незатейливого:       — А у вас случайно нет кого на примете, кто тоже умеет играть в баскетбол?       И покатилось всевозможными рассуждениями, кого можно было бы взять четвёртым:       — Эррора можно было как вариант. Правда он сетку бы натянул поверх кольца, и, хоть ты тресни, в сухую всё равно сольёшь. Может, тогда Хоррора?       — Ага, чтобы он тупо под кольцом стоял?       — Если их с Эррором по разным командам раскидать, то все таймы счёт был бы ноль-ноль!       Блу честно старался улавливать ход диалога, но быстро терял контроль на поле.       — Можно было бы позаимствовать парочку деревенских! Хотя даже с парочкой мороки больше, чем игры. Хотя знаю! Подкидыша можно!       — Он если и согласился бы, то только против нас.       — Скооперировался бы с Погонщиком ради этого!       — Чтобы смачно облажаться.       Киллер с Дастом заливались дружным хохотом, пока Блу закидывал в кольцо решающий мяч в тайме.       — Тогда он бы точно не согласился!       Следующий тайм оказался менее лайтовым. Пока с Блу сходил седьмой пот, больше из-за естественной духоты раскалённого за день Рахафата, Киллер с Дастом, казалось, только разогревались, да всё продолжали переговариваться:       — Готов поспорить, ты бы убил за игру с Найтмером.       — Чёрт, да!       — Шансов бы только тогда не было уже у тебя.       — Ну, если бы он играл со всеми своими щупальцами, то конечно.       — Думаешь, он бы играл с тобой честно?       Лучезарною улыбку Киллера Блу, казалось, мог увидеть и спиной:       — Не-а.       К концу тайма Блу больше внимания уделял игре, а не разговорам, не гнушался чаще перепасовываться с Дастом, лишь бы не уступать мяч Киллеру, подбирал «неудачные» трёхочковые под самым кольцом, проводил целые комбинации из пасов. В общем, больше играл в команде. Но Киллер всё равно их победил.       — Вот это борьба, да мы идём ноздря в ноздрю! Остался решающий тайм, кто же победит? — Киллер раскрутил мяч на указательном пальце и принялся его подкидывать. Блу усмехнулся, вытирая пот со лба. Показушник. — Дико хочется, чтобы вы победили, но поддаваться я не собираюсь. Вам обоим придётся хорошенько постараться, так что давай Даст, кончай лениться, не уступай Погонщику.       На лице Даста мелькнуло что-то неуловимое прежде, чем Блу успел заметить, что конкретно:       — И заработать себе громкое, — красные точки зрачков сверкнули из-под козырька капюшона точно в Блу, — погоняло.       В кругу таких отпетых юмористов буквально одно роковое слово прозвучало как выстрел в воздух пистолета в разгар соревновательного мероприятия. Шуточки разной степени нелепости щедро посыпались на и так многострадальную голову. От «куда тебе до доблестных Стражей, ты даже за модой погнаться не можешь» до «уважение и почёт нельзя так просто подогнать, его надо заслужить» и краткого, но лаконичного «гонишь».       Блу думал, что не хотел бы ещё когда-либо иметь с ними обоими дело одновременно. По одиночке ещё куда ни шло. Со стороны посмотришь, так вроде умные образованные монстры, но вместе… лоботрясы с задней парты поприлежнее будут.       Пока Киллер активно выторговывал у Даста пару очков в их, между прочим, пользу, аргументируя тем, что всего лишь «подгонит нотку справедливости в последний сухой тайм», Блу, глядя на это, мотнув головой, с усмешкой выдохнул:       — Наглый Подгонщик, — чем спровоцировал бурный гогот, вырвавшийся со звуком «пфф», сразу двух голосов.       В итоге использовали они свой перерыв между таймами с пользой, но не для отдыха. Блу не заметил в какой момент вектор разговора из расслабленно-непринуждённого принял диаметрально противоположный характер. Просто Киллер, до этого увлечённо рассуждавший какими данными нужно обладать, чтобы преуспеть в баскетболе, пришёл к выводу, что «не все под два метра ростом умеют хорошо играть в баскетбол, но у всех из стражеской породы это в крови». Улыбнулся и добавил:       — Верно, Даст? — и мяч, не так давно перекинутый в руки Даста, ударился об землю, просвистел по лицу Киллера по касательной и, подлетев метров на десять, вылетал за пределы баскетбольной площадки.       Блу с неожиданности подпрыгнул. Асфальт под ногами в месте столкновения с мячом пошёл трещинами и, если бы Киллер в последний момент не отклонил голову чуть левее, его лицо наверняка бы тоже. Повисло гробовое молчание.       С характерным звуком где-то во дворах с землёй встретился мяч и отскочил в ещё один полёт. А Киллер как стоял с таким лицом… стопроцентного Киллера, так и стоит.       — Мячик улетел, — чересчур приподнятым голосом скапитанил он, — я сгоняю за ним. — Развернулся и исчез с площадки. Оставляя наедине с монстром, у которого сейчас наверняка дёргалась глазница.       Долго догадываться, какой конкретно Страж под два метра ростом мог ещё хорошо играть в баскетбол, не пришлось. У Даста был один единственный брат.       Любые комментарии по поводу случившегося были неуместны.       Понял, почему Киллер так поступил, Блу немногим позже.       — Если и разбираться в чём-то — то со всех сторон.       Киллер с такой лёгкостью показывал некоторые приёмы баскетбольного мастерства. Показывать с той же лёгкостью что бывает, если вывести Даста из себя исключительно для общего развития, было не обязательно.       С какой стороны не посмотри, а Киллер мерзавец. Блу бы даже не удивился, если узнал, что Киллер, без зазрения совести, в тот же день поведал бы Дасту, что использовал его в познавательных целях. Возможно, получил бы уже тогда не рикошетом, но… поэтому они и лучшие друзья тоже.       Чем меньше тебя волнуют чужие чувства, тем больше ты можешь быть собой. Уж Блу ли об этом не знать…       Может показаться, что вежливость Киллера это только ширма, но Блу на собственном примере знает — Киллер больше себе позволяет именно с друзьями. Хотя, порою кажется, что он вообще себя ни в чём не ограничивает. Не повезло так, впрочем, только Дасту. И ведь не то чтобы он позволит Киллеру себе на шею сесть и ножки свесить, нет. Но в этом, наверное, и дело.       Им попросту плевать на чувства друг друга. И это скорее больше снимает ограничения, чем добавляет новые.       Для бесчувственного Киллера слишком многое волнует. Крепкие связи и полезные знакомства, образ «души компании» и собственные принципы. Слишком много для души, которая может забыть, что должна чувствовать. В какой-то момент на беспокойство о чём-то или ком-то важном может попросту не остаться места. И Киллер станет собой. Не тем собой, которым хочет быть, а тем, кем был бы без всех своих принципов. Кем-то, кто больше напоминает обоюдоострый нож, а не живого монстра…       Блу вдруг стало интересно — «быть собой» для бесчувственного сильно отличается от «потери себя»?       Спокойно находиться рядом с Дастом, в любом случае, Киллер сможет в каком угодном состоянии. Ведь, чем засорять и так ограниченное пространство ненужным беспокойством о невредимости кого-то, о ком можно не беспокоиться в принципе, куда логичней будет это место освободить.       Третий тайм, пусть и не в сухую, но они проиграли. Киллер всё равно оказался вне себя от счастья. Он вернулся с мячом спустя считанные секунды после своего ухода, но Блу показалось прошло не меньше часа. Даст отошёл тогда на удивление быстро, всё же Киллер не шутил, когда говорил, что он довольно отходчивый. Хотя резкое равнодушие с отходчивостью может иметь мало общего.       И в целом да, игра прошла неплохо. На предложение Киллера:       — Как насчёт того, чтобы собраться и поиграть так ещё раз? — Блу и Даст одновременно ответили «конечно!» и «хера с два».       Блу про себя усмехнулся. Несмотря на возможную вероятность стычек Киллера с Дастом в дальнейшем, перспектива контролировать безопасное времяпрепровождение сразу двоих преступников ему прельщала. Да и научиться, что делать в таких случаях, ему тоже было бы полезно.       В остальном жизнь шла своим чередом. От Киллера, конечно, многое зависело, но ни небольшая ссора с ним, ни его показательная презентация Даста не с самой лучшей из его сторон, не стали чем-то катастрофическим.       Самое интересное его ждало впереди.