Рокировка

Моё решение уйти было внезапным,

И у меня не было времени попрощаться.

Мгновения коротки, но они ещё короче,

Если есть луч света, пронзающий сердце. — Adriano Celentano: L'arcobaleno

Свет фар проезжающей мимо дома машины ослепил через не зашторенное окно, Реборн поморщился и накрыл глаза ладонью. Вонгола рядом тихо спал, используя его грудь в качестве подушки, и тени на его лице разглаживались с каждой минутой, проведенной в безопасной обстановке. С каких пор квартира величайшего киллера могла считаться безопасной — неясно, но Вонгола мирно посапывал, как ребенок, свернувшись под боком, и ни о чем, казалось, даже не думал беспокоиться. Стресс, мучавший его два дня подряд или общая усталость организма давала о себе знать, не важно, Тсунаеши доверчиво жался к боку в поисках тепла, словно Реборн мог защитить его от чего и кого угодно. И не догадывался, что единственный, от кого его нужно защищать, это сам Реборн. Мужчина потер переносицу и перевел взгляд на потолок. За последние полчаса, что он провел, пялясь на выбеленную поверхность, на ней ничего не изменилось: все та же потрескавшаяся у люстры побелка, все та же тонкая, едва заметная, трещина в правом углу. Никто бы другой и не заметил, но Реборн привык замечать детали и видеть то, что уходит от глаз остальных. Иначе в его мире просто не выжить. Сейчас его мир трескался под давлением чужой искренности, и Реборн ничего не мог сделать, чтобы остановить разрушающее влияние. Сила, с которой Тсунаеши ломал все преграды на пути к его сердцу, могла зваться абсолютно чудовищной и вместе с тем была абсолютно восхитительной. Тсунаеши старательно подбирал ключики к каждому замку, а те, что не мог открыть, взламывал, даже не понимая, что каждый раз улыбаясь или проявляя нежность, внутри Реборна что-то надламывалось. Надлом скоро грозил перерасти в настоящую трещину и прорваться под лавиной чужих чувств, по-хорошему ему следовало бы бежать. Закончить задание и уйти, скрыться за горизонтом событий и выкинуть мальчишку из головы. Что-то внутри шептало, что уже все, не выйдет, и даже не нужно обладать знаменитой вонгольской интуицией, чтобы понимать, что гулкий голосок на периферии — это очарованное глупое сердце, до которого остался какой-то десяток дверей, и плотину из самоконтроля прорвет. Реборн усмехнулся: незавидная участь для человека, который известен в теневом и за его пределами мире, как лучший киллер столетия. Реборн выпутался из объятий с не присущей ему аккуратностью, заменив себя подушкой, Тсуна пробормотал что-то, причмокнул губами и обнял подушку, пахнущую им. Мужчина поднялся, в неверном свете луны отразились следы чужой страсти: Тсунаеши старательно разукрашивал спину царапинами, а шею — укусами и засосами, которые еще нужно будет постараться скрыть. Мальчишка не сдерживался, не стеснялся отдаваться и требовать свое взамен, он тонул и желал утащить с собой на дно, словно печальная сирена, встретившая моряка с разбитым сердцем. Он сгорал в страсти и заставлял Реборна гореть вместе с ним, сбитое дыхание обжигало кожу, в нем тонули хрипы и стоны, стирались границы, и было не понять где чье прикосновение, где чьи руки, чье дыхание и чей загнанный стук сердца. У Реборна шумела кровь в ушах, Тсунаеши обращался весь в желание: сначала мягкое, ненавязчивое, но с каждым движение все более и более требовательное, с каждым прикосновением удушающее и всепоглощающее. Уже позже, когда огонь поутих и согревал сердце, Реборн рассеяно перебирал влажные волосы прижавшегося к нему Тсунаеши и думал, что давно не терял голову вот так. Сейчас Реборн понимал, что оставил в этом огне не только разум, но и стремление к сопротивлению. Тсунаеши его поглотил, пережевал и перемолол кости: нежностью, робкой доверчивостью, ненавязчивой лаской и искренностью. Миссия провалена, вместо головы Тсунаеши ди Вонголы стоит отправить Луче собственное сердце. И не ясно чему она больше обрадуется. Пистолет в руку лег неправильной тяжестью, Реборн раздраженно отмахнулся от ощущений, выключил голову с тихим щелчком предохранителя. Проверил обойму: ровно восемь, чтоб наверняка. Семь в Вонголу, одну в себя. Десять шагов до ванной, чтобы накинуть халат, ежась от холода, пять до кухни, чтобы пустить воду в раковину, создавая шум на фоне, еще восемь до радиоприемника в углу и ровно семь до кровати, на которой свернувшись клубком от прохлады, ни о чем не подозревая, спал будущий Секондо Вонгола. Так проще, так нет никакой ассоциации с улыбчивым неуклюжим мальчишкой с английской кафедры. Прижать дуло пистолета к виску оказалось легко, Тсунаеши поморщился от холода металла, заерзал, но не проснулся. Семь в Вонголу, одну в себя. Усмехнуться безжалостно тоже оказалось легко, даже легче, чем Реборн мог себе представить. Нажать семь раз, выпустить семь пуль без перезарядки тоже должно оказаться легко. Легче, чем он должен был себе представлять, и привычно. Привычно забирать жизнь, привычно убирать цель, привычно спускать обойму из любимых парных Беретта*, даже если сейчас была только одна, вторую Реборн оставил где-то на кухне, спеша успокоить мальчишку чаем. Сейчас все закончится, задание окажется блестяще выполненным, как и всегда, а Ренато Синклер вновь перестанет существовать. И на кой черт Колоннелло решил поиграть в ироничного ублюдка и сделать документы на настоящее имя? Реборн и забыл уже, как оно звучало: оно звучало как звонкий смех мамы, оно ощущалось как ласковые руки отца, как дурацкие проказы старшего брата, как дом, семья и горячая кровь на детской оливкой коже. Как первое убийство и обучение у самого безжалостного из людей. Ренато Синклер ощущался как дом, которого у него больше нет, и как возмездие, сладкая месть, что не оставила после себя даже щепотку удовлетворения. Ренато Синклера больше не должно существовать, и стоило бы разрядить в придурка Колоннелло обойму для профилактики, чтобы больше не вздумал подкидывать такие сюрпризы. Разрядить обойму и забыть все то, что случилось под именем давно мертвого человека. Ренато Синклера не должно больше существовать, его место занял Реборн. Леон в террариуме щелкнул языком, тихим стрекотом напомнил о себе, пришло время и ему, Реборну, напомнить о себе. Мир за долгий месяц успел позабыть как щедр бывает лучший киллер столетия, не стоило так затягивать. Реборн прочитал молитву, хотя ни в Бога, ни в Дьявола давно не верил, он сам и Бог, и Дьявол во плоти, но для Тсунаеши — невинного, очаровательного Тсунаеши, стоило отвести душу. Как там говорилось? «Цель оправдывает средства, если дело касается спасения души»? Что же, Реборн как раз собирался спасти одну. Реборн прикрыл глаза на мгновение, вспоминая: семь для Вонголы и одну для себя, надавил на курок и щелкнул в бессилии предохранителем. Выстрел, который должен был разделить жизнь на «до» и «после» так и не прозвучал в тишине болонской ночи.

***

Над островом занимался рассвет, окрашивая светлеющее небо оттенками розового и оранжевого, Реборн спустился по трапу самолета на красную ковровую дорожку аэропорта в Катании — Алиталия* заботится о комфорте своих пассажиров. С собой только ручная кладь с документами и оружием, пронести которое через контрольный пункт так же легко, как отобрать у ребенка конфетку. Солнце отражалось от стен высокого стеклянного здания, Реборн опустил полы шляпы на лицо, пряча глаза, и умело затерялся в толпе людей. Люди Джильо Неро неспешно сновали среди прибывающих и убывающих, и Реборн не хотел засветиться перед ними, не желая выслушивать хваленные речи и откровенную лесть. Добраться до Луче в тишине и шелесте скользящих по ровному серпантину дорог колес куда заманчивее. Реборн ушел вправо, нырнул в длинный коридор для персонала и вскоре вышел через центральные двери аэропорта Фантанаросса, оставив встречающих позади. — Подвезти, кора? — рядом остановился голубой кабриолет с откинутой крышей, не лучшее решение зимой даже на острове, но от Колоннелло меньшего ждать не приходилось. Блондин солнечно улыбался, скрыв глаза за каплевидными очками, и расслаблено держал руку на двери. — Какого черта здесь так много Черных Лилий*? — Реборн раздраженно перекинул сумку на заднее сидение и сел в машину, щелкая ремнем безопасности. — Луче хотела обеспечить тебе достойный прием, кора, — Колоннелло хохотнул, чужое раздражение нисколько не смущало его, блондин отсалютовал людям в черных костюмах ослепительной улыбкой и вдавил педаль в газа в пол. Альфа Ромео задорно взвизгнула шинами, поднимая большое облако пыли, и ласково заурчала двигателем. — Глупо было надеяться на то, что она не узнает. — Ей сообщили, как только ты купил билет через кассу, — блондин перестроился на нужную полосу, игнорируя поворотник: машин на дороге почти не было, лишь пара рейсовых автобусов увозила туристов в самую криминальную часть Италии. Реборн проследил за одним взглядом и усмехнулся: будет чудом, если хоть одному из них удастся сохранить багаж невредимым. Три часа пути прошли в тихом, насколько могла позволить сохранить тишину машина без крыши, молчании. Реборн задумчиво пялился на проплывающие мимо зеленые даже зимой луга, на мирные деревушки и полуразрушенные памятники прошлого, позади остались действующий вулкан Этна и Долина Храмов, на побережье морской бриз трепал волосы, и вдали виднелись Эгадские острова и заповедник Кастелламмаре дель Гольфо. В Чефалу они ненадолго остановились позавтракать, Реборн недовольно глотал крайней паршивости кофе под веселый бубнеж Колоннелло и мысленно прикидывал, где можно было бы спрятать труп Верги, чтобы люди Джильо Неро искали подольше. Машину пришлось сменить на неприметный внедорожник, дальше придется ехать по горным трассам и пробираться сквозь ущелья, чтобы не засветиться на главной магистрали, ведущей в Палермо — в последнее время на Сицилии бушуют хранители законов мафии, не хотелось бы попадаться под прицел Вендиче. От их мертвых глаз порой не по себе становилось даже Реборну. Внедорожник трещит подвеской, но в целом с проселочными дорогами справляется. К десяти им удалось добраться до Инсерры — небольшого городка под боком у Палермо, затерянного в лесах. Именно там в густых широколиственных лесах у подножья Сицилийских Апеннин спрятался роскошный особняк семьи Джильо Неро и база независимой организации наемных убийц Аркобалено. Колоннелло остановился у высоких кованных ворот, к ним уже семенили вооруженные автоматами на изготовке мужчины в черных костюмах — охрана периметра, но стоило им заметить сразу двух членов Аркобалено, как автоматы были опущены дулом вниз, а кованные ворота медленно открылись, пропуская машину на территорию особняка. Реборн был уверен, что Луче уже доложили о прибытии советника и киллера, на окне второго этажа, где располагался ее кабинет, дрогнула штора. Мужчина хмыкнул и вышел из машины, поправляя и без того идеально сидящую шляпу. Колоннелло рядом о чем-то трещал, но Реборн слушал вполуха, окинул взглядом выстроившуюся в две шеренги охрану и рядовых членов семьи, каждый считал своим святым долгом поглазеть на легенду вживую, и каждый трепетал от страха, когда Реборн проходил мимо. Пистолеты в нагрудной кобуре не укрылись от взглядов любопытствующих. — Дядя! — девочка лет восьми пробежала через широкие деревянные двери особняка, Реборн присел на одно колено и подхватил ребенка на руки, улыбнувшись уголками губ. Ария, дочь Луче, затрепетала в улыбке, распахнула большие-большие глаза и ухватилась за шею маленькими ручками. — Мама сказала, что ты приедешь сегодня, я помогала готовить твое любимое печенье. Рядом несколько обиженно заворчал Колоннелло, его маленькая принцесса никогда так не встречала, хотя он проводил в особняке намного больше времени, чем Реборн. И подарки дарил намного чаще, чем этот бессовестный киллер, приезжающий в особняк лишь в случаях крайней необходимости. В дверях уже стояла Луче, женщина тепло улыбалась и держала руку на большом животе, кутаясь в мягкую шаль. Реборн приподнял шляпу, как того требовал этикет, вслушиваясь в лепет Арии. Луче улыбнулась шире, кивнула и ушла в дом. Аркобалено последовали ее примеру. — Луче, — Реборн без стука вошел в просторный кабинет, на столе уже дымился в чашках любимый кофе. В любой другой ситуации он бы с большим удовольствием разделил приятное время трапезы с боссом, отдавая дань уважения незамысловатой беседой, но не сегодня. — Реборн, добро пожаловать домой, — женщина тепло улыбнулась, поднимаясь из-за стола, но Реборн жестом попросил сесть обратно. На восьмом месяце беременности ей нужен был покой и отдых. Реборн усмехнулся, он никогда не считал поместье Джильо Неро домом, как другие Аркобалено, и избегал визитов, предпочитая оставаться в соседних городах. Поблизости, но не слишком близко, чтобы быть втянутым в дела Луче. Он оставался независимым настолько, насколько позволяла организация, и всегда был готов прийти на помощь при необходимости, но жить под постоянным надзором не имел ни малейшего желания. Хотя не мог не признать, что дом Черных Лилий отвечал всем требованиям комфорта и вызывал чувство уюта и спокойствия, но именно от них и бежал Реборн в свои съемные квартиры и отели, подальше от пленительного тепла и лишних привязанностей. У таких, как он, нет права испытывать теплые чувства, такие как он не заслуживают ни любви, ни милости. Реборн четко умел проводить границы между желанным и действительным и предпочитал находиться по ту сторону от сладкого обмана. — Как долетел? Надеюсь, тебе оказали достойный прием, — Луче убрала бумаги в стол, разложила письменные принадлежности и сжалась под укоризненным взглядом. Попытка завязать мирную беседу провалилась, так и не начавшись. Женщина вздохнула и взяла себя в руки, отбрасывая лишние формальности. — Миссия завершена? — Сомневаюсь, — Реборн усмехнулся, он оставался стоять в дверях, не сделав и попытки расколоть напряжение, повисшее в кабинете после прозвучавшего вопроса, — что эта миссия вообще может быть завершена. Зачем тебе смерть наследника Вонголы? Луче улыбалась, но в ее бездонных глазах цвета моря отражалась решительная сталь. Босс Аркобалено наконец отбросила маски и стала сама собой: властной и жесткой женщиной, уверенной и целеустремленной. Ее обаянию поддавались многие, и Реборн не был исключением, когда-то он принял предложение вступить в организацию, полностью очарованный доброй и понимающей улыбкой. Луче не осуждала, Луче не обвиняла и не пыталась вернуть на истинный путь, она, в силу природной мягкости и женского шарма, умело добивалась того, что хотела и не соглашалась на меньшее, выжимая из оппонента все, что он может предложить. Луче, подобно небу, укрывала всех и принимала, не смотря на грехи и пороки, вынуждала подчиняться улыбке и ради одобрения ломать горы. Сильная, хитрая, милосердная женщина, без колебания способная отдавать приказы ликвидировать целые семьи. — У меня договор с Вонголой Примо, — женщина сцепила пальцы между собой, устраивая на них подбородок, — он оставляет любые притязания на Джильо Неро, я обеспечиваю защиту наследника. — Защиту? — Реборн нахмурился, в контракте точно не было ни слова про защиту, была прописана четкая цель: устранить наследника до двадцать пятого декабря текущего года. — О, — осознание пришло почти мгновенно, стоило вспомнить тот десяток киллеров, охотившихся за головой мальчишки, которых он убил собственными руками. — Умно. — Только идиот решит лезть к наследнику, когда ты рядом, — Луче не сводила с мужчины заинтересованного взгляда, ожидая реакции. — Я не берусь за заказы на защиту, — Реборн повел плечом, мысленно приказывая себе держать лицо до последнего. От пытливых глаз Луче не уйдет раздражение в уголках губ и скрытая злость на дне глаз, но для остальных его лицо будет каменной маской, застывшим на века безразличием. Хотя внутри бушевала буря эмоций и клубилась в груди сизая злость, Реборн останется непроницаемо спокойным. — И ты решила, что послать меня на убийство наследника Вонголы равносильно его защите. — Это идея Джотто, — Луче довольно улыбнулась, — прости, что не сказала раньше. Ты должен был взяться за это дело. — Что бы ты сделала, если бы я убил его? — Реборн прищурился, пытаясь отыскать на лице женщины хоть каплю раскаяния, но ничего, кроме безмятежной улыбки, не видел. — Я знаю, как ты работаешь, — Луче неуклюже поднялась из-за стола и отошла к окну, устроив ладонь на животе, — сначала ты подбираешься к жертве, втираешься в доверие, собираешь всю информацию, которая может оказаться полезной, а затем убиваешь. Этого времени вполне хватило Вонголе на то, чтобы провести зачистку в семье и подавить восстание. Ты бы не успел убить Тсунаеши, и Джотто не позволил бы. За тобой всегда присматривали его люди. Реборн недовольно поджал губы, ярость клокотала внутри, желая найти выход наружу, но он держал себя в руках. Его обвели вокруг пальца как маленького ребенка, дали игрушку на несколько дней, а потом собирались отобрать и оставить ни с чем. А в случае опасности — устранить, как безродного щенка. С полного позволения хозяев. Не нужно было услышать это лично, чтобы понять, что Луче продала его за независимость своей семьи. Даже не Аркобалено, Реборн стал разменной монетой в игре между Вонголой и Джильо Неро, в игре, в которой организация изначально была в роли пешек — ненужный мусор, мешающийся под ногами. Стало понятно, почему Вайпер внезапно посягнула на верность Занзасу и вступила в ряды Варии, девушка всегда была умна и держалась на шаг впереди от своих коллег, обыгрывая их по многим фронтам. Реборн усмехнулся: его идеалы, его привычная жизнь рушились как карточный домик в эгоистичной игре, в которую ему даже не дали сыграть. — В следующий раз, когда мы увидимся, — Реборн сорвал с шеи тонкую золотую цепочку, на которой висело кольцо с гравировкой радуги, и выложил на стол все оружие, даже брелок со складным ножом и вилкой, — я пренебрегу своим правилом не убивать женщин. Реборн приподнял шляпу, как требовал того этикет, и вышел из кабинета, закрывая за собой дверь так тихо, как только мог. Он уходил абсолютно безоружный, как дань уважения человеку, за которым беспрекословно следовал много лет, как обещание человеку, которого отныне считал своим злейшим врагом. В следующий раз он убьет ее, без сомнений и сожалений. Колоннелло ждал у машины, привалившись к нагретой сицилийским солнцем двери. Блондин не улыбался, задумчиво смотрел куда-то вбок, крутя в пальцах сигарету, и выглядел иррационально неправильно. Верга должен быть шумным, громким, беззаботным, добавлять свое дурацкое «кора» в конце каждой не самой умной мысли и заставлять плечи расслабленно опускаться, выдав очередную глупость. Верга не должен задумчиво хмурить брови и сжимать губы в тонкую полоску, не должен смотреть так серьезно и сжимать в узловатых пальцах так и не тронутую сигарету. — Что ты теперь собираешься делать? — Колоннелло все слышал, не было сомнений, Реборн не стал задаваться вопросом как. Реборн усмехнулся и вытащил из предложенной смятой пачки сигарету, прислонился плечом к плечу, облокотившись на дверь, и закурил. Впервые с тех пор, как Колоннелло потерял любимую женщину и ребенка. Сегодня он сам потерял любимую организацию и маленькую принцессу. — Вайпер пронырливая сучка, — выпустив облачко сизого дыма, Реборн поднял глаза к безоблачному небу. — Устраивать хаос, что же еще. Реборн усмехнулся, и от этой ухмылки у Колоннелло пробежались мурашки по спине. Он усмехнулся в ответ и запрыгнул в старенький внедорожник. — Подвезти, кора?

***

Площадь Мадджоре утопала в ярком свете гирлянд и пестрила рождественскими украшениями, но Тсунаеши не замечал ни оплетенных гирляндами деревьев, ни рисунков на витринах магазинов, ни статую Нептуна, которая стала центром рождественской ярмарки. Тсунаеши не замечал запаха жареных каштанов и сладкой выпечки, не видел ни смеха детей, ни улыбок взрослых, ни песен католического хора у церкви Санта Мария делла Вита. Вокруг била красками жизнь, в преддверии праздника люди заполнили главную площадь города и прилегающие к ней улицы, кто-то вышел на прогулку с детьми, подростки торопились после школы поглазеть на представление бродячих музыкантов и циркачей, кто-то вышел за покупками на праздник, а кто-то спешил домой после тяжелого рабочего дня. Люди улыбались, веселились, ссорились, спорили, смеялись и мирились, но Тсунаеши ничего не замечал. Кровь шумела в ушах, сердце загнанно билось в груди, заглушая звуки, и в мыслях набатом стучала лишь одна мысль: уйти. Он заметил слежку случайно, интуиция шептала об опасности, но Тсуна отмахивался от ее зова: в такой толпе всегда опасно, всегда может случиться что-то, стоит лишь быть немного бдительнее и внимательнее к окружающим, тогда можно ни о чем не беспокоиться. Тсуна свернул на улицу Пинаттари, нырнул в небольшой проулок, — всего полметра или около того, но этого было достаточно, чтобы ненадолго сбросить хвост, — и фыркнул. Не о чем беспокоиться, как же. Беспечность и наивность вылились в полноценную погоню. Если раньше Тсуна считал, что никто не будет преследовать его на рождественской ярмарке, куда он приехал, чтобы купить подарки семье, — до Рождества оставалось всего пара дней, а у него ничего, кроме железной дороги для Ламбо, не было, — то он крупно ошибался. Преследователей не смутила толпа, они, казалось, четко шли к маяку, к какой-то выделенной цели, и легко находили его в толпе. Их было всего четверо, но Тсуна был уверен, что эта четверка выступает в роли загонщиков, а преследователей куда больше. Они ждут момента, когда он окончательно выдохнется и сам попадется в ловушку. Избегая узких и безлюдных улиц, Тсуна пытался затеряться в толпе, сбить преследователей со следа, и уйти, добраться до церкви Святого Паоло Мадджоре на другом конце квартала и оттуда вызвать такси до Поместья Роз. Или хотя бы до дома Ренато Синклера, что находился недалеко от университета, благо ключ есть. Впереди толпилась группа туристов, слушая истории про призраков Базилики Святого Петронио, и Тсуна, не раздумывая, бросился к ним. Извиняясь на английском и делая вид, что изначально отбился от группы, он встал во втором ряду. Короткая передышка позволила перевести дыхание и оценить обстановку, люди в черных костюмах, что преследовали его, рассеялись по периметру, выискивая цель. Тсуна пригнулся, делая вид, что поправляет шнурки, и двинулся вправо. Было два варианта: выйти на улицу Архигимназио, обогнуть здание магазина и выйти к рынку, либо уйти в переулок Коломбина и оказаться на улице Д’Ацельо. В первом случае придется сделать большой круг, а во втором не удастся избежать узких проулков и безлюдных мест. И то и то грозит вылиться в настоящую катастрофу, Тсуна уже выдыхался, погоня длилась больше часа, и чем больше он кружил вокруг площади Мадджоре, не решаясь выйти за пределы скопления народа, тем ниже становились его шансы на успех. Но и идти в проулки было опасно: он элементарно не сможет позаботиться о своей безопасности в столь узких местах. Был еще вариант забраться к кому-нибудь через окно на первый этаж, но он отмел идею почти сразу: становиться героем третьесортных женских романов и поднимать шум хотелось меньше всего. Понимая, что его преследователи не дураки и сразу отрезали пути к отступлению, Тсуна напряженно искал варианты. Рано или поздно они поймут, где искать, и стоило уйти до того, как это свершится. Но ни один из вариантов не казался подходящим, интуиция молчала, сколько бы он не пытался прислушаться к ней, ничего не слышал, ни намека на то, что фамильный дар или как, черт возьми, в народе прозвали развитое шестое чувство Вонголы, поможет. Приходилось полагаться только на себя и вспоминать все то, чему его учили отец и Фонг. Они бы точно из такой ситуации смогли выбраться, нет, они бы в такую ситуацию даже не попали, сразу заметив преследователей и избавившись от них. Было досадно, в последнее время он только и делал, что готовился к Церемонии Наследования, погружался в мир мафии, узнавал про существующие организации, альянсы, семьи, изучал историю своей семьи и гербы других, учился отличать своих от чужих, все больше тренировался с Фонгом, учился стрелять и играть в грязные политические игры. За две недели обучения уже можно было распознать слежку, но Тсуна не просто понизил бдительность до минимума, считая, что в центре города с ним никто ничего не сделает, но и отмахнулся от интуиции. Снова. Неудивительно, что сейчас она молчит. Тсуна двинулся вместе с остальными туристами и у стен библиотеки нырнул на улицу Архигимназио, посчитав, что сделать крюк не так страшно, как попасться прямо в руки последователей. Он стянул с шеи красный шарф — яркий акцент, позволяющий заметить его, намотал на фонарный столб и направился в другую сторону. Ненадолго, но это поможет сбить след, полученного времени должно хватить, чтобы решить, что делать дальше. Обогнув здание библиотеки, Тсуна вышел на улицу Фарини — большая трехполосная дорога гудела впереди, и Тсуна вклинился в ряд пассажиров, ожидающих автобус на остановке. Решение проехать пару остановок вперед к церкви показалось неожиданно правильным, Тсуна запрыгнул в автобус почти последним, неловко извинился перед тучной дамочкой, которую обогнал, и забился в самый конец — оттуда можно будет увидеть всех, кто заходит в автобус и сбежать при необходимости. Выбравшись из потока людей на улице Тальяпьетре, Тсуна перешел через дорогу и оказался на Де’Карбонези — оттуда рукой подать до церкви Святого Паоло Мадджоре, нужно было только повернуть направо, но, решив, что это будет слишком очевидно, Тсуна решил зайти с улицы Бельфиоре, минуя юридическую фирму братьев Розелла. У церкви маячили пара человек в черных костюмах, Тсуна без труда узнал в них последователей и попятился назад, пока не оказался замеченным. Да, вызвать такси из церкви оказалось слишком простой идеей, либо преследователи решили, что раз он направился в эту сторону, то у церкви окажется в любом случае. Один из мужчин заметил его, что-то громко крикнул своему сообщнику и быстро направился к нему, Тсуна чертыхнулся и сорвался на бег. Холодный ветер с редкими снежинками обжигал щеки и шею, но Тсуна бежал, не разбирая дороги. Вылетел на автостраду, чудом не попав под колеса машины, промчался мимо группы школьников, задев одного из сопровождающих плечом. Извинившись, он побежал дальше, имея лишь одно желание: оторваться и найти безопасное место. Интуиция ревела, Тсуна мысленно ревел вместе с ней, но больше не игнорировал, позволяя ногам вести его. Миновав улицу Урбано, он оказался рядом с городским судом, чуть дальше светился зеленый крест аптеки и начинались жилые районы. Тсуна завернул в первый попавшийся переулок и уперся руками в колени, тяжело дыша. Никакие тренировки не могли подготовить его к такому марш броску, Тсуна жадно глотал воздух, прислушиваясь к окружающему миру, но ничего не слышал, кроме гула крови и сбитого сердечного ритма. Преследователей не было видно, Тсуна смог оторваться от них около трех минут назад, и сейчас молился всем известным богам о том, чтобы они прошли мимо. Второй такой забег он просто не выдержит. — Так-так-так, — чужой голос из тени переулка заставил Тсуну вздрогнуть и испуганно уставиться вперед. Оттуда неспешно вышел мужчина в черном костюме, на его груди Тсуна заметил вышитый герб: такой же он видел у своих преследователей. — Птичка сама прибежала в ловушку. Вот же босс обрадуется, когда узнает, что я поймал самого Вонголу Секондо. Тсуна попятился назад, судорожно ища варианты выбраться из переулка. Убежать не вариант, он заметил пистолет в руке мужчины, и сомневаться в том, что он успеет им воспользоваться раньше, чем Тсуна окажется на другой стороне дороги, не приходилось. — Как удачно я отошел покурить, — мужчина широко улыбался, чувствуя себя королем положения, — а ты очень быстрый, малыш. Холодное дуло пистолета уткнулось в мягкие ткани под подбородком, Тсуна сглотнул, чувствуя, как от страха холодеют кончики пальцев. Этот мужчина выглядел абсолютно безумным, восторг взрывался в глазах и самодовольная улыбка исказила и без того некрасивое лицо. Провоцировать такого опасно, нужно найти способ выбраться и как можно быстрее. Пока Тсуна искал варианты, мужчина очертил пистолетом линию челюсти и надавил дулом на щеку. Резкий запах пороха и оружейной смазки ударил в нос, Тсуна сглотнул и скосил взгляд на пистолет. — Нам пришлось попотеть, чтобы угнаться за тобой, — преследователь усмехнулся и сильнее вдавил дуло в щеку, — я говорил этому идиоту Умберто просто прострелить тебе коленные чашечки, но он не согласился. А так бы бегать меньше пришлось. Пистолет скользнул выше, коснулся скулы и замер у виска. Тсуна поднял взгляд на мужчину, не проронив и слова. Он боялся, боялся так сильно, что ноги дрожали и отказывались двигаться, кончики пальцев немели, а язык будто прирос к небу. Интуиция истерично вопила, почти заглушая весь окружающий мир, а тело окаменело от всепожирающего страха. — Жаль, что боссу ты нужен живым, — мужчина надавил дулом на нижнюю губу, и Тсуна послушно открыл рот, — такой послушный, может нам стоит немного повеселиться перед тем, как поехать к боссу? Мне отсосет сам Вонгола Секондо! Выстрел раздался неожиданно. Мужчина пошатнулся, прохрипел и завалился на бок, тонкая струйка крови потекла из затылка, образовывая в считанные секунду небольшую лужицу. В темноте переулка сначала вспыхнул огонек, растворилось облачко дыма, а затем показался человек. Тсуна обомлел, во все глаза уставившись на него, и медленно выпрямился. — Ренато? — неуверенно позвал Тсуна, буквально заставляя губы складываться в слоги. Тело не слушалось, он смог с трудом переступить с ноги на ногу, неуверенно вглядываясь в темноту. Человек там точно был Ренато Синклером, точно был его преподавателем английского, его любовником. Пропавшим две недели назад. В то утро Тсуна проснулся в кровати совершенно один, ежась от холода и недовольно ворча — накануне они забыли закрыть форточку, а потом как-то не до нее было. Мужчины нигде не было, вторая половина кровати была холодной и пустовала уже достаточно давно, судя по разгладившейся подушке. В складках одеяла прятался Леон, пытаясь согреться — ему холод и сквозняк, гуляющий по полу, не нравился даже больше, чем Тсуне. Не было ни записки, ни каких-либо еще посланий, Тсуна, испытывая почти благоговейный страх перед рептилией, обернутыми полотенцем руками отнес питомца в террариум, с трудом отыскал банку с кормом и чуть не выронил ее, осознав, что кузнечики очень даже живые и совсем не против выбраться из банки. Рядом с ней лежал пинцет, но Тсуна просто сунул приоткрытую банку в террариум, надеясь, что Леон сам разберется с тем, сколько ему нужно съесть. Заменил воду в поилке, сварил кофе и устроился на диване, обернувшись в плед, дожидаться Реборна. Мужчина не пришел ни через час, ни через четыре. Тсуна развлек себя чтением книг, благо обширная библиотека могла предложить варианты по вкусу на разных языках, просмотром мыльной оперы и общением с Леоном. Рептилия сама выползла из террариума и устроилась на подлокотнике кресла, сгонять ее Тсуна побоялся, поэтому решено было установить шаткий нейтралитет, но на третий час ожидания, когда книга была отложена в сторону, а телевизор выключен, Тсуна неуверенно коснулся гребня на спине и завороженно наблюдал за тем, как под его прикосновениями менялся цвет кожи. Чуть смелее коснувшись рептилии, он и не заметил, как Леон вскоре перебрался на колено, греясь от человеческого тепла, а он сам аккуратно гладит спину и хвост, не боясь быть укушенным. Когда пришло время уходить, Тсуна оставил записку на видном месте и, неуверенно посмотрев на Леона, вышел из квартиры, закрыл дверь и бросил ключ в карман пальто, намереваясь отдать при встрече. Которая так и не состоялась ни на следующий день, ни через неделю. Мужчина не отвечал на звонки и не появлялся в университете, дома его тоже не было — Тсуна приходил каждый день, чтобы покормить Леона и поменять воду. Он подолгу сидел в кресле у окна, читая или общаясь с хамелеоном, в ожидании возвращения, но Реборн не возвращался. Тсуна обеспокоенно заламывал руки и гнал мысли прочь, если бы с ним что-то случилось, в университет бы сообщили, но в деканате сказали лишь, что синьор Синклер взял больничный. Тсуна боялся идти в полицию, интуиция шептала, что никакой пользы от визита к хранителям правопорядка не будет, и Такеши, которому Тсуна все рассказал, потому что больше не мог держать всю эту лавину из беспокойства и страха в себе, посоветовал просто подождать. Реборн не был похож на человека, который молча исчезает просто так. Он был чем-то занят, чем-то серьезным, настолько, что не мог предупредить, но интуиция подсказывала, что встреча состоится очень скоро. Тсуна забрал террариум в Поместье Роз, находиться в квартире Реборна он больше не мог: соседи начинали странно на него посматривать, и перевезти питомца, ответственность за которого упала на его плечи по собственному желанию, домой казалось единственным верным решением. Не в зоомагазин ведь его отнести. Оставить Леона в квартире он тоже не мог: вычитал в библиотеке, что хамелеоны не могут долго протянуть без свежей воды, это грозило обезвоживанием и чем похуже. Поэтому теперь Леон жил в комнате Тсунаеши, а все обитатели Поместья Роз нашли очень интересным занятием наблюдать за ним. Тсунаеши переживал и продолжал звонить в квартиру Реборна, но ему никто не отвечал, в университете преподаватель так и не появился, и найти его не было возможным. Оставалось только ждать, но он не имел ни малейшего понятия чего именно: встречи или весточки с того света. И вот теперь, две недели спустя, за пару дней до Рождества, Ренато Синклер оказался в переулке и только что убил человека. Тсунаеши бы больше поверил в неожиданный визит Бефаны* с мешочком сладостей, чем в то, что встреча была случайной. Ренато не выглядел так, словно проходил мимо и решил по доброте душевной спасти своего ученика. Тсунаеши внимательно вгляделся в мужчину: темное пальто, неизменная шляпа с рыжей лентой, — та самая, что он подарил, — расслабленная ухмылка, между тонкими пальцами зажата сигарета, в другой руке после выстрела дымился пистолет. Нет, Ренато Синклер определенно оказался здесь не случайно. — Где ты был? — Тсуна нахмурился и осторожно переступил труп, желая подойти ближе, но интуиция взревела, и он замер на месте. Дуло пистолета было направлено точно ему между глаз. — Не советую делать глупости, — Реборн щелчком отправил недокуренную сигарету в полет, не спуская мальчишку с прицела. — Что ты… — Тсуна болезненно прикусил щеку изнутри, покорно замерев на месте, и опустил голову вниз. Он был готов разреветься прямо здесь от осознания и боли, последовавшей за ним. Лучше бы оставался сегодня дома, подарки могли бы и подождать. Лучше бы и вовсе отправил за покупками Лоренцо или Паоло, а сам не вылезал из кровати до тех пор, пока отец не решит вытащить на очередную тренировку. Лучше бы он вообще сегодня не просыпался. Все лучше, чем видеть абсолютно холодные глаза человека, которого искренне полюбил, и знать, что ему ничего не стоит нажать на курок. — Почему? — тихо спросил Тсуна, пряча глаза за густой челкой. На землю медленно опускался снег, он сосредоточенно смотрел на начищенные туфли мужчины и понимал, что если поднимет на него взгляд, то разревется. Нельзя, он должен уйти достойно. — Потому что ты — мое задание. Тсуна, не веря, медленно попятился назад, споткнулся о труп преследователя и повалился на землю, больно ударившись копчиком, но боли совсем не чувствовал. Перед глазами проплывали картинки из прошлого, а в голове неоновой вывеской мерцало понимание: все было ложью. Первое знакомство, повышенное внимание к своей персоне, встреча литературного клуба, которую они провели вдвоем, вторая встреча, но уже в компании, утро в его квартире, встреча на ярмарке, встреча в церкви, первое почти свидание, закончившееся перестрелкой, встреча на ипподроме и признание, поцелуи, утешение в больнице, первая и единственная ночь. Все это было ложью, идеально спланированной игрой, чтобы подобраться ближе, чтобы завоевать доверие и усыпить бдительность. Фальшивка, пустышка, ложь. Картинки калейдоскопом вертелись в мыслях, проплывали перед глазами счастливые моменты, отдавались болью в сердце лживые слова. Все это время Ренато лгал. А Ренато ли вообще? Может и имя подставное, лживое, чтобы подобраться, сойти за своего. Итальянец ли он вообще и преподаватель? Что Тсуна вообще о нем знал? Увлечение литературой, номер квартиры, имя питомца и, вроде как, профессия. Если и она не была ложью. Ни возраста, ни семьи, ни места рождения, Тсуна сидел под медленным снегопадом и осознавал, что доверился, открыл сердце человеку, о котором совершенно ничего не знал. И даже не задумывался о том, что все это могло быть односторонней игрой, хорошо спланированной шахматной партией, в которой он сам — желаемый король, убить которого — первостепенная цель, суть всей игры. Тсуна усмехнулся и закрыл лицо руками, размазывая по щекам чужую кровь — даже не заметил, как вляпался. Все это слишком, просто слишком для него одного. Прав был Хаято, не стоило так сильно доверять чужому человеку. Стоило быть немного внимательней, прислушиваться к интуиции, все понять еще в тот вечер перестрелки, когда Ренато вытащил из бардачка пистолет. Знал ведь, что он не простой человек, интуиция предупреждала об опасности, но он, влюбленный дурак, игнорировал и ее, и факты. А теперь, столкнувшись с правдой лицом к лицу, не мог поверить, что был так беспечен. — Я забрал Леона в Поместье Роз, — зачем-то обронил Тсуна, так и не открыв глаза. Смотреть на Ренато было страшно. Страшно и больно, слишком больно, чтобы он мог осмелиться открыть глаза. — Подумал, что ты расстроишься, если он умрет. Хамелеоны не могут долго без свежей воды. Тсуна прикусил губу, стараясь не разреветься. Ренато молчал, Тсуна чувствовал его прожигающий взгляд, и не понимал, почему мужчина тянет. Может, ждет кого-то? Может, он ему тоже нужен живым? Как бы это ни было, Тсуна не хотел знать ответ. Больше не хотел. Реборн усмехнулся и перевел прицел на сердце Вонголы. Всего один выстрел, и мальчишка умрет. Реборн не промахивается, никогда, хватит одного нажатия, короткого давления на спусковой крючок, и весь этот дурдом закончится. Билеты на другой конец земли забронированы, все телохранители, ровно как и преследователи, мертвы, он сам методично избавлялся от каждого, чтобы никто не посмел помешать. Жизнь Секондо имеет право оборвать только он. Где-то на крыше с винтовкой обосновался Колоннелло для подстраховки, Верга не промахнется, если кто-то решит вмешаться, не даст и шанса помешать закончить миссию. Голова мальчишки, как и было обещано, украсит рождественский ужин Луче, а затем они уйдут. Австралия хорошее место для того, чтобы спрятаться. Люди Вонголы не смогут отыскать их на другом конце земного шара, а люди Джильо Неро не посмеют бросить вызов сильнейшим из Аркобалено. Осталось только выстрелить, пустить пулю в сердце и быстро уйти. Они договорились встретиться за городом, Колоннелло уйдет первым, а Реборну нужно будет сжечь квартиру и отправиться за ним. Оставалось только нажать на курок, и оставить эту главу жизни позади. Выдрать сердце одновременно с выстрелом, вручить Тсунаеши посмертный трофей и уйти. Реборн усмехнулся и нажал на курок.