Осколки прошлого

Все проиграли, любовь проиграли, любовь проиграли, проиграли!

      Первая же мысль, которая возникла в голове Насти — встреча с Дмитрием. Как она может случиться, если теперь её будут возить от дома в школу и обратно?       — Пап, ты ничего не попутал? Мне 14 лет, у нас по Конституции свобода передвижения.       — Там ещё было что-то про свободу слова прессы, но, как видишь, всем плевать на это. Я уже сказал: ты под арестом, милая.       — У меня Чемпионат России скоро, как я без тренировок буду?       — Раньше надо было думать. — Витя потушил сигарету о пепельницу, закинув ноги на стол. — Запомни одну истину: если тебе что-то нужно в этом мире, и ты боишься потерять определённую возможность, то нужно уметь вовремя закрывать рот. Я не потерплю, чтобы моя родная дочь, которую я кормлю и обеспечиваю, разговаривала со мной на повышенном тоне и матом. Уяснила?       — Я буду говорить так, как ты заслуживаешь. Ты предал маму! — Крикнула Настя и хлопнула дверью, закрывшись в комнате. Пчёлкина схватила телефон и написала Диме:

      «Мне кажется, я не смогу встретиться с вами завтра.»

«Что случилось?»

«Я наказана. Простите.»

«Если надумаешь встретиться, всё будет в силе.»       Настя отложила мобильник и легла в кровать, чтобы поскорее уснуть.       Она надеялась, что папа отменит наказание, которое вынес на эмоциях, но прошло несколько часов, а он всё никак не объявлял амнистию. Настя понимала, что могла извиниться, но не хотела этого делать. Какие, к чёрту, извинения, если правда на её стороне? Гордость не позволяла произнести простое слово! Даже когда Настя отказалась от ужина — Витя не сказал ни слова.       Взаимная холодная война грозила началом эскалации.

***

      Утром Настю забрал Шмидт и отвёз в школу. Всё как обычно — уроки, перемены. Настя честно пыталась понять новые темы, но, вместо голоса учителя, могла слышать только собственные мысли. Вот уже близка разгадка, но Настя не может дотянуться до неё из-за глупой ссоры с отцом. В этот момент Пчёлкина даже позавидовала своим одноклассникам, которые не имели личных водителей — они были свободнее, их никто не контролировал, и каждый шаг не находился под прицелом чьих-то бдительных глаз.       Сидя на уроке, девушка думала о том, как сбежать на встречу и при этом не иметь никаких негативных последствий в дальнейшем. В конце-концов, пришла к единственному выводу: ей нужно уйти пораньше, желательно перед последними двумя уроками. У водителя есть расписание, и он приедет только к окончанию дня. Главное — вернуться обратно в школу. А уж сбежать было проще простого.       Пчёлкина со стоном схватилась за живот и начала оседать на пол. Нина Михайловна, химичка в возрасте, как и предполагалось, не прошла мимо, подыгрывая Настиному плану:       — Настенька, что случилось?       — Живот болит, — прохрипела Настя, сжимая кожу руками и сцепив зубы для надёжности. Нина Михайловна приняла слова Насти за правду и отпустила девушку. Настя пошла в медпункт, рассказала ту же историю — ей дали активированный уголь и сказали отправляться домой. Для пущей убедительности, Пчёлкина даже похромала, доходя до двери, а уже за ней взвизгнула от радости, пританцовывая. Всё! План выполнен.       Набрав номер Дмитрия, Настя дождалась, когда длинные гудки сменятся мужским голосом, и сообщила, что сможет приехать. Глушков ответил, что будет ждать её с нетерпением. Несколько остановок на трамвае, затем — две станции на метро; вся дорога заняла от силы минут двадцать. И вот, легендарные Воробьёвы горы, лучшая смотровая площадка, показалась за воротами. Настя медленно прошла к забору и увидела Диму. Узнать его было очень просто по крепкому телосложению, бороде, а главное — взгляду.       — Дмитрий, здравствуйте. — Настя запыхалась, садясь рядом с журналистом. — Простите, у меня не так много времени, я сбежала из школы и мне нужно вернуться к 14:30.       — Ничего страшного, я тебя отпущу. Будешь? — Дима обнял девочку и угостил мороженым, которое Пчёлкина любезно приняла из его рук. — У тебя есть какие-то конкретные вопросы о твоей маме или я сам могу рассказать о ней? — Настя кивнула.       — Начните Вы. Может, уже все загадки разгадаете.       Она старалась выглядеть спокойной, но волнение выдавало то, как девочка теребила брелок с гитарой «Ранеток».       Дима устремил свой взгляд вдаль и начал говорить:       — Твою маму зовут Юлия. Её фамилия, на самом деле, Фролова. Она не успела поменять на отцовскую. Была журналистом, закончила МГУ, да и, в целом, умницей, храбрым человеком. Сначала в газете писала про происшествия всякие, а потом устроилась на телевидение. Юля помогала жертвам насилия, освещала судьбы простых людей. Но в 1995-ом ей предложили командировку в Чечню, в качестве военного корреспондента. Тебе наверняка неизвестно, в школе об этом не говорят, но Россия два раза воевала с Чеченской республикой.       — Зачем? Чечня же, вроде, Россия тоже.       — Всё верно, — Дима кивнул. — Чечня это субъект Российской Федерации. Но в 1994 году она хотела выйти из состава России и стать независимой. Это если вкратце. Не хочу тебя тревожить всякими дуростями. Вторая Чеченская война была неизбежна из-за того, что Хасавюртовское соглашение 1996 года не решило проблему ни одной из сторон. Россия вывела войска с территории Чечни, но юридически сторона противника не получила независимости и дипломатического признания ни от одной страны. После окончания Первой чеченской войны в 1996 году в самопровозглашенную республику начали перебираться радикальные исламисты из Афганистана и Саудовской Аравии, которые начали промышлять разбоем, наркоторговлей, организацией терактов и похищением людей. Я доходчиво объясняю? Просто ты маленькая, может, слишком сложно рассказываю.       — Нет, не сложно, мне всё понятно. И моя мама была на войне?       — Твоя мама была на обеих войнах. — У Димы затряслись руки. Если первую часть рассказа он легко изложил, то сейчас он долго подбирал слова. — Во время первой командировки она освещала боевые действия, но получила ранения, поэтому отправилась домой. Пока лечилась и восстанавливалась, уже война закончилась.       — Ранения…       — Да, её ранили в ногу. Она выжила, герой вообще. У твоей мамы были государственные награды даже. После войны занималась социальными темами, была корреспондентом «Времени».       — Того самого?       Даже Настя знала эту передачу. Когда она начиналась, Витя понимал, что уже девять вечера, а потому отправлял дочь спать.       — Именно. В 1999-ом она помогала Александру Белову на выборах, агитировала голосовать за него. На мой взгляд, это стало фатальной ошибкой. — Дима потёр виски. — Именно из-за этого Каверин, оппонент Белова, обозлился на твою маму, начал точить зуб. В декабре 1999-го, на следующий день после свадьбы, Юля вылетела в Чечню, во вторую командировку.       — Подождите… — В круговороте информации, которая разом рухнула, голова шла кругом. — Скажите, моя мама жива? Где она?       Дима замолчал. Пчёлкина смотрела ему в глаза, ожидая нервно ответа. Самый главный вопрос, который она хотела задать четырнадцать лет. Глушков видел, как девочка волнуется и понимал, что сейчас убьёт её собственными словами. Но отступать было некуда. Дима вырвал листок из блокнота и написал:

«Троекуровское кладбище, участок 9а».

      Листок отдал Насте, без комментариев. Пчёлкина перечитала фразу так, как будто она была на китайском языке. Настя чувствовала, что мир вокруг становится расплывчатым из-за слёз на глазах. Тело стало горячим, раскалённым.

***

      — Виктор Павлович, вас просят к телефону.       Пчёлкин сразу же понял, о ком идёт речь — он ждал её звонка, чтобы понимать масштаб бедствия.       Едва он взял телефон и ответил, на том конце провода раздался её голос:       — Вить, нам нужно встретиться. Срочно.              — Буду через пять минут.       Витя приехал на Котельническую набережную. Глазами быстро отыскал Дашу и подошёл к ней, нежно коснувшись её плеча.       — Вить, я знаю, что ты человек занятой, поэтому не буду тянуть кота за хвост. Меня могут уволить за поцелуй с тобой. Вернее, за то, что его видели другие люди. Мне непонятно, как ты это допустил…       — Я не могу контролировать все СМИ нашей страны. Это не в моей компетенции. Я всего лишь выступаю косвенным регулятором с точки зрения финансов, — тут же защитился Витя.       — Я не собираюсь тебя отчитывать. Я просто хочу сказать, что терять карьеру педагога я не намерена, поэтому нам нужно перестать видеться. Никаких контактов, переписок, встреч.       — Подожди, мы расстаёмся? Блять, ты серьёзно? — Витя всплеснул руками, истерически смеясь. Отношения длиной в три дня — самый низкий показатель в жизни Вити. — Как наступает проблема, ты убегаешь в кусты?       — Нет. Как раз-таки побег в кусты — это решение проблемы, Пчёлкин. Мне тоже не хочется тебя отпускать, как бы я не отрицала это. Но пойми, моя работа очень важна для меня. — Даша взяла Витю за руку, а потом отпустила. — Скоро будет педсовет, где всё решится. До него я вообще должна быть тише воды и ниже травы.       — Я могу решить всё в два счета, Даш. Почему ты не даёшь мне помочь тебе? — Витя стал злиться, и эта злость сейчас уже прорезалась в нотках его голоса. Даша тут же потушила огонь эмоций ледяным спокойствием:       — Потому что я сама должна отстоять свою честь. Пожалуйста, не пиши мне и не звони. Это будет твоей лучшей помощью.       — Когда будет педсовет? — Витя не желал ничего слышать про «не звони». Он упорно гнул свою линию. Оставлять свою любимую женщину на растерзание гнусных педагогов было ему не под силу.       — Через неделю. Вить, не приходи, пожалуйста, ты можешь всё испортить. Я уже знаю, как разобраться со всем. Я должна предъявить отсутствие переписок и какого-либо общения, кроме учебы. Просто пока… — Даша прикрыла рот ладонью. Сквозь щёлочки Витя увидел, как Даша пытается улыбаться. — Меня для тебя нет.       Пчёлкину от всей души хотелось топать ногами и биться в невидимую дверь. Он понимал, что спорить с Дашей бесполезно и её план действительно претендует на успешность. Но он привык к её сообщениям. Только сейчас начиналась новая глава его жизни, светлая, без траура и страданий, и теперь всё обрывается. Хоть ори во всю глотку.       — Неправда, Котова. — Витя покачал головой. — Несмотря на то, что мы с тобой общаемся не так много, ты стала занимать не последнее место в моей жизни. Я давно такого не испытывал и не собираюсь тебя терять.       — Мне приятно это слышать, но ты понял, о чём я? Пока будем на расстоянии.       Витя не кивнул. Ведь даже малейшее подтверждение было бы знаком, что Пчёлкин принимает правила игры. А они ему совсем не нравились, однако, он был лишь игроком. Даже при всей его огромной власти, спасти репутацию Даши он не мог. Общество уже всё видело.       Пчёлкин подошёл к Даше и обнял её, положив руку на спину и скользнув немного пальцами по тонкой ткани куртки.       Впоследствии Даша будет часто вспоминать этот жест с теплотой и тоской.

***

      — Вы шутите?! Какое Троекуровское кладбище?! — Настя отбросила листочек на скамейку. — Моя мама жива, мне отец говорил об этом! И… — Настя сжала в руке свои волосы, а потом отпустила. — И она мне звонила на десятилетие! Обещала приехать из Америки! Она жива, я это знаю точно!       — Я не знаю, кто тебе звонил. Голос сейчас можно подделать с помощью специальных программ. Прости, Насть. Твоей мамы нет с нами. Она умерла 5 января 2000 года.       Настя села на скамейку и по-старчески согнулась. Действительно, такой груз был слишком тяжёлый для её детских плечиков. Она закрыла лицо рукой, давая себе возможность поплакать. Затем вытерла слёзы и вновь выпрямилась, спросив:       — Как умерла моя мама?       — У неё не было шансов. Когда началась Вторая Чеченская, твоя мама была после родов, организм был ослаблен. Ещё в плену находилась трое суток. Ей попали в голову, спину и ногу. Она умерла в больнице. Даже если бы привезли донорскую кровь… Клетки уже отмерли, не могли принять её.       — Я слышала, что военных журналистов не бьют, Дмитрий. Зачем они убили мою маму? — Настя начала вспоминать ресурсы, которые изучала, когда узнала профессию Юли. Дима уже решил рассказать всё по полной программе:       — Я провёл своё расследование и убедился, что в убийстве мог быть замешан русский человек, с высоким положением в обществе. Как я вижу ситуацию: Каверин, который был соперником Белова на выборах, связался со своими контактами в Чечне и слил им местоположение Юли.       — Откуда у русского человека контакты в Чечне? Это бред!       — В 1995-ом Каверин поставлял оружие чеченским силовикам. Это общеизвестный факт, Насть. К сожалению, были тогда и такие куски дерьма, — Дима поморщился, выражая отвращение. Настя быстро задавала вопросы, так как времени оставалось всё меньше.       — Вы сказали, что моя мама была в плену. Что с ней было? Как она туда попала?       — Она шла на рынок за продуктами, без сопровождения. На неё накинулись и увели в хижину, грубо говоря. — А затем Дима резко добавил, неуверенно: — Её били и морили голодом.       Глушков облизнул губы и впервые за разговор спрятал взгляд от Насти. Девочка, хоть и была ещё не такой взрослой, быстро почувствовала: от неё что-то скрывают.       — Вы что-то недоговариваете. — Настя с прищуром разглядывала Дмитрия. — И у вас есть больше информации, что происходило с моей мамой в Грозном.       — Надо же. — Мужчина нервно усмехнулся. — Такая маленькая, а уже следопыт.       Манипуляция с шуткой не сработала. Пчёлкина не собиралась закругляться:       — Не надо только меня за мелкую считать, — фыркнула Настя. Её терпение стремительно сводилось к нулю. — Мне отец в 5 лет «Ворошиловского стрелка» показывал.       — Думаешь в правильном направлении, — Дима тут же прикусил язык. Он поразился тому, как девчонка обвела его, бывалого журналиста, вокруг пальца и стянула информацию.       — Что? — С ужасом переспросила Настя, сопоставив реплики. Ворошиловский стрелок… Плен… — Вы хотите сказать, что мою маму… — Настя даже не могла произнести вслух то самое слово.       — К сожалению, Насть, это так. Я узнал об этом, когда Юля спаслась, с её слов. Я точно не понял, что послужило причиной, если можно так сказать. Нет. — Дима поправил себя сам. — Не причиной… Поводом. Потому что оправдания такой мерзости нет. То ли то, что Юля отказалась выйти замуж за кого-то из них и принять ислам, то ли то, что она вела себя провокационно, с точки зрения понятий Чечни, — Дима выдохнул, ударив себя по коленкам. Вдаваться в подробности ему не хотелось. Слишком больно было ворошить прошлое. Слова приходилось проталкивать из горла. — В общем, Насть, их было шестеро.       Из груди Пчёлкиной вырвался вскрик. Даже криком нельзя было назвать: какой-то короткий звук. Но сколько в нём было боли и страха! Пчёлкина хотела бы, чтобы всё услышанное было шуткой. Чтобы Дима сказал, что это розыгрыш на первое апреля, дал адрес мамы и отпустил. Но Настя видела по мучительному взгляду Димы, что это правда. На нём не было лица. Пчёлкина впервые видела такого крепкого мужчину растерянным.       — Если будешь смотреть заключение о смерти, то там не будет об этом ни слова. Белов приказал убрать из него любые признаки изнасилования, чтобы твоему отцу не было больно. Насть, мне очень жаль. — Повторил Дима, ненавидя себя за банальность. — Я знаю, что мои слова не помогут залечить рану в твоей душе. Твоя мама была настоящим героем, выдающимся журналистом. Именно её жажда доносить правду, даже из самых опасных мест, и привела её туда.       — Я хотела её увидеть четырнадцать лет, я верила… — Бормотала Настя сквозь рыдания. — Я ждала… Я так ждала…       С этими словами пришло осознание, что её мечте не суждено сбыться. Мама так и останется образом из миражей, фантазий. Никогда не будет семейных праздников, объятий, разговоров с ней. Настя так хотела найти ту, которая подарила ей жизнь, и по итогу врезалась в холодную стену правды. Пчёлкина так билась, столько шагов сделала ради того, чтобы сейчас сидеть на Воробьёвых и рыдать белугой, пока её неумело гладит Дима. Настя больше не могла сдерживаться — она плакала, тряслась и заикалась, пытаясь что-то сказать ещё. В груди защемило, щёки покраснели от пролитых слёз.       — Я обязательно навещу маму. — Настя сделала вдохов десять, чтобы сказать одну эту фразу. — Я надеюсь, она простит меня, что я никогда не была на её могиле.       — Она сейчас на небесах, Настенька. Она всё видит и знает. При жизни она была понимающей и милосердной. — Дима погладил Настю по голове.       Она медленно поднялась со скамейки, поправив школьное платье.       — Мне нужно срочно ехать в школу.       — Я тебя подброшу, так будет быстрее. Ты не боишься садиться ко мне в машину?       Настя помотала энергично головой, протягивая руку Дмитрию. Он довёл девочку до автомобиля и помог ей сесть на сиденье возле детского кресла. Дима начал путь. Настя смотрела в окошко, но видела перед собой не Москву, полную людей и беспечности, а хроники войны, которая когда-то безжалостно оборвала жизнь её мамы.       — Опишите, какой была моей мама. Это последнее, о чём я Вас попрошу.       — Она очень похожа на тебя. Взгляд такой же вдумчивый. Ещё нос тоже с горбинкой. Губы тонкие немного. Карие глаза, «карешка» каштанового цвета, — Дима достал из бардачка фотографию Юли, а также ещё одну — где они вдвоём на фоне Грозного. Настя вцепилась в эти фото и убрала их в сумку.       — Держись, пожалуйста.       — Обязательно.       Первая ложь Насти, самая крупная за всю её жизнь. Какое к чёрту держаться, когда мечта, к которой она шла долгие четырнадцать лет, рухнула с оглушительным грохотом? Да и не было никакой мамы. Отец ей врал, придумал какие-то сказки, а Настя, глупенькая, верила. Наконец, машина Димы притормозила возле школы. Настя как раз услышала звонок с последнего урока.       — Если тебе нужно будет со мной поговорить, обязательно звони мне. Я для тебя всегда найду минутку.       — Спасибо вам за всё, — Настя пожала руку Диме и захлопнула дверь автомобиля.       Сейчас предстояла непростая задача — сыграть весёлого ребёнка, каким Настя обычно была в глазах окружающих. Пчёлкина забежала в туалет и умыла лицо, затем попыталась посмеяться. Вышло истерически. Вот не зря Настю не приняли в школьный театр — актриса из неё явно никудышняя.

***

      Насте повезло: когда она вернулась домой, отца не было дома. Однако, вопреки её убеждениям, он не был на работе. Витя решил съездить к Алёне, чтобы обсудить странную реакцию, которую он заметил во время встречи с Дашей.       Их сеансы стали очень редкими, поэтому Алёна даже удивилась, когда увидела на пороге Пчёлкина. Она разрешала ему приезжать не по записи.       — Виктор Павлович, я даже не ожидала вас увидеть уже, — закрыв блокнот, выпрямилась в кресле, приглашая Витю сесть напротив.       Пчёлкин сел, не зная, с чего начать.       — Алён, я тоже не ожидал, честно, но мне нужно обсудить с вами один момент. Дело в том, что я, вроде как, — Витя пошевелил ладонью, как бы показывая жест «50/50», — вступил в отношения, и всё хорошо, но я заметил за собой кое-что, что может всё разрушить.       — Я слышала, что вы не одинок, и это очень хорошо. Но что случилось?       — Мне неловко об этом говорить. Правда, — Витя выпил стакан воды.       Он долго молчал, пытаясь тактичнее сообщить о своей проблеме.       — Я не могу… Как бы сказать вам. Короче, — Витя разозлился на себя за свою стеснительность, — я не могу заняться любовью со своей девушкой. Я не могу это сделать, потому что мне некомфортно. Я понимаю, что могу причинить ей боль, и при любой мысли об этом я начинаю злиться.       — Хорошо. — Алёна кивнула, примерно понимая направление работы. — Назовите ассоциации, которые у вас возникают.       — Боль, страх, отчаяние, одиночество, пустота, — сходу назвал ряд слов Витя.       Больше вопросов о первопричине у него не осталось.       — Я использовал это как защитный механизм, я знаю. Но теперь мне нужно как-то перестроиться на то, что это не защита, а любовь.       — Вы правы. Здесь нужно работать над вашим мышлением, Виктор. Вы же готовы?       — Ради того, чтобы стать счастливым — готов.       Витя понимал, что эта часть отношений очень важна, и её отсутствие может привести к расставанию. Поэтому он даже был готов переступить через себя, рассказать вслух другой женщине о своих проблемах — лишь бы только всё получилось.

***

      Настя положила рюкзак на кровать и крикнула горничным:       — Меня не беспокоить минимум два часа!       — Анастасия Викторовна, — к ней заглянула повариха, — вы не будете ужинать?       — Нет, не буду. — Настя так вздрогнула при упоминании еды, что работнице стало не по себе. — Всё в порядке. Просто так надо.       — Смотрите, — Повариха пожала плечами и вышла из комнаты Насти.       Пчёлкина закрылась, для перестраховки, и села на кровать. Она даже не плакала, не кричала. Организм пребывал в состоянии шока, обрабатывая весь гигантский пласт информации, который разом свалился на неё.       Настя не могла поверить, что её история закончится вот так трагично. Она верила в собственную победу, ведь она так старалась разгадать тайну. Но у судьбы были свои планы.       Пчёлкина всё отчётливее понимала, что мир для неё не будет прежним. Вся страна, многонациональная, самая большая в мире, знала, где её мама, и малодушно молчала. Маленькая девочка жила во лжи, с каждым днём приближаясь к тому моменту, когда всё рухнет. Настя чувствовала, как внутри всё ломается; казалось, даже слышала хруст костей. Какая еда, если у Насти при одном этом слове сжимается желудок и идут мощные рвотные позывы? Хотя, чем ей рвать, если она даже не завтракала?       Настя сидела на кровати, уставившись в стену, где висел плакат с Олей Будиловой из сериала «Школа». Такая классная, звезда класса, но разбитая внутри. Почти как Настя сейчас.       Пчёлкина легла, потому что сердце стало биться чаще. Его стук стало невозможно терпеть, он отдавал в уши, даже до головы доставал. Казалось, что лопнет мозг от переизбытка шокирующей информации. Убийство, война, изнасилование, многолетняя ложь. Настя даже не понимала, за что ей больше переживать: она прыгала от проблемы к проблеме. Мир, который был для неё очевидным, добрым и честным, рухнул, изменившись на тёмный лес, где вместо людей — хищники.       Прошёл час в гробовой тишине. Настя поднялась с постели и набрала Ване. Почему-то, среди всех, Настя хотела услышать именно его голос. Она не думала, что он тоже знал всё, но молчал.       — Привет, малая. Что-то случилось?       — Вань, ты сейчас очень занят? — Настя сжала кожу на коленках и с интересом наблюдала, как она краснеет.       — Нет, не особо. Что стряслось?       — Вань, мне нужно поехать на кладбище. — Пальцы сильнее сжимают кожу, становится больно. — Ты можешь сделать это со мной?              — Кто умер, Насть? Ты меня пугаешь.       — Моя мама. Двенадцать лет назад.       Ваня едва не выронил трубку. Самое страшное для всей его семьи сбылось — Настя всё знает. И если она догадается, что Ваня тоже был в курсе, их отношениям придёт конец. Белов как можно естественнее выразил удивление:       — То есть, ты нашла её?       — Я расскажу по дороге. Мне просто нужно знать, ты согласен или нет? Я боюсь, я… Никогда не была на кладбищах. Мне нужно, чтобы ты был рядом.       — Конечно, Насть, я тебя не брошу, ты чего?       Уже через десять минут Белов-младший стоял на пороге дома Пчёлкиных. Настя надела всё самое чёрное и траурное, что только имелось под рукой, даже где-то откопала платок на голову. Они обнялись и отправились вместе в непростой путь. Водителям Настя наврала, сказала, что просто поедет в парк погулять и просила не говорить отцу. Пчёлкина понимала, что её поведение выглядит неестественно, но её больше не заботило мнение человека, который лгал ей четырнадцать лет.       — Какое кладбище? — Уточнил Белов. — Я просто знаю только, как до Троекуровского ехать.       — Ты угадал. — Настя горько усмехнулась. — Оно самое… Моя мама была очень известной, поэтому логично, что она там… — На «похоронена» не хватило сил. Они вошли в вестибюль метро, а затем сели в вагон поезда. Настя рассказывала о том, что узнала, а Ваня кивал так, будто впервые слышит эту информацию, делая шокированное, а порой и возмущённое лицо. На Насте это сработало.       Вместе они добрались до станции «Кунцевская», а затем на автобусе до конечной — «Некрополь Троекурово». С каждой остановкой Настино сердце сжималось сильнее — встреча с мамой была всё ближе. Ваня понимал это и не трогал девочку, не задавал лишних вопросов. Двери автобуса распахнулись, выпуская последних пассажиров. Настя силой заставила себя встать и покинуть транспорт, идя за Ваней к огромному кладбищу. Неподалёку от него располагалась белокаменная часовня.       Ваню поразило, как по-взрослому вела себя Настя. Белов-младший готовился к истерикам, слезам; он думал, что придётся объяснять, как вести себя на кладбище — но девочка не сделала ни единой ошибки, будто всю жизнь готовилась к этому моменту.       — Какой участок, ты не помнишь?       — 9А. Я посмотрела в Интернете, это примерно направо и прямо.       — Хорошо.       Настя видела много скульптур, высоких памятников, но не знала ни одного имени, хотя Ваня часто останавливался, повторяя имена с уважением. Он пожалел, что не взял с собой хлеба, чтобы как-то почтить память.       Через час хождений ребята поняли, что заблудились. Они утыкались в таблички с разными номерами, но только не 9А. К вечеру погода становилась всё более холодной. Ваня не показывал, что он недоволен, и это успокаивало Настю. Она шла, но не находила нужное имя, и отчаяние росло с каждой минутой. В конце концов, пнула камушек на тропинке и… начала молиться про себя.       С детства Витя учил ребёнка, что никакого Бога нет. Ни единый элемент христианской жизни не соблюдался в их семье, кроме ношения крестика на шее Насти. Просто так хотела Юля, а её слово Витя уважал.       Настя подняла глаза на небо. На нём не было ни облачка, однако, после молитвы там появилась стая птиц, которая направилась в едином направлении. Настя почувствовала, что ей нужно идти за ними. Ваня пошёл следом, поймав себя на мысли, что таким путём они действительно ещё не шли. Полчаса она следовала птицам, а затем, когда они улетели, Настя опустила глаза и увидела могилу с золотыми буквами:

«Фролова Юлия Александровна.

19.05.1970 — 05.01.2000.

Спи спокойно, моя Юленька!!!»

      Вот она — правда. Она лежала под гранитом четырнадцать лет, терпеливо и молча ожидая Настю. Настя вгляделась в фото на могиле — описание совпадало с Диминым. Короткие волосы, нос с горбинкой, застенчивая улыбка.       — Мама. Мамочка, — утвердительной интонацией сказала Настя, коснувшись рукой плиты. На ней не было ни пылинки — значит, бережно ухаживали.       Настя чувствовала сердцем — эта женщина, действительно, её родная мама. Она смотрела в её большие глаза и чувствовала тепло, которое нельзя было передать словами.       Настя открыла рюкзак и достала оттуда две гвоздики, которые купила по дороге. Положила их аккуратненько, между букетами и шоколадками. Пчёлкина удивилась, увидев столько сладкого. Она считала, что мёртвым нужно давать либо хлеб, либо водку, либо конфету.       — Почему ей шоколад кладут?       — Потому что она при жизни любила шоколад, и Витя попросил её так поминать, — вырвалось у Вани. Затем он резко замолчал, понимая, что спалился. Но Настя, которая была повержена эмоциями, не обратила внимания на эту ошибку. Она встала на колени перед матерью, мысленно разговаривая с ней. Настя шевелила губами, беззвучно проговаривая всё то, что хотела бы сказать.       Пчёлкина много раз представляла эту встречу, как подбежит к маме, как её обнимет и поцелует. Однако, она не учла одну деталь: её собеседник теперь — могильная плита, и та не издаст ни звука.       — Ты хочешь ей что-то сказать? — Настя поднялась с земли и отряхнула джинсы. Ваня кивнул, также немного пообщавшись с покойной. Он был более кратким, нежели Настя. Белов выразил уважение поступкам Юлии и пообещал вечно помнить её.       Территорию кладбища они покинули, когда уже начало смеркается.       — Пойдём, Насть, ты простынешь, — Ваня укрыл девочку своим шарфом.       — К чёрту.       — Не к чёрту. Ты должна жить дальше.       И вот в этот момент затуманенное болью сознание вкинуло фразу Вани. Он говорил с такой уверенностью, как будто разбирался… Настя резко остановилась, повернула голову и сказала:       — Ты тоже знал, что моей мамы больше нет?       Ваня почесал затылок, глупо улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу. В глазах Насти появилось много боли и разочарования. Они наполнились слезами.       — Ты знал, да, Ваня? Про войну, про журналистику, про смерть? Ты знал и молчал?       — Насть, я не мог по-другому. Мне запретил говорить мой отец, да и твой тоже. И потом, ты была такая маленькая. Как с тобой о войне говорить?       — Да в Питере дети с детства про блокаду знают, и ничего, живут. А ты врал мне.       Автобус подъехал к остановке. Настя закинула ногу на ступень, уже собираясь уезжать. Но не удержалась — повернула голову и сказала хрипло через плечо:       — Такой же, как и все. Предатель и сука. А я тебя ещё любила.

***

      Когда Настя приехала домой, Витя уже был дома, читал газеты и изучал декларации. Здороваться с отцом не было ни малейшего желания. Он ей был противен после факта насилия над мамой и за обман. Витя не заметил, что его дочь вернулась — мысли были в психотерапии и Даше.       Пчёлкина воспользовалась возможностью показать, что она больше не дура. Она зашла к отцу и сказала гордо:       — Прошу прощения за то, что я сказала, что ты изменяешь моей матери.       — О, молодец, — Витя кивнул, перевернув страницу.       — Действительно, ты не изменяешь маме. Ведь она труп теперь. Тогда всё нормально. Делай, что тебе угодно. — Настя покрутилась, смеясь. — Хоть заройся в этих своих бумагах. Целуйся, обнимайся, трахайся. Не при мне, конечно, будьте так любезны. Если для тебя ничего святого нет, можешь жениться повторно.       Настя перегнулась через стол и коснулась губы отца пальцем.       — Только я, папочка, тоже буду делать, что я хочу. Понял?       Витя собрался схватить Настю за волосы, но не успел: девочка убежала в комнату, смеясь. Пчёлкин сжал в кулаке ручку. Поэтому, когда ему позвонили, он рявкнул:       — Алло!       — Вить, ты помнишь меня?       Женский голосок. Таких Витя слышал слишком много.       — Можно конкретику?       — Я Кристина Фёдорова. 2007 год. Показ мод. Помнишь?       Вот это освежило память Пчёлкина. Он действительно ходил на показ закрытой коллекции, чтобы «посмотреть на баб». Там он увидел Кристину, глупенькую провинциалку, верящую в светлое будущее. Переспал с ней несколько раз, но когда услышал от неё «я тебя люблю», Пчёлкин предложил разойтись, чтобы не усиливать привязанность. Кристина согласилась.       — Помню, Крис. Но мы уже всё обсудили.       — Я не про отношения. Я бы не трогала тебя, если бы всё было хорошо. Дело в том, что несколько месяцев назад мне поставили ВИЧ. Я не хочу сказать, что заразил ты. Я узнала, что я спала с парнем, у которого был «плюс», до тебя.       — Кристина… Блять, ты шутишь, — Витя хихикнул.       — Я бы очень хотела. Чтобы тебя предупредить, я тебе звоню. Я не хочу, чтобы ты запустил это дело.       Витя не увидел в словах Кристины шутку, к своему сожалению. Он начал осознавать, как серьёзно бедствие. Скандал с дочерью отошёл на другой план — сейчас Пчёлкин думал, что делать.       — Кристина, мы предохранялись? Я просто иногда использовал барьерную, а иногда нет.       — Я не помню, Господи, это было пять лет назад.       — Подумай хорошенько! — Пчёлкин кинул трубку.       И только в этот момент, когда звонок прервался, до него стал доходить весь масштаб последних событий, как и те слова, которые ему озвучила Настя.       Она всё знает. Его дочь всё знает и считает его предателем.