Убиваю чудовищ

      Что про Шинобу Кочо не говорили, а она была очень проницательной девушкой. Легко определяя настрой собеседника, ей не составляло проблем вывести кого-то из себя (этим кем-то зачастую был Гию Томиока), приободрить, воодушевить, огорчить, поддержать. Она любила общаться с людьми, понимать их, возможно, тем самым спасаясь от своего одиночества, которое год за годом глодало её изнутри. Несмотря на то, что её все любили: девочки-служанки, цугуко, Ояката-сама, столпы, (один из которых был к ней неравнодушен, в чем Косо была крайне уверена), она была одинока, как ей не хотелось не признавать этого.       Время не лечит, оно лишь заштопывает раны. Подобной раной на её душе стала смерть сестры.       — Луна сегодня особенно прекрасна, да, Геральт? — девушка, улыбаясь, села рядом на ступеньки поместья с ведьмаком, который утолял жажду.       — Действительно, неплоха, — согласился мужчина, допивая и отставляя графин в сторону. — Не спится по ночам?       — Порой. Видимо, переволновалась за сегодня: эмоции зашкаливают, вот и не могу уснуть, — ответила Шинобу.       Они помолчали, слушая шум деревьев Глицинии. Небо освещали звёзды, которых было не сосчитать на небосводе. Они нескоро собирались исчезнуть: ночи были длинными. Шинобу что-то мирно напевала, покачиваясь из стороны в сторону. Ведьмак принялся насвистывать себе мелодию под нос. Девушка тут же прекратила, прислушиваясь. Музыка была очень красивая: тонкая, пробирающаяся в недры души, пронзительная и успокаивающая одновременно.       — Как красиво! Что это за песенка, Геральт-сан? — поинтересовалась Кочо.       — А? Да так, колыбельная, которую часто пели, — ведьмак прекратил насвистывать, о чем-то задумавшись.       — Вам?       — Нет, конечно. Мне никто не пел колыбельные, — усмехнулся Геральт.       — Откуда вы тогда знаете мелодию?       — Один… Знакомый напевал. — поморщился Белый Волк.       Несколько минут прошли в молчании. Шинобу вспоминала сестру, певшую ей в детстве колыбельные. Её доброе лицо вновь промелькнуло перед глазами, согревая душу девушку: добрая улыбка; мягкие, шелковистые волосы, спадающие с плеч, которые так и хотелось потрогать. Бездонные глаза, наполненные сожалением и состраданием к любому, даже демонам.       А потом… Ничего. Съедающая тоска, пустота. И ненависть.       Из глаз предательски потекли слёзы, которые Шинобу тщетно пыталась скрыть. Геральт заметил это.       — Ты в порядке? — спросил ведьмак.       Девушка подняла глаза, натягивая улыбку, которая предательски дрожала, словно огонь свечи под порывами ветра.       — Всё в порядке, Геральт. В полном порядке.       Шинобу попыталась сбежать, спрятаться от жёсткого внешнего мира, как делала всегда. Никто не старался лезть к ней в душу, оставляя её в покое, списывая на переутомление, усталость. Но не в этот раз.       Геральт устало вздохнул, и они встретились взглядами. Судьбы двух потерянных людей пересеклись. Глаза девушки, так и не способной пережить утрату, и глаза ведьмака, хладнокровного убийцы чудовищ.       Шинобу не поверила: мужчина словно постарел лет на десять. Она впервые повстречала человека, у которого в глазах было больше горя, чем у неё.       — Не ври, хотя бы сама себе. Не умеешь ты этого делать, — отвёл взгляд он. — Я такое вижу не в первый раз.       — Что «такое»? — Кочо предприняла последнюю попытку к бегству, пробуя смутить его.       — Ненависть. Настоящую неподдельную ненависть.       Мертвая тишина накрыла их своим пологом. Ни один звук не раздавался в округе. Только слезы девушки падали на деревянный пол, стукаясь об него, как первые капли ливня.       — Я не собираюсь из тебя вытягивать душу — мы слишком мало знакомы. Возможно, ты испытываешь отвращение, сидя рядом с таким, как я. Прошу меня простить в этом случае. — Геральт поднялся и повернулся в сторону двери. Кочо схватила его за руку.       — Не уходи. Останься. Пожалуйста.       Ведьмак помолчал, глядя в заплаканные глаза девушки. Шинобу понимала, насколько жалко выглядела, но ничего не могла с собой поделать. То, что копилось внутри так давно, решило выйти наружу именно в эту ночь.       — Ты ведь потеряла кого-то? Слишком много в тебе печали, — Геральт вновь опустился рядом, задавая вопрос.       Улыбка треснула, разлетаясь на тысячи мелких кусочков, обнажая подлинную натуру: яростную, наполненную горечью, и очень уставшую. Улыбка окончательно сползна с лица. Она смотрела вниз и захлебывалась слезами как маленькая беззащитная девочка.       Кочо считала, что слёзы и сожаления — удел слабых, неспособных пережить прошлое и двигаться дальше, но сама стала жертвой своей уверенности в этом.       «Люди плачут не потому, что они слабые, а потому, что были сильными слишком долго»       — Моя сестра умерла, Геральт. — тихо начала Шинобу, — Это было давно, но я прекрасно помню тот день. То, как она погибла на моих руках. Тот ублюдок… Вторая высшая луна. Доума. Он хотел съесть её, но не успел. Она затухала на моих глазах… Раны были слишком глубоки. Раздробленная печень, многочисленные переломы, обмороженное сердце. А я… ничего не смогла сделать.       Кочо яростно стукнула кулаком о деревянный пол. Кожа содралась, но она не чувствовала боли. Она ничего не чувствовала, кроме ненависти.       — Я тоже… Терял близкого человека, — сказал Геральт.       — Нет… Ты не знаешь… Ты… Не можешь… Знать. — раздельно проговорила Кочо неожиданно закричала, — Вы все лжете! Никто из вас никогда не почувствует то, что чувствовала я! Её даже никто не вспоминает, предпочитая молчать! Только кидают сожалеющие взгляды, в которых на самом деле есть лишь жалость! Только жалость ко мне, что я не могу смириться!!!       Девушка резко замахнулась, ведьмак с легкостью поймал её маленькую руку. Их взгляды снова пересеклись. Из глаз Шинобу исчезло помутнение, и она осознала, что натворила и наговорила. Геральт грустно усмехнулся, с улыбкой глядя на неё.       —Скажи, что твоя сестра сказала тебе перед смертью?       Кочо растерялась. Рука ослабла, разжимая кулак.       — Она сказала уйти из истребителей и жить счастливо обычной жизнью. Но я не могу, — глаза девушки снова наполнились яростью. — Пока этот мерзавец будет жив, я не уйду на покой. Он поплатится за всё, что сделал. Даже если ради этого придётся пожертвовать всем!       — Ясно. Так вот почему ты пьёшь эту дрянь.       И снова наступило молчание. Глаза девушки растерянно бегали, словно та не понимала, о чем говорит мужчина.       — Это твоя жизнь, ты можешь распоряжаться ей как хочешь. — покачал головой Геральт, — Я сделал в этом мире слишком много плохого и не могу говорить кому и как надо что-то делать. Но всё-таки ответь: если ты умрёшь — твоя сестра будет там счастлива?       Этот простой вопрос выбил почву из-под ног девушки. Она никогда об этом не думала. В тот момент, когда Канаэ умирала на её руках, она крикнула: «Скажи что-нибудь, сестрёнка, я обещаю, что сделаю всё, что угодно!», последовали тихие слова: «Живи, Шинобу-чан, и не умирай. Не торопись ко мне, я подожду тебя. Там ведь так… Красиво…».       Девушка разрыдалась, ничуть себя не контролируя. Ей было плевать на толком незнакомого мужчину, сидящего рядом, плевать, что от её плач может кто-то увидеть. Сейчас существовала только она и эта деревянная веранда, поскрипывающая от старости.       Ведьмак молча притянул девушку к себе. Та замерла, а потом продолжила хлюпать носом, прижимаясь к его рубашке. Ей стало было стыдно за свою трусость, за забытое обещание, за свой образ, что она взяла у сестры.       — Я не знаю, как поступать правильно. — тихо сказал Геральт. — Никогда не знал. Наверное, ты готова броситься в пасть этому демону, потому что не веришь ни в своих товарищей, ни в себя. Тебе кажется, что без твоей жертвы невозможно победить.       Ведьмак отпустил девушку, посмотрел ей в глаза.       — Но… Постарайся поверить.       Ведьмак улыбнулся. Кочо глядела в его золотистые, пугающие глаза. Они сияли для неё ярким, незнакомым светом. Но в этом свете было что-то такое, что заставило её принять решение. Она смахнула остатки слез с глаз и ответила:       — Хорошо, Геральт. Я постараюсь.       Ведьмак посмотрел на первые лучи восходящего солнца.       — Заговорились мы что-то, — промолвил он, поднимаясь и забирая графин. — Я тоже… Потерялся. Но я знаю: она меня там где-то ищет и ждёт. Только поэтому я просыпаюсь по утрам.       — Любимая? — тихо спросила Кочо.       — И она тоже. Я верю, что мы снова однажды встретимся. Потому что она — моё Предназначение. Нет, не так: нечто большее, чем Предназначение.       Геральт остановился у двери, повернулся к девушке.       — Только одна просьба: давай оставим всё, о чем мы говорили этой ночью, здесь. Когда время придёт, ты всё поймёшь.       Ветер усилился, развевая волосы обоих собеседников. Кочо заметила, как отблески первого солнца играли в радужках мужчины. Он зевнул, прикрыв рот ладонью. Шинобу нашла в себе силы мягко и искоренне улыбнуться ему.       — Геральт, спасибо. Просто спасибо. — сказала она, благодарно глядя на него.       Она никогда не забудет этот день. День, когда этот беловолосый, странный, но такой добрый и понимающий человек вернул ей смысл жизни. Той жизни, какую она обещала прожить своей сестре: может, и недолгую, но определённо счастливую.       Ведьмак, ничего не ответив, развернулся.       — И да, Шинобу, твоя сестра была права. Там правда чертовски красиво, — сказал он, оставляя девушку в недоумении смотреть на рассвет и слушать эти скрипы старого, но родного для неё поместья, которое, всё ещё, несомненно помнило, как по его полу стучали лёгкие шаги её дорогой сестры.