Украденная жизнь

Мы слишком долго стояли на платформе. Я смотрел на Иосифа. Он пытался шутить, как будто все это лишь игра. Но чувствовал, что у него ком в горле, который он не может проглотить. Мне так не хотелось верить, что ему тоже очень страшно. Я помню прижимаюсь к маме, ее рука тепла, и это придает мне уверенности. Это место не похоже на наш дом. Везде серые здания и люди в униформе, которые кричат команды на незнакомом языке. Я чувствовал, как сердце колотится в груди, как будто оно хочет вырваться наружу. Мама наклоняется ко мне и Иосифу, шепча: «Всё будет хорошо, милые». Но у меня слишком много вопросов, мои ноги подгибаются от усталости, а глаза наотрез отказываются воспринимать, что происходит. Веки становятся тяжелыми тяжёлыми, от яркого света фонарей и вовсе не хочется открывать глаза. Время словно остановилось. Вокруг нас толпились люди, но я не слышал их голосов — только гул в ушах и невыносимая тоска в груди. Я всматривался в лица незнакомцев, которые проходили мимо, и искал среди них знакомый взгляд. Но все были чужими и потупили глаза. Я сжимал руку мамы, как будто это единственное, что держало меня на свете. Иосиф продолжал шутить, но я знал, что это лишь маска, созданная для того, чтобы скрыть его испуг. Мы не были победителями в этой игре, о которой он говорил. Игра была жестока и непонятна, как то место, в котором мы оказались. Сероватые здания, будто сделанные из каменного льда, поднимались высоко в небо. Они смотрели на нас, как надменные стражи наших страхов. Позади них возвышались длинные пресные трубы и всё то время, что мы там стояли из них непрерывно в него лился густой черный дым, словно укрывая небо шерстяным одеялом. Я не понимал, за что нас сюда привезли. Почему? За что нас наказали? Я искал ответы, но только смог найти страх. Мои глаза постепенно закрывались от усталости, но я боялся заснуть. Я боялся, что, если закрою глаза, то проснусь в каком-то другом мире, полном ужасов. Вдруг меня потянули за собой, и я услышал призывный голос: «Вперед!». Я не мог идти, мои ноги словно приросли к земле. Мама тянула меня за собой, и я чувствовал, как она пытается передать мне свою силу. Я был таким маленьким в этом большом, непонимаемом мире, и в этот момент мне захотелось лишь одного — укрыться в ее объятиях и никогда не покидать их. Люди вокруг спешили, толкаясь и пересекаясь в плотном потоке. Я огляделся, взгляд мелькал от одного лица к другому, но в каком-то смысле, все они казались друг на друга похожими, словно сшитыми из одного и того же материала, как кожанные ботинки в обувной лавке, где невозможно отличить одну пару от другой. Но всё же один человек довольно сильно выделялся, его форма аккуратно сидела на фигуре, а на фоне общей массы неподобранных одежд он выглядел словно ожившая статуя. Его большой, холодный глаз смотрел с уверенностью, и когда он направлялся к группе людей, его лицо выражало нечто среднее между интересом и презрением. Он остановился, выпрямил плечи и посмотрел на тех, кто был вокруг, его взгляд пробивал толпу, как горячий нож, рассекающий масло. Сердце у меня забилось быстрее, когда он подошёл ближе, его холодный взгляд скользнул по нашим лицам. Я зажмурился, не в силах противостоять этому взгляду, который казался способным просветитьменя насквозь.Он остановился перед нами, и я почувствовал, как мороз пробежал по спине. Этот человек присоединился к нам, уверенной походкой направляясь к нашей маме.Она выглядела очень усталой, её глаза были полны тревоги, а лицо измождено, но она всё равно не отпускала мою руку. Я ощущал, как в горле засохло от беспокойства — было похоже, что он ждал именно этого момента. Когда он подошёл к ней, я почувствовал, как время замедлилось. Доктор немного наклонил голову и с деликатной улыбкой произнёс: — Добрый день, мадам.— Его голос был глубоким и благородным, как будто он мог запутать любого в своих словах. — Вам не трудно будет рассказать мне, знаете ли вы немецкий? Она смотрела на него с недоверием, но с соблюдением вежливости, которая оставалась с ней несмотря на ужасные обстоятельства. — Да, я хорошо знаю немецкий. И ещё несколько— ответила мама, её голос дрожал, но она старалась оставаться спокойной— Почему вы спрашиваете? Менгеле слегка наклонился к ней, чтобы его слова звучали более интимно, как будто он делился чем-то важным и личным. — Дело в том, душа моя — продолжал он, явно создавая иллюзию доверия—Я думаю,что ваши мальчики имеют большой потенциал. Я имею в виду, что они могли бы стать частью чего-то большего, чем они могут себе представить. Я могу помочь в этом, и это будет в интересах всех. Я почувствовал, как мрачные тучи нависли над нами. Мама медленно покачала головой. — Что вы имеете в виду? — спросила она, стараясь скрыть страх под поверхностью. — Вы должны понять,— произнёс он с мягким, но уверенным тоном, — жизнь изменяется. И ваше положение — это не то, чего каждый хочет. Я предлагаю вам возможность, которая не только улучшит их жизнь, но и, возможно, спасёт их. Я хочу забрать этих двоих под свою опеку. Мы будем заниматься их обучением, и это даст им шанс на светлое будущее. А самое главное, я позабочусь, чтобы ваши сыновья были в безопасности и ни в чем не нуждались Он произносил слова словно заклинание, каждое предложение обрамляло мысли о надежде и будущем. Его обаяние было опасным: бабушка всегда говорила, что искусство убеждения — это мощный инструмент, который может околдовить даже самых осторожных. Мама моргнула, её выражение лица стало ещё более хмурым. Она чувствовала, что что-то не так, но его слова были настолько соблазнительными. — Но куда вы их забираете? Почему вы сами?— спросила она с нарастающим беспокойством, всё менее уверенная в его намерениях. — Я понимаю ваши опасения,— спокойно сказал Менгеле. — Но позвольте мне вас заверить, что это для их же блага. Вы же хотите, чтобы они были в безопасности и получили лучшие возможности? Я обещаю, что сделаю всё, чтобы о них заботились. Слушая его, я чувствовал, как страх начинает сжимать моё сердце. Я метался между желанием защитить себя и братца и непониманием, как можно поверить этому человеку. Мама вздохнула, её глаза метались, ищя поддержки. — Я… я не могу просто отдать их вам, — прошептала она с безмолвной мольбой, и в тот момент я понимал, что выбор, который ей предстоит сделать, будет одним из самых тяжелых в её жизни. Казалось мужчина уже начал выходить из себя, но тут его внимание привлекла женщина с двумя девочками, одетыми совершенно одинаково. Вот тут и сработал его низменный инстинкт. На мгновение Шмуэлю этот странный человек показался очень похожим на гончую собаку, почувствовавшую добычу. Но прежде чем быстрым шагом направится к ним, Менгеле, почувствовав её колебания, добавил с хитрой дружелюбной улыбкой: — Все мы пытаемся выжить в это трудное время, верно? Позвольте мне помочь минутку на размышление. Я вернусь позже, чтобы услышать ваше решение. С этими словами он низко поклонился и, развернувшись, ушел, оставив за собой только тень своего обаяния и невыносимое напряжение — запоздалую дань тому, что он уже начал разрушать.