Единственный исход призыва – смерть

      Мама моей подруги обожала смачно давать ей по губам с громогласным: «не богохульствуй!». Почему-то она была уверена, что высшей силе есть дело до её дочери. Списала бы на издержки воспитания, да череда представлений в церкви (он бог или клоун?) заставили засомневаться.        Проезжая квартал за кварталом, меня не покидало ощущение чьего-то присутствия. Параноидальный зуд в затылке, будто кто-то таращился на меня без перерыва. Хотя сколько бы я не оглядывалась, на меня никто не смотрел. Каллисто тоже ничего не заметил, а с его звериным чутьем это подозрительно.        Я задумывалась, глядя в окно, о своей нелюбви к размышлениям. Терпеть не могу думать. В школе из-за этого была двоечницей. Ненавижу. А приходится – я напрягла извилины так, что не заметила, как доволоклась до порога общаги.       Уставшая, грязная, запуганная с корабля на бал: про свет район благополучно забыл. Скорее-всего, станцию взорвали.        Наши дальнейшие перспективы меня не вдохновили. Остаться без газа, когда жрать охота, будет тем ещё дерьмом.        — Что ты делаешь? — Каллисто заглянул через плечо, заметив моё оживление. Тушёнку мы дружно втоптали, а вот жестянка пустилась в расход.        — Смотри.        Достав из рюкзака ножницы, я принялась быстро кромсать картон. Нарезанный полосками, он сразу летел в посудину, наполненную растопленным парафином. Дальше самое сложное для графика с руками из жопы – свернуть и скатать, а потом поместить в банку и залить остатками жидкости. Главное не обжечься.        Когда я успешно не посрамила свою профессию, я пошарилась в брошенных шмотках сучек, надыбала толстую нить, больно похожую на фитиль, и довольно усмехнулась.        «Это свеча?»        «Лучше. Это окопная свеча, — скрывая гордость, я щёлкнула зажигалкой. — Можем даже пожарить зефир. Или приготовить поесть, как на костре. Горит лучше и дольше».        «Неплохо. Кто тебя этому научил?»        «Один мужик. Военный, — я подошла к плите, чтобы зажечь конфорку.        — Вот блять, — последующие фразы были менее приличными, потому что газ сдох. Вот так, да. Газа тоже нет. Ну охуеть, Хийка вас за ногу... Штурм города – вы выключили газ, чтобы все сдохли. — Дежавю.        Железного чайника у сучек нет, так что вместо него на «огонь» водрузилась пустая консерва. В запасе останутся «свечи», так что одну можно использовать. В принципе, в том, чтобы разводить костер прямо в квартире, есть своя походная романтика. Мыслим позитивнее.        «Интернета уже не было, — продолжила я невесть зачем, — моего дома тоже. Он тогда посмотрел на отца... и, видно, сжалился. Мне было около пятнадцати».        М. А ведь, если подумать, этот мужик сейчас на территории Прусии. Может быть, где-то тут, пробивается в центр с урельской армией.        Отвлекаясь от самодельной кухни, бочком я подобралась к окну. Легонечко, пальцами приподняла занавеску. И почему я смотрю сюда? Залитые чернотой проспекты молчали. Они не знали, чего именно я боялась увидеть.        Может, Руслана. В зелёной униформе, в берцах, шлеме, с винтовкой наперевес, с автоматом в руках и броником на груди. Брата, идущего убивать.

       Жив ли он?

       — Тц... — меня терзало беспокойство. Чем дольше я смотрела в темноту, тем сильнее понимала, что его надо вытаскивать. Не из мира, так из страны. Но как? Тут себя не вытащишь...        «Для начала нужно наладить связь», — прервала я клубок тревожных мыслей, начиная наматывать круги. «Чайник» постепенно нагревался, а я всё слонялась туда-сюда, ломая голову.        Итак. Ещё раз, методом исключения. Кто я?        Что по религии? Кроме христианства особо ничего не знаю, так что возьму за основу его.       По библейским писаниям, сначала появляется «ложная мессия», которая несёт «ложную веру». Потом звучит звук горна – ангелы трубят, оповещая человечество о пришествии Всадников. Приходят Война, Чума, Голод и Смерть. Они несут разрушения, и в конце концов наступает Конец Света.        Ложная мессия – это однозначно синоним антихриста. Звучит неплохо. Подходит под моё резюме. Я пришла – и все ушли... уехали. Вперёд ногами.        Всё бы ничего, но версия валится, когда речь заходит о горне. Его слышала только я (прямо как апостол). А ещё – способности. Потрясающе легко мне даются дерьмовые вещи (после новогодних убийств я даже не скривилась), но при этом мне подвластны «чудеса» (воскрешение, исцеление). Как настоящей мессии.        Разве это не странно? Очень странно.        Не я не могу быть полной фальшивкой.        Бородач («клоун с бородой» слишком длинно) явно разозлился на моё поведение, особенно, когда речь зашла об Армагеддоне. Значит, он должен был случиться, а следовательно, он об этом знал и мог его устроить. И, хотя пророки и апостолы существуют, он почему-то не налаживал со мной контакт.        Возможно, на то есть причина.        Но об этом позже.

       Кто же моё начальство?

       Сделав паузу в кругонарезании, я вспомнила про «чайник». Не успела подойти, как Каллисто заботливо «выключил» его и плеснул кипятка. Как мило. Так бы и замучила, хе-хе-хе...        «Кхм, не отвлекайся», — я вернулась к прежнему занятию уже с чашкой. Сигарета, истлевшая до основания, улетела в пепельницу.        Моё начальство... Тупая история с ним, если вдуматься. Нелогичная до слёз. Вместо того, чтобы напрямую промыть мозги, меня медленно подводили к цели окольными путями.        Почему?        — Видно, Бородач не всемогущ, — я задержала взгляд на свече, вдруг вспоминая о том, с чего всё началось.        Пентаграмма.        Ебучая, мать её, пентаграмма.        Сатанинская пентаграмма наколдовала мне мужчину моей мечты.        — Ну охуеть не встать.        Видимо, наши предки были умнее, чем нам затирают на истории. Игра усложняется. В неё вступает некто, кого за глаза буду называть Рогатым.        По мифологии он за плохих, в то время как Бородач – за хороших. Начнём с очевидного: в жизни всё сложнее. Возможно, они даже не боги. Сойдёмся на том, что это неизвестные личности с неизвестными намерениями.        Если я могу пользоваться силами обеих сторон, значит, я не просто «рука божественного правосудия».        Ну, зато увиденное в церкви объяснило любовь религии ко всяким пророкам: они глаголят заветы хозяина, ибо хозяин не может влиять на мир за пределами церквей. Короче говоря, они – связные.        Вот, что странно: как тогда в мирскую суету вмешивается Рогатый? С помощью сатанистов? Интересно, мне бы с ними понравилось? Ха-ха, небось, вся эта тема с демонскими контрактами тоже правда... Ладно, это всё хорошо, но есть вещи посерьёзнее.       Если нечисть существует, почему в какой-то момент она исчезла?        Хах... наверно, Бородач придумал «завесу» раньше авторов мультика «Чародеек» и все его божественные силы уходят на то, чтобы сдерживать нечисть где-то в параллельном мире. А во время, вроде Хеллоуина, у него выходной. Перерыв на чай. Он же, по сути, тоже нечисть, так что это бы пояснило, почему он сторонний наблюдатель.        — М-да, — нет ничего, что подтвердило бы эту догадку. Идти снова в церковь..? Ну уж нет. Неизвестно, чего от него ожидать. Может, он союзник. А может, заклятый враг. Кто «там» на самом деле – никто не расскажет. Лучше сохранить преимущество. Я сейчас бомба, которой нужно правильно взорваться. — Эх-х...        Ну, по крайней мере, была бы у меня невыносимо важная роль, Бородач бы точно не бросил всё на самотёк. Если бы от меня зависела, например, гибель Рогатого. Так что, наверное, задание было именно «проучить людишек». Устроить Апокалипсис. Армагеддон. Судный день. Надоело ему, видно, человечество, как ребёнку старая игрушка.        — А на пентаграмме-то была шестиконечная звезда... и свечей было шесть, — осталось для полного счастья обнаружить где-то третью шестерку.        А вдруг?        Я открыла «Музыку». Пока лохи жили в онлайне, я со времён «Без доступа к Интернету» заимела привычку качать всё на телефон. Шестичасовой органный плейлист не был исключением.        666. Ха-ха. Ха-ха-ха.        — Ха-ха-ха-ха... — я начала меленько подрагивать от смеха. Очень и очень нервно. От осознания, что мы с Рогатым связаны задолго до того, как я это осознала, стало нехорошо. — Какой ёбаный пиздец...        Стоит ли сказать спасибо за исполнение заветной мечты?        Вряд ли. Тут что-то не так.        Утопая в рассуждениях, я глотнула кипятка и не ощутила вкуса.        Зло или не зло, но Рогатый не просто так вызывал недоверие древних. Если вся эта чепуха со скамом Адама и Евы – правда (в той или иной степени), это означает, что даже сейчас я могу вернуться к предопределенному пути.        Хорошо, поверим, что цель у всех одна и ограничители тоже.        Теперь подумаем, что предпринять в такой ситуации.        — Крупно насрать.        Причем, если сущностей двое, сразу обоим.        «Ну, срать людям я умею...» — покивала я себе. Чтобы это сделать, нужно понять, как и откуда исходит их влияние. А потом его уничтожить.        Отрезать доступ в наш мир, чтобы они стали зрителями, и дать по съебам. В другом мире другие правила. Вряд ли меня там достанут.        — Ваше Величество, — обратилась я бархатисто, присаживаясь за стул.        «Если бы вам нужно было завербовать союзников, кого бы вы выбрали? Ну, например, чтобы контролировать империю, находясь за три девять земель».        «Человек, представляющий меня, должен быть надёжным, — не раздумывая, ответил кронпринц. — Коррупционные крысы с верхушек быстро наглеют. Я бы сбросил всю работу на Седрика».        «Ну, а если предположить, что те, кого вы выберете, сто процентов будут на вашей стороне?»        «Зависит от цели. Если бы она заключалась в контроле политической арены, я бы подкупил оппозицию. На них сложнее подумать», — я потерла подбородок. Какие-то шестерёнки завертелись, но чего-то не хватало. Чего-то не хватало, чтобы сложить пазл.        Хм. Если я пожелаю всем людям, что имеют дело с Рогатым, схлопнуться, они схлопнутся?        Заманчивая идея обезвредить всех и съебать. Однако... вдруг он окажется разговорчивее Бородатого? Вдруг ему выгодно раскрыть мне правила игры? Нужно узнать его мотивы. Возможно, я извлеку из этого пользу и смогу придумать что-нибудь получше, чем всех убить.       Другой вопрос – как с ним связаться? До Вальпургиевой ночи далеко, никаких «святынь Сатаны» я не знаю... что же делать?        «Хорошо, что мы говорим телепатически, — я со вздохом вскипятила новую порцию воды. — Иначе бы прослушивали нас ежесекундно».        «А что? Ты планируешь революцию, Принцесса?»        «Не зовите меня так».        «Не вижу проблем. Ты же обращаешься ко мне своевольно».        — И чего ты капризничаешь..? — озадаченно вздохнула я, вспоминая, как Пенни называла эту черту детской. Вот и сейчас, как обиженный мальчик, принц покачивал чашку в руке. Есть у него такая странная привычка: прежде, чем выпить, он всегда пристально смотрит на дно.        Я потянулась через весь стол, чтобы погладить незадачливого кронпринца.        «Принцесса, я уже устал спрашивать, что ты, мать твою, делаешь».        «Глажу вас», — невозмутимо ответила я.        Это, очевидно, уязвило его дворянское самолюбие, потому что донеслось сердитое:        «Я похож на ручную зверушку?» — Регулус задержал чашку у рта. В моём воображении мгновенно обрисовался медведь. Ручной. На поводке. Но без намордника: у нас свободная страна.        «...Нет, — Рина, блять, прекрати улыбаться, молись, чтобы ему эта картина не протранслировалась вместе с комментарием. — Вы умеете разговаривать».        «Темница по тебе плачет», — хлебнув, он отставил кружку.        «А по вам... бумажная волокита за все полгода, что вас не было в Инк», — я расплылась в злорадной улыбке. Хийкин колокольчик, сравнивать волосы Каллисто с золотым ковром было ошибкой. Напорядок мягче и приятнее.        «Что тебя не устраивает в твоём нынешнем положении Принцессы? — предугадывая «ничего», Каллисто фыркнул. — Или в этом опять виновата та женщина?»        «Не поминай всуе, — меня передёрнуло аки чёрта при упоминании Господа. — Да, неприятные ассоциации».        Вступать в эту тему как в кучу навоза, так что взглядом я дала понять, что обсуждать её не намерена.        «Хочешь, чтобы я звал тебя иначе... — задумчиво пробормотал он, возможно, и не мне. — Хорошо. Предлагай».        «У вас что, кончилась фантазия?! — рука одернулась. — Выдумайте сами, у вас к этому огромная предрасположенность».        «В твоём исполнении звучит не как похвала».        «Это честность. Честность не всегда приятна».        «Что насчёт «моей чокнутой невесты»?»       Я скривилась. Случайно. От прилива эмоций.       «Слишком длинно».        «Похоже, ты расстроена. Мне наступить на тебя, чтобы приглушить твое разочарование?»        Возмущенная до глубин души, я бахнула кружкой по столу. Перспектива быть тем, на кого он наступит, желательно ночью, очень замотивировала отогнать все сомнения и просто спалить всё к херам.        «Я думала, вы ненавидите наступать на горло своей гордости, а тут такая щедрость. Вы больны?» — ехидно поинтересовалась я.        «При виде тебя я всегда на грани смерти, — пока мой Windows XP выдавал Error, Каллисто задумчиво смотрел на дно. — Эй, мисс. В книге ничего не было сказано о моих предпочтениях в чае. Откуда ты узнала?»        Я улыбнулась. Широко-прешироко, не скрывая удовольствия. Мне не хотелось говорить, что я настолько фанатела, что донимала автора в Твиттере с этим жизненно необходимым вопросом 83 дня.        «У меня много талантов, — как я уже говорила, я отлично заебываю людей. — Надо же... Вы обращаете внимание на такие мелочи».        «Члены императорской семьи, не обращающие внимания на мелочи, долго не живут, — в этом, конечно, он прав. Учитывая, что планирует стать тираном... — Ты назвала меня тираном?»        «Кста-ати, — я увлеченно всплеснула руками, — а что вы собирались делать после восхождения на трон?»        «Не сходи с темы. Ты считаешь меня тираном?».        «Ну, я помню, вы хотели станцевать на костях императрицы. А что дальше?» — я хлопнула ресницами, проявляя искренний, неподдельный интерес. Плюнув на моё упрямство (разговор в таком духе мог идти до утра), кронпринц легкомысленно пожал плечами.        «Я не забегал наперёд», — ага, про свадьбу ты думал, а про империю нет?        «Боялись не дожить?» — деловито поинтересовалась я.        «Боялся? Я? — охренел сожитель. — За кого ты принимаешь героя войны?»        «За будущего императора. Никак иначе, конечно».        «Когда ты врешь, у тебя дурнеет взгляд».        «Я подурнела от осознания, что внимательности вам отсыпано втрое больше обходительности, — я засмеялась, заправляя челку за ухо. — Вы просто калитка».        «Калитка?..» — нахмурился он, будучи не в курсе, что это моя авторская адаптация фразы «ты просто пушка».        — Ну калитка, — тоном «как ты не понимаешь?» улыбнулась я.        «Шумная, громко бахает, вечно у всех на слуху, – обладает уникальным умением ёбнуть и остаться безнаказанной... – Ну КАЛЛИТКА!»        Каламбур был настолько объемным, что кислород в комнате закончился, а я захохотала.        Билась я в конвульсиях минуты две, кряхтя, обливаясь потом и слезами, пока Каллисто не догнал:        «Вот как... теперь ты называешь наследного принца куском древесины?» — от такой наглости он (принц или кусок – вопрос философский) потерял дар речи.        — АХА-ХА... Это... АХА-ХА... наивысший комплимент, который я вообще могла бы дать... ХА-ХА-ХА!.. АХА-ХА-ХА-ХА!..        — Хах... — кронпринц, понаблюдав за моей истерикой, тоже засмеялся.        Не зря говорят: шизофрения заразна.

***

       Одна, вторая, третья... выбрасывая кисть на пол, я мрачно вытаращилась на шестиконечные звёзды, подсвечиваемые огнями фитилей.        Одна, вторая, третья – разных размеров и форм, пентаграммы соприкасались друг к другу, как шестерёнки, которые вот-вот начнут вращение.        Разбавляя мертвую тишину, перебирание клавиш разносило эхо. Шелестел орган. Я как никогда ощущала родство этой квартиры с могилой – без мебели и картин она всё сильнее напоминала закрытый гроб. В ней так душно, что нечем дышать, темно, ведь нельзя зажигать свет, уныло, ведь обои выцвели и пошли белыми пятнами. В очередной раз, глядя на окна, я столкнулась с напоминанием, что там никого нет. Из всей семьи выжило только двое – я и Руслан.        И он... и все те, кого я встретила, стоят того, чтобы рисковать.        Воздух, испорченный сладковатой примесью воска, прогнался по лёгким и смешался с адреналином. Моя рука поднялась. Как единственные свидетели, свечи кротко замерцали. Их рыжеватый, почти алый свет переливался на полосах крови, что сбегали по коже, собираясь в капли, и падали на пол.        Я вожделела. Вожделела знамения, зная, что маленький, едва заметный порез не мог так кровоточить. Будто под влиянием шприца, пентаграмма манит кровь, гипнотизирует, подгоняет к подушечкам пальцев и жадно впитывает в краску. Хочет больше. Хочет добавки.        «Это ненормально», — сказал бы кто-нибудь со стороны, на что я бы ответила: «О, всё ненормальное теперь в порядке вещей».        Сквозь замыленные окна пробивалась серая нить горизонта. Напичканная высотками, с восьмого этажа она казалась унылой. Пелена предрассветного тумана тянулась вдоль домов. Хмурилось небо. Словно мир застыл в середине ноября – слякотном, продрогшем от мороси.        Это было бы пейзажем спящего города, если бы не столбы чёрного дыма.        — Выгорите дотла.        Я хочу. Я на минуту позволяю желанию поглотить себя. Поглотить, захлестнуть и уничтожить, вытеснить всё, что отяжеляет. Все бессмысленные переживания, терзания, сомнения – развеять, как пепел выкуренной сигареты, и забыть. Рассекать нужно лёгким движением руки, рассекать плавно, как плитку тающего масла, чтобы ни о чём не сожалеть.        В венах вскипает кровь, словно на мгновение я пьянею.

       — А-а-а-а!

       — Помогите!!!

— Пожар!

— Храм горит!

       Я оборачиваюсь, слыша с улицы истошные, по-животному отчаянные крики.        Усмехаюсь. Усмехаюсь, дрожащей рукой стряхивая кровь, вытираю о джинсы, стягиваю с рюкзака спирт. Прижигаю порез, на отвали бинтую, подвязывая одну рану и открывая следующую.        Шагаю под звуки взрывов, других, особенных, навстречу к следующей пентаграмме. В центре неё, небольшой, небрежно начерченной, лежала доска Уиджи.        Усевшись рядом, я смотрю на вырезанные буквы. С каждой секундой влияние «Господа» тлеет, а сила «Дьявола» рискует насовсем пропасть.        — Кем бы вы ни были, вы здесь, — притупляя страх, я присасываюсь к сигарете. — А если нет... ну, вы очень пожалеете.        Ничего. По-прежнему шелестит орган, по-прежнему слышны хлопки – церкви взрываются одна за другой.        — Серьёзно, — запрокидываю голову, не зная, откуда ожидать ответа. — Я предлагаю вам отличную сделку. Лучшую на рынке.        Снова звон тишины. Указатель доски не шевелится, как будто «Дьявола» не существует. Игнорирование меня, как снятого с предохранителя пистолета, невероятно нагло, но, в общем-то, предсказуемо.        — Рогатый, знаешь, я долго думала, почему меня держали в неведении, — выпуская дым, произнесла я пустоте. — В чём смысл вести, не говоря, куда? К чему такая осторожность? Почему меня не вербовали, не соблазняли, почему со мной не связывались? А всё довольно просто. Я настолько опасна, что нельзя вызывать у меня ни тени подозрения.        Затяжка сводит зубы.        — Ведь я могу влиять на мир гораздо больше, чем вы.        В глазах ненадолго стемнело, закружилась голова.        — Я слепа, глупа и должна думать, что беспомощна. Парадоксально, моя слепость – не осторожность, а ваш самый настоящий страх, — я смеюсь, задерживая на губах жёсткую улыбку. — У меня всего три вопроса.        Ну давай.        — Ты же, по мнению человечества, демон, которому нравится игра слов? Так давай поиграем.        Поиграем, ублюдок.        — Или мне размазать всех твоих фанатиков, чтоб ты помучился?        Огоньки задуло порывом ветра. Тело обдал мороз, пробирая до костей.        Запахивая куртку, я торопливо пошарила рукой. Внезапно раздался скрежет.        Прямо у моих ног.        Сердцебиение стремительно учащается, потому что мой атеистический ум не готов к тому, что на вопрос «кто это?» я не найду ответа.        Скри-и...        Волосы становятся дыбом. По ощущениям – седеют. Сворачиваются спиралями. Дыхание всё реже. Столбенея, я наконец отыскиваю треклятый мобильник. Когда свечение опаляет доску, указатель замирает на слове «ЛОЖЬ».        «Дыши. Все ради первой брачной ночи».        — Прямо-таки ложь? Я же уже уничтожила все «домики Бога». Вон, задела прихожан, святых, монахов. Только полный кретин не поймет, что вас подпитывают люди и места поклонения. Если кормушка Бородача далась легко, твоя подавно будет по зубам. Будешь сидеть в первом ряду и жевать попкорн.        Бах!        Я вздрогнула. Рука мгновенно указала фонариком в сторону окна. Резко захлопнувшееся, оно разорвало последнюю связь с внешним миром – теперь звуки взрывов казались приглушенными, как под толщей воды. Как... как ручка провернулась?..

      Неужели сама?

       — Здорово, — медленно кивнула я, поражаясь цыганским фокусам. — Я играла по правилам. Теперь ваша очередь. Всё, чего я хочу – честных ответов. Требовать честности от существа, которого считают олицетворением зла, смешно, но вы-то наверняка знаете, что правда интереснее лжи.        Посворачивав голову в ожидании нового представления, я затушила сигарету о подошву и выключила фонарик.        — «Да», «нет» или прямой, несущий конкретный смысл, ответ, без «может быть» или «кто знает». Если вы согласны, первый вопрос, — самое страшное, что вопросов очень много, и выбирать самые важные придется, основываясь на полученных ответах. Лучше начать с главного. — Когда я сбегу, вы попытаетесь отомстить мне? Угрожать, преследовать, шантажировать, убить?        Скри-и...

       «НЕТ».

       Как интересно. Было бы здорово узнать, почему... но пробной версии «Дьявол-GPT» на этого не хватит.        — Второй вопрос. Если вы – сверхсилы, из-за чего вы ограничены?        Свечи вспыхнули, но вместо обжигающе красного комнату залил насыщенно синий цвет. Похожий на цвет моих волос.        Прямо на глазах медиатор шелохнулся, словно бы на него надавили чьи-то невидимые пальцы, а затем двинулся в середину алфавита.

       «ПЕЧАТЬ»

       Чем больше букв он задевал, тем резче носился по деревяшке, пока не развил аномальную скорость.

       «ПОЯВИЛАСЬ»

       Я едва успевала собирать слова в уме, следя за доской взглядом.

       «ИЗ-ЗА ТАКИХ»

       Пошныряв туда-сюда, указатель резко замер.

«КАК ТЫ».

       Печать... печать, печать, печать... речь о «завесе»? Такие, как я – это кто-то ещё, кто пошел против «судьбы»? Но кто? Невольно вспоминается, как в церкви плакали иконы. Как будто выпускали кровь...        Твою мать. Те, кого мы называем «святыми», могли быть априори не праведниками и изначально иметь совсем другое предназначение?        Неожиданно медиатор сорвался с буквы «Ь», складывая фразу, от которой в горле сгустилась слюна.

       «ОН ХОЧЕТ НОВОГО МИРА».

       О Хийка... мне нужен тайм-аут.       Что получается?        Если Рогатый согласился на разговор, значит, испугался потери фанатиков, из чего следует: я угадала, и высшие силы правда подпитывают люди. Нет людей – нет бога.        Что в таком случае может обозначать «новый мир»? Как во «Всемирном потопе»? Создание новой цивилизации на обломках нынешней? Ой бля-я... Тогда вряд ли Бородач остановится.       Тогда всё, что я смогу – затормозить этот процесс, чтобы мои близкие не пострадали.        — Хм. Это не третий вопрос, так, невинная догадка... похоже, вы в сговоре? Вам же тоже это выгодно, — ни с того ни с сего я положилась на интуицию.        С какой стати он сказал мне такую ценную информацию за просто так?        Он мог этого не говорить. Это выходит за рамки ответа-...        Медиатор скрипнул.

       «НЕТ».

       — Ахах, сто процентов вам понравился ваш современный образ, — я позволила себе пошутить, не ожидая, что получу вполне себе приземлённое:

       «ДА».

       — А ты юморист, — хотя... вряд ли это просто шутка. Это подсказка. Если от человечества зависит сила, может, и внешний вид тоже? Это бы объяснило, почему демонюга так спокойно живёт без личных «домиков»: поп-культура изображает его пиздецки способным мужиком, в чём-то увёртливее Бородача. — Третий вопрос. Моя сила – дар, который ты или Бородач можете легко забрать, либо то, что принадлежит мне, и я могу пользоваться ей, даже не будучи любимой богами?        Пару секунд стояла тишина. А потом...        Скри-и-и...        От следующего заявления у меня случился микроинсульт.

       «ТЫ ЗАПЛАТИШЬ ЕМУ, КОГДА УМРЁШЬ».

       — М. Пизда, — припечатала я. — Меня прельщает идея после смерти гнить в земле, а не платить за самодеятельность....        Медиатор, будто издеваясь, замедлился.        — «С», «Т»... «А»... «Н», «Ь»... — шепча одними губами, я ощутила, насколько судьбоносный сегодняшний день. За мгновение свечи воспылали, разбрызгивая бирюзовые искры по ламинату.

       «АНТИХРИСТОМ».

       — А. И тогда, получается, я попаду в Ад, да? Ну-ну. Вариться в котле не прикалывает. Или мне дадут какие-то льготы? — за такую наглость было бы неплохо сделать мне харакири, но, кажется, Рогатому позарез что-то надо, потому что...        Скри-и...

       «СОТРИ ВЕРУ».

       А. Так вот, чего ты хочешь.        — Допустим, мы сойдёмся на том, что я сотру верующим память. Вам это даст преимущество. Для чего? Не поймите неправильно, но мне кажется, что вы достаточно умны, чтобы не повторять ошибок Бородатого. Вы хотите захватить мир? Разрушить печать? Убить Бородача? Ну давайте, признавайтесь. Хотите единоличного господства?        Буква за буквой складывался пугающе простой ответ:

       «ВЕСЕЛЬЯ».

       — Ну да, вам, наверно, чертовски скучно... Хотите выпустить нечисть погулять и завербовать новых фанатиков?        Скри-и...        Медиатор остановился на слове: «ИСТИНА».        — Что-ж... Договор «с вас три ответа, с меня жизни фанатиков» выполнен. Но я ничего не говорила о том, что не захочу стереть память абсолютно всем и укрепить печать так, чтобы вы, чёртовы манипуляторы, не остались с носом.        По стенам прокатился гул. Огни, искрясь, заизвивались змеями.        — Дохлый номер, Бородатый так уже делал, — поднося зажигалку к сигарете, я вспомнила о сожителе и тут же сузила глаза. — Предупреждаю: одна угроза – и договор аннулирован. Давайте не будем ругаться, а лучше заключим соглашение?        На доску лёг подготовленный лист бумаги. На нём красной тушью выведено: «КОНТРАКТ».        — Я не только не притронусь к фанатикам, а приумножу их количество. Десять процентов верующих во всем мире. Что скажете?        Скри-и..

       «30».

       — А не жирно? 15.

       «25».

       — 20. Пойдет?        ...        — Ну, молчание – знак согласия.        Я перечеркнула «10%», поверх вывев «20%».        — Ладно. Взамен помогите мне отсрочить апокалипсис на 200 лет.

***

       Мужчина в синем костюме сжал пачку бумаг.        — Добрый вечер, — он твердо произносит приветственную речь, а позади него высвечивается эмблема новостного канала. — Я Эрик Фиала, и сегодня наша программа пришла с шокирующими новостями. По неизвестным причинам в течение трёх часов заключённые Прусии скончались. В живых остались только члены обслуживающего персонала. Полиция не даёт официальных заявлений.        Экран дребезжит, переключаясь на видео. Здания, окружённые заборами, были оцеплены охраной, военными, полицейскими, скорыми и даже пожарными, но тела, выезжающие на каталках, мелькали одно за другим белыми пятнами. На простынях не отпечатано ни капли крови – будто их не убили, а погрузили в сон.        На следующем отрезке продемонстрировали коридоры – серые, отчужденные, пустые. Затем пролистнули камеры, останавливаясь на столовой. Там должны были стучать ложки и греметь кастрюли, но теперь трещали осколки под подошвой: во время смерти кто-то смахивал посуду со стола.        Тишина, запечатленная журналистом, звоном разносилась по комнате.        — Также по просторам Интернета с молниеносной скоростью разлетаются сообщения о том, что необъяснимые смерти постигли 140 союзных стран. Данные продолжают обновляться, — мужчина, перелистнув лист, выдержал паузу. — Пока правительство не даёт комментариев, в обществе распространяются теории. Скептики видят это началом лихорадки, эксперты – спланированным терактом, верующие связывают это событие с массовым поджогом церквей, пожаром в соборе Парижской Богоматери и другими преступлениями над искусством и культурой, произошедшими за последние несколько суток.        Кровавые снимки с налетом цензуры сменились рыдающими лицами женщин. Среди них можно было отыскать детей. Людей было много – от азиатов до европейцев... людей скорбящих, обозленных.

Кто мог подумать, что кто-то всерьез захочет страдать

из-за гибели преступников?

       — Семьи и близкие погибших испытывают боль и недоверие, требуя ответов. Кого винить за эту беспрецедентную трагедию? Дадим слово представителю по правам человека Мартину Кармлову.        Мартин Кармлов был невысоким интеллигентом в чёрном костюме. Прямоугольные очки, редкие волосы с оттенком ржавчины, усталый взгляд, смотрящий из-под стёкол очков... его эта новость, похоже, тоже не обрадовала.        — Масштаб смертей вызывает вопросы об условиях содержания тюрем, а также о вопросах безопасности. Вне зависимости от того, виноват ли в этом вирус или террористическая группировка, это событие подчеркивает острую необходимость пересмотра нынешних законов, — он перечислил краткий свод требований. — Этический вопрос о смертной казни всегда остро стоял в обществе. Можно долго спорить о том, достоин ли убийца, маньяк или насильник качественных условий, но нельзя забывать о наличии невиновных. Сегодня десяток миллионов людей по всему миру потеряли шанс на искупление и на наказание. И это, безусловно, трагедия.        — Мы продолжим внимательно следить за этой историей и предоставлять обновления по мере поступления дополнительной информации, — ведущий в синем вернулся, чтобы закончить речь. — Оставайтесь с нами.        Щёлкнув пультом, Анча не оглядывалась.        — Так ты развязала войну, чтобы воскресить Хикару, который на самом деле Каллисто из манхвы... и сейчас спасаешь мир от полного уничтожения?        — Да, — невозмутимо кивнула я.        — Ты свихнулась?        — Нет. — Рассказанная мною история о богах, конце света и прочей херне её впечатлила... нет, Анча не просто впечатлилась, она охуела, потому что я вылезла прямо из её малюсенького шкафа.        — Как... зачем ты пришла?        Я пожала плечами. Судя по пейзажу за окном, Анчина семья давно не в Прусии: пейзажи живописные, прямо как с картинок Пинтереста. Похоже, они переехали. Комната просторная, дорого обставленная, за окном изящные фасады... Как хорошо.        — Ну... ты моя первая подруга. Я хотела сказать спасибо. Пожелать там всякого... ну, чтоб не болела... чтоб у тебя и у твоих родных всё было отлично... чтоб все твои мечты сбывались, — я сбивчиво заговорила, сжимая руки за спиной. Мне хотелось пожелать ещё больше, в надежде на чудо, но лицо подруги резко побледнело.        — Почему ты говоришь так, будто куда-то уходишь?..        — Хах... Тебя не провести...        — Куда?! — она вскакивает с кресла, роняя телефон. — Куда ты уходишь?! Надолго?        — Навсегда, — я смотрю на изысканную черепицу крыш, на стройные фигуры часовен и предрассветную синеву, лишь бы не видеть, как заслезились её глаза. — Еду на родину Каллисто.        — Рина... Рина, ты... — подруга всхлипнула, то ли плача, то ли смеясь. — Я так много не успела с тобой сделать... мы так и не устроили ночёвку... и не поиграли в Геншин... Почему ты так быстро уходишь... Ты не вернёшься?        — Возьми... — я вытащила то, что принесла с собой в кармане. — Если очень соскучишься – разверни листок. Там инструкция по пентаграмме. Крови в бутылке хватит на 2-3 раза... буду пополнять... если пообещаешь приходить в гости.        Ладони, принимавшие бутылочку с бумажкой, дрожали.        Анча вся дрожала как осиновый лист, но всё равно приняла подарок.        — Не беспокойся, сатанисткой ты от этого не ста-... — я остолбенела от тепла рук, крепко обнявших меня. — А-Анча?..        — Ты... ты тоже моя подруга... — она захлебнулась слезами, уткнувшись носом мне в воротник. — Прости, что я наговорила тебе кучу всего... ты спасла меня... и моих родителей... мы уехали благодаря твоим деньгам... У тебя всегда были свои причины... твои причины всегда были вескими... а я, я испугалась... я испугалась тебя... а ты, ты всё равно...        — Ну-ну, тихо, — я осторожно вытащила свои руки, чтобы обнять в ответ. — Ты же не знала...        — Я должна была верить! — мотнула головой она, а я, криво улыбаясь, поняла, что смягчаюсь.        — Да ладно... Не должна. Мы не так долго знакомы для такого доверия. Теперь мы квиты, — это был второй раз, когда подруга передо мной заплакала. На меня накатило воспоминание о том, как я звонила ей в подъезде, тоже вот так вот рыдая, под давлением всего упущенного и несделанного. Дежавю, от которого становится грустно. — Обещаю, мы ещё увидимся.

***

       Моя дражайшая подруга номер два, красившая ресницы в общественном туалете, обернулась: при виде меня, вылезающей из кабинки, у неё случился инфаркт.        — РИНА? — её ультразвук почти прорезал трещины на зеркалах. Забывая про косметику, Настя налетела на меня с визгом: — Ебать, какими судьбами?!! Как тебя сюда занесло, братан?!!        Попрыгав, мы отлепились друг от друга и одновременно смахнули скупые мужские слёзы. Оттого, что Настя цвела и пахла, будучи всё такой же блондинистой и стройной, меня попустило.        — Ты щас охуеешь. Присядь, Настя, присядь, — она присела прямо на раковину, глядя на меня, как на сборник охуительных историй – с благоговейным трепетом. — Я заключила сделку с Дьяволом.        — Чт-...        — Я переезжаю в Инк.        — Втф-...       — И мы с Каллиткой женимся.        Настя, повтыкавшая на меня ровно 3 секунды, взлетела с ором:        — КАК?!!        — ТАК!        — УРА!!! ДА, ЕС, ДА! — возликовала Настя так, будто во дворец едет она: дрыгаясь как душевнобольная, заносилась по туалету с метеоритной скоростью. — ВОТ ВИДИШЬ! Я знала, я верила! Я ждала! О да, о Господи, я щас сдохну от счастья! Ты запомнила мой совет!.. Стоп. Ты чё, с концами уезжаешь?        Я протянула бутылочку с инструкцией, поясняя, что не готова расставаться навсегда. Выхватив билет в Инк, Настя прослезилась, прижала его к груди и прошептала:        — Моя прелесть... я попаду в манхву?        — С этой хуйней – да.        — И увижу сюжет?        — Да.        — И увижу мою пусечку? — под «пусечкой» она имела в виду Винтера Верданди, одного из любовных интересов новеллы.        — Я приглашу его на нашу свадьбу. Тогда вы точно встретитесь.       Покойся с миром, пусечка...        Визг поднялся до частоты кровь-из-ушей, и видя, как она вопит, машет руками и хватается за голову, я вдруг поняла: я скоро исчезну с Земли. За суетой это осознание пронеслось мимо, да и какая разница, если те, по кому скучаю, смогут меня увидеть... но в это, выходит, тяжело поверить.        — Рина, блять, храни тебя Моллан, ты невьебенная.        — Храни тебя Хийка, бестия. У нас есть полчаса перекурить, а потом я выполню последнее дело и уезжаю...        — Хэй, погоди, — притормозила она меня, сунув любопытный нос в инструкцию. — Это... в бутылке... оно?..        — Да, так что лучше меня не трогай. Внутривенный укол болит так, что пиздец, — не успела я закончить, как Настя медленно сползла по стеночке. Фейспалм. — Бля, ну почему ты сразу не сказала, что боишься крови?        — Р-ради т-тебя... п-перестану...        — По тебе видно, что нет.       

***

       Видимое похоже на сон.

       Такой знакомый, терпкий запах.        Такой вьедающийся, щипающий, мгновенно обрушивающий тонну воспоминаний о детстве.       О его комнате. О её полумраке, просторе, о том, как она была усыпана вещами, ножами, банками из-под вейпа, диковинными проводами и флаерами незнакомых мне групп.        Запах брата, чья комната была загадкой. Тайной, которую мне, как младшей сестре, было сложно разгадать.        Запах, который можно ощутить только когда он рядом. Ставший призрачным, потому что за несколько лет я успела спрятать память о нём поглубже. В глубине души я не верила, что он выживет, не верила, что мы встретимся снова, боялась верить, слишком боялась быть обманутой надеждой ещё раз его обнять.        Он сжимает автомат, собираясь машинально прицелиться, но замирает на пороге.        Мы смотрим друг на друга несколько секунд. Его взгляд начинает стекленеть.        — Ира?.. — а затем округляться. — Ты шо тут делаешь?        В два прыжка он настигает меня и дёргает за плечо, рывком, чтобы я опустилась на землю.        — Ты понимаешь, что тут обстрелы?        — Руслан... — я таращилась на него, изменившегося со дня последней встречи. Теперь он крупный, как медведь, с отпущенной бородой и матёрым взглядом. — Ты в безопасности. Это сложно объяснить... Я тебя телепортировала. Мы сейчас в центре Прусии.        Брат выкатил глаза, глядя на меня с подозрением: а не шизанулась ли я?        — В окно посмотри, дурак, — дураком он на самом деле не был, так что посмотрел. Закурил. Долго думал. Не видела, но, возможно, плакал.        — И шо это за херня? — я подошла к нему, вытаскивая пачку.        — Неведомая херня.        Мы молча щелкнули зажигалками, наблюдая, как пожарные столпились напротив горящих проспектов. Через полминуты Руслан повернулся.        — Ты шо, про Каллитку свою не стебалась?        — Я похожа на клоуна?        — Ну, — он хмыкнул, — немного.        — Ах ты скотина, — я обиженно отвернулась, — только встретились, а ты уже обзываешься.        — Да я тебя такой серьёзной впервые вижу. Шо случилось? Рассказывай давай.        Длинный пересказ, потянувший бы на сериал с названием «Неведомая херня», растянулся на полчаса, в течение которого где-то там в ванной загибался от скуки сожитель.        Выслушав весь этот поток сознания, Руслан глубокомысленно затянулся:        — Мда-а... шоб я такое употреблял.        — Это правда.        — Да я знаю. И шо? Шо дальше?        — Пойдем со мной.        Задерживая сигарету у губ, он хотел что-то ответить, но лишь промолчал. Я нервно повторила:        — Пожалуйста, пойдем со мной.        Руслан пожимает плечами.        — Не хочу.        Мой голос вздрагивает.        — Почему?        — Ну потому что. Мне и здесь хорошо, в двадцать первом веке. Едь сама.        Я чувствую, как почва проваливается из-под ног. Я надеялась, что он согласится.        — А как же... — голос зазвучал глуше. — Как же я?        — Будешь в безопасности.       — Я же больше тебя не увижу.       — Ира, игра в средневековье не для меня. Шо мне там делать?        Так всегда было с нами.        Я понимаю. Точнее, делаю вид, что понимаю. Чем длиннее периоды, когда мне нужно разыгрывать это понимание, тем невыносимее становится обваливающаяся на голову обида.       — Почему... ты не выберешь меня? — кулак стиснулся до боли, отзываясь резью в вене. — Почему ты ушёл тогда в армию? У тебя был белый билет. Ты мог остаться... но ты ушёл. И делаешь это снова. Почему?        Я развернулась спиной, чтобы не показывать выражение лица.        — Ты представить себе не можешь, что я натерпелась за эти полгода... Я так устала постоянно кого-то терять... — я закрываю лицо руками, зная, что он в смертельной опасности, но мне нельзя о ней говорить. Иначе «Дьявол» не захочет помогать. — Я не хочу остаться одна...       — Такая жизнь.        Новая порция холода заставила потушить сигарету о подоконник и хлопнуть дверью, на ходу размазывая злые слёзы.        Я наткнулась на Каллисто, сидевшего за столом кухни. Он скучающе помешивал ложкой чай, пока мы не пересеклись взглядами. Ложка звякнула, ударяясь о бортик. Кронпринц поднялся.        Было поздно пятиться, так что я рванула к раковине, пытаясь заглушить водой свои мысли, своё разочарование и тупую ноющую боль.        «Что случилось? — сдерживая всхлип, я не отвечала. — Какой сукин сын довёл тебя до такого состояния?»        Я всё ещё не отвечала, ощущая себя дурой, чьи хрупкие детские чувства – это никому ненужные слабости. Как будто только я одна нуждаюсь в чем-то до тошноты глупом, а все остальные прекрасно живут без этого. Как будто всё это время только я нуждалась в семье, а он, конечно, был слишком взрослым, чтобы заморачиваться по такой чепухе.        «Брат сказал, что не пойдет, — сохраняя остатки самообладания, проронила я. — Предатель».        «Вырубить его?» — от подобного предложения вырвался смех.       «Не надо. Всё нормально. Пусть идёт».       «Чёрт, я же вижу, что ты от этого не в восторге. Ты столько сделала, чтобы по итогу отпустить его?»       «Плевать. Пусть катится. Он всегда считал меня сентиментальной», — зло сплюнула я, прижимая к переносице локоть. Ворс кофты хорошо прятал воспалённые глаза.       «...Сделай так, чтобы он меня слышал. Скажу этому ублюдку пару слов».        Мне, занятой засовыванием своих эмоций в задницу, было уже всё равно, поэтому в пальце заалел прокол. Чувствуя, как на нём собралась капля, я взглянула на раковину сквозь размытую пелену.       У меня растет ощущение сдающих нервов. Физически и морально. Они как натянутая струна, по которой я балансирую между сумасшествием и трезвой памятью. Нет, я ещё четыре часа назад потеряла рассудок. Эта кружащееся под ногами земля... чем дольше ноги её чувствуют, тем сильнее ужас сдавливает виски. Нам нельзя здесь оставаться. Теперь, когда Серый дом и правительство Прусии взорваны, грядет анархия, и неизвестно, что произойдет сейчас, когда солдаты без командира вошли в город.        Это цена за Руслана. И моя месть.        Из комнаты донеслись странные звуки. Баханье, будто кого-то ударили головой о стену, грохот, как будто кто-то уронил шкаф, лязг, звон бьющейся посуды и чего-то ещё. Послушав немного симфонию крика, я торопливо умылась.        — Что здесь происходит? — едва переступила порог – звуки стихли, а Каллисто, занесший кулак перед лицом брата, ухмыльнулся.        «Объяснил ему, где он был не прав».        — Признаю, шо у тебя получилось.        Окидывая их взглядом, а точнее, разруху вокруг, я не придумала ничего лучше, как подойти, выдержать паузу, а затем ебнуть обоих газетой. А потом, набрав в грудь побольше воздуха, содрогнуть стены:        — Вы совсем охуели?!!        — Да шо ты, та мы по-дружески... мы так знакомились...        — Ты идиот? — я ебнула его газетой снова. — А ты? Ты тоже идиот? — газета нанесла сокрушительный удар плечу кронпринца. — Нет, ты подлец! — а затем, надоев ею махать, я швырнула её на пол. — Совсем одичали, один в империи, другой в армии! А ну быстро пожали друг другу руки и вернули шкаф на место! Считаю до трёх!        По истечении трёх секунд условия были выполнены.        «Ну и зачем?» — шикнула я Каллисто, потому что Руслан человек не шибко разговорчивый: прикурив, он снова умолк.        «Мисс, мне нужно было спустить с рук пренебрежение твоими делами? — кронпринц сжал челюсть до желваков, мрачно сверкая глазищами. — Он не понимал и сотой доли того, что ты пережила. Я лишь приблизил его к истине».        — О Пресвятой Хийка, — я помассировала виски.        — Это правда, что папа тебе не помогал? — неожиданно спросил Руслан, не оборачиваясь.        — Хах... Представляешь, он ещё и тебе не помогал.        — И ты всё это время справлялась со всем без чьей-либо помощи?        — А по-твоему, я комнатное растение? — огрызнулась я. — Или ты думал, что после смерти мамы я всё ещё буду оторвой-нигиллисткой?        — Нет... Почему ты ничего не рассказывала?        — А ты спрашивал? — ощерилась я. — У тебя своих дел навалом.        — Я думал, папа всё разрулил и ты просто с жиру бесишься.        Я покосилась на Каллисто, смекая, за что брату так влетело.       «Спасибо» — украдкой подумала я, завидев перемены в поведении единственно выжившего члена семьи.        — Даже так, — оказывается, не только отец видел во мне старую версию меня. У нас все поголовно слепые, кроме мамы. — Ну ты и-...        Не говоря ни слова, Руслан раскинул руки.       Я замолчала. Они легли мне на спину.        Желание вырваться – просто подделка.        На самом деле, всё, что мне было нужно – прижаться к нему потеснее и порадоваться, что он передо мной. Живой. Здоровый. По-прежнему упрямый.        — Прости. Я виноват... — мне стало интересно, о чём он думает, поэтому я позволила себе залезть к нему в голову.        «Так я кому-то нужен?»        — Пожалуйста... давай уедем.        Стискивая меня в объятиях, он усмехнулся:        — Давай.