и все счастливы

из спальни звонит телефон. химено, на негнущихся ногах, идет в спальню. пожалуйста, пусть это окажется правдой… номер тот, именно тот, с которого должны позвонить из больницы. руки трясутся, пару секунд она не решается принять вызов. в комнату входит денджи. он тоже понимает, что сейчас произойдет. химено чувствует, что она на грани обморока, еще немного, и упадет навзничь. сердце бешено колотится, сейчас выскочит из груди. пожалуйста, пусть это окажется правдой… — ну, че там? — не выдерживает денджи, хотя ответ уже, как ему кажется, знает. химено слушает, периодически согласно кивает, затем сбрасывает вызов и совершенно пустым взглядом смотрит в стену. — химено, не молчи! — у него тоже сдают нервы. девушка расплывается в улыбке, вздыхает с таким облегчением, будто с ее плеч только что упали горы. — я н-не знаю, как, — шепчет она, — но он жив… по щекам, незаметно для нее, текут слезы. не обращая внимания на шокированного информацией денджи, химено быстро скидала документы в сумку, надела худи поверх домашней футболки и выбежала в коридор. спешно обулась, накинула чью-то куртку на плечи и покинула квартиру. надо убедиться, что это не сон, не галлюцинации, и аки действительно жив. она безумно хочет поверить в это, но получается лишь отчасти. ей снова страшно, страшно, что ей соврали, что демон лишь нелепо пошутил над ними, что это все — бред, вызванный пережитым стрессом. но в душе у химено теплится слабый огонек надежды. лестничные пролеты мелькают один за другим, ноги сами несут ее прочь из дома. вроде бы, надо вызвать такси, чтобы доехать быстрее, но она решает дойти пешком. так дольше, зато она сможет побыть счастливой еще немного. рука об руку с ней идет ощущение, что скоро выяснится, что последняя надежда исчезла насовсем. однако, вскоре она переходит на бег. ее ощутимо трясет, дыхание сбивается, ноги устают, еще и куртка оказывается слишком тонкой для сегодняшней погоды, промозглой и слякотной. снова льет дождь, и это нагоняет неприятные воспоминания, химено ежится то ли от холода, то ли от накатившей тревоги. старается не думать об этом, но мысли все равно вторгаются в разум. это все из-за нее. если бы не она, все было бы хорошо… она пыталась переубедить себя, ведь аки все равно бы умер, но разумные доводы внутренний голос, твердящий о ее вине, их не воспринимает совершенно, виновата и все тут. хочется закурить, она останавливается у главного входа в больницу и достает мятую пачку 'раковых палочек' из кармана. руки немеют от холода, но желание наполнить легкие сигаретным дымом сильнее. мелкие капли противно касаются бледной кожи, но, благодаря им не видно слез. страшно, химено пиздец, как страшно. она докуривает, машинально тушит окурок о свое запястье, чуть морщась от боли, и решительно заходит в здание. волна беспокойства и необъяснимого, сковывающего ужаса накрывает с головой сразу же, как только химено улавливает мерзкий больничный запах, въевшийся не только в стены, но и в ее память. нет, она не может идти дальше. хочется забиться в угол, закрыть лицо руками и закричать, позвать кого-нибудь на помощь. она не может объяснить себе, почему ей так страшно, кажется, это что-то иррациональное, и это химено ну очень не нравится. девушка быстро берет себя в руки, ничего, она справлялась и не с таким, это не сложнее, чем поединок с демоном. улыбчивая дама средних лет за стойкой администратора любезно подсказывает, куда нужно идти. в спешке перепутав документы, химено не забыла лишь бумажки, подтверждающие, что она является охотницей на демонов на гос. службе, поэтому, пришлось очень убедительно врать, что нет-нет, это не визит к супругу, а сбор ну о-очень важных показаний, без которых весь мир погрузится в хаос, случится второе пришествие, возродится пушка демон и вообще, ну пустите, пожалуйста, иначе моя призрачная рука свернет вам шею, а я скажу, что вы мешали работе бюро. с горем пополам, она выпытала у несчастной женщины точные координаты. стены, омерзительно белые, давили с неистовой силой, однако, девушка, понимая, что до цели не так далеко, не сдавалась, продолжала быстро шагать по коридорам. она совсем близко, осталась какая-то несчастная сотня метров, три поворота, один подъем на лифте, два поста дежурных медсестер, и она будет на месте. внутри все замерло в трепетном ожидании. пожалуйста, пусть это окажется правдой… от клетчатой плитки на полу уже рябит в глазах, ноги не гнутся, словно убеждают ее отсрочить момент раскрытия истины еще ненадолго, но остановиться уже не получается. строгой женщине, что сидит у входа в отделение, она, с каменным лицом, показывает удостоверение, благо, оформленное на ее девичью фамилию, и заявляет, что дело касается безопасности всей японии, и лишних вопросов задавать не стоит. ее, пусть и нехотя, но пропускают. химено уже думает, что скажет аки, когда увидит его, хотя, скорей всего, слова будут не нужны, хаякава прекрасно поймет ее и без них. четыреста первая, вторая, третья… у четыреста четвертой она замирает, не в силах сделать ни шага. в голове каша, слипшаяся, холодная, с мерзкими комочками. возможно, хорошим решением было бы выпить перед посещением больницы, но химено слишком торопилась. она нерешительно дергает ручку двери. поддается. видимо, войти, все же, нужно… пожалуйста, пусть это будет правдой. химено уже готова взглянуть свои самым страшным страхам в их наглые, в край ахуевшие лица, но почти сразу видит аки. он то ли спит, то ли без сознания. зайти в палату она боится, вдруг эта хрупкая иллюзия тут же будет разрушена, но она нерешительно шагает вперед, минуя дверной проем. палата одноместная, но просторная, даже небольшой серый диванчик у стены, что напротив кровати, стоит. химено запоздало ловит себя на мысли, что приходить с пустыми руками — дурной тон и пообещала себе, что в следующий раз принесет хотя бы цветочки, к тому же, аки, вроде бы, ничего не имеет против ромашек, значит, можно даже в цветочный не идти, просто попросить демона — призрака насыпать в ладошку на небольшой букетик. химено подходит к кровати, с замиранием сердца переводит взгляд на мониторы чуть выше. пульс ровный. хочется вздохнуть с облегчением, но поверить в это довольно сложно, особенно если стадия смирения уже миновала, а неблагополучный исход был уж очень ожидаем. дрожащей рукой она пытается сама нащупать пульс, чтобы убедиться, что ей не кажется, он действительно есть. кожа у аки, вопреки страхам, теплая, не как тогда, в машине скорой. от воспоминаний о том злополучном дне девушка вздрогнула, но постаралась отогнать их побыстрее. не сейчас, сейчас все хорошо. следом за ними накатывает и чувство вины. это все из-за нее, и аки чуть не умер из-за нее. лучше бы она сама умерла. ее отвлекает аки, только что проснувшийся. бледный, как сама смерть, осунувшийся, растрепанный, но все еще пиздец какой красивый. — химено? — он слабо сжимает пальцы на ее руке. — д-да. — вспомнить, как разговаривать, получается не сразу, пару секунд она молча стоит в абсолютной растерянности, — я… люблю тебя. — снова слезы, и химено снова их не замечает. — прости, — тихо извиняется аки, — у нас так мало времени из-за меня… хаякава еще не знает, что изначальные расчеты были ошибочными, и беспокоиться ему, по сути, не о чем. — н-ничего, это моя вина, — химено улыбается, сквозь слезы. кажется, она счастлива, если, конечно, не учитывать всепоглощающее чувство вины в душе. аки жив, а это главное. она садится на стул, все это время стоявший у кровати, и кладет голову на плечо хаякавы. — я люблю тебя, — он поворачивает голову и целует химено в макушку. вскоре аки снова заснул, да и одна из медсестер, зашедшая в палату незадолго до ухода химено, начала возмущаться, что допрос свидетеля может подождать еще пару дней, и ей в отделение, вообще-то, было нельзя. девушка, выходя, сообщила администраторке, что прийдет завтра, чтобы уточнить некоторые детали, и покидает больницу. на душе тепло и спокойно, впервые за долгое время. у выхода ее ждут взволнованные денджи и пауэр. увидев искреннюю улыбку на лице химено, они чуть успокаиваются, синхронно выдают облегченный вздох и приступают к расспросам: — ну?! что?! — пауэр, словно утопающий за соломинку, цепляется за руку денджи. — не помер? — с показушным безразличием осведомляется он. химено не чувствует осеннего холода. в душе ярким цветом расцветает приятная, окрыляющая эйфория, от радости хочется кричать и прыгать, бросаться на прохожих, чтобы и им стала известна радостная новость. аки жив. пальцы, держащие сигарету, чуть продрагивают, она забывает как дышать и давится дымом. — кх! я докурю, и мы пойдем обедать, окей? — откашлявшись, говорит она, — там и поговорим.

***

за неделю химено привыкла, пусть с огромным нежеланием, пусть и не без помощи денджи и пауэр, но выполнять дела по дому. не без потерь в виде прожженной сковородки и коллекции линялых и сбежавшихся, вследствие неправильной стирки, вещей, конечно. зато, теперь никто не посмеет называть ее бытовой инвалидкой! кроме, разве что, мяукалки, ставшей невольной свидетельницей того, как химено пыталась постирать вещи гелем для душа, ибо порошок закончился, а чистой одежды уже не осталось. девушка, сидя на полу ванной, обреченно курила сигарету за сигаретой и судорожно пыталась понять, взорвется ли несчастная стиралка, из которой прет пена, или судьба ее помилует. но мяукалка никому не скажет, и этот позор химено навеки останется между ними. с готовкой было попроще: аки как-то попытался научить химено готовить хотя бы простые блюда, но она отшучивалась, мол, зачем мне это, у меня есть ты, но за месяц до /его смерти/ она взяла себя в руки и освоила азы кулинарии. первые попытки выглядели, разумеется, отвратительно и особой съедобностью не отличались, но химено упрямо пыталась снова и снова, благо, уход в отпуск обеспечил ее массой свободного времени. к аки она ходила ежедневно. сначала приходилось эксплуатировать статус охотницы на демонов из бюро общественной безопасности (из которого она уволилась, но предусмотрительно спиздила удостоверение), но через пару дней медперсонал смирился с ее ежедневными визитами. хаякава жаловался, что кормят невкусно и курить не разрешают, а в четырех стенах слишком скучно. когда время посещения заканчивалось, обнимал химено и просил не уходить, на что она грустно улыбалась и обещала, что придет завтра. денджи и пауэр тоже приходили, но чуть реже. после их ухода из бюро, аки и химено загорелись идеей отдать их в школу, поэтому, несколько часов в день они занимались с кобени, охотно согласившейся помочь с подготовкой к учебе. денджи особо не протестовал, а пауэр сначала упиралась, но аргумент «если ты не будешь хорошо учиться, то не станешь премьер-министром», хоть и не сразу, но подействовал. к тому же, неприязнь пауэр ко всему роду человеческому понемногу слабела, например, она согласилась погулять с кобени после занятий, что являлось для нее огромным успехом, а вчера даже позволила ей себя обнять, от чего даже химено была в шоке, не говоря уж о кобени. аки каждый раз увлеченно слушал, как денджи достала непонятная математика, но зато он теперь легко может прочитать текст на любой вывеске, как пауэр вычесала линяющую мяукалку, а из шерсти они с химено сваляли для не совсем довольной этим кошки маленькую шапочку. такие рассказы забавляли хаякаву, но, одновременно, имели для него особую ценность, кажется, он успел привязаться к этим несносным детям.

***

это утро началось для химено отнюдь не с приготовления завтрака — девушку разбудил настойчивый звонок в дверь. пришлось открывать, чтобы противный шум не потревожил денджи и пауэр. она тихо выругалась себе под нос, сползла с кровати и неохотно двинулась в коридор. приличные люди в субботу утром спят, а не наносят незапланированные визиты, а неприличных в этом доме видеть не хотят, их тут и так достаточно. — да иду я, блять! — проворчала химено, снова слыша звонок. в глазок она смотреть не стала, сразу открыла, — твою мать. — выдавила ошеломленно. к таким сюрпризам она готова определенно не была. — так и будем стоять? — ухмыляясь, спросил аки, — могла бы и порадоваться, — упрекнул он, шутя. — не, я просто жду, когда ты сертификат долбаеба предъявишь, — быстро прийдя в себя, съязвила химено недовольно, — если ты откинешься здесь, я не буду оплачивать похороны. — она фыркнула и ушла на кухню. отчасти, она была рада, но безответственное отношение аки к своему здоровью бесило неимоверно. девушка залила три пакетика растворимого кофе кипятком и закурила, после чего выпила залпом половину противной кофейной жижи. нормальный кофе варить она так и не научилась: то он выкипает, пачкая плиту и пол, то сгорает, оставляя на дне турки воняющую гарь. растворимая пародия на кофе невкусная и слишком сладкая, но под сигарету-другую сойдет. аки идет за ней, обнимает со спины, на что получает ну очень красноречивое молчание. — я подумал, — он целует химено в висок, — у нас слишком мало времени, — договорить ему не дают. — я забыла сказать, — она не знает, плакать ей или смеяться. хватается за голову, отчаянно смотрит на сигарету в снова дрожащих пальцах, затем, чуть собравшись с мыслями, обьясняет: — я просчиталась, и умереть ты должен был две недели назад. — химено затягивается, тушит сигаретный бычок и поворачивается к аки. в глаза не смотрит, почему-то стыдно, прижимается к нему, вдыхает до боли родной запах кондиционера для белья, дыма и мятного шампуня, — я не знаю, что произошло, — говорит она негромко и задумчиво, — но, кажется, теперь все хорошо. она не уверена. абсолютно не уверена, но верить хочется. — а если ты и сейчас ошиблась? — аки тут же жалеет, что это сказал. химено чуть отстраняется, чтобы взять сигарету. на ее лице тревога и страх. — н-нет-нет-нет, — шепчет она, в глаза все еще не смотрит, но сейчас, чтобы не увидеть этот ледяной скепсис. хаякава берет у нее только зажженную сигарету, прижимает девушку к себе. — прости, — успокаивающе проводит рукой по спине, — ты во всем права, я тебе верю. химено хочет плакать, но сдерживается, обнимает в ответ. — я приготовлю завтрак, — сообщает аки, — накроешь на стол?

***

денджи и пауэр проснулись от криков ругающейся химено. демоница аккуратно переложила с себя мяукалку на освободившуюся часть кровати и выскочила в коридор, вдруг происходит что-то плохое, и химено вынуждена разбираться с этим одна? так быть не должно! денджи вышел из комнаты через пару минут с теми же побуждениями. они оба застыли в дверном проеме. — я сейчас сама на тот свет тебя отправлю. — выдыхает девушка, кидая в аки, почти спокойного, листы с заключением из больницы, — клиническая смерть, ебать тебя в рот… — она берет из пачки сразу две сигареты, одновременно поджигает и закуривает, идет к холодильнику и, не выпуская сигареты, залпом выпивает четверть бутылки виски. смотрит невидящим взглядом вдаль, когда сигареты заканчиваются, тушит их о свое запястье и снова отпивает из горла бутылки. — и после этого ты пишешь отказную от пребывания в стационаре. знаешь, мне кажется, отсутствие повреждений мозга связано с его полным исчезновением. — третья сигарета. еще химено кажется, что такими темпами она выкурит себе все легкие. — зато, теперь мы знаем, что если бы не ты, я бы умер насовсем. в аки летит пустая кружка из-под кофе, но он уворачивается и все равно идет в кухню, забирает у химено виски и снова обнимает, позволяя уткнуться себе в плечо. — ты идиот. — всхлипывает она, — конченый.