Календула

— Дракон? — эхом отозвался голосок откуда-то сверху. Ее так и отбросило от дерева, несмотря на слабость и головокружение. Пальцы сами собой сложились в жест soleno. Дриада испуганно вскрикнула — тихий, почти птичий звук — и спряталась за необъятным стволом. Однако не успела Силлин перевести дух, как на морщинистой красноватой коре открылись два глаза. — Дракон? Стрекоза слабо трепыхнулась. Маскировка слетела с них то ли из-за того, что она потеряла сознание, то ли еще раньше, из-за Ма’фел’сеи… В общем, из-за него. В магических кругах до сих пор велись жаркие споры о природе драконов, но в том, что те обладают инстинктивным пониманием Плетения, сомневаться не приходилось. В пещеру не прошел бы незамеченным даже архимаг, даже с измененной внешностью и под прочнейшим пологом невидимости — что уж говорить о какой-то слабой, неумелой… Силлин едва успела удержать вспыхнувшее заклинание и вся напряглась, ожидая, что будет дальше. Захоти дриада напасть, их со Стрекозой, ослабевших и дезориентированных после беседы с драконом, уже душили бы ожившие корни. Значит, дело было в другом. В чем? Узкое прелестное личико вынырнуло из ствола и захлопало длинными ресницами. — Ты… Ты видела… — Казалось, дриада никак не может вспомнить какое-то слово. Силлин коротко кивнула и, заметив, что настороженный взгляд мечется от ее лица к яркой точке в пальцах, заставила себя убрать заклинание. Тотчас, легко и бесшумно, дриада вышла из дерева. Она была высокой, нагой и хрупкой, тоненькой, будто ее тянули на станке, с волосами до пят и невозможно зелеными глазами: не дубовая листва, как у той, из детства, а рассыпанные в траве изумруды. Цвет глаз дриады, запертой в поместье Мелданена, Силлин не помнила. Помнила только их выражение: смесь надежды и страха. Надежда и страх с каким-то неодолимым любопытством смотрели на нее и теперь. — И ты жива, — прошептала дриада. — Ты жива? Силлин снова кивнула, не зная, что сказать. — Здесь нельзя оставаться, — прошептала дриада и гибким прыжком вскочила на корень. — Пойдем, пойдем! — Она на миг замерла, прислушиваясь. — Тебе надо поговорить с Арвил. — Кто это? — Наша предводительница. — Увидев, что Силлин хочет задать еще вопрос, дриада испуганно замотала головой. — Не здесь. Молю! Скоро придут древорубы! Она провела ее по снежному лесу выверенным до мелочей путём. Вперед, вправо, миновать узкую речку, замереть, согнувшись, за выступом скалы, наблюдая за пустой поляной, чтоб потом стрелой пересечь ее и кинуться к мосту — а там уже начинался лагерь и стояли часовые, а сам лес стал как-то живее, обычнее, обзавелся кустарниками и подростом. Из зарослей вполне узнаваемой ежевики шел писк и сверчиное стрекотание григов. Под ногами пружинил мох, сновали лесные огоньки. Один огонек храбро подлетел к лицу Силлин, на миг ослепив ее светом, но стоило Стрекозе пригрозить ему пучком пыльцы, и он метнулся прочь и по-пёсьи спрятался за ногами высокой дриады в венке из ветвей и листьев. — Человечье дитя? — сказала та. Какая мрачная решимость, какое страдание были написаны на ее нежном лице! — Виларри, что это значит? Проводница Силлин подошла к ней и почтительно зашептала на ухо. Лицо дриады чуть смягчилось. — Приветствую тебя, дитя людского рода, — произнесла она и подошла ближе. — Я Арвил. Как ты здесь очутилась? Мы привыкли видеть лишь этих дварфов, этих убийц, этих… — Она задохнулась от ненависти. Послав Стрекозе мысленную просьбу предупредить, если что-то пойдет не так, Силлин склонилась в изящном поклоне. Со всех сторон раздались удивленные шепотки, похожие на шелест листвы. — Да процветает ваш лес и да не высохнут его корни, — произнесла она, на всякий случай опуская часть приветствия про приход благой весны, чтобы это не прозвучало как насмешка. — Моё имя Силлин, о хранительница живого. Я пришла с миром. Ее маленькая речь была вознаграждена улыбкой — слабой, но все-таки улыбкой. Ох, храни Сильванус мастера Ниатара! — Среди нас принято говорить иначе, но я слышу, что ты не враг, о Силлин, — сказала дриада. — Благодарю тебя за учтивость. Зачем ты ищешь нашей благосклонности? Силлин задумалась. Она не слишком верила в россказни о том, что Лесные народы могут исполнять желания. Больше всего ей хотелось узнать, как выбраться из этого мира, однако оставались бы они тут, если б знали способ? — Большая пещера, — сказала она наконец, вызвав волну испуганных вздохов. Кто-то даже отшатнулся. — Что вам известно? Арвил знаком призвала сестёр к спокойствию. — Мы к ней не приближаемся. Туда входить нельзя. — Что будет, если войти? — Смерть. Сотни ростков назад появился чужак, который вошел в пещеру. Мы только услышали крик. Остальные не рисковали. — Что с ними стало? — Исчезли. — Вы хотите сказать, умерли? — Внутри закопошилось жуткое предчувствие. — Нет. Исчезли. Растаяли в воздухе. Сначала бегали, потом ходили, потом сели у родника, и больше не захотели вставать. — А сколько времени это заняло? Ее голос все-таки ушел в сип. — Не знаю… Дни, месяцы, годы — так вы его отмеряете? Для нас это пустой звук. Ты еще бегаешь, в тебе много сил; наверное, это случится нескоро. Силлин сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Исчезли все? — спросила она. — Нет. Одна, эльфийского племени, помогала нам защищаться от дварфов. Они убили ее. Она… Не воскресла. Силлин невольно перевела взгляд на столб света в стороне, у ясеня. — А тело?.. — Его забрали, — горько сказала Арвил. — Мы хотели похоронить ее по обычаю. Заботиться о ней-дереве… Но с дварфами невозможно договориться. Они понимают только язык крови. Дальнейшие расспросы ни к чему не привели. О Словах Власти Арвил никогда не слышала; о выходе из снежного шара («Снежный шар? Боюсь, я не понимаю тебя, Силлин») не знала; а все попытки вызнать что-то о мире разбивались о ее лютую ненависть к дварфам. Видеть, как кривится от ярости лицо создания, по сути своей незлобивого, пугало Силлин чуть ли не больше всего остального. — Убийцы, древорубы, — дрожащим голосом говорила Арвил под согласное шипение товарок. — Они безумны! Сколько бы мы ни пытались до них докричаться, они не слышат! Они не успокоятся, пока не уничтожат наш лес! — Но вы же всегда возрождаетесь, и — — Ты не понимаешь, мы — мы не ищем этой войны! Мы не нападаем первыми! Мы просто хотим жить в мире, и если бы не эти убийцы… — Арвил вдруг замолчала и озадаченно потерла лоб. Глаза у нее стали растерянные и пустые. Силлин обеспокоенно оглянулась на дриад, но те, казалось, не заметили перемены. Никто не бросился к предводительнице. Никто даже не пошевелился. — Если бы не эти?.. — решилась она, когда пауза затянулась. Арвил не ответила. Досадливо сморщившись, она села у обложенного камнями родника и приставила ко лбу тонкий пальчик, став похожей на ребенка, которого попросили вспомнить что-то очень важное, что-то знакомое, что он только что знал, почти перед собой видел, и вдруг… Пока она гримасничала, дриады так и стояли вокруг горсткой длинноволосых изваяний, а потом тихо разбрелись по лагерю, оставив за собой лишь пару светляков. — Силлин? — неуверенно позвала Арвил, когда ее взгляд вновь обрел ясность. — Да? — Ты ведь… Силлин. Я знаю тебя. — Да. — Дитя людского рода — да, теперь я вспомнила. Ты вышла из пещеры… Но почему? — Она потрясла головой. — Неважно. Это неважно. Война, смерть… Мы говорили о дварфах. Я… Что я сказала? Силлин присела на корточки напротив, не слишком далеко, но и не слишком близко, чтобы дриада не смогла достать ее прямым ударом. — Досточтимая хранительница, вы говорили, что не хотите войны с дварфами и не нападаете на них первыми. — Да. Верно… Только… — Арвил боязливо огляделась по сторонам и поманила ее к себе. — Я не уверена, что это правда, — прошептала она.

***

«Итак, всё опять возвращается к одному и тому же», — думала Силлин, мрачно подперев кулаком щеку и наблюдая, как два грига дерутся за особенно крупную ягоду ежевики. «Власть и сила. И бессмертие, мечта любого злодея. А поскольку ничего из ничего не берется… Потоки первородной энергии, значит, да, господин Грит?» Исконное правило преобразований было простым, и укладывалось всего в шесть слов. Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. И неважно, о чем шла речь — оно безжалостно работало везде, от магических искусств до приготовления завтрака. Кто-то отдавал время или усилия, кто-то — деньги; магию; материальные объекты; здоровье, в конце концов. Дестер Инделейн и Маугрим Коротир платили за силу жизнями других. Если дракон поддерживал свой мир стабильным в течение нескольких сотен лет, да еще и менял ход времени… Великие Боги. Да, Боддинок говорил, что в основе Снежного шара лежит колоссальный источник энергии. Да, аномалия тоже указывала на это. Но только теперь Силлин по-настоящему осознала, насколько опасны могли быть Слова Власти, которые искали Маугрим и Госпожа. — Они ж весь Север разнесут к чертям собачьим, — пробормотала она, машинально приподняв ногу, чтоб в нее не врезался пищавший, визжавший и гремевший крыльями клубок. — Долбанутые маги. Она захихикала, сообразив, что сказала. Но смех быстро стих. С того момента, как Арвил рассказала правду, прошли уже сутки, и как Силлин ни билась над задачей, решения не было. Вернее, решение-то было — азы артефакторики и теорию ключей она еще помнила — только вот способы претворить его в жизнь вызывали вопросы. Способ первый назывался «уболтай дракона». Дракон, создатель артефакта, знал, где его источник, и мог выпустить Силлин наружу. Однако, судя по тому, как прошел их первый разговор, на этом способе можно было смело ставить крест. Способ второй назывался «найди источник самостоятельно». Помыкавшись по снежному лесу (и едва-едва избежав столкновения с дварфами), Силлин пришла к неутешительному выводу, что источник прячется в драконьей пещере. По уму, самый перспективный способ, способ номер три, заключался в следующем: «нарушить структуру артефакта». Раскачать потоки, создать возмущение — в общем, сделать так, чтобы мир Шара сам выбросил чужака за свои пределы. Но для осуществления этого способа у нее не было ни умения, ни сил, и она подозревала, что подобное даже Мистрилу оказалось бы не по зубам. Впрочем, Мистрил на ее месте не испугался бы и воспользовался четвертым способом, самым безумным. Этот способ назывался «убить дракона». Григи наконец разобрались, кто кого, и, прихватив изрядно помятую ежевику, разбежались по кустам. Прекратился снег. Небо стало голубым как лепесток незабудки. Силлин со всхлипом сползла в траву, обхватила колени обеими руками и принялась раскачиваться вперед-назад, пытаясь поймать успокоительный ритм движения, почувствовать упругость земли, когда отталкиваешься от нее стопами. С каждым разом не поддаваться отчаянию становилось всё сложнее. Собственное дурацкое бессилие, безвыходность положения… Она скрипнула зубами и оттолкнулась так резко, что заныла нога. Надо держаться. Сорвешься — не успокоишься потом. Ну и что, что ни один способ не приводит к желаемому результату? Может, где-то есть лазейка. Может, на какой-то из развилок можно хотя бы попытаться изменить ситуацию в свою пользу, ну, что тебе стоит посмотреть? Уговаривая себя почти как маленькую, она развернула в мыслях исписанный лист и попробовала снова. Нет, убеждать дракона точно было бесполезно. Обманывать? Смертельно опасно, да и шансы на успех мизерные. Раскачать артефакт? Нет. А вот четвертый способ… Четвертый… Вперед-назад. Чтобы отработать все варианты, верно?.. Просто чтоб сожалений не было. Чисто теоретически?.. Вперед-назад, сильнее, яростнее, до боли в мышцах. Она его не одолеет. Это факт. Но кто сказал, что здесь надо полагаться только на свои силы? Можно… Можно попытаться найти помощь. Или ослабить самого дракона. Как — она пока не знала, и всё это было абсолютно безумно, и непредсказуемо, и опасно, но, но… Не невозможно. Она заставила себя еще раз прокрутить в голове разговор с Арвил и сравнила его со словами дракона. Ма’фел’се... — Бешшшаба! — упомянул, что когда-то давно против него «замышляли слуги». А Арвил рассказала, что ее мучают странные видения. Будто бы дварфы, те самые дварфы, ненависть к которым составляла смысл ее существования, мирно жили бок-о-бок с дриадами, и все они были рабами ужасного «Господина». Если Арвил пыталась зацепиться, потянуться мыслью дальше, приходили и другие образы. Страх. Ледяной ветер. Когти. Тела на снегу. Острое желание свободы. Огонь горнила, дриадская магия. Но дальше всё путалось и становилось похожим на подернутое рябью отражение в мутной воде; а потом мир до краев наполнялся ненавистью. В том, что ненависть внушена драконом, Силлин не сомневалась. И это было плохо, потому что даже если он поставил самосрабатывающий блок (наверняка поставил, не морочиться же с подпиткой столетиями!), нельзя было исключить, что он не влезет «слугам» в головы в самый неподходящий момент. Но, во-первых, они не забыли всё подчистую. А во-вторых — и это было главное — дракон не пошел бы на такое, не представляй они для него опасности. Искра надежды превратилась во вспышку, яркую, как фейерверк, и Силлин зашипела. «Прости!» — тут же донеслась до нее мысль Стрекозы. Она летала где-то рядом, около моста. Фейерверк померк, но через несколько секунд снова ударил в сердце — на этот раз темно-зеленым цветом тревоги. Обычно эмоции феи были нежными, золотистыми, и Силлин не на шутку испугалась. «Что?» Новая вспышка оказалась зеленой и лиловой, с ярко-розовой нитью, которую Силлин определила как предвкушение. — Чужаки в лесу! — услышала она пронзительный крик часовой.

***

У нее хватило выдержки создать невидимость, и только потом броситься вслед за дриадами. За ней не следили, от нее ничего не ждали. Сердце стучало: «Скорей!». Стрекоза все время порывалась улететь вперед. На поляне шло настоящее месиво, и Силлин едва-едва успела отскочить за дерево и дёрнуть фамилиара за поводок зова, как там, где они только что стояли, просвистел топор. От волнения рывок получился слишком резким: Стрекозу буквально впечатало в кору, и Силлин на миг ослепла от ее боли и злости; но тут раздался предсмертный вопль, задрожала земля, забился в агонии корень, разбрасывая вокруг пыль и щепу, и Стрекоза, позабыв об всем, метнулась к ней и вцепилась в ворот туники. — Почему они нападают? — услышала Силлин голос Боддинока. Она с замиранием сердца выглянула из-за дерева. Колдун уверенно удерживал «Сферу неуязвимости» под бешеным натиском дриад. Внутри «Сферы», кроме него самого, пряталось с добрый десяток дварфов, а еще — радость Силлин смешалась с радостью Стрекозы — еще там был Даэлан. — Они всегда нападают! — рявкнул седобородый дварф и метнул второй топор. Снова вскрикнула дриада. — Древолюбки проклятые! Нечего тут цацкаться, бейте, они одержимы! — Аааааргх! — завопил его соратник и, размахивая оружием, выскочил из «Сферы». И попал прямо на заклинание «Лозы». Силлин зажмурилась и живо убралась за дерево, жалея, что нельзя заткнуть уши. Остаток боя она видела урывками. Эмоции Стрекозы мешались с ее эмоциями, толкали на безрассудство, и приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не броситься на помощь и не выдать себя: одни Боги знали, к чему бы это привело. К ее облегчению, Даэлан и Боддинок остались стоять под защитой заклинания — но даже без их помощи дварфы победили. — Вот так-то, — мрачно сказал седобородый, подобрав топоры. — Хоть разок наподдали им… Что, парни, давно здесь? Боддинок неопределенно пожал плечами. — Осторожнее с этими чокнутыми. Они еще и лес на вас натравить могут. И фей всяких, огни… Заведут — и поминай, как звали. Давно мы новеньких не видели, что понадобилось-то, золото? Приходили до вас, искали, только золота нет. Так… Гнилое место, гиблое. И дерево нужно для горнов, а за деревом опять же, куда? В лес, к этим проклятым… — Мы ищем женщину. Молодую. — Женщину-у-у-у? — Дварф почесал в затылке. — Тоже чужая что ль? Боддинок подробно описал ему приметы. Седобородый нахмурился и оглянулся на соратников — те окружили Даэлана и со смесью опаски и восхищения рассматривали его топор. — Нет, — уверенно сказал он. — Я не видел. Ребята тоже, не то сказали бы мне. Может, древолюбки нашли? Могли и убить — ну-ну, полегче! Говорю же: они чокнутые. — Чокнутые? А что конкретно вы имеете в виду? — голос Боддинока был полон невинного любопытства. Силлин зажала себе рот, чтоб не прыснуть со смеху. Дварф явно еще не имел дела с дотошными гномами, потому что начал с жаром объяснять, что «конкретно» он «имел в виду». Когда он сообразил, во что вляпался, было уже поздно. Боддинок впился в него как клещ. Он и других втянул в расспросы, допытываясь, как устроен мир, лес, цикл дня и ночи, сколько всего дриад, почему они не заканчиваются, почему дварфы не уйдут, из чего они делают оружие; добрался до магических компонентов ковки и пошел бы и дальше, если б Даэлан не встрял в разговор и не дал беднягам возможность унести ноги. Боддинок посмотрел на него с укоризной и показательно вздохнул, закрывая книгу для записей, но Даэлан и бровью не повел. — Что будем делать? — спросил он. — Надо подумать. Тебе холодно? — Нет. — И мне нет. Ничего не чувствую. Какое интересное решение задачи о свертывании и отделении пространства. — Не отвлекайся. Что будем делать? — Взгляд карих глаз скользнул по деревьям; на миг задержался на Силлин. Сердце ёкнуло. — Я не отвлекаюсь. Если ее никто не видел, это означает одно из четырех. — Боддинок принялся загибать пальцы. — Или она выбралась, пока нас тут не было — низкая вероятность, близкая к нулю, судя по тому, что рассказал господин Ходд, — или она мертва — мне тоже это не нравится, но не будем исключать данный вариант, — или ее держат в плену дриады… совершенно верно, я тоже так думаю. Или она смогла спрятаться. Я бы преположил «Невидимость» или укрытие, куда дриады и дварфы не проберутся. Силлин покрепче ухватилась за зов, удерживая Стрекозу на месте. — Пещера? — Нет. В пещере, о которой они говорили, опасно. Однако обязательно нужно будет ее осмотреть. — Боддинок склонил голову набок. — Начнем со сбора данных? Пауза. — А как называется то, что ты только что… Не слушая больше, Силлин сосредоточилась. Мысль о том, как дать им знать, не выдавая себя и Стрекозу, наконец обрела форму, и прошептав заклинание, она послала в полет небольшого светляка. Друзья умолкли на полуслове. Даэлан принял защитную стойку. Боддинок заморгал. Силлин смутно надеялась на узнавание — в конце концов, она часто колдовала при них — но главное было довести их до укрытия, до того же водопада, хотя нет, там они втроем не поместятся, тогда до той части леса, что у драконьей пещеры… Повинуясь приказу, светляк медленно полетел над поляной. Даэлан следил за ним с неослабным подозрением. А Боддинок вдруг шагнул вперед и без малейших колебаний протянул руку. Миг — и Силлин ощутила работу его сознания, похожую на радостное булькание воды. — Вариант номер четыре, — констатировал он и аккуратно отпустил светляка. И повернулся. Силлин не сразу поняла, что он собирается делать. Слов она не разобрала, но такие плавные, почти мечтательные движения рук были характерны для школы Прорицания. Взгляд Боддинока, бесцельно блуждавший по стволу вулканического дуба, обрел четкость и сфокусировался на ее лице, как будто и не было никакой «Невидимости». — Здравствуй, — сказал Боддинок. — Где мы можем поговорить?

***

Силлин и Стрекоза повисли на Даэлане одновременно, одна спереди, вторая сбоку, обхватив крошечными руками ухо. Обычно Силлин не поощряла такое поведение фамилиара, но сейчас ей было всё равно. Не одна, не одна, не одна. К радости примешивался жгучий стыд за то, что она так их подставила. Но Даэлан, выпустив топор, обнял ее, невидимую, в ответ, а Боддинок, обычно не терпевший «тактильного проявления дружеских привязанностей», неловко похлопал ее по ноге. — Глупости, — решительно сказал он, прерывая сбивчивые извинения. — Ты дала мне возможность лично исследовать этот выдающийся образец артефакторики до прибытия леди Эльтуры Сарптил. — И тут же добавил с плохо скрываемым азартом: — Что ты узнала? Это было как обрести почву под ногами. Они с Боддиноком чертили схемы, передавая друг другу грифель — хорошо ж тот выглядел, то и дело исчезая в воздухе! — и тихо обсуждали варианты, а Даэлан стоял на страже, поглядывая то на лес, то на черный вход в драконью пещеру. Собранную информацию Боддинок рассмотрел всесторонне. Особенно его заинтересовали провалы в памяти дриад — у дварфов, как оказалось, случалось то же самое. — Феноменально, — произнес он, разглядывая предполагаемую схему мироустройства, замкнутую на дракона. — Ты очень много узнала. Силлин почувствовала укол гордости. — Ну… У меня ведь было два с половиной дня. — Два с половиной? — А что тако… — а, точно. У вас же полчаса прошло. Ой. — Тридцать три минуты. Я еще не сталкивался с подобным видом рассинхронизации времени. Силлин почесала ухо. — Хм, верно… Интересно, как оно… — но нам-то и лучше, а то вернулись бы через пару сотен лет… — О, я считаю, нашего отсутствия даже не заметят. — Если выберемся. Как выбираться будем? Боддинок выдернул из земли травнику. — Глупо будет уходить с пустыми руками, — сказал он, глядя, как травинка рассыпается в пыль. — Я хочу поговорить с драконом. Силлин подозрительно сощурилась. — Только поговорить? — Сначала поговорить, — поправился он. — Потом придумать, как его убить. Ты абсолютно права, у этого плана наибольшие шансы на успех, плюс он потенциально дает нам доступ к Слову Власти и источнику магических реагентов исключительной редкости. — Подожди, ты правда думаешь, что… — Нет. Они непонимающе уставились на Даэлана. — Мы не будем убивать ради вашей магии, — твердо сказал он. — А ради возращения? Он качнул головой, не отрывая взгляда от леса: — Боддинок оставил письмо. Дождемся помощи. «Чтобы что?» — хотела сказать Силлин, но вовремя прикусила язык. Как будто Даэлан сам не понимал, что, пока до них доцарапается Эльтура, тут вполне может пройти несколько лет — да и в чем она помощь окажет, в том же убийстве? — Но ты же не против поговорить с драконом? — коварным тоном спросил Боддинок. — Даэлан, ты рассказывал, что видел один раз летящего дракона в землях Утгара, и что это произвело на тебя неизгладимое впечатение. Только представь, какой шанс тебе сейчас выпал! Возможно, это старейший из живых хроматических вирмов. — Под хмурым взглядом Даэлана он умолк и тоже нахмурился. Силлин очень не любила, когда они вот так упирались друг в друга. — Поговорить и правда нужно, — тихо сказала она, понимая, что ее голос сейчас станет решающим. — Он мне не нравится, Даэлан. Он… Неприятный. Злобный. Но… Вдруг найдется способ обойтись без боя. Даэлан вздохнул. — Ладно, — сказал он после долгого молчания. — Только поговорить.

***

Дракон лежал в дальней части пещеры, по-кошачьи обернувшись хвостом, и на первый взгляд мирно спал. Зрелище было страшное и завораживающее: белый, как снег, крылатый ящер в полумраке холодной пещеры, на груде сокровищ. В прошлый раз Силлин сюда даже не добралась. Среди золотых и серебряных монет виднелись мечи, нагрудники и шлемы, волшебные посохи, еще хранившие в себе магию; под головой дракона, как подушка, были навалены несколько слоев щитов. У «изголовья» аккуратным полукругом выстроились сундуки. Силлин вспомнила, что недалеко от входа в пещеру тоже видела какой-то сундук, но тот был совсем старый, невзрачный, а эти могли бы украсить собой покои короля. — Ахххх, — прошелестел знакомый голос, и она вздрогнула. Из-под белых кожистых век сверкнула полоска голубого огня. — Чужаки. Какой необычный сегодня день. Воин орочьей крови, колдун гномьего племени. — Глаза распахнулись и уставились на Силлин. — И ты. Какая невероятная наглость — снова приходить к Хозяину под покровом магии. Силлин дрожащими руками развеяла «Невидимость» и встала поближе к Даэлану. — Трое, да, трое, — довольно прошипел дракон, окутав их холодным туманом дыхания. Стрекоза спряталась Силлин под тунику. — Воистину, три — величайшее магическое число… — Он, не торопясь, расправил крылья и хвост и потянулся, выставив вперед лапы с длинными когтями. — Что нужно вам, ничтожные? — Мы пришли своими глазами увидеть Великого белого вирма Северных земель, — громко произнес Боддинок. Дракон втянул ноздрями воздух. — Не правда и не ложь, — заключил он. — Ты умён, колдун. Но недостаточно умён, чтобы обмануть меня. Даю тебе позволение говорить снова, и на сей раз правду, иначе ты познаешь всю мощь моего гнева. Боддинок поклонился. — Я не смею мериться хитростью с Великим. Я ищу Слово Власти. — Слово Власти… — повторил дракон мечтательно. — Слово Силы звалось оно в дни моей юности, но власть — да, оно дает настоящую власть. Желанную, упоительную, сладкую… — Он поднялся с ложа и, шелестя чешуей, подошел к подернутому ледком пещерному озеру. Даэлан, Силлин и Боддинок настороженно наблюдали, как он пьет, погрузив морду в воду, и шумно дышит, замораживая коленца водопада на стене. Наконец, вечность спустя, дракон снова повернул к ним голову. — Были времена, когда я убил бы вас на месте за то, что вы осмелились упомянуть Слово Силы в моем присутствии, — прошипел он. — Но века одиночества охладили мою кровь… Древние создали Слово еще до того, как я вылупился из яйца, до того, как ваши жалкие предки появились на землях Севера… Оно здесь, да. Оно моё. — Можем ли мы предложить что-то взамен? Дракон захохотал. — Взамен? Глупый колдун, ты осмелился предлагать сделку мне? Он сделал молниеносное движение лапой, и когти ударили в камень в каких-то дюймах от Боддинока. Гном шарахнулся в сторону и выставил перед собой щит, вызвав новый приступ хохота, смешанного с шипением и клацаньем зубов, не человечьего, не звериного, но взявшего что-то и от человека, и от зверя. — Я сильнее всех вас. — Когти прочертили глубокие борозды в камне. — Я хитрее всех вас. Убери огонь, светлячок. Вы живы только потому, что я так решил, однако я могу и передумать. Сделка. Хххххххасссссс. Кто из вас способен предложить мне бессмертие? Ты, колдун? Ты, воин? Уходите, вы достаточно испытывали мое терпение. Он улегся на груду сокровищ и смежил веки, совершенно потеряв к ним интерес. Бесспечность победителя, равнодушие сильнейшего. Наверное, поэтому Боддинок и сделал то, что сделал. Хотя… Позже он признался, что тяга к амулету была неодолимой — и кто мог бы сказать, не нарочно ли дракон дал им этот шанс на «честную битву»? Долгие-долгие столетия единственное его развлечение составляла бессмысленная война букашек. Мыши не спрашивают, почему кот ослабил хватку — они бегут к спасению изо всех сил.

***

Вообще говоря, всё, связанное с этим амулетом, было странно. Небольшой, но очень тяжелый, он лежал не в сокровищнице, а том самом невзрачном сундуке у входа в пещеру. В нем не было магии, и он был практически расколот пополам глубокой трещиной от верхушки до основания — хлам, бесполезное барахло — однако сундук запечатывала сильная морозная ловушка, стоившая Боддиноку кольца «Защиты от элементов». Когда он взломал печать и сунул руку внутрь, Силлин и Даэлан аж дар речи потеряли. Драконы очень трепетно относились к своим сокровищам, и это было настолько хорошо всем известно, настолько очевидно, что им и в голову не приходило, что Боддинок решится на кражу. Схватив его в охапку, они рванули наружу со всех ног, ожидая, что в спину вот-вот ударит струя пламени, но дракон, судя по всему, даже не проснулся. А когда они спрятались, высказали всё, что думали, и рассмотрели добычу, оказалось, что амулет, хоть и не являлся ключом, играл какую-то важную роль в мире Шара. Молот, дерево, драконья голова. И цепочка слов на неизвестном языке, оплетавшая их по контуру. Если бы не трещина, молот и дерево находились бы вплотную друг к другу, и связь амулета с видениями дриад и дварфов о борьбе против дракона пришла им в голову почти сразу. И вот теперь Силлин стояла перед Арвил и смотрела, как та начинает дрожать от макушки до пят, нервно поглаживая пальцами гравировку на покрытой патиной поверхности. — Это амулет выглядит… знакомо… — прошептала дриада. — Как будто я уже видела его, давным-давно… Здесь сказано: «Дерево и кузня объединились, чтобы свергнуть Хозяина». Значит ли это, что мы… Невозможно! — Вы знаете что-то об этом амулете? — Да… Да. В нем была сила деревьев, сила природы. Но теперь… Он расколот, магия мертва. Я… Пожалуй, я могла бы наполнить его… Я… Мне кажется, я должна это сделать. Но мы ничего не смыслим в металлах. Только дварфы могут его починить. Он… Амулет должен снова стать целым! — Арвил вдруг вцепилась в ее руки так отчаянно, что Силлин с трудом подавила вскрик боли. — Помоги! Я… не знаю, почему, как, но если мы снова увидим его, коснемся его, то эти видения… Но как? О, дварфы убьют нас, едва мы приблизимся, они не захотят с тобой разговаривать! Они… Чему ты улыбаешься? — Они согласятся починить амулет, не сомневайтесь, — сказала Силлин, с трудом высвобождая руки. — У меня есть против них грозное оружие.