Константа Непостоянства

      В прохладной аудитории, противоположно неустанному зною городской природы за окном, только-только начиналась очередная пара, не сулившая ничего, кроме монотонного голоса лектора и безынициативных россказней про хоанофлагеллят. Учили студентов, специализированных на генной инженерии, абсолютно различному в областях биологических и смежных, будь то повествование про Цельноголовых или про детальное описание осмоса. Капал, как на мозги, конденсат старого кондиционера, развеивая наваждения, туманившие рассудок от нескончаемой скуки; ещё немного — и вода вытечет за пределы крохотного ржавого ведёрка, заполонив собою все пространство и превратив его в студёный суп, где главный и, скорее, единственный горячий ингредиент — иссохшие мозги. Но, вопреки хлыстающим грёзам, произошло событие неожиданнее: аудиторию, словно вязующий кокон паук, охватило рептилийное звучание острой сирены, пронзающей вибрациями не только уши учащихся, но и их кожу, их тела. Тревога не была похоже на учебную, однако ни дыма, ни возгораний ученики пока не замечали и терпеливо дожидались команды лектора, чуть насторожились от внезапного наплыва. Немного затянув с ответом, явно пребывающий в замешательстве преподаватель не стал обрекать студентов на потенциальную гибель, руководствуясь излюбленным своим принципом «перебдеть лучше, чем недобдеть», и вольно дал указание к действию. Все поспешили удалиться из места проведения пар, беспрепятственно выйти наружу и осмотреть потрёпанное величественное здание, ища на нём следы причины остановки учебного процесса. Вышестоящий получил распоряжение о ложной тревоге — видимо, какой-то скоморох, решив развлечь празднования сессии и отчислить себя из университета, поигрался с включателем призыва пожарных сил. Студенты спешно вернулись к своим учебным обязанностям, заработав себе эдакую напасть, как дополнительная пропущенная лекция.       Хотелось было додумать внезапный взрыв, пылание Москвы в конвульсиях огненного чрева с посылом о поспешном выводе вышестоящих, но Констанция, томно дожидаясь своей очереди на устный экзамен, внезапно, будто расслышав ту звонкую сирену, различила свою фамилию. Позади дипломная, непрофильные предметы и добрая часть смежных, а это испытание — одно из крайних, если не самое; с ним у неё проблемы навряд ли будут. Лиза давно вышла из аудитории и направилась на законный отдых — поддержки отвечающей было не ждать, отнюдь же и без этого справлялась она на своём уровне. Девушка проникла в аудиторию, и взор ее впился в старого, не сказать старинного, преподавателя, сильно напоминающего N-го в юродивой неге, а подле него нескольких невиданных ранее ею людей. Был это Тишин Станислав — лектор по узкопрофильной дисциплине, характера мирского и по-доброму «дедовского», скрытого за маской сдержанного и культурного профессора.       — Итак, устная теоретическая работа… Вытягивайте, пожал-ста, свой билет и направляйтесь на свободное место. Вас буду ждать, Констанция.       Девушка управилась с вопросами довольно быстро, начертив основное витиеватым, с неправильным наклоном почерком, и тут же снизошла на пьедестал спрашивающего. Не было у неё впредь никаких особых эмоций или ощущений насчёт сдачи: она была наполовину уверена в своих силах, но тревожиться по данному поводу не желала; более её волновали гипертрофированные окружающие звуки: щёлканье ручки, размазывание чернил по тетрадке, шаги и бурные диалоги за тонкослойной дверью. Ей казалось, что звуки эти её трогают и водятся осязаемо по бледной коже, остриями чёрными выводя какофонию словесной стихии. Такое у неё случалось время от времени, но постепенно почти забылось, ибо в последние года поредилось. Ненароком пропустила она слова преподавателя и, быстро оклемавшись, как лягушка после анабиоза, твёрдой хваткой принялась отвечать:       — Констанция, вы меня слышити? Прошу ответ на первый вопрос.       — Да, извиняюсь, сию минуту. Вопрос: «Каково строение Porifera? Назовите разнообразие и систематическое определение данного таксона». Губки представляют из себя нетканных существ, но обладающие, по новым открытиям, подобием эпидермиса без базальной пластинки. Являются фильтраторами и пропускают воду вовнутрь спонгоцеля из внешней ткани, на которой имеются отверстия — остии. Там пища разносится амебоцитами, археоциты отвечают за восстановление. Пинакодерма — ткань внешняя, хоанодерма — эпителиподобная, фильтрующая, мезохил — коллагеновая структура, заполненная матриксом. Губки относятся к метазоям, но не к эуметазоям, так как не имеют истинных слоев тела. Имеют спикулы, при помощи которых размножаются вегетативно. Есть класс Известковые, некрупные морские с известковым скелетом; Стеклянные, морские глубоководные с кремниевым скелетом; Кремниероговые с развитым мезохилом; гомосклероидные, морские со слабыми спикулами…       Прошёл экзамен без дополнительных вопросов, коротко и ясно благодаря манере говорящей. По истечении ответа девушка получила долгожданную оценку и заслуженную сквозную похвалу.       — Благодарю! Всего доброго, — спешно удалилась Констанция, покинутая запахом дешёвого одеколона.       Всю сессию и некое время до неё пыталась она с Елизаветой порасспрашивать преподавателей насчёт проекта, однако же все их сказания ей не подходили: кто-то не решался брать студентов, кто-то и в помине ни в чём не участвовал, а у кого-то были неинтересные цели. Почему-то девушкам идея исследований придала невиданную мотивацию, несмотря на факт знания сего ещё со школьной скамьи. Констанции не предполагалось углубляться в механизмы подработки или стажёрства, поелику более всего интересовало её непосредственное изучение и нахождение на всех парах, нежели что-то абстрактное по типу доныне неведомых исследований. Удивительно, но в век информационных технологий приходится паломничать меж руководителями и выискивать информацию из рук, будто бы детектив, постоянно спешащий очно на место преступления. Сайт, советуемый ею и Лизе Иваном, оказался неплохим, но в нём не доставало вакансий для студентов: хранились там актуальные темы для опытных научных сотрудников, прошедших все круги ада долгой биологической учебы.       Констанция почти потеряла надежду на удачное стечение событий, но из интереса решилась подождать профессора Станислава для небольшого расспроса. В очереди оставалось не так много студентов, а группа была последней — ожидание сулило быть недолгим, и в действительности: пока студентку охватывали терзанья дум, в дверном проёме показался преподаватель, неспешно направляющийся в сторону лестничной клетки.       — Станислав Тишин! Можно ли задать вам некий вопрос? Не знаете ли вы, случаем, никаких подработок или стажёрок в исследовательской деятельности для студентов? Мной уже все были опрошены, и почти никто не приемлет учащихся в проект, — немного она утрировала.       — О, хм… — призадумался было он, будто перебирая в памяти воспоминания из далёкого детства. — Есть у меня и проектишка, и сайт с проектишками. Я там, так сказать, рукуводитель. Ваньку порасспрашивать можете — он знает.       Доселе с виду молчаливый Иван не желал говорить о родстве его с престарелым лектором, только вскользь упомянув его абстрактно; а, вероятно, почему-то полагал, что о данном факте знают многие, и смысла его развенчать не присутствует.       — Олуха этого… — тут было преподаватель вышел из колеи профессора и стался таковым, каким бывает в обыденности. — Он у нас «мели Емеля — твоя неделя» — всё перескажет… О, так о чём я… Я изучаю сейчас, значится, «внедрение механизмов биолуминесценции в культурные формы ботанических объектов». Дело профессорское. — Отсёк он небольшую паузу, а после продолжил: — но, знаети ль, есть у нас снизу лаборатория свободного посещения. Там обычно никого не бывает: стара она и непригодна; в гробу ее и белых тапочках видели! А убурудовать всё ж таки не собираются. Делайте там всё, что хотите, в рамках закона. Вы туда спуститесь, только разрешение опросите. Запомните: «лаборатория двадцать симь». Вон, идёт там заведующая, беги да голову не отвали!       Указал морщинистым длинным пальцем профессор на единственную женщину вдали субтильного коридора, и Констанция, следуя указанию, прошла спешным шагом. Подойдя ближе, лицезрела она пред собою в возрасте белокурую женщину, на вид грубую и строгую, явно на что-то отвлечённую.       — Здравствуйте! Не подскажете, можно ли занять лабораторию двадцать семь?       — Да-да, идите, ради бога… — женщина, похоже не уловившая посыл, ожидала внезапное испарение назойливого гостя, но, посмотрев в сторону говорящего, крайне разочаровалась и смирилась с участью осмысленного диалога. — Какая? Двадцать седьмая?       — Именно.       — Ой, да она даже не заперта, ключей не надо. Всё-всё, идите-идите!       Чуть удивившись подобной вольготности со стороны университета оставлять столь вакантную для посещения комнату, Констанция направилась аккурат в подвальные помещения, спускаясь по затяжному лифту и изучая затхлые затрещинки в плесневых от старости и сырости стенах. Хотелось бы Констанции набрать Лизе для первостепенного впечатления, но связь была здесь ещё хуже, чем в гранёном ржавом лифте. В этой части университета доводилось обеим быть не так часто, а в нижних коридорах — тем более. Едкий смешанный запах ударил в эпителий носовых ходов и иррадировал куда-то в левый глаз, не вызывая ничего более, кроме несносного отвращения. Отдавало примесями летучих кислот, разложившихся тел и лёгкой пыли, гладиатором на арене бегущей к лику Констанции. Вырвался горячим паром непроизвольный чих — поёжилось где-то заплинтусовое зверьё. Деревянный пол с невиданной лёгкостью и грацией проваливался под небольшим весом идущей; кривые стены, жёлто-зелёные и в чём-то пахнущем испачканные, извечно норовили впиться в мягкую ладонь чешуйными шероховатостями, поблёскивая на свету не менее противных, тусклых, продолговатых люминесцентных ламп. Тишина стояла дикая: чудилось, не только одна лишь двадцать седьмая лаборатория канута в забытие, но и весь комплекс бесконечных кучных кабинетов, заменяющих теменью дверей ночные оконца. Единственное, что отражало скупую благочестивость, — гротескные номерные знаки, выгравированные из фальшивого золота; завитки их, подобно змеям, вот-вот оживут, схватят за незащищённое горло и примутся медленно с добычи сдирать ошмётки кожи ядом пронизанными клыками. Очертив помещение несколькими скитаниями из одного конца в другой, Констанция, по случайности забывши свои очки в обители общежития, засеменила к едва отличимому знаку «27»; рука её тонкая прикоснулась к крашеному железу — дверь поддалась легко. Нутро лаборатории представилось почти таким же, как и кишка коридора: сыро, неубранно, затхло. Немытые пробирки, поношенные, серые от пыли халаты — всё напоминало постапокалиптическое пространство, сохранившееся со времён Советского Союза после техногенной аварии. Немного подташнивало. Засияли ручейком разбитые стёклышки пробирок с неизвестной яркой неестественной жидкостью на концах, — возможно, имели место тут эксперименты отнюдь не благодетельного характера. Все основные приборы, на удивление, присутствовали, но их сохранность являлась большим вопросом: были они до того ржавыми, что легко было их перепутать с мокроватым деревом, а кнопки — с поношенными пуговками на дедовской рубахе. Боясь подвергать себя риску контакта с облагороженной химикатами поверхностью, Констанция нащупала две ручки у себя в кармане и, словно ланцетом, принялась препарировать жесть. Еле засветились некоторых маленькие экранчики невнятными цифрами — что-то из этого было ещё способно жить. Не оказались выткнуты даже розетки; быть может, сюда с периодичностью захаживали, а может, оставили с последней давней здесь работой, абсолютно не ставя в учёт пожарную технику безопасности. Были доступны не менее изношенные реактивы: едва ли пригодные CRISP/CAS 9, гель-электрофорез, праймеры и ПЦР — стандартный набор третьекурсника.       Лиза на сию весть отреагировала с упоением:       — Целая лаборатория в нашем распоряжении! Ну, немного старая, ну и что! Ура, как прикольно! И арендовывать ничего не надо, и сам себе хозяин.       — Да, только надобно бы определиться с направлением нашего проекта, а не бесцельно тратить деньги в экстазе от бесплатной лаборатории.       — Эх, деньги ещё… Ну и ладно! Наука требует жертв!       — Не кажется мне это всё же такой хорошей идеей. Лучше попробовать пристроиться к какому-либо проекту и помелочнее, но с гарантией на законную деятельность и зарплату, чем играть в русскую рулетку со своими финансами и нервами.       — Ну, вообще… — Елизавета постепенно менялась в настроении, отходя от восторжений, но смогла найти в себе силы противостоять подруге: — Не давай пока ты заднюю. Сама же когда-то говорила, что некоторые открытия были вытянуты через кровь, пот и полную неуверенность со стороны научников и самого учёного.       — Да, но это долгая и упорная многолетняя работа, это другое время. Сейчас наука продвинулась далеко вперёд, и самодеятельности теперь гораздо меньше, чем было до, когда жили Мечников, Шванн, Кюри, Менделеев, Мендель…       — Ладно-ладно, — было перебила бесконечный список Елизавета, — но у нас же есть твои большие знания и энтузиазм, которым ты так дорожила! Разве тебе не хочется самой набить эти шишки и сделать всё так, как эти великие самоучки? Да и если не получится — это опыт, а деньги — всего лишь вкладывание в хобби, если тебе так удобнее будет считать.       Констанция смутилась. В ней бушевали два мнения, и оба для неё казались одновременно рациональными и безрассудными. Риск ей не был чужд, но разум всегда был всего первостепеннее.