Ярость, истекающая кровью

      Дазай продолжил смотреть в ноги, делая вид, что ничего не услышал и не собирается общаться, однако фигура была настойчивее и всем видом показывала, что уходить не собиралась. Он вздохнул и, оглядевшись, нехотя поднял недоверчивый взгляд:       — М? Ты мне?       Это оказалась его ровесница, учившаяся в другом классе. Невысокая, ниже Дазая где-то на полголовы, с тонкой косицей, свисавшей на плече до груди, и, несмотря на оробевший вид, хищным взглядом янтарных глаз.       — Нет, стене за тобой! — нахмурившись, буркнула она и снова заговорила нежным голосом — У тебя свободно?       «Как думаешь?» — саркастически подумал Дазай. Хоть он был и не дома, однако удерживать колкости в пределах мыслей вошло в привычку.       — А почему ты не ешь? — снова спросила она, оглядев его.       — Нечего, — сухо ответил Дазай — Ничего не приготовили, и денег нет.       — Какой ужас! — обеспокоенно вздохнула девочка — Знаешь, вот совпадение! Брат сегодня слишком много еды приготовил, и я не знаю, куда всё это деть, я столько не съем… Ты будешь не против, если я отдам это тебе?..       Не успел Дазай ответить ни «да», ни «нет», как на его колени плюхнулся увесистый контейнер.       — Я Аикура Юкино, — улыбнувшись, представилась она.       «Какая-то ужасно знакомая фамилия. И брата упомянула…»       Дазай искренне хотел верить, что это всего лишь совпадение, не более, но чуйка твердила обратное. Как-никак, это могло объяснить то, что один из утренних обидчиков был в курсе о полученных вчера девяноста девяти баллах за тест.       — Эм… Ты не против, если я тут с тобой пообедаю?       «Можно подумать, у меня есть выбор», — с немой усмешкой подумал Дазай.       В подтверждение мыслям, Юкино, не дожидаясь согласия или отказа, заняла на скамейке место в полуметре от него и принялась открывать свой контейнер. Дазай неохотно последовал еë примеру и молча уставился на еду, не решаясь приступать.       — Почему ты не ешь? — удивлëнно спросила Юкино — Это подарок, не стесняйся.       — Надо мной часто издеваются, так что, кто знает, может, ты меня отравить решила.       Она рассмеялась, словно запела арфа, и, выудив немного риса, демонстративно закинула его в рот.       — Доволен?       Дазай еле сдержал улыбку и принял обед обратно. Аппетит у него разыгрался зверский, поэтому содержимое стало стремительно убывать. Юкино искоса поглядывала с улыбкой, но, когда Дазай это заметил, отвернулась к своей порции и, разбавляя неловкость, спросила:       — Почему ты тут всегда один сидишь?       Вопрос был банальным, а ответ на него до смеха очевидным, но язвить Дазай не стал, хотя очень хотел.       — Меня все недолюбливают.       — Так уж прямо все? — недоверчиво переспросила Юкино.       — А ты видела хоть кого-нибудь, кто не поглядывал бы на меня косо?       Ойкнув, она тут же виновато склонила голову и замолкла.       — В любом случае, это мелочи, не забивай себе голову, — вздохнув, пробормотал Дазай и решил сосредоточиться на еде.       — Ты часто без обеда сидишь… — тихо сказала Юкино, не поднимая взгляда — Вы бедно живëте?       — Я не хочу об этом говорить, — отмахнулся Дазай — Всë…сложнее.       Как бы жестоко с ним ни обходились дома, но отзываться о матери в подобном и худшем ключе у него не было ни малейшего желания. Хоть Юкино по неведомой причине и вызывала доверие, однако Дазай опасался лишний раз отхватить за слишком длинный язык и мягкотелость.       — А бьют тебя часто? — спросила она, показав на замеченный под рукавом синяк.       — Слушай, что ты пристала?       Дазай повысил голос и демонстративно нахмурился, но Юкино лишь только ласково улыбнулась:       — Твои попытки выглядеть зло и серьëзно, когда ты не зол и не серьëзен, выглядят так наивно и глупо…       Как ни странно, это была правда. Несмотря на навязчивые вопросы, общение с ней ему хотелось продолжить с весëлым настроем, потому что это был первый удачный опыт. Он вздохнул и опустил голову, время от времени поглядывая на Юкино.       «Она странная, но, чёрт побери, интересная. Вот бы подружиться, да только…»       — Не хочешь прогуляться после школы? — предложила Юкино, заметив знаки внимания.       — Меня ждут дома в определëнное время, так что нет, — не раздумывая, тут же ответил Дазай.       — Жалко… — чуть погрустнела она — Давай я тебя тогда до дома провожу?       — Обычно это мальчики девочек до дома проводят, — усмехнулся он и, осознав это, поспешил стереть улыбку с лица — В смысле, нет, тоже нет.       Юкино рассмеялась, снова издав подобные арфе звуки, и неожиданно придвинулась к Дазаю.       — Ты милый. Не такой, как я думала.       От внезапного комплимента он растерялся и перестал дышать. Ужасно непривычно было слышать подобное в свой адрес, особенно от девочки, поэтому, не зная, как реагировать, Дазай молча уставился на свои ногти.       — Нет, правда, я думала, что ты мрачный, злобный и не любишь ни с кем разговаривать. Особенно после… — она осеклась на середине фразы, сообразив, что не самой хорошей идеей будет затрагивать столь печальную тему, и осторожно посмотрела на Дазая, однако тот даже в лице не изменился — Соболезную. Наверное, ты очень сильно грустишь…       Грустил, если быть точнее, потому что сейчас Дазая уже особо не мучила утрата единственного по-настоящему близкого человека. Да и возможности для этого никак не представлялось — пойди попробуй подумать о чём-нибудь другом, когда требуется показывать блестящие результаты во всём, что можно и нельзя.       — Удивляюсь, как ты после такого спокойно ходишь в школу, учишься лучше всех, на скрипке вон как играешь… Я бы с ума сошла, если бы мой брат умер.       — Всë в порядке, я уже давно с этим смирился, — махнув рукой, бросил он — Да и вообще… Мне бы голову дома открутили, если бы я из-за этого стал пропускать занятия или даже просто чуть хуже учиться…       — Д…да? — удивлённо похлопала глазами Юкино — Это правда?       «Ой», — только и подумал Дазай, осознав, что всë равно сболтнул кое-чего лишнего.

***

      — Что значит «с другом»? Какой ещë друг? — нахмурившись, гневно спросила мать.       — Мы договорились ещё на прошлой неделе, — тихо сказал Дазай — Мы очень давно хотели погулять, и он, наверное, меня…       — Это не обсуждается! — перебила она его, с размаху дав пощёчину — Для пропуска занятий уважительной причиной является только смерть и инвалидность. Живо за скрипкой.       — Но мамоч…       — Бегом!       Потирая щëку, Дазай послушно отправился к себе в комнату за инструментом. Разумеется, никакой друг не ждал его и даже не существовал, а был обычным предлогом отсрочить побои, но, к сожалению, не сработал.       «И чего она так взъелась из-за этого?»       — Это дохлый номер, лучше даже не пытайся, — раздался из-за спины голос зашедшей следом старшей сестры, Ëшико.       — Почему она так против этого? — спросил Дазай, развернувшись.       — Забудь об этом, я уже пыталась спросить. Увиливает, гадина.       Он тут же обеспокоенно покосился на дверь, гадая, слышала ли это мать, а затем на сестру с красноречивым «Тебе совсем жить надоело?» на лице.       — Не переживай, Осаму, мне уже нечего терять, — улыбнулась Ëшико. Дазай понял, что она намекала собственные ссадины, которых тоже накопилось немало.       «Можно и успокоиться немного хотя бы дома, зачем лишний раз терпеть боль?» — подумал он, осуждающе посмотрев на неё — «Не пойму этого, хоть убей».       В отличие от него, она вела более свободный образ жизни: училась средне, ни на каком музыкальном инструменте не играла, считала ворон, думала о мальчиках и зачитывалась мангой — и закономерно получала за это нагоняи от матери, только безрезультатно. Ёшико была ужасно легкомысленна и упряма и не поддавалась контролю, за что Дазай её безмерно уважал — пойти против матери означало собственноручно подписать себе смертный приговор. Ёшико не отличалась особым умом, порой была до смеха наивна и часто совершала необдуманные поступки, которые несли серьёзные последствия, однако волей и силой своего характера казалась Дазаю недосягаемым примером для подражания. Она не боялась высказать своё мнение, не боялась показаться глупой, неспособной или слабой и всегда добивалась своего. Она была способна на то, о чём он мог лишь мечтать.       Ёшико всё-таки оглянулась на дверь, чтобы убедиться в отсутствии лишних глаз и ушей, обняла Дазая и мягко прошептала ему на ухо:       — Потерпи, осталось всего лишь полгода. Когда я закончу школу, я обязательно заберу тебя отсюда. Ты не заслуживаешь так унижаться.       Он вымученно улыбнулся и, взяв скрипку, пошёл к матери в гостиную. Он даже не скрывал, что грандиозные планы Ёшико на ближайшее будущее казались ему далеко не самыми надёжными, но сейчас просто не хотел с ней спорить.       Однако кто ж знал, что они рухнут столь скоро и столь кошмарным образом.       Закончить школу у неё так и не получилось. Спустя пару недель, двадцать девятого августа, Ëшико пропала, и никто не мог даже представить, куда. У неё не было друзей, к которым она могла уйти, а ходить куда-либо в одиночку она не любила. Она просто исчезла из дома, никому ничего не сказав, и не вернулась. Ёшико хоть и было свойственно бунтовать и идти наперекор старшим, но чего-то подобного до сих пор не случалось, что говорило лишь об одном — произошло нечто страшное. Так в итоге и оказалось — через четыре дня еë нашли в лесу, побитую, с фиолетовыми полосами на запястьях и шее и без признаков жизни.       Её убили.       Дазай не хотел в это верить. И никто не хотел. Он хотел, чтобы это оказалось лишь дурным сном, хотел проснуться, вздохнуть с облегчением и, как обычно, пойти будить Ёшико. Но ей уже пробудиться было не суждено во веки веков. Всё закончилось внезапно, словно по щелчку пальцев, и потому не желало укладываться в голове. Кто бы мог подумать, что в один момент всё придёт к этому…       Больше никакого задорного смеха, раздающегося по всему дому.       Больше никаких тёплых объятий после очередного душеизлияния.       Больше ничего, что приносило бы радость этой невыносимо нудной жизни.       Осталось просто существовать.       Эта потеря стала огромным потрясением для семьи Дазай. Это настолько выбило её из колеи, что стало очевидно — привычная жизнь уже никогда не будет хотя бы отдалённо похожа на прежнюю. И именно после этого всë, мало-мальски связанное с чем-то хорошим, — надежды, мечты и стремления — безвозвратно полетело в тартарары, постепенно увядая и сгнивая.