Прочь

      В комнате в «Кабаньей голове» тихо и темно. Питер не включил свет и не произнес «люмос»; даже лунный свет и фонари на улице казались ему слишком яркими. Сияние резало глаза. Наверное, так бывает, когда душа утонула во мраке.       Он сделал это. Он предал Поттеров. Джеймс и Лили погибли, но… и Волдеморт тоже. Жертва крови… проклятая Эванс… хотя какая мать не поступила бы так же? Мать Питера тоже закрыла бы его собой, он не сомневался.       Что она скажет, когда узнает, что сделал ее сын? Она верила, что Питер — самый лучший. Она гордилась тем, что он волшебник. Она гордилась им, хотя причин для этого было немного, но ее восхищали даже его «удовлетворительно» по Зельеварению. Для нее, далекой от мира магии, все это было чем-то из ряда вон выходящим, и поэтому Питер старался ничего ей не рассказывать. Но то, что из-за него погибли его друзья — она поймет. Это поймет кто угодно.       Друзья. Питер коротко фыркнул — друзья! Мать не знала, никто не знал… или знали. Все же видели, как Джеймс вел себя с ним. Как Сириус вел себя с ним. Он был шестеркой. Хотя сам виноват, раз терпел это. Да и дружить с ними начал потому, что эта дружба принесла бы выгоду: полезные связи, как минимум. Поттер, сын известного изобретателя, наследник рода, богатого до неприличия, Блэк… что ж, Блэк свой статус наследника потерял, но сама эта фамилия открывала перед собой множество дверей.       А еще Питер наивно думал, что раз Поттер и Блэк такие дружные и сплоченные, то и к нему они будут относиться так же.       Размечтался. Даже Люпин к нему особенно тепло не относился, и на откровенные издевки от Сохатого и Бродяги в его адрес просто закрывал глаза. Он всегда делал вид, что не замечает, если Мародеры делали что-то гадкое… а Питер, даже если ему было противно, разыгрывал восторг, потому что лишиться компании значило лишиться покровительства.       И лишиться друзей.       Если они ими были. Но они не были, и поэтому…       Опасно недооценивать крыс. Когда Мародеры узнали, в кого превращается Питер, Поттер и Блэк громко и отвратительно ржали, и даже Люпин улыбнулся, хотя сдержался, но Петтигрю заметил. Он тоже тогда расстроился: крысы были не лучшими животными. Они переносили чуму, их считали символами низости и подлости, а магглы даже верили, что крысы — спутники ведьм или самого дьявола.       Что ж, раз Питер присоединился к Волдеморту — он мог считать себя в каком-то смысле спутником дьявола. Было что-то дьявольское в этом человеке со змеиными глазами; дьявольское, жуткое и пугающее.       Кто бы мог подумать, что он проиграет?       Питер потер переносицу. Ночь Самайна шла к середине. Где-то Гарри уже должны были забрать из разрушенного дома. Где-то магический мир уже мог начать праздновать завершение войны и падение Темного Лорда. Как быстро вспомнят о нем? Как быстро Блэк скажет, что Питер был Хранителем Тайны?       Даже Хранителем Тайны его сделали в насмешку. Думали, он не слышит, а он стоял за дверью и слышал, как Поттер объясняет Лили: «понимаешь, это будет Хвост, потому что Сириус сказал — лучше он, и я тоже думаю, что так лучше: Волдеморт быстрее обратит внимание на Блэка, а Питер… кого интересует такое ничтожество?»       Он так и сказал «такое ничтожество». А Лили захихикала.              …в темноте раздался смех — такой же, как тогда. Только не на кухне Поттеров, а здесь. Питер выхватил палочку, направив ее в темноту, но не спешил вызывать свет — сам не знал, почему. Смех раздался слева, потом — справа. Потом — за спиной.       — Ничтожество, — сказал мужской голос.       Питер резко обернулся.       — Кто здесь?       — Ничтожество, — повторил женский голос. Голос Лили. Определенно, это был голос Лили, а мужской принадлежал Джеймсу, но они же…       — Ничтожество! — голоса прозвучали хором, стали громкими, заполонили всю его голову, почти разрывая барабанные перепонки. Питер упал на колени, с размаху ударившись о деревянный пол, и тогда все затихло.       Ушли?..       Дрожащей рукой Питер поднял палочку снова.       — Люмос!       Комнату осветило призрачное сияние — и Питер чуть не закричал; у самой двери стояла женщина, ее рыжие волосы закрывали лицо, свисая до самой талии, но это была Лили, можно было не сомневаться. Она стояла, склонившись и обхватив себя руками.       Все еще не зная, почему до сих пор не аппарировал отсюда, Питер поднялся, медленно шагнул к ней, отвел прядь волос в сторону — и с криком отшатнулся. Вместо лица на него смотрел череп.       — Ты убил нас, — сказал череп голосом Лили. — Это ты убил нас.       — Нет!       Питер развернулся — и столкнулся с Джеймсом. Это был Джеймс… но лица у него не было. Не череп, как у Лили. Просто кожа. Ни глаз, ни носа, ни рта. Ничего. Гладкая кожа.       — Ты убил нас, — черной дырой у безликого прорезался рот.       — Не я! — Питер запаниковал. Знакомые ему призраки были совсем не такими; обитатели Хогвартса никому не вредили, даже Кровавый Барон, хоть и пугал многих своим видом, но не угрожал никому. Лили и Джеймс же не были прозрачными. Но были мертвыми. И пришли за ним.       Чтобы забрать его?       — Вас убил Волдеморт! — выпалил Питер. — Он тоже уже мертв, разбирайтесь с ним в Аду!       — Он убил нас из-за тебя, — возразил Джеймс. Полностью бесстрастно. Никогда Питер не слышал в голосе друга таких безразличных интонаций.       — Ты заплатишь, — змеей прошипела Лили. — Ты заплатишь за это, крыса.       В комнате ярко запахло лилиями, но это был не приятный запах, а словно смешанный с гниением трупа. Питера затрясло. На губах застыло «умоляю, пощадите» — но…       Но какого черта?       Он уже совершил грех. Он уже проклят. Его уже ждет наказание.       Ему нечего терять.       — Да! — выпалил Питер в лицо Поттера — точнее, туда, где должно было быть лицо. — Да, я выдал вас! Да, я предал вас! Да, вы погибли из-за меня! И знаете что? Я не жалею! Я не вздумаю раскаиваться! Мне вас не жаль! Разве вам было бы жаль меня, если бы я погиб? Вы бы просто сказали что-то вроде «да, Хвост был хороший малый»… и все! Я для вас ничего не значил, так почему вы должны что-то значить для меня? Вы издевались надо мной, вы высмеивали меня и в лицо и за спиной, вы использовали меня, и я должен вас защищать? Да черта с два! Я ничего вам не должен! Хотели бы защитить свой идиотский дом — сделали бы Хранителем Тайны кого-то из вас!       Призраки молчали. Питер сжал кулаки: он был крысой, загнанной в угол, а когда крысу загоняют в угол, она дерется насмерть.       — Не я должен заплатить вам, — выплюнул он в череп Эванс, развернувшись к ней. — Это вы заплатили мне! Вы дорого заплатили за свое презрение этой ночью! И Блэк тоже заплатит! Все вы! Все, кто считал меня отверженным сбродом!       Мать Питера была магглой, но его бабушка Энид, мать его отца… она была волшебницей, и она однажды научила Питера заклинанию. Этими чарами можно было отогнать Пивза, и они не преподавались в Хогвартсе — как сказала бабушка, это заклинание переходило в их семье по наследству. Пригодилось бы оно Питеру или нет, а знать ему было обязательно.       Взмахнув палочкой, описывая в воздухе круг, он произнес:       — I ffwrdd!       И призраки исчезли. Оба. И они, и аромат гниющих лилий.       Питер устало опустился на кровать. Он собирался сдаться в руки правосудия, честно собирался, Волдеморта же уже не было…       …но теперь Питер передумал. Он еще мог сразиться за свою жизнь.