Spanktober 2024

Грохот из лаборатории застает меня посреди чтения «Transmutationibus Corporum» авторства Галактиона Муна. Писал великий мудрец настолько отвратительно витиевато, что даже я, продираясь через его труды, периодически ловил себя на перечитывании одной и той же строчки по три раза, пока слова и формулы наконец не начинают обретать смысл. Это, впрочем, не значило, что я хотел бы, чтобы меня отвлекли от этого безрадостного занятия таким образом. Грохот в магической лаборатории никогда ничего хорошего не сулит. Крики, кстати, тоже. Вопль, в котором безошибочно угадывался голос моего ученика, заставляет меня взлететь на верхний этаж башни, несолидно перескакивая через несколько ступеней. Дверь этот идиот, конечно, запер. Видимо, чтобы учитель не мешал пытаться красочно и разрушительно сводить счеты с жизнью. Мелькает шальная мысль оставить все в руках Фортуны и, может, наконец избавиться от этого рыжего недоразумения, но я уже шепчу отпирающее заклинание и распахиваю дверь. В ту же секунду приходится пригнуться от летящего прямо в лицо заклинания. Огненный сгусток разбивается о стену позади, попутно сбив висящую на ней картину. На оплакивание предмета искусства нет времени, потому что в разноцветных вспышках и дыму я наконец различаю причину всей этой вакханалии. Яромир носится по лаборатории, хаотично метая заклинания в нечто темное и бестелесное, но явно очень агрессивное. Вонь серы, перебивающая даже запах огня, и отчетливо различимый круг призыва на полу свидетельствуют о демонической природе существа. Яр отвлекается на меня и подпускает черную дымку слишком близко. На мгновение она оформляется в более отчетливый образ. Вспышкой мелькают здоровые такие когти. Громкий крик вырывает меня из ступора. Швыряю в темноту три точных магических заряда подряд. Демон, не ожидавший атаки со стороны, мешкает, что позволяет ученику выскользнуть и отступить на безопасное расстояние. Я судорожно пытаюсь придумать, что делать, потому что магические силы — ресурс не бесконечный, а пока демон пребывает в такой форме, его не убить. Необходимо сначала заключить его в материальный объект, и только потом… Пока я думал, тварь решает завершить начатое. То ли посчитав меня за слишком серьезную угрозу, то ли испытывая больше ненависти к своему первому противнику, он снова устремляется к Яру. Тот едва успевает увернуться, и вдруг делает резкое движение рукой в мою сторону. Под ноги приземляется что-то маленькое и блестящее, при ближайшем рассмотрении оказывающееся резным железным медальоном с небольшим рубином по центру. Прежде чем запустить в демона еще один огненный снаряд, ученик успевает выкрикнуть: — Филактерий! Слова ученика приглушает гул пламени и рев демона, но я догадываюсь, что от меня требуется. Мальчишка, видимо, приготовил амулет заранее, чтобы заключить в него демона, но не сумел довести дело до конца и началось то, что началось. Удивлен ли я? Ни капли. Но времени на ругань все равно нет, надо сначала исправить учиненное. Слов ритуала изгнания я не помню, перечерчивать круг под него тоже некогда, поэтому хватаю амулет и несусь к тому, который уже есть. Опускаюсь на колени, швыряя филактерий в центр, движением руки запаляю свечи, установленные по углам. Слова ложатся на язык тяжело, все же, гоэтия сильно не мой профиль, но меловые руны все равно загораются слепящим красным светом. Слышу, как собственный голос становится ниже и гулче, громогласным эхом отражаясь от стен лаборатории. Если прерваться сейчас, последствия могут быть катастрофичными, поэтому остается только надеяться, что Яр догадается… В следующую секунду сквозь столб алого света проскакивает тощая мальчишеская фигурка. Слышу звук падения за спиной, но не успеваю его даже осмыслить, поскольку вслед за Яром в круг влетает демон. Который, впрочем, там и остается. Мне остается только наблюдать, как пламя свечей превращается в оковы, оплетающие мечущийся черный дым. На мгновение становится невероятно жарко, мелькает вспышка, и… на пол с тихим стуком падает железный медальон. Рубин его переливается красным светом, словно светясь изнутри. Из-за спины доносится облегченный вздох. Резко поднимаюсь, оборачиваясь к ученику. Тот меняется в лице, и, судя по всему, уже не уверен, что я буду к нему более снисходителен, чем демон. И правильно. Вздергиваю Яра за шкирку, заставляя посмотреть в глаза. — Ранен? — Говорю с трудом, поскольку внутри меня буквально распирает от гнева и запоздалого страха. Ученик отрицательно мотает головой. Хоть какие-то хорошие новости на сегодня. Разжимаю пальцы на его воротнике, позволяя чуть отступить. — Зачем тебе вообще понадобился демон? Яромир мнется, избегая смотреть в глаза, после чего объясняет чуть хрипловатым голосом: — Ты же сам рассказывал о магах, призывающих их в качестве фамильяров и воинов. Что они даруют небывалое могущество, исполняют желания… — А часть о том, почему таких магов — единицы, ты прослушал? Для того чтобы призвать и подчинить себе существо из другого мира, необходимо обладать силой, которая тебе и не снилась! Идиотизм, непроходимый идиотизм. Срываюсь на повышенный тон. Яр, закономерно, вторит мне: — Да ритуал был плёвым! Ничего сложного, пока он вдруг не вырвался! — Это и должно было тебя насторожить! Если что-то в магии дается легко — значит, ты делаешь что-то не так! Тебе еще год назад свечу поджечь не удавалось, а тут могущественный демон прямо в руки попросился. Ничего в голове не щелкнуло? Или ты решил, что в тебе внезапно открылся магический гений? На это мальчишка ничего не отвечает, только смотрит исподлобья и сопит. Видимо, ход его мыслей я примерно угадал. Вздыхаю, успокаиваясь даже после такой после короткой перепалки, и продолжаю уже нормальным тоном: — Где ты этот ритуал хоть нашел? Яр с загадочным выражением лица достает из-за пазухи потрёпанный том в кожаном перепрёлете. Отбираю у него книжку, бросаю мимолетный взгляд на корешок, хотя и так уже знаю, что это. «Ars Goetia». Литературы по демонологии у меня немного, и, конечно же, из всего доступного мальчишка умыкнул самую содержательную и самую опасную. С трудом сдерживаюсь, чтобы не влепить ему затрещину этой самой книжкой. Он, видимо, это понимает. Улавливает чутьем ребенка, которого с ранних лет лупили чем придётся и как придётся. Улавливает, и в секунду напрягается, как натянутая тетива. Ударь я его сейчас — он увернется, закроется, а потом ударит в ответ. И втянет меня в некрасивую драку, потому что не стану же я швыряться заклинаниями в собственного ученика. Драться в рукопашную с шестнадцатилеткой сегодня в список моих планов не входит, поэтому я откладываю книгу и оборачиваюсь к разрушенной лаборатории. Все не так плохо, как показалось на первый взгляд. Потому что я умный и зачаровал большинство шкафов защитными рунами — примерно на такой вот случай. Поэтому опасные реагенты и ценные исследовательские журналы не пострадали. Жертвой юного пытливого ума пали пустые колбы, дистилляторы, шкафы с растительными компонентами для зелий и два рабочих стола. Неприятно, но не смертельно. Оглядываюсь на Яра. Он бездумно размазывает круг призыва носком ботинка, но поднимает голову, почувствовав мой взгляд. — Трость нести? — Тон такой неуверенный, будто допускает возможность того, что я отвечу что-то, кроме «Да». Ну наглость! — Не сейчас, — качаю головой. — Сначала уборка.

***

На приведение помещения в божеский вид уходит несколько часов. Можно было бы управиться и быстрее, но я то и дело отвлекаюсь на то, чтобы в очередной раз повозмущаться непроходимому идиотизму идей одного конкретного индивида. Индивид, для разнообразия, выслушивает меня молча. Хотя рожи при этом корчит такие, что раздражение вспыхивает с новой силой каждый раз, когда я думаю, что наконец успокоился. Яр швыряет тряпку в ведро, знаменуя, что уборка закончена. Я, в свою очередь, вижу еще пару мест, над которыми можно было бы поработать, но это позже. Сейчас — то, что все это время не давало расслабиться ни ему, ни мне. Оборачиваюсь на ученика и приказываю, стараясь казаться суровым: — Неси трость. Он демонстративно вздыхает и, я уверен, закатывает глаза, стоит ему повернуться ко мне спиной, но не спорит. Чудеса, да и только. Наблюдая такую покорность я даже почти готов поверить в наличие у Яромира совести. Пока его нет, запираю филактерий в шкаф. Потом придумаю, что с ним делать. Ученик, обычно без труда летающий по ступеням башни вверх-вниз, в этот раз особо не спешит. Я тоже никогда на порку не торопился, что уж. Но лестница не бесконечна, поэтому мальчишка в конце концов показывается в дверях. Подходит, протягивая тонкую ротанговую трость, избегая смотреть в глаза. Принимаю ее, тут же начиная вертеть и гнуть по-всякому, лишь бы занять руки. Кто бы мог подумать, что порка остается таким же нервным занятием, даже когда переходишь в разряд «воспитателя». И ведь не в первый раз приходится это делать! С таким учеником вообще удивительно, что трость хоть день лежит без дела. — Наклонись над столом, — командую, стараясь дышать размеренно. Он подходит, куда велено. Упирается локтями в столешницу, и замирает. Вздыхаю, чувствуя, как снова поднимается раздражение. — Штаны. Распрямляется (невероятно медленно), ослабляет завязки на поясе (еще медленней). Сами штаны падают к щиколоткам быстро, но заслуги ученика тут нет. Не даю ему продолжить меня провоцировать и сразу напоминаю про исподнее, пока он не согнулся обратно. Наконец, удовлетворившись позой и уровнем раздетости ученика, подхожу к столу сам. Закидываю подол рубашки к лопаткам. Взгляд невольно скользит по старым косым шрамам, которыми пестрят спина, ягодицы и даже задняя поверхность бёдер Яра. Эти следы расцвели и зажили на нем еще до знакомства со мной, но я почему-то не могу отделаться от скребущего чувства в груди, просыпающегося от их вида. Понимаю, что пауза затянулась. Поднимаю руку с тростью. — Двадцать пять. Яр на это только фыркает. Явно ожидал большего. Может, и стоило бы, проступок серьезный, но я не вижу в этом смысла. Болью его все равно не пронять, так что делаю я это всё скорее… символично. От первого удара мальчишка даже не вздрагивает, но я постепенно наращиваю силу. Тонкие полосы, белые в середине и розовые по краям, вспыхивают на коже ярко, почти слепяще. Я стараюсь класть удары ровно, один под другим, но трость не всегда ложится, куда надо. Ротанг противно свистит, рассекая воздух. К концу второго десятка ученик теряет часть спеси и начинает ёрзать, переступая с ноги на ногу. Я опускаю трость, давая нам обоим небольшую передышку. Пауза нужна мне и моей руке больше, чем Яру, хотя и он не протестует. Разминаю задеревеневшее плечо, невольно вслушиваясь в тяжелое сопение, доносящееся от стола. Отсчитываю оставшиеся удары. Стараюсь не лютовать, но новые следы расцветают поверх старых, и ученик дергается и вскидывает голову от каждого. Едва трость соприкасается с кожей в последний, двадцать пятый раз, Яр распрямляется, с шипением подтягивает штаны, не дождавшись разрешения. Я никак это не комментирую. На душе скверно, хоть и не совсем понимаю, почему. Отсылаю ученика прочь движением руки. Для того, кто только что принял на себя два с лишним десятка крепких ударов, он слетает по ступеням очень резво. Слушаю, как его шаги стихают где-то на нижних этажах. Надо отвлечься. Закончить уборку, подсчитать ущерб, составить список того, что нужно будет купить или собрать, отнести книгу обратно в библиотеку… Кидаю взгляд на стол, на котором оставил фолиант и даже почти не удивляюсь, не обнаружив его там. Прикрываю глаза, медленно считаю до десяти. Потом до ста. Потом перехватываю трость поудобней и отправляюсь искать ученика. Благо, в башне особо прятаться негде.