Поцелованная солнцем

      На то, чтобы принять жестокую реальность, Аурелии требуется два с половиной месяца.          Первые недели — Аурелия поначалу не считала мучительные дни — она проводила в своих покоях, засевшая там надолго и не видевшая света белого. Зашторивала окна, утыкалась в подушку каждый раз, когда к глазам предательски подступали слёзы, прячась и словно боясь, что какие-нибудь духи умерших или им подобные существа увидят её, такую слабую и беспомощную, гордившуюся своей магией, но не способную воспользоваться ею когда следует. Аурелия дрожащими побледневшими пальцами сжимала одну-единственную записку, которую оставила Диана, пока гнев, перемешанный с непониманием, медленно заполнял глубины разума.          «Я люблю тебя».         Следующим, вторым шагом было принятие паршивой ситуации.          Слёз больше не было, появилась ранее не чувствовавшаяся ярость, и Аурелия до этого момента даже не догадывалась о её существовании. Горькая обида наполняла лёгкие, сжигая внутренности и разъедая душу.          Холодная вода стекала с щёк, каплями задерживалась на подбородке и падала в неглубокую раковину, когда она смотрела в забрызганное зеркало. Третьей стадией стало полное смирение. Равнодушие сменило гнев и другие эмоции, уничтожив их на корню. В этом зеркале напротив Аурелия начала всё чаще и чаще наблюдать лишь образ старшей сестры, полностью перестав узнавать себя. Запутанные волосы цвета золота — такого же цвета, как у Дианы — волнами спадали по спине; ранее плавные черты бледного лица стали выделяться больше из-за резкой потери веса — лицо Дианы в последнее время выглядело таким же светлым и болезненно-худым. А вместо медовых радужек Аурелии порой мерещились светлые рубины, с такими же яркими и глубокими переливами, как у сестры и матери.          О шторме на голове Аурелии больше некому было позаботиться; шелковистые пряди, ранее всегда уложенные в красивые причёски да украшенные искусственными цветами и заколочками, превратились в пшеничный ураган, что очень хорошо отображало внутренний настрой девочки. Цветные ободки больше не сдавливали голову, привычно приподнимая светлую чёлку и оголяя правильный лоб — Диана любила видеть её с открытым лицом. Под глазами залегла глубокая синева, в уголках же — лёгкая краснота — это признаки того, что ночи ей даются особенно тяжело, ведь Диана больше не пела колыбельных и не читала незамудрённых романов перед сном, своим чарующим голосом убаюкивая и заставляя погрузиться в темноту.          Аурелия ещё раз взглянула в зеркало: наваждение никак не пропадало. На неё вновь смотрела Диана. Она пальцами пробежалась по нездорово-холодному лбу, кончиками тронула острые скулы. Надавила на переносицу до острой боли, зажмурила янтарные глаза.          Распахнула их и наконец увидела себя.         Галлюцинации отступили, образ сестры плавно растворился в воздухе, и Аурелии перестало казаться, что Диана находилась совсем-совсем рядом с ней, смотрела со смешинкой во взгляде и улыбалась. Приторно, со сладостью на губах. Аурелия схватилась за голову, больно оттянув светлые локоны.          Она признавала, что медленно сходит с ума.          Матушка покинула её двадцать четвёртого июля, когда Аурелии стукнуло девять. Диана же, будто насмехнувшись, — двадцать четвёртого декабря. Ровно в то время, когда она начинала постепенно исцеляться, начинала отходить от произошедшего, смиряться с тем, что большая часть семьи от неё отвернулась, и когда Аурелия делала первые шаги на пути к освобождению от затяжного шокового состояния.          Волочить своё бренное существование на протяжении всего этого времени, когда Диана ещё была с ней, было до невозможности тяжело. Аурелия до скрипа зубов сжимала челюсти в те времена, когда ранне преданные горничные смели смотреть свысока, зыркали своими осуждающими взглядами и должным образом не заботились о ней, как о принцессе. Сдерживаться не приходилось: она не видела смысла прощать людям их двуличие; случайно сбрасывала на бестолковые головы служанок горшки с цветами, тазы с ледяной и грязной водой, удачно попадая, пачкая их платья, порой ломая кому-то руки, нарочито-угрожающе демонстрируя волшебство и помечая свою территорию. Аурелия словно говорила, что если ступить в эту часть замка и как-либо задеть её, то можно умереть.          Сработало на ура.          Однако поступить подобным образом с младшим принцем империи — то есть, нанести серьёзный вред ему — было невозможно, о чём она глубоко внутри сожалела. Было бы проще, запугай она его, потому что смотреть на его лицо, похожее на лицо Дианы, гневное, раздосадованное, зарёванное и кривящееся при виде её — словно при виде самого большого кошмара, — слышать его грубые слова, омерзительно-сильно ранящие душу, было физически невыносимо.          Аурелия искренне стыдится того факта, что за время знакомства с этим мальчишкой она посмела что-то почувствовать к нему.          Что посмела пожалеть ребёнка и стерпеть нелестные выражения в её сторону в день смерти матери.         Следовало воздвигнуть толстую высокую стену, которая отгораживала бы её ото всех жителей дворца и которую нельзя было бы ничем проломить, гораздо раньше. Ещё при жизни матушки. Может, было бы не так больно?          Аурелия отчётливо — слишком отчётливо — помнит те ощущения, которые испытало её тело, когда она находилась наедине с резко изменившимся Эвандером, а искренние, жестокие слова, слетавшие с его уст, острыми колючками впивались в нежную шею, словно удушая её. Мурашки, возникшие от холодной правды, вылившейся на неё внезапно, резво бегали по плечам и ногам, заставляя хрупкую фигуру трястись на месте, и Аурелия крепко сжимала кулаки, стараясь унять крупную дрожь. Внутренняя сторона щеки больно прикусывалась зубами, в то время как Аурелия нацепила маску отрешённости и безразличия и выслушивала ту грязь, которой её поливали с ног до головы.          Аурелии было безумно обидно, однако она почему-то не сердилась на него, словно понимая, что так и должно было быть. Хмурила тонкие брови, кусала нижнюю губу до крови, стоя к нему спиной, пальцами впивалась в подол открытого сиодонского платья, над видом которых Эвандер ранее смеялся, шуточно подкалывая её и говоря, что она выглядит в традиционной одежде будто в мешке из-под картошки. Но его она не винила.          Аурелия изначально знала, что Эвандер был настроен к ней недружелюбно — иначе зачем бы он полез к ней сразу с дракой и с мечом? — и она даже догадывается о причине его действий. Мальчик наверняка прознал о том, что здоровье его драгоценной матери пошатнулось сразу после её рождения, а сопоставить оставшиеся факты было делом элементарным, прямо как дважды два. Но по мере их общения и по мере развития их отношений — если это странное взаимодействие можно так назвать — она оттаяла к брату, потеряла бдительность — дети на неё влияли по-особенному — и даже стала симпатизировать ему. Особенно когда Диана вмешивалась в их перепалки и он становился как шёлковый, Аурелия  относилась к нему лучше всего. Когда же он был взбешённым со своей детской дурью в башке, Аурелия очень раздражалась, но это чувство всё равно было неоднозначным.          Встречая Эвандера сейчас, спустя столько времени после побега Дианы, Аурелия осознавала, насколько плохо и непривычно он стал выглядеть. Его всегда недовольное и обиженное лицо почему-то стало пустым. Взгляд розовых глаз скользил по ней неохотно, словно Аурелия была мелкой букашкой под ногами. Взрыв эмоций, появлявшийся при каждой их встрече, утихомирился. Он сильно вырос.          Они пересеклись в том месте, с которым у обоих были связаны лучшие воспоминания.         Отворяя дверь в покои Дианы, Аурелия не ожидала встретить его там. Хотела лишь ещё раз пробежаться глазами по комнате, отыскать в глубинах разума картинки, когда Диана ещё была здесь и когда она проводила с ней дни. Помещение, сейчас немного затемнённое, практически не изменилось: по приказу императора было велено ничего не трогать здесь; расположение мебели было прежним, и только тонкие слои пыли на столах и тумбах да отсутствие цветочного запаха с потрохами выдавали то, что старшая принцесса покинула это место. Аурелия вертит головой, усиленно стараясь отложить в памяти этот момент. С тоской смотрит на кровать — на ней они по ролям читали книжонки с незамысловатыми сюжетами, — переводит взгляд на столик — за ним они упивались чаем «Липп» и именно за ним, сидя на том стульчике справа, Диана рассказывала о новостях во дворце, о своих делах и, Аурелия помнит, даже о сплетнях, бродивших в высшем обществе. Она моргает сильно-сильно, быстро-быстро, смывая эту картину из прошлого, и её на миг потухший взгляд зацепляется за софу, на которой уставшая Диана, отзанимавшись танцами, разваливалась, кряхтя подобно старухе и руша образ элегантной и воспитанной леди.          Аурелия пытается хорошо прочувствовать этот момент, запечатлеть в разуме то время, когда она ещё жила во дворце и была принцессой.          Её глаза наткнулись на невысокую фигуру, стоявшую в углу и скрывшуюся в совсем-совсем кромешной темноте. Веки распахнулись шире, когда Эвандер сделал к ней несколько шагов, выйдя из тени и показав своё непроницаемое лицо, постепенно алевшее от подступавшего гнева. Аурелия сомкнула руки за спиной, когда он подошёл достаточно близко и остановился на расстоянии метра от неё. Он внимательно оглядел её, подметив перекинутую через плечо сумку и непривычно закрытую одежду. Удивление показалось на его физиономии, и он выдал:         — Ты… уходишь…?          Аурелия могла бы поразиться его догадливости, если бы не напрягающая обстановка вокруг них, в которой мальчик, казалось, чувствовал себя вполне уютно.          Тем не менее, это был первый раз, когда на его лице показалось хоть что-то кроме отвращения и ненависти.          Она громко сглотнула вязкую слюну, обошла его, замершего непонятно отчего, и приблизилась к окну. Пальцами приподняла тонкую шторину, открыв вид на сад за окном, в котором они с Дианой любили играть в те времена, когда Аурелия была чуть младше. Аурелия услышала тихий топот каблуков и поняла, что Эвандер теперь стоял за её спиной, возвышаясь и не давая отступить. Она повернулась к нему полубоком и осмотрела напряжённо, затаив дыхание.          — Я собираюсь найти её, — Аурелия вернула взгляд к окну. Вгляделась в линию горизонта. Туда, где были далёкие, чужие страны. — Я ухожу сегодня, так что больше не буду раздражать тебя своим присутствием, — яд полился из её рта, когда Аурелия вновь обогнула его и направилась к выходу. — Хотела в последний раз взглянуть на это место. Не серчай, если побеспокоила.          Чувствуя себя максимально отвратно, чувствуя себя оставленной, преданной, фактически — брошенной на произвол судьбы дорогим человеком, Аурелия таила глубокую обиду на Диану.          Но отпускать её так просто она не собиралась.          Она не позволит себе потерять ещё одну частицу себя. Не допустит того, чтобы рассыпаться по кусочкам от этого мерзкого ощущения.          Но Аурелия не знала о том, что своим действием разбила сердце такому же покинутому ребёнку.       

***

            На то, чтобы выйти на след Дианы, а именно — уловить крохотный поток её маны, Аурелии потребовалось ещё три месяца. На дворе стоял жаркий июнь: солнце пекло сильнее обычного, голубизна неба заставляла щурить глаза в попытке избавиться от яркости мира окружающего. В Обелии было очень душно — не зря эта страна называется одной из самых тёплых во всём мире, — но с сиодонским летом она сравниться всё равно не могла. Погода на Родине была более непредсказуемой, но именно в июне там всегда-всегда стояло высокое светило, очень горячо обжигающее тело. Наверное, именно поэтому большая часть людей в Сиодоне предпочитала более свободную и открытую одежду, наплевав на другие страны, носящие только строгие закрытые наряды.          Обелия Аурелию впечатляла: девочка впервые оказалась где-то, где говорили на другом языке, где одевались по-другому и даже думали иначе. Невольно она поблагодарила себя за то, что уделяла должное внимание изучению иностранных языков, что буквально спасло её от кучи проблем. Да, выжить здесь, не умея коммуницировать с людьми, было бы проблематично.          Аурелия очень выделялась своими необычными шмотками — да и вообще тем, что она, к слову, была маленьким ребёнком, одетым опрятно и выглядевшим вполне обеспеченно, — но девочка быстро смекнула это и подстроилась под лад местного общества. Когда Аурелия говорила на обелийском, её акцент очень бросался в глаза и резал слух — это удалось выяснить только после нескольких разговоров с владельцами гостинок, всегда хмурившимися, когда она открывала рот, — поэтому Аурелия предпочитала большую часть времени молчать и отвечать только короткими фразами.          Аурелии пришлось обойти пол континента, чтобы наконец попасть сюда.          Начала она своё незабываемое путешествие ещё в Сиодоне, когда скрывалась от имперских рыцарей, которых по каким-то непонятным причинам послал за ней Император. Возможно, это Эвандер всё растрепал ему в тот же день, так как пропажу принцессы — по её догадкам — должны были заметить не сразу. Хотя бы дня через три-четыре, поскольку в последнее время Аурелия славилась среди слуг тем, что любила пропадать на неопределённое количество времени, а потом так же неожиданно появляться в своей комнате и вести себя как ни в чём не бывало. В те моменты она особенно любила приходить на площадь и вспоминать, как Диана там неоднократно плясала.          Так что тот факт, что она не появляется достаточно долгое время, должен был смутить прислужников замка чуть позже.          Новость же о своём исчезновении она увидела на обвешанных по столице листках ровно в тот день, когда и покинула родное место. Несколькими часами позднее.          Аурелия, заранее проанализировав ситуацию, предусмотрительно не стала пользоваться магией в пределах своей страны, поскольку её потоки маны были очень узнаваемы местными колдунами. Скрыть своё местонахождение было возможным, но когда она использовала колдовство, любой желающий мог узнать о том, где она вообще находится.          За границей вероятность того, что кто-то обнаружит её, была меньше.          Практически нулевая.       Не станет же Император так далеко заходить и вторгаться на чужую территорию?         Аурелия не знала, как всё это время пряталась Диана от отчаявшегося отца, хотя тот также старательно выискивал её, но… вспоминая, что она постоянно оставалась незамеченной другими во время своих побегов в город, девочка быстро смекнула, что Диана просто мастерски маскировалась.       Аурелия подсознательно чувствовала, что ей нужно было именно сюда. Диана, конечно, тоже хороша: не оставила ни намёка на то, куда конкретно она делась, но девочка слишком хорошо знала старшую сестру, поэтому догадаться было довольно легко.          Аурелия понимала, что Диана физически не сможет обитать в той стране, язык которой она знала плохо. Выбор пал на несколько участков континента, но Аурелия как-то припомнила, что ей однажды говорила сестра.          Аурелии было семь, когда Диана призналась в том, что очень хотела бы побывать в Обелии.          Только тогда она говорила, что обязательно возьмёт её с собой.          Аурелия сглатывает обиду и оглядывается. Пустые улочки столицы ранним утром наполнялись людьми всех возрастов, и Аурелия внимательно вслушивалась в их отдалённые голоса, сидя на скамье в небольшом парке. Она оказалась в тупиковой ситуации.          Мана Дианы отчётливо чувствовалась абсолютно везде и при этом нигде. Казалось, что она была на каждой улочке, каждый сантиметрик столицы обошла, до каждого объекта дотронулась. Но Аурелия понимает точно: она была близка к местонахождению сестры.          Оставалось только понять, почему такой сильный поток знакомой и родной маны исходит от императорского дворца.        Неужели…?         Несколькими часами позже Аурелия с открытым ртом будет жадно вчитываться в статью какого-то новостного агентства, занимающегося, походу, исключительно сплетнями, и узнавать всё больше и больше подробностей о местном Императоре.          И о том, что у него есть беременная наложница-танцовщица из Сиодона.          Аурелия громко хлопнула себя по лбу, практически заревев, и получила непонимающие взгляды окружающих.          Пазл потихоньку складывался.       Всё встало на свои места.     

***

      Медленно крадясь, Аурелия четырхалась и проклинала Диану за её, походу, врождённую страсть к поиску приключений на свою задницу. Иначе объяснить то, как её вообще в здравом уме сюда занесло, она не могла. Старшая сестра не отличалась любовью к романам, в которых фигурировали отношения между принцем какой-нибудь величественной империй и простой бродяжкой, в итоге оказавшейся влиятельной аристократкой. Аурелия попыталась успокоиться, потому что Диана, по крайней мере, обладала толикой благоразумия, в отличие от девиц из романов — она на это надеялась, — и была с детства воспитана правильно. Первой принцессой же всё-таки является.          Но, вспоминая их мелкие преступления и в принципе то, как они себя порой вели — а именно как непослушные хулиганки, — Аурелия захотела всплакнуть от горя.          Внутри тлела надежда на то, что слухи о беременности — всего лишь слухи.          Выяснилось, что дворцов несколько и что любовницы правителя — Аурелия долго негодовала по поводу того, что у здешнего царя был целый гарем — жили не тужили именно в Рубиновом дворце. Аурелия, конечно, вообще не понимала, как Диана могла пережить то, что у её возлюбленного на стороне был кто-то ещё. Сама же осуждала распутных мужчин, порой кроя их нелестными выражениями.          Внезапно в голову закралась мысль о том, что тираничный Император, о котором она успела узнать множество нехороших вещей, просто воспользовался её дражайшей сестрой и бросил ту загнивать среди ядовитых наложниц-соперниц.           Ярость ударила в голову от осознания того, что Диана была беспомощной всё это время, и Аурелия, чуть не наступив громче положенного и чуть не выдав себя, внезапно замерла.          Она сомневается, что волшебники в этом дворце хоть какие-то присутствуют — в женском-то королевстве, — поэтому она, фактически выдав то, что в замке находится посторонний, просто телепортировалась туда, где маной Дианы разило больше всего. То оказался какой-то сад, в котором не было ни души, кроме караулящих его рыцарей, которым она чуть не попалась на глаза.         Аурелия шла к знакомой энергии, тянулась к ней, широким шагом направляясь к сестре, высматривая золотыми глазами её силуэт среди кучи деревьев и цветов, запах которых казался донельзя родным и привычным. Она удивлённо застыла на месте, уловив взглядом спину светловолосой девушки, просматривающуюся сквозь ярко-зелёные кусты. Силуэт, кажущийся таким отдалённым, но в то же время близким, расплылся перед глазами, когда Аурелия поняла, что плачет.          Ревёт как дитя.          Она утёрла рукавом платья слезу, прорываясь вперёд, спотыкаясь и как в прострации мчась к Диане. Замерла на месте в метре от неё и поблагодарила себя за то, что после почти произошедшего столкновения с рыцарями наложила на себя заклинание невидимости.          Иначе сестра застала бы её в таком виде.          Аурелия обижалась на Диану, но никогда не хотела, чтобы той было больно.          А ей точно будет горько от вида её заплаканного лица.          Аурелия взмахнула рукой, незаметно и легко, и сняла с себя чары, скрывающие её.          Собрала всю волю в кулак, перед тем как холодно произнести:          — Вздумала бросить меня?          Звук вдребезги разбившейся посуды говорил о том, что чашка со знакомым ароматным чаем выпала из рук Дианы. Девушка обернулась на неё, и Аурелия больше не могла сдерживаться.         Она опустила голову, чтобы сестра не видела янтарных радужек, глянувших на неё с тоской.          — Аурелия…?        Разговор обещал быть долгим.

***

      Аурелия не сразу заметила в теле сестры катастрофически-ненормальные изменения. Смотрела долго, неверяще, с удивлением, игнорируя движения ласковых рук, поглаживающих её собственные щеки, касания нежных губ на своём лице и макушке, не замечая того, что Диана встала перед ней на колени, чтобы быть одного роста, и пропуская мимо ушей слова, которые она тихо произносила, одновременно вытирая свои слёзы. Аурелия приходит в себя только после крепких объятий, только после ощущения родных рук, плотно обхвативших маленькие рёбра.          Диана тепло ей улыбается, и в этой полукруглой улыбке, в её потухшем взгляде розовых глаз она видит печаль размером с океан и сожаление, неутомимое желание полностью зацеловать её и вину, перемешанную с подавленностью. И всё это оказывает на Аурелию сильное воздействие, сбивая с тропинки мыслей о другом.          Аурелия кривится, вновь сосредоточивая внимание на странностях в её фигуре. Долго-долго смотрит на ещё не округлившийся живот, скрытый тканью свободного светлого платья. И наконец произносит:          — Ты беременна?          Диана как-то неловко замирает под пристальным взором младшей сестрёнки, словно пойманная на чём-то неправильном. Аурелия пристально глядит в её глаза, забегавшие по округе, и глубоко — обречённо — вздыхает, предчувствуя уйму проблем.          — Я чувствую внутри тебя невероятно много сильной маны, — она отталкивает руки Дианы от себя, а та лишь с непониманием приоткрывает рот. Девушка утирает остатки слёз, до сих пор не прекращавшихся. Аурелия вдруг задумывается над тем, какая вообще магическая сила содержится в будущем ребёнке Дианы. — Отец — Император, да?          Аурелия горько — и обидчиво — усмехается, видя зардевшееся лицо сестры, которое потом резко стало печальным. Девочка дрожащими руками обхватывает её за плечи и немым движением говорит подняться с колен. Когда та неловко топчется на месте, она устало добавляет:         — Да сядь ты уже.          Аурелия припоминает, что много нервничать беременным дамам было нельзя. Диана и так тут потоп устроила и сейчас сидела носом шмыгала да покрасневшие глаза тёрла. Аурелия ловко запрыгнула на стульчик напротив, тут же магией сделав его повыше. Окутала маной чайник, нагрела остывшую жидкость внутри него и разлила «Липп» по чашкам, предварительно наколдовав для Дианы новую, поскольку старая была непригодна для использования. Диана тонкими пальцами обхватила ручку чашки и преподнесла к губам. Аурелия последовала её примеру и, поддавшись воспоминаниям, высказала мысль, так и крутившуюся на уме:          — Прямо как в старые добрые времена…          Диана вновь всхлипнула, и Аурелия вскочила с места, поразившись её ранимости.         Неужто гормоны?          Но она ведь просто констатировала факт…          Она успокаивающими движениями погладила её по спине, заставив утихомирить дыхание и остановить новый поток солёной жидкости, полившейся по щекам. Аурелия выругалась в уме, подумав, что теперь, когда она воссоединилась с сестрой, ей нужно быть особенно нежной. Но сдерживать попытки выместить обиду было сложно, как бы она не пыталась. Аурелии хотелось высказать Диане всё, что она думает; было желание рассказать, как больно и одиноко было всё это время, как она ночами рыдала навзрыд, как наивно мечтала, чтобы всё вокруг показалось обыкновенным кошмаром, от которого хотелось скорее проснуться.          И причина её нескончаемых тревог — да наличия поседевших волосинок — сейчас сидела перед ней размазнёй.        Аурелия думает о том, что ещё успеет десять раз поругаться с Дианой, но только когда решит её проблему.         Однако Аурелия такой Диану не помнит.          Неужели виной всему являлся… мужчина?         В Аурелии ещё больше разгорелась цель узнать, что же это за зверь такой — ваш Император великой Обелии, умудрившийся изменить её сестру.          Диана наконец успокаивается, позволяя Аурелии в тревоге присесть обратно и задумчиво потереть макушку. Страх, который она ощутила, только осознав наличие ненормально-мощной маны в теле Диане, вновь вернулся. Аурелия почесала подбородок, оглядела её пристально, и что-то заключила у себя в уме.          — Это угрожает твоей жизни.          Несмотря на то, что Аурелия была невероятно сильной с точки зрения магии и вполне могла в столь юном возрасте посчитаться самым сильным и самым перспективным волшебником в своей стране, Диана же такими особенностями не обладала, совершенно не имея предрасположенности к колдовству. И Аурелия понимала, к чему может принести вынашивание в себе ребёнка, чья магическая сила была многократно больше, чем сила матери.         Диана, судя по её помрачневшему лицу, тоже ведала об угрозе её жизни.          — Ты сможешь позаботится о моём ребён…         — Ты чё, на тот свет уже собралась, что ли? — Аурелия громко стукнула кулаком по столу, заставив посуду задрожать. Взъерошила волосы, перекинув их на бок, и продолжила. — Я что-нибудь придумаю, дурная. По крайней мере, избавить тебя от этого никогда не поздно.          Диана выглядела очень оскорблённой и даже надулась, в то время как девочка продолжала вливать в себя жидкость литрами, словно вспоминая, какого это — сидеть с кем-то на чаепитии и просто болтать, слушая шелест листвы и наслаждаясь чириканьем птичек. Она внезапно отставила чашку, когда поняла, что желудок вот-вот треснет, и поделилась своими мыслями с сестрой.          — У меня уже есть идея, как помочь тебе и моему будущему племяннику, — Диана с любопытством приподняла голову, вслушиваясь, — а может и племяннице, — Аурелия улыбнулась одними глазами. — Но перед этим мне надо кое-что сделать…          Она хищно ухмыльнулась, и Диана тут же заподозрила неладное. Нахмурила светлые брови и как-то с удивлением посмотрела на лицо младшей сестры, которое всегда так же расплывалось в улыбке, когда она что-то вытворяла.          — Только не убей никого… — неуверенно пробормотала девушка.         Аурелия, вообще-то, вполне серьёзно планировавшая уничтожить какое-нибудь королевство, скрестила пальцы за спиной.

***

      Аурелия пробыла с Дианой до поздней ночи, проболтав с ней обо всех её приключениях — от самого начала до самого конца, — и ответно выслушала подробный рассказ сестры о её жизни здесь. После чаепития они переместились в покои, которые Император самолично выделил любимой после её прибытия во дворец. Аурелия под заклинанием невидимости шла рядом с Дианой и внутренне горела оттого, как на неё взирали служанки и некоторые наложницы, которых почему-то ещё не выгнали. Сдерживая ярость, она пообещала себе разобраться с ними чуть позже.         — Может, перебить их всех? — задумчиво кинула Аурелия, когда дверь в комнату Дианы захлопнулась. Аурелию сразу же потянули за ухо, вызвав у неё негромкий писк. — Ай-ай-ай…          Они расположились на большой кровати, упав спинами на мягкую поверхность, расправив руки подобно Ангелам и откинув волосы на подушки. После её повествования о побеге из страны и о путешествиях по Обелии, Аурелии удалось узнать обо всех тайнах жизни её сестры и о том, как она вообще здесь очутилась. Вообще, Диана призналась в том, что изначально планировала под бочком унести младшую сестрёнку с собой, но тогда, ночью, когда тайком пробралась к ней в комнату, чтобы взглянуть на неё и рассказать план своего побега, внезапно передумала.          — У тебя было такое милое лицо, когда ты спала, и мне не захотелось тянуть тебя за собой в неизвестное будущее.          Аурелия прорычала ругательства на родном языке, получив при этом неплохой шлепок по лбу, и пробормотала что-то вроде того, что можно было поступить чуть проще. Например, выложить ей всё честно, и тогда бы они вдвоём умотали из Сиодона, затем покоряли бы континент и вообще захватили бы какое-нибудь небольшое государство, став императрицами, и жили бы припеваючи. Уж со способностями Аурелии, которыми она должным образом никогда не пользовалась — потому что пока что не было нужды, — это было вполне себе возможно.          Тогда она сразу же получила и второй шлепок.          — Я заявлю о насильственных действиях с твоей стороны в специальное агентство по защите детей.          — Чего? Такого не существует…          — Значит, скоро появятся.          Узнала Аурелия и об их волшебной истории любви. Об Императоре Обелии Диана рассказывала с особенной страстью.          Ладно, она немного меняет своё мнение о нём.          Диана, приглашённая на императорский банкет по причине того, что подчинённые императора заметили её талант и необыкновенную красоту, разоделась во всё самое красивое; напудрилась, затмила всех своей магической внешностью и станцевала лучше, чем делала это когда-либо. Весь бал ловила на себе взгляды правителя, сама исподтишка посматривала на королевскую персону — Диана рассказывала ей обо всём так, словно читала какой-то дешёвый роман, — но подойти боялась. И недаром, ведь знала слухи, бродившие о нём среди люда. Рассказывала, как они столкнулись лицом к лицу, как ей особенно понравился вид его ошеломлённой физиономии, когда она ему улыбнулась как фея.         Но потом рассказ будто перешёл в фантазии сопливой пятилетней девочки…          Аурелия поклялась себе в том, что никогда в жизни не полюбит мужчину, о чём и заявила вслух.          Сестра только хихикнула, загадочно на неё уставившись.           Но Аурелия побеспокоилась: вдруг такое состояние во время влюблённости передаётся по наследству в их семье?          Диана несла несусветную чушь — как казалось Аурелии, — говоря, что Клод де Эльджео Обелия на самом деле тот ещё лапочка. Младшая, только услышав, как её сестра назвала своего ненаглядного, поперхнулась воздухом и потом ещё минуты две кашляла, принимая постукивания по спине от встревоженной Дианы. Она же как ни в чём не бывало продолжила и мечтательно дополнила своё повествование:          — Я его очень полюбила…          Аурелия удивлённо глянула на неё, словно впервые увидела.          — Да я вижу, — тем не менее, она не могла не окинуть её многозначительным взглядом, стрельнув глазами в живот.          Диана обиженно отвернулась. Аурелия захохотала.         Потом она затронула больную тему, спросив про то, почему её лицо было таким грустным, когда Аурелия впервые упомянула Клода. Глаза Дианы вновь стали как у тухлой рыбины, и девушка поведала правду, после которой уважение Аурелии к мужику её сестры резко возросло.          Оказалось, что здешние лекари и маги уже предупредили её о том, что ребёнок внутри навредит её здоровью, если вообще не доведёт до летального исхода, что было вероятнее всего. Тогда-то Император и сошёл с ума, вывалив ей все, что он думал, и доведя до слёз.          Аурелия рассудила, что он, в общем-то, был полностью прав, попросив Диану избавиться от детёныша внутри неё.         Но сама Диана его позицию не разделяла.          Разошлись они после полуночи, когда Диана уже клевала носом и практически сопела в подушку. Аурелия заботливо переодела её с помощью магии в ночное платье да укрыла тонким одеялом, напоследок поцеловав в лоб. Несмотря на то, что старшая сестра была в полудрёме, она всё равно нашла в себе силы подумать о том, куда вообще денется Аурелия.          — Оставайся здесь, — слабо зевнув, произнесла она и потёрла один полузакрытый глаз.         Аурелия убедила её в том, что у неё есть ночлег и что она точно знает, что именно будет делать дальше. Диана сомнительно покачала головой, но согласилась отпустить сестрёнку только с определённым условием. Аурелия пообещала, что завтра она обязательно явится сюда.          А сейчас у неё было дельце поважнее.   

***

      Аурелии, на самом деле, было жизненно необходимо узреть своими собственными глазами того человека, о котором с непривычно-восхищённым лицом тараторила её сестра, обычно рассуждавшая о мужчинах с большим скептицизмом. Диана, в своё время наслушавшаяся наставлений матушки, особенно тщательно присматривалась к лицам мужского пола, подмечая их недостатки и преимущества. И учила тому же. Поэтому Аурелия сомневается, что она, выросшая в семье, где наличие гаремов было делом непривычным и где её отец любил исключительно свою супругу, смогла просто так принять тот факт, что её любимый фактически промышляет многожёнством.          Ну, только если этот Клод не был каким-нибудь Аполлоном…       Так что она — только ради безопасности Дианы! — прокралась в дворец, в котором обитал Император, и намеревалась хотя бы глазком глянуть на него. Охраны здесь на удивление не было, но это насторожило только больше, поскольку Аурелия знает, каким именно людям телохранители не нужны. Она взмахнула рукой, и магия привела её к источнику той самой маны, которую она ощущала в теле своей сестры.          Она оказалась в тёмном помещении. Глаза сразу же прищурились, стараясь разглядеть в кромешной тьме очертания хотя бы чего-нибудь. В нос ударил запах перегара.          Кошмар!         Аурелия практически завыла, чуть не наступив на разбитую бутылку из-под какого-то пойла.          Пьющий мужик — горе в семье!         Обошла практически всю комнату, заценив большую царскую кроватку, на которой она никого не обнаружила, кучу золота, а особенно карту Обелии, висящую на стене. И наконец нашла то, что искала. Тусклый лунный свет помогал слабому зрению.         Даже пьяный, с взлохмаченными золотыми волосами, развалившийся на софе в непонятно какой позе — и как он только заснул? — он выглядел бесподобно, и Аурелия на миг понимающе кивнула словам Дианы, тут же боязливо одёрнув себя.          Разумеется: красавец, иностранец, ласковый — она, конечно же, всё ещё сомневается — да и впридачу Император. Неудивительно, что Диану зацепил такой-то кавалер. Будто из сказки вылез.         Только вспомнив, что по его вине сестра сейчас находилась в опасном для жизни положении, она отбросила все мысли о его персоне, которые были в голове до этого, и задумала судить его только объективно. Аурелия подошла ближе к диванчику, упёрла руки в бока, склонилась над ним, заприметив сиодонское одеяние на его теле и сразу поняв, чьих рук это дело. Задумчиво понаклоняла голову влево-вправо, придирчиво оглядывая бледный тон кожи и черноту под нижними веками, только собиралась сделать шаг назад и смотаться отсюда, так как уже вдоволь насмотрелась, как чужие глаза внезапно распахнулись.          Она приоткрыла рот в удивлении, когда явно недружелюбный взгляд, светящийся в полутьме голубым цветом, уставился на неё так, словно она как минимум всю его семью перерезала. Но потом его взор переменился на какой-то поражённый.         Они молчали долгую минуту, за которую Аурелия всё же смогла отступить на пару метров назад, опять практически наколовшись на стекло и по пути тихо выругавшись. Её шёпот звонко бил по стенам. Клод за это время приподнялся и уселся на софе; тонкая ткань его распахнутого халата сползла вниз, обнажив торс. Он схватился рукой за голову, видать, пытаясь прийти в себя после невесёлой пьянки, пока Аурелия задумчиво на него посматривала. Анализировала.          Его бархатный голос разрезал тишину.          — Ты не моя галлюцинация, — заключил мужчина, вновь осмотрев её мелкую фигурку и потерев лоб. — Твоё лицо… — она напряглась всем телом, выжидая продолжения фразы, — прямо как у неё.          В тот момент Аурелия осознала, что он действительно дорожил Дианой и постоянно думал о ней, раз недавно запивал своё горе и говорил что-то про галлюцинации. Клод выглядел порядком уставшим. Хоть Аурелия не видела его никогда раньше, когда он был в нормальном состоянии, она могла примерно прикинуть его внешний вид в обычные дни. Он моргнул несколько раз и впился взглядом в неё, по какой-то причине не предпринимая никаких действий — хотя по сути своей её поступок был незаконным вторжением на императорскую территорию — и словно ожидая от неё чего-то.          Тем не менее, она удостоилась нетерпеливым и раздражительным взором с его стороны, приказывающим сделать хоть что-нибудь.          С ним явно будет тяжело.          Она тихо вздохнула и подала голос:         — Мне было любопытно взглянуть на Вас, Ваше Величество, — заговорила по-Обелийски Аурелия, решившая пока что с ним официозничать. Она многозначительно улыбнулась, нацепив на лицо маску дружелюбия, по-лисьи прищурила золотые глаза, загадочно блеснувшие в темноте, и повернулась полубоком. Внимательно вгляделась в разбитый портрет какой-то женщины, и вновь возвратила взгляд к нему, ставшему выглядеть отчего-то гневно. — Приношу свои извинения за то, что побеспокоила Ваш сон…          Когда Император поднялся, намереваясь к ней подойти, Аурелия переменилась в эмоциях, почувствовав угрозу, и моментально взмахнула рукой, используя магию.          Видеть его удивлённое лицо, когда она исчезала в белой дымке, было весело.          Что ж, Аурелия обязательно познакомится с ним должным образом в следующий раз.