Трёхглавый змей: Хранители

      На первое занятие с профессором Вульфом Мара летела, почти не касаясь земли. Но сейчас она уже третий раз сворачивала перед самой лестницей и отправлялась наматывать очередной круг по гостиной. Себастьян, краем глаза наблюдавший за её метаниями, не выдержал, отложил книгу, встал с кресла и поймал её за локоть.        — Я не могу, я не справлюсь! — Захныкала Мара, когда он отвёл её в укромный уголок подальше от любопытных глаз.        — Справишься. — Твёрдо сказал Себастьян и вздохнул, пытаясь подобрать нужные слова.  — Смотри. — Он достал из-под рубашки подаренный на днях медальон. — Как эти кулоны связаны, так и мы связаны с тобой. Где бы ты ни была, даже если на другом краю света, я всегда буду с тобой здесь, — он коснулся пальцами виска, — И здесь. — Его ладонь легла на грудь Мары над сердцем.        Тепло от его руки разливалось по всему телу и словно обволакивало изнутри. Она смотрела на Себастьяна, и не могла оторваться. Как у него получалось всего парой фраз исцелять самые глубокие раны и успокаивать самые неуправляемые бури в её душе?       — Если тебе станет страшно, и ты почувствуешь, что не справляешься — прикоснись к кулону один раз. — Продолжал он. — А если что-то пойдёт не так и ты захочешь, чтобы я пришёл — прикоснись два раза. Договорились?       Мара кивнула, плотно сцепив зубы. Если бы она открыла рот хоть немного, то уже не смогла бы остановить поток признаний Себастьяну в вечной любви при всём честном народе. Но Себастьян и так всё видел по её лицу и расплылся в улыбке.       — Иди уже. — Он легонько хлопнул её по плечу. — У тебя получиться!       "Люблю тебя" — прошептала Мара одними губами на прощание, решительно направилась к выходу и на этот раз наконец покинула гостиную.  

* * *

      Когда Мара вошла в кабинет, профессор Вульф просиял.       — Ты немного опоздала, я начал бояться, что ты не придёшь. — Сказал он, закрывая за ней дверь на замок.       — Извините я… долго не могла собраться с силами. — Она чувствовала себя слегка виноватой.        — Ты готова? — Профессор внимательно следил за её лицом.        Мара вышла на середину кабинета и шумно выдохнула.       — Готова.        Он взмахнул палочкой, и, как и в прошлый раз, школьный класс сменился мрачным подземельем, свет потускнел, заставляя тени плясать на стенах в зловещем полумраке.        — Начнём с малого. — Его голос неестественным эхом отражался от иллюзорных гранитных сводов.        Вокруг Мары снова кольцом вспыхнул огонь. Она смотрела в темноту почти с вызовом. Первый акромантул заставил её лишь слегка вздрогнуть от вида своих непропорционально длинных мохнатых лап прежде, чем он исчез, едва коснувшись пламени.        Мара сделала глубокий вздох и со свистом выдохнула, готовясь к новой атаке. Троица новых акромантулов изо всех сил пыталась навести на неё страху, угрожающе щёлкая жвалами и припадая к земле вокруг пылающей стены. Мара заставила пламя коротко вспыхнуть, не дожидаясь, пока пауки нападут первыми. Пока что всё шло по плану.        Но затем тьма словно ожила, превратившись в десятки огромных, мохнатых тел с сотней длинных, тонких, суставчатых лап. Жвала щёлкали тут и там, в бесконечных рядах чёрных глаз отражалось пламя.  Мара подняла голову вверх и с ужасом поняла, что они и на потолке тоже, прямо у неё над головой. Воздух в лёгких словно обратился в лёд, волоски на теле встали дыбом. Она упала на колени и закрыла глаза, чтобы не видеть чудовищ. Пламя окружило её пылающим куполом, начав неумолимо раскручиваться. Жар нарастал, пламя ревело, и Мара чувствовала, что оно вот-вот снова вырвется из-под её контроля. В отчаянии она коснулась медальона на груди, почти не надеясь, что это поможет. Но он незамедлительно нагрелся в ответ.        Мара вспомнила, как тогда, ещё на пятом курсе, в паучьем гроте Себастьян, закрыв её своим телом от новых атак, безжалостно жёг пауков до тех пор, пока от них не остался только пепел. Он защитил её тогда, он был рядом. Он всегда рядом. Она не одна.        Открыв глаза, Мара уже не чувствовала прежнего страха. И хотя он всё ещё жил где-то глубоко внутри, теперь она не позволяла ему руководить ею. Она снова поднялась на ноги, огонь хлынул вперёд, сжигая пауков одного за другим, но на этот раз она контролировала каждую искорку. Пламя плясало, послушное её воле, пока не исчезла последняя иллюзия.        Мара глубоко вздохнула, и огонь погас. Она едва удерживала себя от того, чтобы не расхохотаться или не пуститься в пляс. Подземелье превратилось обратно в кабинет теории магии, свечи разгорались всё ярче, разгоняя тьму, из которой появился и профессор Вульф. На его лице читалось восхищение, восторг и даже какое-то благоговение. Он сунул палочку под мышку и разразился оглушительными аплодисментами, подходя ближе.        — Это было потрясающе! Просто невероятно! — Говорил он так, словно только что побывал на лучшем театральном представлении в своей жизни.       Мара немного неуклюже поклонилась. Её всё ещё немного потряхивало от адреналина.        — Я знал, что ты справишься, но не подозревал, что так быстро! — Не переставал восторгаться Вульф. — Давай-ка присядем, ты вся дрожишь!        Мара с огромной благодарностью приняла его предложение, и они уселись на преподавательский стол (кажется, профессор Вульф презирал стулья).        — Мне даже немного неловко, но я вынужден спросить тебя: в чём твой секрет?        Мара недоумённо моргнула, глядя на него.       — Ты невероятно сильная. — Пояснил профессор. — Я ни капли не преувеличивал, когда говорил, что ты гораздо сильнее меня в твои годы. А иногда мне кажется, что ты можешь быть сильнее, чем я сейчас. И я чувствую, что твоя магия отличается от моей.       Мара попыталась сохранить невозмутимость. Очевидно, что Вульф видит её прогресс, видит её необычную силу, и теперь он пытается понять её источник. Она не знала, было ли ему известно о Хранителях из Зала Картографии, о Рекхеме, об Исидоре и её экспериментах. И она не могла рисковать, рассказывая ему об этом. Но кое-что она рассказать могла. Кое-что, что не было секретом.       — Профессор, — начала она издалека. — Вы знаете, какая магия самая древняя и самая сильная?       Жадный интерес в его глазах сменился догадкой, а за ней лёгким разочарованием.       — Любовь? — Тихо спросил Вульф, и его голос засквозил глубокой тоской. — Я понимаю, о чём ты говоришь.       Мара замерла, удивлённая неожиданной переменой в настроении профессора. Его взгляд помрачнел, улыбка, ещё недавно озарявшая его лицо, медленно увяла, а его тон был пропитан чем-то почти трагическим.       — У тебя много друзей, — продолжал он с печальной усмешкой. — Я вижу, как ты близка с Себастьяном. Как вы смотрите друг на друга. Это… трудно не заметить.       Мара прикусила губу. Упоминание Себастьяна в таком контексте заставило её напрячься. Она знала, что их близость была очевидна, но то, как профессор Вульф говорил об этом, вызывало тревогу.       — А ещё я вижу твою помолвку с Оминисом, — его голос оставался мягким, но в нём звучала некоторая горечь. — Она выглядит очень… выгодной. — Он вздохнул. Тяжело, как человек, который знает цену таким связям. — Но не могу не признать, что это не похоже на обычный брак по расчёту. Ты и правда сильнее меня, Мара. И теперь я понимаю почему.       Она продолжала смотреть на него, не понимая, к чему он клонит. Она пыталась найти слова, но Вульф, похоже, не ждал от неё ответа.        — Я никогда не любил, — Профессор говорил об этом без сожаления, но в его тоне чувствовалось отсутствие чего-то важного, чего-то, что он, возможно, когда-то упустил. — Никогда не чувствовал того, что, как я теперь понимаю, придаёт твоей магии такую мощь. Весь мой путь был построен на знаниях, дисциплине и силе воли. Но любовь… любовь — это то, чего мне всегда не хватало. Она делает тебя сильнее, чем я когда-либо мог бы стать.       Мара не знала, что сказать. Глубина откровенности профессора тронула её сильнее, чем она могла ожидать. Она никогда не думала о Вульфе как о человеке, который мог бы испытывать подобную пустоту. Она всегда видела в нём уверенного и могущественного волшебника, человека, который владеет всем, чего желает.       — Никогда? — Тихо переспросила она. — Никого?       Профессор невесело усмехнулся и поднял на неё глаза.       — Может, я ещё не встретил нужного человека. — Он выпрямился и встал, как будто пытаясь вернуть себе прежнее расположение духа. — А может, и мне есть чему у тебя поучиться, мисс Блэк.        Его лицо снова озарилось тёплой улыбкой.        — Ты блестяще сегодня справилась, — Вульф снова обрел свою привычную наставническую твердость. — Береги то, что у тебя есть, не воспринимай это как должное. 

* * *

      Они ещё долго разговаривали, сидя вдвоём в пустом классе, снова чуть не потеряв счёт времени. Когда Мара вернулась в гостиную Слизерина, глубоко погружённая в раздумья над откровениями профессора Вульфа, там не было никого, кроме Себастьяна и Оминиса. Они ждали её, как всегда, заняв диванчик у камина. Едва услышав её шаги, Себастьян залез коленями на сиденье и перегнулся через спинку дивана, выжидательно глядя на задумчиво плетущуюся подругу.        — Ну? Как всё прошло? — Его глаза горели, а голос дрожал от нетерпения.        — М? — Мара не сразу поняла, что он имеет ввиду.       Но затем она вспомнила, что перед задушевными разговорами она, вообще-то, научилась контролировать свой самый большой страх. Её лицо просияло, она подпрыгнула на месте и тут же со всех ног бросилась к своим мальчикам.       — У меня получилось! — Ликовала она, с таким энтузиазмом обняв их за шеи, что они стукнулись головами. — Получилось!       — Я же говорил! — Усмехнулся Себастьян, потирая лоб.       Она отпустила их и плюхнулась на диван между ними, всё ещё полная энергии и воодушевления. Её глаза блестели, и на щеках горел румянец.       — Ты не представляешь, как это было! — начала она, захлёстываемая вновь нахлынувшими эмоциями. — Я видела их, целую толпу, но я не испугалась! То есть, сначала испугалась, но потом… потом я прикоснулась к кулону, как ты и говорил. И когда я почувствовала, что он нагрелся, я поняла, что могу вообще всё! И смогла! Благодаря тебе, Себастьян!       Мара прижалась к его плечу, а Оминис молчал, крепко сжимая в своей руке её ладонь, но мысли его были совсем о другом. Он вдруг почувствовал себя лишним. Как будто, сидя на этом диване рядом с самыми дорогими ему людьми, он был где-то далеко. Внутри всё сжалось, когда он услышал, как Мара говорила о Себастьяне с таким восхищением и благодарностью.       Он всегда знал, что между Марой и Себастьяном была особая связь. Слишком многое их связывало — их похождения на пятом курсе, пока они скрывались от него, чтобы не вызвать его гнев и не разрушить остатки дружбы. Хотя они и привели к катастрофическим последствиям, но и связали их так крепко, что вряд ли эту связь можно было разорвать. Может быть, они были связаны теперь даже крепче, чем Оминис и Себастьян. Да еще и эта история с паучьим гротом... В тот момент между ними произошло нечто, чего Оминис никогда не мог испытать с Марой. Он не мог видеть того ужаса, с которым им пришлось столкнуться, не мог защитить её, когда ей было страшно. Его там не было.       Оминис знал, что Мара любит его. Он знал, что их чувства взаимны, но это знание не избавляло его от мучительного ощущения, что он всегда будет лишь «вторым». Часть тройки, но не центральная фигура. Он был осторожным, всегда держался в тени, пытаясь защитить их обоих разумом и логикой, но он никогда не был тем, кто бросался в бой. Он не был тем, кто спасал её от смертельной опасности. И, Мерлин свидетель, он ненавидел это чувство. Ненавидел свою беспомощность.       Это странное, болезненное осознание пронизывало его каждый раз, когда Мара упоминала Себастьяна, когда она, казалось, находила в нём ту опору, которую Оминис не мог ей дать.       Но он не мог сказать этого вслух. Не мог дать Себастьяну понять, как глубоко эта ревность разъедает его изнутри. Ведь они оба были важны для Мары. Оба. И если он покажет свою слабость, покажет, насколько его это ранит, Мара почувствует себя виноватой, и Оминис не хотел ставить её в такое положение.       Он усмехнулся, пряча за этой улыбкой свои терзания, и произнёс тихо, но уверенно:       — Ты справилась, и это главное. Я всегда знал, что у тебя получится.