Мы будем благоразумны, правда?

Кислота была единственным, что как-либо интересовало Машу. Паблики, с большим количеством ярких картинок и фотографий расширенных зрачков. Медитативная музыка в этих пабликах. Описания трипов, похожие на травматическую диссоциацию. Диссоциация... нравилась ей. Растворяться в реальности, выпадать из хода времени, бесконечно залипать в пустоту. Разговаривать с собой, делиться на многих себя, разговаривать с вещами. Кислота была диссоциативом. Они хотели... она хотела попробовать её. Не суррогаты в виде того, что подсовывали ей друзья. Ей нравилось ходить по этому маршруту — от автобуса до места работы, и обратно, с работы до маршрутки. Она предпочитала ходить дворами — так быстрее, и вокруг было много зелени и интересных вещей, детские площадки и машины. Особенно хорошо здесь было весной, когда солнце было ласковым вселяющим надежду, а трава и деревья — нежного зелёного цвета. Всё распускалось, цвело, и словно говорило: "Жизнь хороша!" С тех пор минуло полгода. Было уже не так весело, к тому же, она серьёзно недосыпала. Она переехала в съёмную комнату чуть ли не на другой конец планеты от своей работы. Конечно, не по своей воле, но что это меняло? Поездки становились всё более утомительными, а осень и без того навевала тоску. В эти выходные она хотела попробовать экстази. Или этого хотел её сожитель? В любом случае, её веселила эта идея, хотя она считала, что относится к веществам благоразумнее. Её раздражало и разочаровывало то, что её сожитель, побуждавший её пробовать всё больше и больше, словно не видел никаких интересных занятий, кроме употребления. После того, как он наврал ей в лицо о том, что не будет сегодня курить — хотя она даже не просила — а потом укурился до невменяемого состояния, она решила, что больше её это не волнует. Если хочет, пусть укурится хоть до смерти. В субботу они поехали к Жене. Мария любила проводить с ней время. Женя была смешная и довольно умная. Несмотря на тяжёлые жизненные обстоятельства, она хорошо держалась, по крайней мере, так считала Мария. Например, у Жени не было дома, и уже довольно давно. Она не могла работать на полной занятости и платить за съём, а из родительского дома её выгнали ещё до наступления совершеннолетия. Женя жила то в общежитии, то с подругой из этого самого общежития, а сейчас вот у своего друга. Маше он не нравился, но Женя говорила, что они лучшие друзья, и что всё хорошо. Маше не нравилось то, что он был глуп и обожал марихуану. Он скуривал её сожителя до худших состояний, чем тот накуривался сам, а ведь отношение её сожителя к веществам тоже казалось ей чрезмерным! Но здесь всё было очень плохо. Что ещё хуже, Женя сама обожала наркотики. Она говорила, что это лучшее, что есть в мире, а мир, она говорила, — полное говно. Мария не могла понять такую позицию, поэтому просто не обращала на эти слова внимания. Она уже привыкла к тому, что аргументы остаются неуслышанными, а спорить было абсолютно лень. Тем более, сегодня они снова собирались употребить вместе. В прошлый раз они хотели купить экстази, но почему-то вместо этого купили дешёвой кислоты. Женя боялась кислоту, и боялась, что Маша вдруг от этого сойдёт с ума навсегда. Маша терпеливо её уговаривала, объясняла, что у неё устойчивая психика, и всё будет хорошо. После той ночи Женя долго плакала и говорила, что её психика сломалась навсегда. "Блин, а что такого, — думала Маша, — я всего лишь говорила, что меня не существует, и что я не могу ничего делать, раз меня нет. Разве она не должна была чувствовать то же самое? Это же эффект вещества, и всё. Это никак не должно было быть странным или непонятным, ведь мы все приняли одно и то же." Тогда это был очень мощный эффект. Маша лежала на диване и думала о том, что реальность сломалась навсегда, и больше никогда не будет прежней, понятной и прямой. Всё её восприятие словно вытягивалось в две стороны, плюс и минус бесконечность, а при попытке что-то сказать она мгновенно расслаивалась на ту, что хочет сказать, ту, что говорит, ту, что слушает, ту, что воспринимает ответ, и ещё где-то десять "тех". Наверное, со стороны она действительно казалась не в адеквате. Однако саму себя она так точно не воспринимала, и даже была способна следить за временем. Смотреть на часы в те несколько часов было её любимым занятием. Какой-то из тех десяти себя она точно знала, что это закончится, и просто ждала этого. Ещё ей было стыдно и страшно, что кто-то придёт и всё поймёт. Она знала, как называют женщин в таких состояниях, и кем их считают, но, опять-таки, она не была согласна. Она не делала ничего плохого, она не мучила слабых и вообще никого не мучила. Она не совершала безрассудных поступков, будучи под чем-то. Она просто лежала, иногда сидела или ходила, иногда говорила. И чувствовала. Чувствовала всё. В том числе, разочарование в наркотиках. Маша-то ожидала, что она будет видеть галлюцинации, что они будут яркие и красивые, и весьма фантасмагоричные! Но этого не было. Были только уже несколько приевшиеся за пару часов иллюзии. Ну да, брезент прикольно шевелился своей структурой, на картине двигались волны, своя рука пульсировала, а пыль в туалете выглядела как произведение искусства со своими идеально ровными гранями фракталов. Но Женя её не понимала и боялась, было невозможно ничего съесть, и уж тем более речи не шло о том, чтобы заняться сексом — тело словно онемело, как кожа, так и внутренние органы. Руки были как у тряпичной куклы, рот рефлекторно всё выплёвывал, перед глазами словно была плёнка. Впрочем, именно она и обеспечивала визуальные эффекты. После этого Мария решила больше никогда ничего не употреблять. Во-первых, она сделала больно другой, во-вторых, это не так круто, как она ожидала, в-третьих, это ещё и дорого. И уже в следующую субботу они с Женей заказывали на троих экстази.