Разбитое солнце

      Кагеяме казалось, что всё, что происходило с ним за последний месяц, это игра его больного воображения, да и только. Сначала всё было хорошо и даже лучше: они прошли на Национальные, они побеждали, побеждали и ещё раз побеждали. Да, было тяжело, до спертого дыхания и скованных легких. Во рту долгое время после игры стоял ком, руки дрожали, а губы растягивались в бешеной улыбке.       Они переглядывались всей командой. Кричали, смеялись, радовались и просто наслаждались нахождением на площадке — Тобио цепко ловил взглядом каждое движение рыжеволосого пацана — игра действительно затягивала. Судьбоносная игра с Камомедай, момент. Ноги Хинаты подкашивает и Кагеяма сам не замечает, как сердце предательски сжимается в груди.       У того глаза пустые такие, совсем не видящие перед собой ничего. Смотреть на такого центрального блокирующего было отчаянно непривычно, видеть его не ярким и искрящимся.       Кагеяма не хочет признавать, что в тот момент испытал только страх. Как увели Шоё с площадки, как и то, что он ему сказал, Тобио не помнит. Ни слова. Лишь собственные подрагивающие от волнения кончики пальцев. В душе всё леденело.       Он помнит, что их маленькое солнце порывалось выйти на площадку. Помнит его взгляд, которым смотрел на него, на команду, на противников. Таким взглядом Хината никогда не смотрел раньше. Отчаянным. Было горько. От чего, связующий не понимал.       Как доигрывался матч, не вспомнит уже никто. Всё происходило как в тумане и никто из Карасуно не захочет вспоминать то время. Не в тот момент.       Последнее, что вспоминает Кагеяма это проигрыш и слова о том, что Шоё рвало желчью было отвратительно. Кажется, это были первые признаки его так называемого «бреда» от уставшего после игр мозга.       Хинату лихорадило ещё несколько дней после победы Камомедай. В команде о нём волновались все: начиная с извечно заботливого-Сугавары и заканчивая вредным-вредным-Цукишимой. Они заглядывали к нему, — связующий из Некома, кажется, тоже — но их приманке не становилось лучше. С каждым днём тот становился всё бледнее.       Кагеяма не хочет вспоминать, как он придерживал его и ругался, когда его Шоё рвало. Вот только мертвенность кожи удручала. В душе медленно начинали зарождаться языки сомнения, связующий мнёт рубашку над грудью и сжимает её, кожу и кривиться. Думать не хочется.       Хината выздоровел, но, кажется, не до конца. Долечись, — эти слова Тобио проглатывает, глядя в снова сияющие глаза своей родственной души. Язык, он, похоже, проглотил, и не в силах вымолвить хоть что-то, позволил тому сыграть на тренировках в клубе. Ошибка. Серьёзная и непоправимая, ох, как же Кагеяма хочет свернуть себе-прошлому шею за то, что не остановил их солнце тогда. Когда он видит забившегося в судорогах дорогого ему человека, захлебывающегося в собственном дыхании, ломающегося, в нём и самом что-то медленно трескается. Мяч с грохотом падает на пол и все, — даже извечно язвительный Цукишима — кричат. Он молчит. Молча кричит, не в силах двинуться и что-то сделать, он в с п о м и н а е т, как дедушка также падал и кашлял. Душа, сердце, всё,. ухнуло в пятки и он, кажется, в миг опустел.       Когда приехала скорая, Кагеяма не помнил. Он, кажется, не помнил ничего. Всё казалось воображением его больного после поражения мозга. Ничего не спасало, не помогало и даже сестра, заметившая его отвратительное состояние, ничем не могла помочь. С солнцем, — уже тогда сломленным, как он не увидел, глупец, боже, какой он глупый, - Тобио встретился на следующей неделе, когда тот позвал его потренироваться на заднем дворе своего дома.       Расспросить Хинату не удалось: тот быстро пресёк все расспросы на корню, выведя его из себя, и так до этого места себе не находившего. Они тренировались, тренировались и тренировались, до заката. Солнце близилось за горизонт. Дыхание, сбитое после тяжелой тренировки, возвращалось в норму просто отстойно. Смотреть на своё солнце, почему-то, не хотелось.       Но пришлось, когда он услышал те слова.       Боги, он до сих пор хотел, чтобы это всё, было бредом.       Почему это им не было, почему это не было горячкой, да чем угодно, кроме правды, почему?       Сердце просто замерло, кажется. Как и тело заледенело. Мир вокруг посерел в момент. — У меня нашли рак, Кагеяма-кун. Это наша последняя игра, — Хината смотрел так пристально и нежно, смотрел так сожалеюще и виновато. Смотрел и улыбался, придерживая в руках мяч. Пальцы были ледяными. И, кажется, его сердце треснуло. — Что?.. — на большее сил не было.       Ни на что не было сил, если так подумать. Хотелось только, чтобы произошедшее не произошло. — У меня рак, — цокнул Шоё, — и это была наша последняя игра вместе.       Хотелось плакать, но слёз не было. Не было ничего, кроме ощущения всепоглощающей пустоты. Она держалась долго. Пожалуй, слишком даже долго. Всю жизнь после этих слов, наверное.