Жалоба

пип не жаловался, когда его руки были совсем красными от холода. настолько, что ими нельзя было пошевелить, а посуда, из которой ели другие дети из приюта, всё не хотела заканчиваться, так что приходилось ещё минут десять мыть её, а потом сидеть и греть руки у камина. и то если повезёт. если денег на дров не хватало, то приходилось прятать руки в карманы и греть их так. и не жаловался, когда пальцы кровоточили от многочисленных уколов иглы, когда он в очередной раз зашивал свой берет — единственный подарок от покойной матери. хулиганы из школы снова решили, что порвать его берет будет весело просто даже из-за его реакции — он буквально умоляет отдать берет и всё пытается вырвать его из их рук. поэтому пип сидит и бережно зашивает берет нитками, которые стащил у любезной «сестры», пока она кричала на какого-то другого ребенка, которому не повезло оказаться с ним в одном приюте. он не жалуется тогда, когда учится быть джентльменом ради милой эстеллы, а затем она разбивает ему сердце, а в конце и вовсе пропадает куда-то. она предупреждала его о том, что у неё нет сердца, и даже несмотря на все усилия пипа, отношения у них так и не сложились. пиррип совсем не жалуется, когда снова лежит на заднем дворе школы в пыли, грязи и плевках, в какой-то жутко липкой газировке. он радуется тому, что хулиганов заметил кто-то из взрослых, так что им пришлось уйти, и они не подпалили ему волосы чьей-то зажигалкой, хотя собирались. и не жалуется даже тогда, когда новенький, сын самого сатаны (так сказал он сам, и у пипа не было оснований сомневаться в его словах хотя бы потому, что тот поджёг футбольный мяч огнём из своих пальцев) начинает издеваться с остальными над ним. — меня зовут филипп, но все зовут меня пип, потому что они ненавидят меня. как и ожидалось, дэмиен не отличался от остальных его одноклассников и филиппом его называть тоже не собирался. устроив погром в столовой, он не добился должного внимания или почитания (ни того, ни другого), зато издеваясь над изгоем вроде пипа — вполне. вот только он быстро наскучил остальным. было ли это из-за его странной манеры речи или злого лица — неизвестно, но на следующий день про дэмиена все забыли и садиться с ним за один стол в столовой не стали. так что ему приходилось привыкать к компании пипа. как бы ни пытался заговорить с ним пип, сын сатаны оставался угрюмым и молчаливым. кривил лицо и отодвигался дальше от филиппа при любой попытке начать разговор. тогда пип просто смирился и молча сидел с ним за одним столом, ждал, пока дэмиен отсядет от него за другой, но тот исправно садился каждый день с ним. было ли это совпадением или их свела сама судьба, но они встретились на узкой тропинке, ведущей на кладбище. было это осенью, в сильный ветер, когда деревья теряли свои листья и небо будто скорбило по умершим — было серым, почти черным. пипу удалось буквально на коленях выпросить денег на цветы, чтобы навестить своих умерших родителей. разумеется, деньги были не от «сестры». она громко кричала о том, что денег нет совсем и не будет, поэтому тратиться на какие-то дурацкие цветы для такого ничтожества она не собирается. конечно, про отсутствие денег она не врала, но пип никогда почти и не просил никаких денег. сам брался за любую работу, просто в этот раз ему не доплатили, поэтому пришлось просить у неё. всё же удача в какой-то степени улыбнулась пипу: кузнец пошарил по своим карманам и нашёл какие-то гроши. этого хватило на самые дешёвые гвоздики. в магазине старая продавщица смотрела на него с отвращением. неважно насколько филипп был вежливым и улыбчивым — это не меняло её отношения к нему. да и не только к нему. кажется, она обозлилась на весь мир. кинув четыре гвоздики на прилавок, она загребла рукой монеты и презрительно фыркнула. наверное, так она намекала пипу, чтобы тот поскорее убирался отсюда. сам он тоже не горел желанием оставаться здесь дольше положенного, поэтому, поблагодарив продавщицу, скрылся за дверью. пип считал своим долгом приносить цветы на могилу родителей каждый год. в конце концов, всё, что у него было от них, — это старый, заплатаный берет и память о них. память… единственный запах из детства, который запомнил филипп, — это запах цветов, исходивший от матери. — добрый вечер, мама и папа. надеюсь, у вас всё хорошо. пожалуйста, приглядывайте за мной. он кладёт цветы на могилы, кланяется в пояс, а затем встаёт и отряхивает штаны от земли. — «приглядывайте за мной»? какая глупая просьба. некогда им за тобой приглядывать, потому что горят они в адской бездне! напомни, как они выглядят, я обязательно напомню им о их хорошеньком сынке, который таскает им гвоздики каждый год! дэмиен стоит в своём привычном чёрном свитере, а сверху на нём болтается такая же чёрная куртка, лицо нахмурено, а брови сведены к переносице. — ах, напомнить внешность? я уже и не помню! сколько же мне было лет, когда они погибли… впрочем, не будем об этом! добрый вечер, дэмиен! не ожидал тебя здесь увидеть! — это ещё почему? пип растерялся. отчасти он был рад встрече. точнее рад, что повстречал именно его. странно, но дэмиен хоть и смотрел на него со злобой, а особой угрозы для жизни пипа не представлял. конечно, тот не раз осыпал его проклятиями и кричал о том, что скоро сожжёт всех жалких людишек — пипа в первую очередь. спасибо ему и на том, что он не присоединялся к тем, кто каждодневно пинал пипа. от него можно было дождаться максимум подзатыльника. пинки были, но реже. когда его плохое настроение чересчур зашкаливало. всё же филипп решил промолчать, глядя на воротник «товарища», из которого проглядывала голая шея. даже куртку не застегнул. — так ты лишился родителей в раннем детстве? у меня тоже нет матери, зато есть отец. не знаю, куда она делась, отец не хочет об этом говорить. меня тоже не приглашали на дни рождения, и на мой никто не приходил. проклятые людишки такие сложные! я что, особенный? нет, я, конечно, особенный, но почему это я не заслужил даже малюсенького приглашения на день рождения, а? или ты? вот ты! посмотри, как ты к ним ко всем относишься! да за твою душу, наверное, все архангелы и не только трясутся! и что в итоге? убогие дети кричат о том, что мы все одинаковые, а потом вытворяют такое. куда это годится? ладно ты! меня не уважать? меня-то не звать на праздники? абсурд! как я хочу их всех сжечь! гореть им вечно в аду! пусть катятся в адскую бездну, грешники! филипп нервно улыбается. да уж. ему непременно повезло повстречать торна тут и теперь выслушивать тираду, состоящую из одних проклятий. он вздыхает, а потом с улыбкой стягивает шарф со своей шеи и завязывает его на шее дэмиена. обычный жест заботы, но дэмиен пыхтит, как чайник, хмурится ещё сильнее, а щёки его начинают гореть, как при сорокоградусном морозе. — чудное совпадение! меня тоже никогда не звали на чужие дни рождения, а свои я никогда и не праздновал! милый дэмиен, каким бы ты ни был ты заслуживаешь друзей на день рождения! ты такой же обычный ребёнок, как и все они. просто они этого не понимают. им нужен тот, над кем они будут издеваться, чтобы казаться… хм… нормальными что ли? их уже не исправить! всё же твой отец — твой друг, он любит тебя и даже если у тебя нет друзей, он всегда будет на твоей стороне. я более чем уверен в этом. мы с тобой весьма похожи, заметь, но чтобы казаться крутым, ты тоже сначала присоединился к ним… уж извини за прямоту. если будешь хоть чем-то отличаться от других ребят, то не понравишься им. например, взять твою манеру общения. но знаешь, милый дэмиен, я думаю, что это твоя особенность и тебе нечего стыдиться. дэмиен округляет свои глаза и переводит взгляд на шарф. — мне не холодно, филипп. пип улыбается и смотрит ему в глаза, где адское пламя постепенно разгорается всё сильнее и сильнее, сжигает всё и всех, кроме пиррипа. и самому пипу становится так тепло от этого «филипп», что он готов растаять прямо перед парнем, прямо на этом самом месте. растаять и превратиться в лужу. — теперь точно нет! они смотрят друг на друга где-то ещё минут пять, пока дэмиен не говорит что-то странное: — ну? — что? — твоя очередь жаловаться. они сидят уже на каком-то бревне, и дэмиен трогает его за бабочку, поторапливая начать говорить. пип не привык жаловаться, но сейчас ему это впервые разрешили. разве мог он упустить этот шанс? возможно, дэмиен здесь ради шутки. возможно, он сейчас вскочит и побьёт его. смешно, конечно, но от торна можно ожидать всего… такой вот он непредсказуемый. какая теперь разница? и пип рассказал о том, что ему пришлось терпеть всё детство, всю его начальную школу и как ему тяжело до сих пор. рассказал, что у него на душе и как порой ему просто хочется умертвить себя самого на месте. дэмиен молчал. наверное, он не умел поддерживать, а может, не хотел, но пипу впервые в жизни было настолько легко, настолько хорошо, что он позволил себе ещё одну слабость за всю жизнь — заплакать. а потом он рассмеялся: у дэмиена было слишком смешное растерянное лицо. — ты идиот? я спрашиваю тебя, ты конченый придурок?! что тебя так рассмешило? моё лицо? какой же ты- — ха-ха-ха, фух… милый дэмиен. — что, полудурок? насмеялся? — огромное спасибо тебе. ты буквально заменил мне всех друзей и близких за эти пару лет просто тем, что выслушал меня. я… не то чтобы надеюсь на проявление нежных чувств от тебя или того, что ты начнёшь со мной дружить. просто я сейчас чувствую такое облегчение и счастье. ты и впрямь особенный, дэмиен. — о, сатана! какой же ты балбес! просто замолчи, жалкий смертный! дэмиен злится? нет, не похоже. кажется, он смущается, и лицо его краснеет всё больше и больше. они снова сидят в тишине, небо темнеет, и кажется, что скоро пойдет дождь, когда торн произносит: — приходи на мой следующий день рождения, филипп.