Жертвенный Пёс

***

      Слезая с автобуса миссис Уильямс брезгливо поморщилась — Коуквор был крайне грязным городом. Он был насквозь индустриальным — над крышами домов виднелись многочисленные трубы ныне заброшенных заводов, а смог и сажа, казалось, въелись в каждую частичку городка. Благо, ее путь проходил не в самые бедные районы — Ивовая Аллея находилась за рекой, в престижном по местным меркам месте. Впрочем, и это место было полузаброшено.       Она и представить себе не могла как-же не просто окажется разузнать даже девичью фамилию миссис Дурсль! Братец, чтоб ему, сослался на занятость и отказался помогать ей в расследовании этих странностей! Благо, матушка, мудрая и умная женщина, и просто пример для любой женщины, имела множество знакомых и даже смогла вспомнить такое, о чем они забыли всей Тисовой! Как стыдно! Она ведь живет на Шоссе Магнолий, а помнит события на их Тисовой лучше, чем они!       Где это видано, чтобы ребенка в самом конце двадцатого века подбрасывали на порог в корзинке, как в каком-то старом романе! И не младенца, а уже годовалого малыша! И совершенно без документов! И как они все могли это забыть, ведь прошло не так уж и много лет!       Что еще страннее — то, как быстро Дурсли оформили опеку. И если бы миссис Дурсль из кожи вон лезла, дабы доказать, что она куда лучше сестры воспитает ребенка — так ведь нет! Даже миссис Дин не смогла вспомнить, чтобы мальчишка хоть когда-то был прилично одет, не говоря о соблюдении элементарных правил поведения в достойном обществе! Дамы были просто в ужасе — как они могли упустить такое? Понятно, когда подобное творит подросток, но маленький ребенок? Который в силу возраста полностью зависит от взрослых? Да как они смогли спустить «идеальной» Петунии такое? И не смотря на все проблемы с ребенком Дурсли не передали его в другую семью, не оформили в интернат, не попросили помощи в местной католической общины — в общем, не приняли никаких мер по разрешению сложившейся ситуации.       Естественно, дамы попытались догадаться, в чем там дело. Теории плодились и множились, но понятнее от этого не становилось. И в итоге именно миссис Уильямс, не без помощи своей дражайшей матушки, решила все выяснить у истоков, как говорится.              Одиннадцатый дом — когда-то пренадлижавший Эвансам — был ожидаемо заброшен. Вот только миссис Уильямс и не собиралась говорить с его жильцами — вряд ли они расскажут какую-то ценную информацию. Но вот старушка, одиноко сидящая на веранде неухоженного дома через несколько домов от Эвансов, могла многое знать!

***

      Старая и одинокая вдова миссис Аддерли была искренне рада чутким гостям! Увы, она всю жизнь прожила в Коукворе и покидать его не намеревалась — вот только соседей с каждым годом становилось все меньше, а поговорить так хотелось!       Она вполне понимала милую Люси Уильямс — соседей нужно знать, тем более у нее подрастала дочь, а старшей дочери Эвансов сын и племянник. Вот только кто мог подумать, что милая Лили погибнет столь молодой!       Старая женщина с головой погрузилась в воспоминания. Пусть она с Эвансами и не были соседями, она многое помнила. Помнила старшую дочь Эвансов Петунию, примерную девочку, которая в более старшем возрасте разругалась с родителями и покинула дом. Помнила младшую Лили, которая с одиннадцати лет училась в частной школе-интернате и была приветливой девочкой. Помнила она и то, что когда мистер Эванс умер от инсульта, именно младшая прервала учебу и приехала утешать мать. И как уже овдовевшая миссис Эванс хвасталась, что младшая дочь прекрасно учится и нашла себе прекрасную партию. А как взбудоражил приезд на Ивовую дорогой машины из аренды, из которой выбрались пожилой джентльмен и совсем еще молодой юноша — оба очень похожие, долговязые, дорого одетые и с примерными манерами! Единственное, что портило картину — волосы у юноши напоминали скорее воронье гнездо, чем достойную прическу. Впрочем, если сравнивать его с тогдашней молодежью, выглядел он более-менее прилично.       А тем временем миссис Уильямс только улыбалась, поддакивала, исправно подливала чай и время от времени предлагала испробовать привезенную с собой выпечку.

***

      — Ну, баба Дара, поможете? — без особой надежды вздохнула Оксана, смахивая меловую пыль с рук. Это был пятый вызов за вечер и она мягко говоря устала.       Стоящая в середине нарисованного на полу узорчатого круга женщина хмыкнула, окинув ее оценивающим взглядом. Вообще-то, зайди кто в комнату, никто бы и не назвал эту женщину бабушкой. Да, не молодая, уже за сорок, но практически без морщин, практически идеальной фигурой и блестящими подведенными карими глазами. Длинные темные волосы с проседью собраны в замысловатую прическу-ободок, белая щегольская блузка, длинная темная шерстяная юбка, многоярусные коралловые бусы и серебреные серьги-лунницы пусть и выглядели старомодно, но на ней смотрелись идеально.       — Ох, Сана-Саночка, гордячка ты наша, — и себе вздохнула женщина, покачав головой. — Нужно быть осторожнее со своими желаниями!       Оксана скорчила рожу — ей тогда только исполнилось двенадцать! Она имела полное право закатить истерику на тему всей физиологической и социальной «прелести» родиться женщиной! Будто прочитав ее мысли, баба Дара ухмыльнулась. Посмотрев на свою когда-то самую любимую родственницу, Сана лишь фыркнула. Вот только на душе стало теплее. Одарка была ей двоюродной бабушкой, что не мешало еще совсем маленькой Оксанке называть ее просто бабой Дарой. И ее любимая «баба Дара» умерла, не дожив и до пятилетия «внучки». Что, по всей видимости, не помешало ей интересоваться её жизнью.       — Что, отказали? — хмыкнула Дара       Сана молча кивнула, на что женщина покачала головой:       — От лицемеры!       — Не их кровь, — пожала плечами Сана, поудобнее умостившись на полу, неподалеку от круга.       — Но ты-то наша!       Сана еще раз вздохнула. Несмотря на смену тела, духи ее узнавали. Вот только признать… Вспоминая известную историю, Сириуса Блэка оправдали только после гибели — хотя его даже не судили никогда. Сейчас, более-менее разузнав жизнь в Британии, она прекрасно понимала, что местное Министерство пойдет на многое, чтобы замять эту историю — а ни умирать, ни уступать, ни прощать она не собиралась. Вот только что она, не признанная, могла сделать? Осталось только просить помощи.       Некромантов боялись не просто так. Умелый некромант мог вызвать дух любого покойника и заставить его рассказать все что угодно — ведь мертвые не могли лгать. Доходило до того, что некоторых специально убивали, дабы потом допросить. И если до вспышки «Черной Смерти» к покойным преимущественно относились с почётом, то после, когда многие умерли не оставив завещаний, слишком много ушлых личностей осознали и заинтересовались возможностями некромантии. Так и начались гонения и двойные стандарты, как с алхимией: какой король откажется от долгой жизни и золота для себя, но кто позволит это другим? А уж разобрать кто придумал и популяризировал сказку о том, что трупы «подымают» именно некроманты, а не малифистики, уже и не разберешь. Да и еще как это прижилось и полюбилось толпе! Хотя, казалось, ответ в самом названии: дословно, некро-мантия νεκρός «мёртвый» + μαντεία «гадание; пророчество». Интересно, а что тогда, по этой логике, хиро-мантия? Умение брать под контроль чужие руки?       Конечно, как и везде, были свои нюансы и правила. К примеру, она пусть и многое умела, но не могла заставить своих родственников признать себя — ведь теперь они не были связаны ни кровью, ни браком. Сана еще раз вздохнула, посмотрев на «бабушку», которая теперь выглядела куда моложе, чем она помнила. Звать Одарку она не планировала — для нее это было чем-то кощунственным. Бедная женщина, пусть и прожила долгую жизнь, потеряла всех своих пятерых детей еще в юном возрасте — и просить ее усыновить «отказника»? В точки зрения логики, её согласие было куда вероятнее, но как быть с моралью? С совестью? Вот только предыдущие родственники уже ответили, как минимум, отказом.       — Оксана!       — Что?! — она едва не подскочила от неожиданности.       — Я говорю: «Пергамент давай!». Хватит ворон пересчитывать!       — Признаёшь?       — Да. Признаю.       Сана несколько раз ошеломленно моргнула. Затем попыталась подняться — затекшие ноги мгновенно о себе напомнили — и потянулась за небольшим свитком пергамента и магловской перьевой ручкой. Одарка только хмыкнула, выхватила протянутое, щелкнула пальцами и свиток сам развернулся и завис в воздухе — а Сана тем временем залилась краской, ведь совсем не подумала о том, что для письма нужна подложка — и с такой резвостью принялась строчить, что Сане на мгновение стало страшно. А тем временем женщина уже остановилась, перечитала, хмыкнула и поставила финальную роспись.       — Ну, сыночек, — ухмыльнулась она, протягивая пергамент обратно. — С днем рождения тебя, Гордий Самуил Блэк! Я буду присматривать за тобой.       И исчезла, заставив круг на мгновение вспыхнуть, как высоковольтный кабель. А Сана, будто этого и не заметив, смотрела на строчки, в которых говорилось, что 31 октября 1980 года некая одинокая старая вдова усыновила молодого парня, ранее бывшего Сириусом Ликорусом Блэком III.

***