Unstoppable Demons

      Ночь наступает, и не может быть иначе, как и в отношении солнечного дня. Разве что только его природа космоса посмеет задержать солнечным затмением, тогда как тьма над населённой зверьми Землёй в исключительных случаях может быть дольше, чем многие и среди учёных могут себе представить. А для чего и почему так происходит — мало у кого может быть чёткий ответ, если его и вовсе нет, кроме многосложных исследовательских фактов. Которые, конечно же, бывают верны с такого перепуга, что легче просто поверить, чем разбираться, постоянно ломая себе голову над тем, с чего темнота над всеми кажется являющейся чаще света. Потому до того никому нет дела, кроме составленного распорядка на каждые сутки. Что днём основной движ, когда вечером и ночью при освещаемой фонарями тьме над городами — по приглашениям.       Однако то, что ночью не просто частенько, а в основном происходит всё, что днём будто боится являться даже без опасений в виде случайных свидетелей, может быть объяснимо и одним ёмким словом! Днём же, в целом, тоже можно позволять себе нечто такое, что чувствовалось для более лучшего эффектного исполнения только ночью ради бешеного прилива адреналина. Но разве что в экстренных случаях, среди коих банальное острое нетерпение свершения чего-то и несдержанность в эмоциях, когда то или иное нужно сделать сразу. Вроде принятия дозы перед совещанием, что устроит быстрый опохмел с одноразовой блевоты. И того же самого дела, но для расслабленности эмоций, когда вокруг всё бесит… а надо продолжать пытаться нравиться всем, равно грести их добровольно отдаваемые деньги.       — Босс, сегодня у нас с вами в кой-то веки целый навар на сборище кидал, а не только на бабки, как обычно каждый день?       Точно, всем… именно так, никак иначе. Не просто нравиться, но быть предметом поклонения, иконой, царём и богом. Или всё равно тянет записать такие сравнения под грифом «слишком», тогда как помечтать кто посмеет запретить? Ведь пусть много кто может не считать таким того, кто желал быть утренней звездой для благостных душ зверских, простых как два цента и покладистых вроде овечек. Не то чтобы рабов божьих, а тех, кто оказывает знаки внимания своей симпатией в разной форме. Главное, что не заступание в частные границы в реале, или именующаяся неадекватной форма любви на форумах и соцсетях — вроде той, что кто-то там по ту сторону экрана хочет кончить в ротик известной личности или провести ей возбуждённым членом между грудей. Фан-творчество о реальных звёздах ещё можно назвать терпимой вещью, однако такое в личку и полный серьёзности пост — несколько другое дело.       — Ага, ага, ты ж всё это устроил по моему велению… подсрачники тебе надавать, и ты сразу делаешь то, что просят, а не своими методами. Чего капитана очевидность включаешь, говори своим ребятам заниматься делом.       — Стул, как обычно, на месте, всё остальное настроим… сча, момент.       Верно, нравиться всем — такая ёбаная морока, что хоть трусы выжимай от напряжения, и про сильно взмокшую толстую врождённую вросшуюся шубку не забывай! Каждодневно делать такое, конечно, утомляет, и хоть в чём-то слава Богу, что стоит чему-то войти в привычку — ставить себя между отвращением и игрой роли доступного народу зверя становится легче. С каждый разом так, что маска не требует сбрасывания с настоящей натуры, тогда как алиби благотворителя может неуклонно расти ввысь. И будто даже совершая потрошение живого тела с последующим раскрытием личности убийцы… такой зверь, который сделал и вроде как желает делать ещё столько всего благого, выскажется о клевете и провокации в свой адрес — поверят ему, чем какой-то убитой горем среднестатистической семье. Якобы кто, если не он, как один из богатейших музыкальных продюсеров, будет продолжать поднимать популярные жанры с, по его мнению, острой стадии стагнации! Когда долгое время подобия их исполнения напоминали кошмарный сон, всё равно приносивший золотые яйца с радиостанций — Джимми Кристал верил, что с этих жанров можно иметь куда больше.       Этот внушительный белоснежный волчара снаружи с внутренностями акулы всех известных и неизвестных бизнесов любил ночь больше дня. Несмотря на то, что со всеми данными ему полчищами привилегий мог делать и днём всё то, чем занимался ночью — очарование её тьмы при огромном фонаре полной или половинчатой луны таки окатывало душу большей романтикой, чем дневные радости. Как бы его неизбежно взрослеющую дочь Поршу на постоянно не меняющуюся ночь не променять! Это тянуло бы на сенсацию века при заковыристом изложении, какую только может себе позволить статья в газетёнке, на уровне закрученного детектива. Ибо обмена своего ребёнка за чемодан «лавэ» или покрытие долгов ещё понятна, хоть и не будет укладываться в голове при неминуемом сопровождении потока возмущений общественности, стоит такому вскрыться и в семье селебрити.       — Так, ну-ка стопэ… ещё скажи им, чтоб убрали ограничитель перенапряжения в электро-щитке, может получится разорвать электричеством пару уёбков.       Джимии, который будет убеждать называть себя уменьшительно-ласкательным и после своих восьмидесяти годов, как крёстный отец… был не против покурить или выпить. Раз умел с этим не перебарщивать, то с чего ради сдерживаться… казалось бы невероятная причина не «баловаться» этим ради имиджа. Который бестолку будет возвращать на место, стоит мировому обществу узнать, чем полная вседозволенности подруга-ночь ему потакает. Будто её, блядь, можно обвинить, посадить, убить или поймать с поличным — сделать всё это со временем суток! Сейчас пока ко всему этому он не приступал, ведь ангар под его пропиской только закрылся. И тогда, наверняка, можно было начать командовать во всё горло, жестикулируя указательным пальцем с наточённым ногтём, чтобы его «псы-исполнители» начинали отрабатывать бабки тем, что они не просто умеют, а чему обучались. А потому вёл он их своей рукой, как Моисей провожал древних еврейских зверей через Красное море… чтобы послушные наёмники делали наёмную работёнку без опаски пачкать руки.       — Слушаю и повинуюсь, мой повелитель… вы ж пол-ляма платите каждому из нас в месяц, как я могу отказывать…       Стоило Джимми начать поджигать большую и толстую, чтобы засунуть себе между клыков, как он, услышав это, чуть не подавился плотно скрученной большой порцией травы. Нет, убить за это голыми руками не хотелось, что он вполне мог, как крупный самец волка, не переборщивший с мускулами в отличие от бодибилдеров… у которых талант, видимо, только новые кружки мышц себе накачивать, будто они надутые.       — Дошутишься, блядь, у меня тут… Не думай, что я тебя туда не захуярю, Даррелл, сделав так, что твои же против тебя пойдут! Но, сука, от тебя это слышать — хотя бы кровь из ушей не ебашит, как от ссаного молокососного клауд-рэпа, где долбящие стёкла и перепонки биты ещё с горем пополам заслуживают внимания.       Тот, к кому он обратился, наверное, единственный из бригады псов, который мог вставлять свои комментарии между делом, ничего не боясь в ответ. Тогда как остальные шестеро будто немые куклы с нитями кукловода — где попробовать бы разобраться, кто их дёргал за ниточки среди Джимми и Даррелла. Во всяком случае узнав, что трое из них были опущены на зоне, а ещё трое привыкли исполнять то, что им говорят, всё ещё не оказавшись за решёткой, волк не собирался предавать их анафеме в одной огромной пустыне и тогда, когда они ещё не начали показывать свои прелестные высокоразрядные таланты вроде отрезания голов при конской дозе анестезии и впрыскивания яда по всему телу через иглы. Что ж, мог ли руководящий своими мальчиками-налётчиками тоже быть не так прост для Джимми? Который не упускает из виду то, что так и есть, как бы тот не давал ему повода своим поведением считать его конченым дебилом, ядрёным на общение хлеще вымышленного Дэдпула.       — Н-ну я бы… нет, не до споров с вами сейчас, и вообще я за вас всеми руками.       — Так, видишь вот… я тебе дам эту здоровенную сигару, только если ты не доёбывать шутками будешь, а мокрухой заниматься! Не будешь — пойдёшь нахуй отсюда, всё. Но не буду обещать, что пойдёшь ногами или даже руками.       Поправлявшему снизу свой белый пиджак белому волку, где со стороны не особо смотрится, будто он обнажённый ещё и с брюками такого же цвета потребовалась бы таблеточка от того, что он с ума может сойти от несерьёзности Даррелла. Перед, например, лезвиями под ногти, мини-гильотиной для всех пальцев, включая ноги, вкачивании настоящего говна в рот дальше в глотку через насос. Среди этого не столь извращённой вещью покажется всем знакомое цензурное исполнение тира с яблоком на голове, хотя в этом тоже ни хрена хорошего и при пользовании кольтом, ну а что насчёт дробовика? Тем не менее, великий и ужасный обманчиво голый господин Кристал с чёрной линеечкой ширинки и, к слову, алой рубашкой, не говоря об угольно-чёрных ботинках с длинным носком, стоял на месте вслед закрытому железному занавесу. Делая глубокие затяжки на начале выгорания толстой сигары и пока не обращая внимания на крики некоторых пробудившихся в фургоне с оформлением IT-технологии по ремонту древних зажопских компьютеров рядом.       «Дожили, правда… давать названия бездарным явлениям, якобы обращая каждое такое дерьмо в новомодный жанр, ёбаный в рот. Будто с именем так называемый на коленке школьника созданный жанр так называемый станет что-то значить — скорее то, к чему и на тысячу миль не подойдёшь. А с этим и ко мне на студию заявляются, ох…».       Впрочем, обращать-то внимания на приглушённые за раздвижной дверью машины вопли можно было… но никак не на мысли о свободном «святотатстве» над существующими музыкальными жанрами. Проверенными временем, созданными и устоявшимися в прошлом веке, пережившие не одно и не два поколения. Которое, слушая знаковые песни той не такой уж давней эпохи, не будет и слёз-то сдерживать, не то что думать, нужно ли высвобождать такие чувства признательности! Стало не мудрено, что обостряющиеся чувства по ностальгии в такой форме привели к желанию дотянуться до хранимого при комнатной температуре бутылки зелёного яблочного Джека Джениелса, руки бы взорвать привязанными гранатами тому, кто не засунул этот Божий напиток в морозилку. Стало не удивительно самому мистеру белоснежному дьяволу музыки и реальности жизни, что при убеждённости на покушение вымирания ностальгии жанрами вчерашних и только попробовавших половую жизнь с алкогольным опьянением «школьников»… он стал пить вискарь с горла. Не забывая, что с этим нельзя переусердствовать, дабы не валяться перед своими подчинёнными головорезами спустя минуту на полу в своей блевотне… ага, куда там, ещё ж зверей за их «провинности» на части резать нужно, как запланировано!       «Да, точно, скорее то, что… он как тупая копирка и жуткая солянка из кучи устоявшихся жанров до него. Нет бы продолжать давать дышать хип-хопу с его истоками, так ещё и, пиздец, этим святейшим словосочетанием называют в инфе под альбомами любую не похожую на него дичь полную, хоть и темы те же самые!»

Твой проёбаный эгоизм как печать мании величия на моём языке. Только тронь — порву на части и вопьюсь в тебя, но не поцелуем. Не заметишь и заорать не успеешь, как превратишься в куски плоти. Но прежде я откушу кусок того говна, что ты называешь своим сердцем! Я знаю, почему ты меня обвиняешь. Но то, что ты этим заражаешь меня, я не спущу. Моя чума — моё, блядь, личное дело.