Inscrutable

– Какая же ты неловкая, – говорит Наташа с тщательно скрываемым выражением лица, которое на самом деле не скрывает дразнящего блеска в её глазах. Ванда ворчит, поднимается на колени и тяжело встает на ноги. Наташа не помогает ей подняться. Стив помог бы. Всегда с радостью предлагает руку всем новым Мстителям, когда неизбежно валит их на маты во время спаррингов. Честно говоря, Ванда предпочитает тренироваться со Стивом. Конечно, она понимает, почему в последнее время её физическую подготовку поручают Наташе. Они схожей комплекции, логично, что Наташа должна научить Ванду управлять собственным телом, не ссылаясь на посторонние ресурсы. Но Наташа никогда не помогает ей подняться. Она просто наблюдает за её разочарованием, такая же холодная, как и всегда. Намёк на ухмылку, поднятая бровь, отрывистые слова – это самое большое, что Ванда когда-либо получала от неё. Иногда ей кажется, что Наташе до безумия с ней скучно. Иногда она смотрит на неё излишне строго. Иногда она, словно специально, выполняет упражнения чуть быстрее и Ванда снова оказывается на полу. Реакция на это у неё вполне очевидная, но Ванда никогда не может угадать. Ванда – это эмоции, страсть и огонь, но Наташа – это впечатления, короткие подсказки, которые можно интерпретировать тысячами способов. Она всегда находится за пределами досягаемости, она рациональна и в ней так мало всего того, чего в избытке имеется у Ванды, а от того полярность иногда доводится до абсурда. – Ты можешь убеждать себя ,что смотришь, но никогда не увидишь. Это раздражает Ванду до глубины души. Возможно, после её душевной связи с Пьетро, ей неизбежно будет трудно научиться читать кого-либо, не говоря уже о такой загадочной личности, как Наташа. Но Ванда подозревает, что дело не только в этом. Наташа закрыта для неё, как никто другой никогда не был прежде, и смириться с этим кажется очевидным вариантом, но Ванда просто не может. Наташа относится к ней настороженно, не показывает, но не собирается подпускать ближе. Ванда понимает: враг превратился в союзника. Доверие между ними обязано остаться условным понятием. Но Ванда хочет её узнать. – Еще раз, - приказывает Наташа. Ванду это не должно так волновать, но в Наташе есть что-то такое, что, несомненно, интригует её. Она следит за призрачным выражением лица, за тем, как Наташа недовольно поднимает бровь, когда Ванда слишком сильно блокирует атаку, как она слегка качает головой, когда Ванда быстро компенсирует финт влево и почти теряет опору. Как почти неуловимо сужаются глаза и как она закатывает их, когда Ванда снова не успевает среагировать. Ванда старается, но просто не умеет так драться. Однако правила ясны: никаких выпадов, никаких энергетических приёмов или левитации. Она должна уметь защищаться без них, однако ей с каждым ударом кажется, что догнать Наташу просто невозможно. – Ну же, – подбадривает Наташа, с унизительной лёгкостью уклоняясь от удара Ванды. – ты не должна быть такой очевидной, попробуй что-нибудь другое. Что-то кипит между ними, что-то, что заставляет Ванду стараться сильнее, превозмогать невыносимую усталость, терпеть боль, кажется, в каждой клеточке тела, быть лучше, усердствовать, чтобы Наташа заметила, чтобы перестала смотреть так бесстрастно, чтобы перестала наконец быть такой невозможно холодной и бесчувственной. Ванда падает и скручивается, ударяя ногой по лодыжкам Наташи. Она тяжело дышит, воздух до отказа забил лёгкие, а техника дыхания оставила её ещё на тридцатой минуте тренировок. Лицо раскраснелось, помещение, кажется, нагревается вместе с температурой тела, а Наташа делает каждое движение так легко, словно Ванда даже не пытается. Стив похвалил бы ее за такую атаку. Такого она не смогла бы сделать и месяц назад, но Наташа просто смотрит, кривит рот, как будто Ванда почти очаровательно не умеет координировать движения, но даже это выражение исчезает, как только Ванда его замечает, скрываясь за маской полной отстранённости. – Ты всё-таки не слушаешь то, что я тебе говорю. Ванда вскакивает на ноги, наносит удар и снова промахивается. Её волосы выбиваются из хвоста, прилипают ко лбу и раздражают глаза, грудь болит, а Наташа остаётся всё такой же недосягаемой. – Давай же, я хочу, чтобы ты разозлилась, – шипит Наташа, распаляя её всё больше и больше. И Ванда не выдерживает. Это инстинкт, она растягивает свои силы, мир окрашивается в красный оттенок, который делает волосы Наташи более яркими, чем когда-либо. Ускользая в тёмные облака Наташиного разума, она понимает свою ошибку, как только совершает её. Но Ванда наконец-то видит. Видит себя глазами Наташи, распростертую на ковриках, на Наташиной кровати, на полу "Квинджета", на обломках поля боя. Видит руки Наташи на своих бёдрах, ощущает вкус её желания на своем языке, погружаясь в фантазию за фантазией в мгновение ока, прежде чем вернуть себя в холодную реальность спортзала. Спотыкаясь о маты, с головокружением и потрясением, Ванда осознает, что Наташа даже не двигается. Это неправильно, это нарушение. Это были самые сокровенные мысли Наташи, Ванда не имела права. Она будет исключена из команды, останется одна, и только её горе и гнев будут поддерживать её в какой-то пародии на жизнь. Она всего лишь хотела узнать Наташу, но вместо этого она все разрушила. Однако Наташа только прерывисто вздыхает, проведя пальцами по волосам. – Ну, я имела ввиду немного другое, однако.., – признает она, и её голос звучит почти впечатлённо. У Ванды перехватывает дыхание, и она чувствует, как улыбается, слегка кружась от намёка на похвалу и призрачного прикосновения Наташиных пальцев к своей коже. – Ладно, не зазнавайся, – говорит ей Наташа, закатывая глаза, а затем опускается вниз в движении, которое Ванда пыталась сделать ранее, и выбивает ноги Ванды из-под нее. Её спина ударяется о маты с громким шлепком, на секунды перед глазами темнеет и Ванды вынуждено жмурится. Наташа остаётся сидеть на корточках рядом с ней, но не предлагает ей помочь подняться. И это единственный раз, за который Ванда действительно ей благодарна, потому что она протягивает руку настолько быстро, насколько может. Ловит её запястье прежде, чем Наташа его убирает, и тянет на себя. Наташа приземляется сверху. Грудь к груди, глаза яркие, но она отказываются выглядеть удивленной. – Ты действительно бегаешь со всей этой "стать порочной", не так ли? – Спрашивает Наташа своим низким и хриплым голосом. – Да.. – отвечает Ванда. Сердце гулко стучит под ребрами, на секунду ей кажется, что оно вот-вот остановится, но она всё-таки притягивает Наташу к себе, чтобы поцеловать. Так наивно. Она чувствует себя обманутым ребёнком, который всё это время верил в примитивные сказки. Она чувствует себя пораженной и глупой, когда наконец осознает, что это было именно то, чего ей так сильно не хватало, чего она так долго и неосознанно ждала. Вот почему её так мучило, что её держат на расстоянии. Вот откуда взялась эта мания казаться лучше и произвести впечатление. Ей просто была нужна Наташа Откровение об этом настолько неожиданно и в тоже время очевидно, что ей хочется смеяться. Она снова улыбается, немного ошеломлённая, когда Наташа медленно отстраняется. – Это плохая идея, – говорит она ей, но Ванда уверена, что это символический протест. Важны не слова, а то, как Наташа всё ещё прижимается к ней, как её взгляд падает на губы, как она старается сохранить невозмутимость и как глубоко вздыхает от лёгких прикосновений чужих рук на своём теле. – Я видела, – шепчет Ванда. – Я видела, что ты хотела сделать со мной. Здесь, на матах. Наташа почти подавленно сжимает челюсть – Покажи мне.. – уговаривает она. Наташа качает головой, но не отходит. – Кэп будет так зол на меня за это, – вздыхает она, и жар от этого касается губ Ванды. – Покажи мне свои фантазии, прошу.. – умоляет она и Наташа целует её так сильно, что её голова откидывается на маты. При всей своей обычной непостижимости, намерения Наташи сейчас ясны как хрусталь. Она прикусывает нижнюю губу Ванды, пока та не раскрывается навстречу, облизывает изнутри с таким жаром, что Ванда чувствует, как сгорает от него. Руки тянут Наташу за бедра, и Наташины ногти царапают голые бока Ванды под её спортивным лифчиком. Когда их губы расходятся, Ванда задыхается, отчаянно глотая воздух. – Я хочу этого, – стонет она, раздвигая ноги, чтобы освободить место для бедер Наташи. – Я хочу всё это – Она выгибает шею, подставляя её очередным укусам. – Всё, что я видела, я хочу, чтобы ты показала мне всё.. Наташа кусает ее так сильно, что становится больно, и Ванда вздрагивает под ней, издавая пронзительный звук, царапающий горло. – Хочу твои губы, твои руки, – задыхается она, приподнимая бедра, чтобы Наташа могла стянуть леггинсы. – Хочу тебя здесь, на матах, а потом снова в раздевалке.. Ее руки путаются в волосах Наташи, мягких и влажных между пальцев. Она толкает её вниз, чувствуя, как Наташа втягивает синяки в живот. – Хочу, чтобы ты прижала меня к кафелю и трахнула сзади.. Она раздвигается для жара Наташиного рта, влажного и шершавого между её бедер. – Хочу, чтобы твои пальцы набивали меня до отказа, сидя на заднем сиденье самолета, зная, что любой может повернуться и увидеть нас... Слова теперь невнятные, и Наташа почти рычит, вбирая её клитор и заставляя кричать. – Хочу, чтобы ты трахнул меня в открытую, пока пыль не рассеялась, а враги не упали к нашим ногам... Наташа несдержанно ругается по-русски. Входит в Ванду двумя пальцами. Ловит её на каждом вздохе, задаёт темп, от которого Ванду почти трясёт. Её слова мешаются со стонами, но она так отчаянно умоляет её продолжать. Зарывается пальцами в волосах, тянет сильнее и выгибается навстречу движениям. Она так открыта для неё, измотанная от желания, истекающая от того, что чувствует желание Наташи так ясно в каждом движении ее губ. – Покажи мне всё, – умоляет Ванда, и слышит, как ломается её голос, чувствует, как щёлкает и шипит сила под её веками, когда они закрываются. Потому что она хочет этого. Хочет Наташу до безумия, помешательства. Хочет её, впервые, больше, чем справедливости или мести. Вот почему она так старательно искала на лице Наташи каждую деталь, поворот потенциальных эмоций, пресловутое одобрение. Она искала знак, даже если не знала его. Искала подтверждение того, что у неё может быть. Эта загадочная женщина с бетонными стенами и наполненным болью прошлым являлась чуть ли не панацеей, но сейчас прикасалась к ней с такой откровенностью, что это едва не сводило с ума. Она хотела, чтобы Наташа обратила внимание, потому что сама не могла не замечать её, но теперь, когда это внимание приковано к ней, оно обжигает подобно солнцу. Свирепое и неотвратимое, сжигает каждую клеточку сознания, вспыхивает в голове от новых импульсов и взрывается внутри яркими вспышками, когда Наташа держит её зажатой между двумя идеальными формами давления и толкает вниз с самого верха так, что тело пронзает почти нестерпимой дрожью. Её ноги скользят по матам, когда она старается сфокусироваться на чем-то одном. Её Рики мелко дрожат, когда она сжимает ими чужие волосы. И ей неоднозначно кажется, что она рассыпалась на части под женщиной, которая смотрит на неё пылающими глазами. – Покажи мне ещё, – просит Ванда, и Наташа ухмыляется ей. Выражение лица ясное и читаемое – обещание всего, что она планирует сделать с Вандой, всех фантазий, которыми ей ещё предстоит поделиться.