Good Lil Prince

Хотел бы я знать, зачем звезды светятся. Наверно, затем, чтобы рано или поздно каждый мог вновь отыскать свою.

Маленький принц жил на своей маленькой планете? Боролся с баобабами и охранял свою розу? Смотрел на закаты по сорок три раза на дню и путешествовал по другим звёздам? Вздор. Как и всё, что пишут в сказках. И принца никакого не было. Самый обычный парень по имени Ким Хонджун. У него глаза скучного карего цвета и никакой планеты-астероида нет — есть полупустая квартира, подаренная родителями на совершеннолетие. Вместо розы — полузасохший кактус на подоконнике. И борется он вовсе не с баобабами, а с самим собой, заставляя себя жить день за днём и не задумываться о том, чтобы повторить судьбу своего книжного прототипа королевских кровей. Хитрых змей в его жизни хватает, но он не спешит принимать их предложения. У него нет стеклянного колпака, нет трёх вулканов, один из которых потух. Хонджун не был Маленьким принцем. Только волосы почему-то красил в светлый, а ещё — у него был свой Лис.

— Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен.

У Минги волосы — выгоревший на солнце алый, и глаза — лукавый блеск. Он младше Хонджуна на три года, но порой ведёт себя так, будто видит того насквозь. Минги знает, что в жизни Хонджуна встречалась не одна эгоистичная роза, которая требовала от него отдать всего себя, не предлагая ничего взамен. Минги знает, что Хонджун позволял им это. Минги ненавидит прошлое Хонджуна, которое сломало его, но не хочет в нём разбираться. В сущности, Минги нет дела до всего этого, но почему-то не всё равно на Хонджуна. У Минги куча своих проблем, решить которые нужно было ещё вчера, но он раз за разом легкомысленно откладывает их на «когда-то». Быть может завтрашний он наконец-то окажется умнее и сможет всё это решить.

— Поиграй со мной, — попросил Маленький принц. — Мне так грустно… — Не могу я с тобой играть, — сказал Лис. — Я не приручен. — Ах, извини, — сказал Маленький принц.

Они принадлежат разным мирам, как и положено Принцу и Лису. Один смиренно учится, равнодушно выполняя роль, которую ему поручили навязали. Второй — давно забил на попытки получить высшее образование и просто устроился в первое попавшееся кафе, куда его согласились взять, хмуро косясь на многочисленные тату, упрямо видневшиеся из застиранных рукавов толстовки, которая вроде как должна была считаться счастливой.

— Кто ты? — спросил Маленький принц. — Какой ты красивый! — Я Лис, — сказал Лис.

Они не должны были встретиться. Хонджун не должен был заходить в то кафе перед самым закрытием — он вообще не был частым посетителем столь безликих мест, обычно предпочитая что-то более презентабельное, чем пыльное кафе на грани закрытия. Минги не должен был так пристально смотреть на волосы цвета спелой пшеницы. Нужно было, как и собирался, хмуро проворчать о том, что они уже закрываются и выпроводить припозднившегося посетителя. Нужно было жить в какой-то другой вселенной, чтобы теперь не осознавать, что хочешь быть приручённым этим человеком.

— А как это — приручить? — Ты нездешний, — заметил Лис. — Это давно забытое понятие. Оно означает: создать узы. — Узы? — Вот именно.

Минги не сразу понял, что попался. Так глупо и самонадеянно. Он никогда не позволял себе привязываться к кому-то, наперёд зная, что нет такого человека, который не попытался в нём что-то изменить. Минги, наверное, потому и не искал ни с кем отношений — потому что знал, что те обязательно приводят к тому, что кому-то приходится себя ломать. Нет людей, которые идеально подходят друг другу. Есть сказки про «долго и счастливо» и глупые мифы об «истинной» любви. Никто никогда не примет тебя таким, какой ты есть, пусть вначале и сделает вид, что готов на это пойти. Лишь позже, многим позже ты начнёшь замечать, что от тебя настоящего не осталось и следа. Ты испугаешься, попытаешься что-то исправить, но будет слишком поздно. На тебя посмотрят косо и скажут «раньше ты таким не был». И всё, что тебе останется — выбирать. Смириться или же попытаться оторваться от того, кто сделал это с тобой. Минги не хотел этого. И отношения ему никакие не нужны были. Он жил как жил, не задумываясь о том, что с ним будет через десять лет, или того больше. Он не переживал о старости, свято надеясь, что заумные статьи не врут и прокуренные до основания лёгкие скостерят ему положенные девять-одиннадцать лет строгого режима, кем-то названного весёленьким словом «жизнь». Ему не нужно было ничего сверхсложного для того, чтобы чувствовать себя хорошо. Зарплата в кафе, которой хватало заплатить за крохотную однушку и заправить байк, который порой кашлял похлеще его самого. Пообедать и поужинать всегда удавалось в всё том же кафе, а от самих мыслей завтраке Минги всегда стабильно воротило. Дома из еды было только кофе и когда-то занесённое Юнхо печенье. В принципе, это и всё, из чего состояла жизнь Минги, пока в ней не появился странный парень со светлыми волосами.

Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу.

Хонджун понятия не имел, что происходит с его жизнью. Учёба. Дом. Учёба. Дом. Учёба… Так просто и понятно. Всего две точки, между которыми он должен был перемещаться. Не трудно запомнить. Тогда почему между двумя этими существительными появилось третье? Минги не должен был появиться в его жизни. Никогда. Он должен был остаться в том захолустном кафе и дальше со скучающим видом печатать что-то на полуразбитом телефоне. Хонджун не должен был туда возвращаться. Не должен был отступать от написанного для него сценария. Маленький принц не должен был начинать разговор с Лисом. Их первая встреча не была запоминающейся, или какой-то необычной. Хонджун тогда просто расплатился за не самый вкусный кофе и пошёл домой, не думая ни о чём. Но вернулся в это кафе через пару дней. А затем снова. И ещё несколько раз. Он просто приходил, заказывал себе всё тот же дрянной кофе, чтобы через час, так и не прикоснувшись к дешёвому фарфору чашки, так же просто уйти, молча бросив на затёртое дерево стола нужную сумму.

— А что для этого надо делать? — спросил Маленький принц. — Надо запастись терпеньем, — ответил Лис. — Сперва сядь вон там, поодаль, на траву — вот так. Я буду на тебя искоса поглядывать, а ты молчи. Слова только мешают понимать друг друга. Но с каждым днём садись немножко ближе…

Хонджун не отдавал себе отчёта, зачем это делает. Просто решил себе позволить эти странные посиделки, когда в зачастую совершенно пустом кафе, были только два человека: он сам и извечно-хмурый парень с яркими волосами. Они едва ли сказали друг друга за эти встречи больше двух десятков слов, но Хонджун всё равно почему-то продолжал приходить, упрямо игнорируя вопрос, который порой сам же и задавал себе. Зачем он это делает? И лишь спустя два месяца этого странного времяпрепровождения всё вдруг стало на свои места.

…если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить своё сердце… Нужно соблюдать обряды.

Однажды придя к кафе Хонджун не увидел знакомой лохматой макушки у стойки, а лишь столкнулся носом с кривовато-повешенной табличкой «закрыто». Так было и на следующий день. И через неделю. А потом Хонджун узнал, что хозяин кафе всё же разорился и ему больше не придётся пить отвратительный кофе из дешёвого фарфора. И того красноволосого парня он тоже, получается, больше не увидит. «Ну и ладно», — не задумываясь отмахнулся Хонджун, думая о том, что теперь вновь вернётся к прежнему маршруту жизни. А на следующий день ноги опять привели его к тому же месту всё с той же неизменной табличке за припыленным стеклом. Ничего не изменилось в его жизни. Только между двумя точками «дом» — «учёба», то и дело проскальзывал кривой пунктир, который каждый раз вёл его к одно и тому же месту. Хонджун не знает, сколько бы ещё таскался туда, пытаясь понять, зачем это делает, пока однажды не увидел одинокую фигуру, выпускающую полупрозрачное облако дыма и опирающуюся о облезлую стену с выцветшей краской. — Привет? Часто здесь бываешь?

Скучная у меня жизнь. И живётся мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовёт меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища.

Ни один не хотел разбираться в том, что происходит между ними. Они просто… были рядом? Не как пара или друзья. Просто Хонджун всё так же приходил по адресу, где всё так же находилось то кафе, и где его неизменно ждал, курящий сигарету за сигаретой Минги. Завидев пришедшего, красноволосый уже привычным движением тушил тусклый огонёк, и они просто шли. Не сговаривались о направлении или о том, куда идут и не произнося практически ни слова. Просто были друг с другом, не пытаясь найти для себя оправдание происходящему. В целом, это напоминало всё те же вечера в кафе. Только теперь сырой весенний ветер то и дело холодно завывал где-то рядом, а на языке не горчил пресловутый ужасный кофе. Это было странно, но почему-то каждый из них зависел от этого. Когда твоя жизнь настолько пуста, не трудно начать цепляться за что-то, что может показаться причиной хоть зачем-то ценить её.

— Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно… — Да, конечно, — сказал Лис. — Но ты будешь плакать! — Да, конечно.

А затем что-то изменилось. Просто и внезапно. Хонджун не понял, что случилось и какова была причина. В один из дней Минги не пришёл. Не было высокой фигуры на привычном месте. Не было горького запаха дыма и тусклого алого в почти уже выцветших волосах. Он не пришёл, а Хонджун себя почувствовал преданным. И новизна этого чувства оказалась такой горькой, что он едва поверил в то, что действительно может испытывать подобное. А на следующий день Хонджун сам заставил себя остаться дома. Оправдывая это вовсе не попыткой отомстить, или доказать себе, что всё равно. Просто погода испортилась, а гулять под дождём, пускай и весенним — не самое приятное удовольствие. К тому же — болеть было совсем не время. Только не прошло и нескольких часов, как он шлёпал по мелких лужах по заученному наизусть адресу, мысленно придумывая для себя тысячу и одно оправдание, но где-то в глубине души понимая, как глупо каждое из них.

Лучше приходи всегда в один и тот же час, — попросил Лис. — Вот, например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трёх часов почувствую себя счастливым.

Минги зябко ёжился под узким козырьком, с досадой вертя в руках отсыревшую пачку — этим вечером была непогода курить. На нём всё та же толстовка, которая должна была стать счастливой, а волосы снова ярким огнём полыхают. Он переступает промокшими кедами и прячет руки в карманы. Хонджун не хочет знать, почему у него в груди сразу становится так тепло. Он лишь сильнее перехватывает ручку зонта, не отдавая себе отчёта, что в глазах его пляшут самые настоящие искорки-солнца. Хонджун старается не идти слишком быстро, но шаг всё равно то и дело сбивается, а под прозрачный нейлон зонта залетают холодные мартовские капли. Минги смотрит виновато, а ещё почему-то оправдывается. Хонджун слушает в пол-уха и старается зонтик держать так, чтобы на Минги тоже не сильно попадало, хотя тот, кажется, уже успел промокнуть до нитки. «Сколько ты здесь ждёшь?», — хочет спросить Хонджун, но затем вспоминает, что это он в непонятной попытке что-то себе доказать, пришёл на три часа позже. А ведь дождь начался полтора часа назад. Дождь нашёл Минги раньше. Хонджуну стыдно за это. Он слушает рассеяно о том, что Минги из старой квартиры выгнали, ведь новую работу он ещё не нашёл, а платить было нечем. Сейчас он живёт у Юнхо, который приютил его на время, но долго там оставаться не получится, ведь хозяйка тех нескольких комнат едва согласилась на одного студента, от безработного, она явно в восторге не будет. Вчера Минги не пришёл потому, что перевозил свои вещи, а ещё, потому что пытался найти новую работу. В шести местах ему отказали, в седьмом сообщили, что подумают, но Минги не слишком верит в то, что ему перезвонят. — Просто не знали, как от меня избавится, — фыркает парень, вновь тыкаясь в карман и с досадой косясь на всё ту же раскисшую пачку. — Чёрт… — Ты мог бы жить у меня, — совершенно невпопад предлагает Хонджун, едва ли сам понимая, что именно говорит. Дождь вокруг только усиливается, и хочется, как можно скорее оказаться где-то в тепле. Хонджун не знает почему, но он хотел бы забрать Минги с собой. Он не знает об этом парне практически ничего. Только имя и ещё пару глупостей, руководствоваться которыми точно не стоит, когда собираешься звать кого-то для соседства. Хонджун знает, что Минги умеет варить не самый вкусный кофе, а ещё, что сигареты у него — противная горечь. Минги равнодушный и отстранённый порой, но руки у него всегда тёплые — когда они прогуливались Хонджун к концу всегда мёрз и прятал окоченевшие пальцы в такие же холодные карманы, это мало спасало и вскоре губы всегда начинали дрожать — младший всегда замечал это угрюмо перехватывал чужие тонкие пальцы, не объясняя ничего и не слушая чужие вопросы. С Минги было просто уютно и спокойно, хоть Хонджун и не знал его совсем. Быть может именно этот человек станет тем, рядом с кем Хонджун сможет называть свою квартиру «домом»? Минги смотрит несколько секунд удивлённо, и тишина между ними раз за разом разбивается крупными каплями о прозрачный нейлон и противно хлюпает по студёным лужам. Где-то неподалёку коротко визжит сирена, а через улицу трещит на последнем издыхании старенькая неоновая вывеска. У неё цвета — тёплый жёлтый и почти уже выцветший красный, рисуют полуразмытые мазки на чужой озябшей коже и сухих от постоянного осветления волосах. Хонджун кажется Минги совершенно ненастоящим, подсвеченный этой иллюминацией, но губы у него опять дрожат и пальцы, сжимающие дешёвый пластик зонта, наверняка холодные. Минги всё ещё не знает, что ответить, ведь понимает, что согласись он и убежать уже не получится. Если раньше он мог ещё успокоить себя, что всё происходящее — лишь глупость, то согласиться сейчас — добровольно защёлкнуть замок ошейника на собственной шее. Минги не ищет отношений, ведь не хочет, чтобы его ломали. Только, кажется, Хонджуну это и не нужно. Он смотрит открыто и чисто, а тонкие губы даже в жёлтом неоне отдают озябшей синевой. Его самого нужно хранить под колпаком, отогревать и прятать от ветра за ширмой. Минги не уверен, что у него есть на это право, но, кажется, он хотел бы получить его. Страшно только осознавать, что тебя так просто и глупо приручили. — Ну… так что скажешь? — улыбается неуверенно Хонджун, но беспокойство на дне карих глаз выдаёт его с головой.

— Прощай, — сказал Лис. — Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.

У Маленького принца не было своей планеты. Он не путешествовал к астероидам со скучными цифрами вместо названий, и не изобличал чужие пороки. Он не верил больше эгоистичным розам и не хотел потакать их капризам. Он не чистил свои вулканы и закаты стали для него скучны. Он наблюдал за ними, как и положено, один раз в день, смотря из окна уютной квартиры, которую только недавно научился называть домом. Лениво смотрел, как солнце тает в сизой дымке бесконечного горизонта и таял сам, кутаясь в объятиях, которые не пахли больше горечью сигаретного дыма, а ощущались на губах неизменным кофе, который так любит готовить его Лис.