Детективное агентство "Анна и её духи". Снежный цикл. В снегах России. Затонск

Управляющий за стойкой был любезен, но было видно, что ему жутко любопытно, почему Штольманы вернулись так поздно. Яков решил, что ему довольно досужих домыслов и сплетен, и улыбнулся так, что мужчина нервно поправил галстук и решил внимательно изучить записи в книге постояльцев. Смотреть на Якова и его жену он расхотел. Аня как всегда ничего не заметила. Она мечтала поскорее снять сапоги: ноги совсем озябли. Верный товарищ Сеньки по кличке Манька был стар, поэтому быстро везти сани не мог, и ехали они сюда довольно долго. Штольман открыл дверь, Аня забежала внутрь и со стоном наслаждения обняла натопленную печь с зелеными изразцами, стоящую в углу. Нет, камин, конечно, хорошее изобретение, но с русской печью ему не сравниться. — Озябла? — спросил Яков встревоженно. Он не хотел бы, чтобы Аня заболела. — Да, но уже все хорошо! — Анна сняла перчатки и шапочку и кинула их на стул неподалеку. — Я согрелась. Не волнуйся, я не дам морозу меня одолеть. Когда я была маленькой, я жутко сердилась на снег. — Сердилась на снег? — с любопытством спросил Штольман, вешая пальто на крючок у двери. — Мама была очень озабочена моим здоровьем. Я была у них одна, и она справедливо старалась оградить меня от любых опасностей. Так вот, если шел сильный снег, мне не разрешалось выходить на улицу. И я садилась у окна и сердилась на него. Якову не мог не улыбнуться, представив маленькую Анечку, которая дуется на погоду и рассерженно смотрит на метель за окном, надув губки. — А потом я подросла и все равно стала выходить на улицу, несмотря на запрет мамы. На немного, я не хотела её расстраивать, но сидеть дома я была не в силах. — Твою любознательную натуру никто не может удержать, правда? — все еще улыбаясь, сказал Штольман. — Боюсь, я и сама над ней не властна, — пожала плечами Аня, подходя к мужу. Яков помог ей снять шубку. — Ну как можно было усидеть дома, когда всё вокруг покрывалось хлопьями снега? Играть в снежки можно! Снеговика построить. Просто рисовать на снегу. Она ушла в спальню, дождавшись, пока Яков расстегнет ей верхние пуговицы, а Штольман повесил её шубу рядом со своим пальто, снял пиджак, жилет и уселся на диван, вытянув ноги вперед. Нужно ей сказать всё. Именно сейчас. — Аня, ты меня послушаешь пять минут? — Конечно, — приглушенно сказала она из-за ширмы, снимая платье. Яков помедлил, собираясь с мыслями. — Я часто бываю чёрствым, — начал он наконец. — И не всегда могу… нет, не так, не всегда понимаю, насколько глубже ты умеешь чувствовать, чем я. Я довольно эгоистичен, ведь, живя с тобой и детьми в нашем доме, я почти не вспоминаю о том, что нас туда привело. Я просто… счастлив. И это счастье делает меня эгоистом. Ты тоже больше не возвращаешься к тем годам, и мне начало казаться, что то, что внешне уже не влияет на нас, перестало ранить. Это иллюзия, разумеется, но мне бы стоило не быть таким слепым. Прости меня. Аня появилась в проеме спальни, растерянно прижимая к груди халат. — Яша, ты зачем такое говоришь? — почти со слезами спросила она. — Это правда, — пожал плечами Штольман. — Ты имела право злиться, быть в ярости, страдать и желать возмездия. Но как же я хотел бы, чтобы у тебя не было для этого поводов! Его голос дрогнул, и Анины слёзы все же пролились. Она бросила халат на стул и села рядом с мужем на диван. Обняв его лицо ладонями, она вглядывалась в его глаза, ловя всё то, что скрывалось за немногими сказанными им фразами. Они почти весь первый год после переезда говорили о том, что происходило в те годы, пока Штольман отсутствовал в Затонске, а после пустоту и черную, никак не затягивающуюся дыру внутри заполнило то самое счастье, про которое говорил Яков. И говорить стало не нужно. Всё заменили дела. — Послушай, — Аня улыбнулась, потому что Штольман вытер её слёзы. — Я редко говорю о том, что было, именно потому, что я такая же эгоистка, как и ты. Я счастлива с тобой, я счастлива в нашем доме с нашими детьми, я счастлива распутывать с тобой дела. И те пять лет нельзя вычеркнуть из нашей истории. Они всегда будут возникать в самый неожиданный момент. Возникать и кусать за самое больное место. Не нужно извиняться за них. И не нужно извиняться за счастье. Всё, что мы имеем, ценно еще больше, потому что мы знаем, как может быть по-другому! — Я был прав, — улыбнулся Яков, разглядывая сверкающую из-за слез голубизну моря её глаз и подрагивающие губы. — Я всё-таки эгоист. С этими словами он притянул её ближе и поцеловал. Аня с облегчением всхлипнула и вернула поцелуй с пылом. Сегодня ночью спать им доведется совсем мало. Но это никогда их не останавливало.