ʀᴏᴏᴍ ꜰᴏʀ ᴛᴡᴏ

Ваше дыхание спуталось между собой как клубок шелковых нитей. Нежные, гладкие, они прильнули друг к другу и внезапно сплелись в новом узоре на полотне ещё не проснувшегося дня. Оглушающая тишина поглотила, даже шумные птицы замолкли, только гулкое сердцебиение нагло о себе заявляет игривым перестукиванием. Твоё и его сердцебиение обменивались сигналами — волнение сильно, аж в горле скребется кашлем, но, кажется, пучина неприличия слишком сладка, чтобы противостоять ей. Думала ли ты о последствиях тогда? Близость без любви ты осуждала, считала это грязным и порочным, а Атсуму не считал верным приставать к девушкам. Сколь угодно говнюком его зови, но принципы нерушимые были и у него. И один из них — не пользоваться положением. Мия покорно ждал, когда ты скинешь его с себя, взбрыкнешься, ну хоть коленом пни в солнечное сплетение, вызвав смятение, прояви хоть каплю отрицания ситуации, ну же, дай знать, что ему нужно остановиться… А ты молчишь, развязывая ему руки, будто предоставляя карт-бланш. Взгляд беззастенчиво чувственный огибает контур упрямо поджатых девичьих губ, тех самых, что на днях ускользнули от поцелуя, хотя и были преступно близко. По подбородку скользит осязаемым теплом взгляд, ниже по шее убегает, останавливается на тяжело вздымающейся груди под белой футболкой. Белый цвет так невинен и чист, взывает к перемирию, но у вас давно разгорелась война, и решающий бой не за горами. Мгновение прошло всего лишь, а уже куда-то делась бравада в твоих глазах; обидная фраза с кончика языка сорваться не успевает — всё сизым туманом тает, стоит лишь поднять взгляд на разрумянившегося Мию. Чернильная вязкость расширившихся зрачков напротив поглотила, как сверхновая. Глаза хищника выдают, дыхание колкое и томное. Он же не должен, нет, не должен. Но пьяняще манишь ты как долгожданный приз, как те самые конфеты, которые мама прятала на праздник. Атсуму сдается тебе и дает желанию сломать его напором. Глаза, всё говорили твои глаза. Они и вели, они очаровали, они дали безмолвное согласие. Сомнения вскоре отпуская прочь, Мия вслушивается в приятное покалывание внизу живота. Ощущение коварно берет правление в свои бразды и он уже, как бы не было печально признавать, не думает головой. Напирая, вновь срывая спелый и короткий, до неприличия сладкий стон с твоих губ, Атсуму давит коленом, водит вверх-вниз между твоих молочно-аппетитных бедер, бередит ткань белья и твои принципы. Стена между вами и моральные устои пали Карфагеном. Вся твоя правильность выпарилась мягким румянцем на щеках, покусываешь губы, заглушая своё тихое бесстыдство. Осколком сознания Атсуму ещё понимает, что есть время сорваться и уйти, но ты не помогаешь. Неловко твои ладони находят свое место на его плечах, будто направляя и подсказывая, что Мия делает всё верно. Шорох одежды, взаимное молчание, его горячее дыхание в шею — вы и сами не заметили, как всё происходит. Приспустив штаны и белье, Мия прижимается к тебе пахом. Мягко вжимается в тебя, а тебя вжимает в кровать. Трётся поверх твоих белых трусиков, капли твоей влаги растирая по ткани причудливыми узорами. Через ластовицу ощущения глухие, но отпечатывается жар головки через белье, а он чувствует влагу, что пробивается совсем немного. Мия глухо стонет, вдавливая тебя бедрами: то мягкими волнообразными движениями давит, то имитирует ускоряющиеся толчки. — Стой, слушай…Я…я могу остановиться, ты скажи только, — внезапно рваной судорогой вырывается хриплый шепот тебе в шею, а ответом ему будет твой тихий смешок. Вцепилась в плечи его пальцами, смущенно прячешь полыхающее лицо, но тихое «Продолжай» ему звучит как приказ. Слово твоё ему и согласие — закон. За бедра подхватывает и к себе ближе тянет, закинув одно на своё. Привстав на локтях, нависая над тобой, Мия трется, набирает темп. Юбка недовольно задирается, свободной от ткани кожей выше лобка чувствуешь смущающий до удушья жар мужского достоинства. Ребристое, кожа нежная, вас теперь ещё связывает вязкая нить возбуждения, которую отпечатал крупной головкой Мия. Крепкая ладонь сжимает твои пальцы и заводит руку к изголовью казенной кровати — ты, кошка, царапнула глубоко плечи, разодрав в розовую полосу загорелую кожу. Глотки воздуха всё чаще, Атсуму жмурится и приоткрывает рот. Смотришь во все глаза на него — пошлый, горячий, жадный до запретных ощущений, впивается пальцами в сочную округлость твоей ягодицы. Он в своей сладкой агонии для тебя своеобразный фетиш. Финальные ноты, титры — симфония разгорается торжеством во внезапном переплете пальцев, в его скольжении членом между твоих бедер. Сладость тягучая нежными волнами бьется внизу, пробивает нутро шторм ощущений. Мия Атсуму разливается влагой на твой живот, а ты следом пачкаешь своё белье. Всё так и случилось. Падение и крах империи ваших предубеждений, борьбы ваших взглядов. Вся химия между вами растворилась в кислоте недоблизости, разлитым по твоему животу горячим семенем и мокрым насквозь бельем. Красный как перезрелый томат, Тсуму молча встал, чтобы заправить подрагивающий член в белье. Подтянул штаны, избегая смотреть на тебя. А ты не лучше. Закрыла ладонью глаза, терпя царапающие салфеткой движения по нежности твоей кожи. — Уйди. — Я помогу вытереть. — Уйди, пожалуйста. ~~ — И ты просто взял и ушёл? — А что я должен был сделать? Она же сама попросила! Шоколад будто перестал быть сладким. Карамельная нуга отдала чем-то пресным, а орешки показались трухой. Осаму прячет бережно батончик. Потом доест. Рассказ о похождениях брата как-то сбил аппетит. Близнецы молчали долго, каждый погруженный в свои мысли. Атсуму ждал вердикта своего брата. Брат принял позу мудреца. Его мозг лихорадочно соображал, как спасти положение. Саму было чихать на репутацию Атсуму, он больше переживал за тебя, за девушку, которой навредила топорная глупость её брата. — Сходи и извинись. — Раз десять пытался. — Когда это ты так легко сдаваться начал, Атсуму? Неудачник, да? Лох? — меланхолично подобрались брови в вопросительном изгибе. Саму знает, как за живое задеть побольнее. Провокация его как красная тряпка для брата, как мотивационный лозунг крутого тренера. Как высшая награда. — Я узнал, что она дежурит сегодня в медпункте. Мне нужна причина, чтобы она приняла меня и не выгнала, — шестеренки в голове закрутилось, то, что заржавело, внезапно заработало. Новый виток, новый лоскут на полотне ваших взаимодействий. Мия снова хочет завоевать ту великую стену, которая вновь отстроилась между вами за один день.