Мера беспорядка

      Он бежал вниз по лестнице, не оборачиваясь и не думая; прочь, прочь от невыносимого желания, собственной глупости и обжигающих прикосновений. Чуя горел всем телом от дазаевских поцелуев, боясь показаться в таком виде остальным, но выбора не было — позади только шаг в бездонную пропасть. Толкнув дверь, он оказался в привычном коридоре на втором этаже. Повезло, что бóльшая часть студентов сидела по комнатам, а тем, кто застрял где-то между, не было никакого дела до парня с неадекватно широкими зрачками. Наугад Чуя добрался до туалета, хотя сильнее хотелось под ледяной душ — хорошо, что остатки сознания всё ещё останавливали его от подобной херни.       Внутри сортира никого не было; Чуя снял перчатки и включил холодную воду. Умыв лицо, Накахара поднял голову и посмотрел на своё отражение: было странно, что от тела не исходил пар — настолько он чувствовал себя обожжённым. По обезображенным кистям стекала вода, вовсю пытаясь смыть отпечатки чужих губ, но это всё ещё не помогало. Чуя выключил кран и сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь хоть на секунду отвлечься от воспоминаний. Посторонние звуки ему помешали — забрав перчатки, он забежал в кабинку и закрылся, задерживая дыхание. Показалось, что это Дазай решил закончить начатое. Чуя не был уверен, что сумеет оттолкнуть его снова — эта мысль болезненно била по вискам.       — Я не думаю, что тебе стоит идти, — послышался незнакомый женский голос, и Накахара выдохнул.       — Я тоже сомневаюсь, — ответила вторая девушка.       Снова раздался звук воды, а за ним — короткий диалог, под который посетительницы, судя по всему, красили губы. Чуя опустил крышку унитаза и сел сверху, издав тяжёлый вздох. Через пару минут девушки вышли из туалета, а Накахара продолжал сходить с ума, зажмуривая глаза до болезненных ощущений. В паху невозможно ныло, как бы он ни пытался отвлекаться на посторонние мысли. Всё возвращалось к Дазаю, его губам, жáру тела, игривому тону, вездесущим рукам, твёрдому соблазнительному члену. Чуя почти заскулил вслух, потянувшись пальцами к собственной ширинке — других способов прийти в себя он так и не нашёл.       — Какой же ты, блять, мудак, — процедил он то ли о себе, то ли о своём напарнике.       Расстегнув брюки, Чуя почувствовал облегчение. Стараясь не думать, что его поведение сейчас выходит за все рамки приличия, он запустил руку в нижнее бельё и достал возбуждённый член, истекающий смазкой от невыносимого желания. Накахара прикусил свою замученную нижнюю губу и провёл широкой ладонью от основания к головке. Да, так намного лучше. Усевшись поудобнее, он схватил себя плотнее, двигая рукой вверх-вниз, смазывая большим пальцем выступающие вязкие капли. Фантазия отыгрывалась, рисуя ему далеко не свои руки, ласкающие его плоть. Забинтованные, длиннющие, наглые руки надрачивали ему с особым пристрастием, а улыбка обладателя наносила дополнительные удары под дых.       — Дазай… — стиснув челюсти, простонал он вполголоса.       Сжав кулак на головке, Чуя рвано выдохнул и двинул рукой снова. Затягивать с этим не было смысла, так что он кое-как поднялся на ноги и ускорил свои действия. Ему никогда не нравилось сдерживать лишние звуки, оттого секс в общественных местах не был его фишкой, хотя, если бывшие партнёры и партнёрки желали экстремальных ощущений, он легко шёл у них на поводу. Не разжимая зубов, Накахара поднял крышку унитаза и довёл себя до оргазма за пару секунд. Забинтованные руки, которых здесь никогда не было, мигом исчезли из подсознания, а Чуе захотелось пнуть дверцу. Он только что подрочил на грёбанного Дазая в женском туалете общаги. Его состояние было близко к панике.

***

      Всё воскресенье Чуя провёл в своей комнате. Коё попыталась вытащить его сперва на прогулку, затем на совместную готовку ужина, в конце концов на просмотр фильма, но брат, сославшись на самочувствие, отказал ей во всех идеях. Чуя не помнил, когда в последний раз чувствовал себя подобным образом. Пожалуй, никогда. За двадцать лет жизни его влекло к разным, непохожим между собой людям; были даже те, кто одновременно и раздражал его, и вызывал интерес, но конкурировать с Дазаем не мог никто. Накахара целых два года и несколько месяцев был убеждён, что ненавидит его, что Осаму — что-то вроде врага, что даже просто учиться в одном университете для них сродни пытке. Пусть дурацкий конкурс и немного поменял их отношения в лучшую сторону, в корне ничего не изменилось.       Где-то в середине дня Рюноске в сообщении спросил, почему Чуя так внезапно исчез вчера с вечеринки. Накахара провёл ладонью по лицу, сочиняя на ходу причину, в которую Акутагава вряд ли поверит, но не говорить же ему правду? «Башка затрещала, не хотел никого беспокоить» — ответил он, проглатывая очередную порцию стыда. Завтра ему идти в универ. Завтра он увидит всех снова и наверняка наткнётся на чёртова Дазая. Проклятая тревожность ползла по мышцам и здорово нагружала мозг: Чуе стало не по себе от мыслей, что студенты будут смотреть на него так, будто всё знают. Будто видели вчера их с Дазаем и слышали, чем Накахара занимался в туалете наедине с собой. Он повернулся на бок и прижал ноги к груди, закрывая глаза. Сердцебиение никак не успокаивалось.       Он думал, что будет чувствовать себя грязным и испорченным, но вместо этого больше злился. Хотелось ударить себя по голове чем-нибудь тяжёлым за то, что каждый раз подыгрывал Дазаю в его идиотских идеях. И, главное, зачем? Почему Чуя помог ему в игре? Почему разрешил увидеть руки? Как допустил своеволие немыслимого уровня? Спихнуть всё на алкоголь не получалось, и оттого становилось ещё хуже. Осаму вёл себя так, будто видел его насквозь, когда нёс всю эту пургу про доверие. Чуя уж точно не доверял ему ни в каком виде, он просто не мог. Это ведь Дазай — каждый, у кого была хоть капля мозга, делил сказанное им на два, а те, кто были поумнее, не слушали его вовсе. Накахара относил себя ко вторым, пока совместная работа не вынудила его стать первым.       — Чуя, привезли ужин, — крикнула Коё из коридора. — Слушай, если ты решил вспомнить свои шестнадцать, я не буду тебе мешать. Но ты не ешь весь день. Меня это беспокоит, — добавила она, подойдя к двери.       — Я в норме, Ко, — отозвался младший Накахара. — Просто немного устал…       — Ага, — послышалось снаружи. — Мне кажется, даже я с мигренью и то поживее выгляжу, — судя по голосу, она усмехнулась. — Я заказала твои любимые креветки в темпуре и салат. Ещё куриные шашлычки. И рис, — протянула она очень заманчиво. — Жду тебя на кухне.       От её слов рот заполнился слюной. Сегодня он только выпил чашку кофе и зажевал его последним печеньем из упаковки, Коё была права, ему необходимо нормально поесть. Чуя лениво поднялся с кровати и нахмурился: в самом деле, он что, собрался отказываться от еды из-за этого забинтованного еблана?! Натянув на ноги домашние штаны и собрав спутанные волосы в небрежный хвост, Чуя выбрался из комнаты. Коё разбиралась с едой на кухне, а он проскочил в ванную, чтобы помыть руки. Вид у него был потрёпанный и вымотанный, что обычно нормально для следующего дня после пьянки, только не в случае Чуи, который в силу юного возраста переносил похмелья очень легко. В зеркале его радовало одно — сраный Осаму не оставил на его шее засосов.       — Креветки в темпуре? — поинтересовался он, выходя из ванной.       — Должна же я была хоть чем-то тебя выманить, — улыбнулась Коё, уже сидящая за столом.       — Спасибо, — обессиленно улыбнулся он в ответ, присаживаясь напротив.       — Ты… просто ответь на два вопроса, ладно? Первый: тебе ничего не угрожает? И второй: это не из-за родителей? — спросила она, размешивая палочками заправку для салата.       — Нет. На оба, — он взял креветку пальцами, как часто делал в детстве. — Моя проблема из той серии, про какую ты говоришь: «Ах, молодость», — усмехнулся он и откусил креветку.       — Интригующе, — прокомментировала сестра, приступая к куриному шашлычку. — Ты в любом случае можешь рассказать мне.       — Знаю. Но… может, в другой раз, — проглотив креветку, он одобрительно хмыкнул.       — Как пожелаешь, — пожала плечами Коё.       Чуя не мог даже в кошмаре представить, как он рассказывал бы сестре о чём-то таком. Он сгорел бы со стыда уже на первом слове, и уж точно не смог бы внятно завершить подобный рассказ. Младший Накахара доверял Коё, делился с ней сердечными проблемами и радостями, свободно обсуждал девушек и парней, которые ему нравились, но уж точно не посвящал её в каждую свою интрижку. В этом не было нужды, мимолётные связи на то и были мимолётными — на них не хотелось задерживаться. В случае с Дазаем всё было ещё сложнее. Чуе нужно было сперва объяснить себе, что происходит, и только потом решать, будет ли он с кем-то делиться.

***

      В понедельник он с таким усердием захотел сделать вид, что у него всё отлично, что немного переборщил с выбранным в универ образом. Надев дизайнерскую светлую рубашку, он нацепил на себя чокер и подобрал брошь, которой украсил сдержанный тёмный пиджак. Вообще-то, чокер он взял, опасаясь, что небольшие пятна у него на шее всё же остались — даже если это был лишь плод его фантазии, лучше было подстраховаться. По дороге в универ он несколько раз схватил ощущение деперсонализации, из-за которого тупил на светофорах.       Увидев Рюноске, Чуя сперва напрягся, а потом невольно расслабился, когда друг махнул ему рукой. Совесть покалывала, напоминая Накахаре, что он задолжал Акутагаве искренние объяснения по поводу вчерашнего исчезновения. И заодно по поводу поцелуев с парнем, в которого его друг однажды был влюблён. Хоть сейчас Рюноске и Дазая ничего не связывало, это неприятное ощущение зудело и царапалось изнутри. Чуе казалось, что на его лице всё написано, а для оправданий у него не было ни одного внятного слова.       — Я в субботу конкретно так перебрал, — пожаловался Рюноске. — Ацуши меня до нашей комнаты дотащил.       — Я тоже переборщил. Эти коктейли Танидзаки… больше я не поведусь, — попытался пошутить Чуя, следуя к их обычному месту для перекуров. — Ацуши молодец, надёжный он парень.       — Ага, — кивнул Акутагава. — А вы с Дазаем, как две грёбанные невидимки. Отвернёшься, вас уже нет, — усмехнулся он.       — Дазай тоже свалил пораньше? — как можно более непринуждённо спросил Накахара, отыскивая пачку сигарет в сумке. Внутри у него всё сжималось и гудело.       — Да, вы примерно в одно время пропали, — легко ответил Акутагава.       — Понятно, — схватив сигарету, отозвался Чуя. — Ну, насколько я успел его изучить, он вечно так делает. То появляется, то исчезает, — он прикурил себе, стараясь не смотреть на друга.       — Представляю, как это бесит тебя и профессора Мори, — добавил Рюноске.       — Не то слово, — усмехнулся Чуя, затягиваясь. — Бесит, — безобидное слово, которое субботним вечером превратилось в спусковой механизм, бухнуло у него где-то в животе.       — О, там профессор Хироцу, — заметил Акутагава. — Слушай, я хотел с ним обсудить одну задачу. Ты не против, если я пойду перехвачу его?       — Конечно, иди, — кивнул Накахара.       Ему не нравилось это напряжение, которое, вероятно, испытывал из них двоих только он один. Рюноске был его ближайшим другом, он точно не заслуживал его лжи и глупых выходок, но Чуя просто не мог вести себя по-другому. Воспоминания о собственной ошибке всё ещё слишком ярко разгорались, а мысли, чёртовы предатели, возвращались к одному конкретному человеку. Накахара закрывал глаза и видел Осаму, который сидит рядом с ним на крыше, смеётся, щуря глаза, а его голос подхватывает ветер и разносит по всей округе. И этот запах алкогольного апельсина, сладкого и кислого одновременно, согревающего, забился в носовые пазухи похлеще табачной вони.       — Привет, — раздалось позади. Чуя едва не подпрыгнул и не выкинул сигарету.       — Перестань подкрадываться, кретин! — рыкнул он, оборачиваясь.       — Упс. Не хотел тебя напугать, — невинно отозвался Дазай.       — Что тебе нужно? — нахмурился Накахара. — Хотя, нет, это даже хорошо, что ты здесь. Поговорим?       — Да, — кивнул Осаму. — В эту субботу… ты так быстро ушёл. Я ведь не навредил тебе?       — Чт.. — начал Чуя, прикусывая язык. — Спрашиваешь, не считаю ли я это… насилием? Господи, конечно, нет. Мы оба были пьяны. И я… тоже сделал достаточно.       — Хорошо. Потому что я не хотел, чтобы ты плохо себя чувствовал, — он говорил так странно, будто отбросил свою тупую маску идиота.       — Этого никогда не повторится, понятно? — твёрдо проговорил Накахара. — Я не знаю, что на меня нашло. Насчёт тебя знать вообще не хочу, эти твои игры…       — Какие игры? Я не играл… — перебил его Осаму.       — Не суть, — оборвал его следом Чуя. — Раз уж нам всё равно придётся общаться из-за сраного конкурса, который меня до сих пор волнует, мы просто сделаем вид, что ничего не было. Уяснил?       — Но это ведь… — попытался ответить Дазай.       — Нет! Я не хочу ничего слышать, — стараясь не кричать, заткнул его Накахара. — Ты уяснил или как?       — Ничего не было, — равнодушно отозвался Осаму. — Замётано, шляпка, — и он улыбнулся.