21 грамм души на двоих

Когда Юань, критикуя Самолета, подавился маньтоу и так позорно умер, он никак не ожидал оказаться в наконец дочитанной новелле. Путь гордого бессмертного демона была дрянной новеллой, полной сцен па-па-па. Нет, поначалу новелла была на диво хороша, заинтересовав такого избирательного читателя и критика как Юань. Но вскоре, когда, похоже, труды не окупали себя, или у Самолета были жуткие трабблы с финансами, до этого интереснейшая новелла — с удивительной флорой и фауной, с интересными сюжетными поворотами и оригинальными героями — скатилась до одних сцен па-па-па. Это было разочаровывающе, но этот читатель уже проникся миром и Ло Бинхэ и не мог остановиться читать. Вот и читал, плевался и критиковал, но все же вылавливал крупицы былой годноты, что так захватила его. Шэнь Цинцю был в Пути не самым хорошим персонажем, да что говорить, он был злодеем, которого хотел кастрировать и измучить весь фандом, в числе этих людей был и он сам. Только вот… попав в новеллу, жалким подселенцем в тело этого самого злодея, Юаню пришлось пересмотреть приоритеты. Шэнь Цинцю, он же совсем ребенок, уличный беспризорник. Самолет, не раскрывший этого персонажа, описывал только плохие деяния Пикового Лорда. Юаню же пришлось разбираться с последствиями. Ребенок был одиноким, диким, как волчонок. Недоверчивым, что скорее укусит протянутую руку, а не подставит голову для поглаживаний. И Юань понимал, отчего так — жизнь на улице и жестокие люди любого заставят ожесточиться. Будучи в голове ребенка, пока еще не ставшим жестоким Пиковым Лордом, Юань понял — вот он, совсем еще малыш, дикий, ждущий подвоха в любом жесте, уже переживший достаточно жестокости в таком возрасте, но в нем еще теплилась та детская наивность и открытость миру. Гибкий, как пластилин, тот, кого еще можно было изменить, воспитать и уберечь от канонной судьбы. Поначалу, когда Юань подал голос, ребенок был по-настоящему испуган. Бедный, думал сошел с ума, или что демон захватил его разум. Пришлось изрядно потрудиться, обьясняя и заверяя мальчишку в том, что нет, Юань обычный человек, который вместо перерождения почему-то подселился к нему в голову. Изрядно помогло обучение письму и чтению, с чем пришлось потрудиться, а также умение правильно надавить на жалость. Конечно, тут маленький Цинцю кое-что и сам знал, уличная жизнь научила, но и Юань внес свою лепту, отчего мальчик перестал походить на детский скелет, ребра уже не так болезненно выпирали. Юань со временем начал чувствовать, что может задвигать сознание ребенка, к которому проникся искренней симпатией, когда тот оттаял, и не мог этим не пользоваться — в моменты избиений, когда их ловили за кражей еды, или когда другие беспризорники отбирали все заработанное или сворованное, Юань ограждал сознание Цинцю, желая защитить ребенка. Причина этому не только жалость и симпатия, но и достаточно циничный повод: если злодей не переживет тяжелых невзгод в детстве, то, возможно, он и не станет злодеем? — И что, ты не хочешь захватывать мое тело? — подозрительность была ненастоящей, уж Юань-то знал, был в голове ребенка, читая все мысли. Маленький Цинцю давно уже проникся доверием, за почти год совместной жизни. Всё-таки, и он мог читать самые громкие мысли Юаня, не находя там ни единого повода быть подозрительным. Благо, Юаню повезло несколько больше чем ребенку — он мог слышать все его мысли, в то время как Цзю слышал выборочно, самые «громкие» и обращенные к нему мысли. То, что малыш был не единственным в таком уязвимом и открытом положении изрядно помогло снизить недоверие мальчика. — Нет конечно, — мысленно Юань улыбался, зная, что ребенок почувствует это, почувствует теплое отношение к нему, — я свое уже отжил, мне нет смысла захватывать твое тело. Я тут, у тебя в голове, с целью помочь тебе. Дарить тебе посильную защиту, насколько смогу, знания и развлекать тебя, избавляя от одиночества. — Я не одинок, — пробурчал малыш вслух, но Юань лишь умилился. — Я искренне разочарован в том, что не в состоянии обнять тебя и погладить по голове, малыш Цзю. Ребенок смутился и промолчал, но Юань-то слышал в голове, как он смущенно бурчит о том, что тоже бы этого хотел! Эти мысли были слишком тихие, но все же были! — Научи меня лучше новым иероглифам, я уже освоил новую сотню, идём дальше! «Какой требовательный котенок», подумал специально громко Юань, отчего малыш еще больше нахмурился, такой милый.

***

— Нет, нет, не смей! А-Цзю злился, мысленно кричал, но его голос все затихал, пока не замолк совсем. Юань облегченно выдохнул. Это повторялось из раза в раз. К его великому сожалению, Юань с малышом Цзю, который уже стал подростком, все же попались семейке Цю. Юань, как более взрослый, корил себя, но ничего пока поделать не мог. Он потихоньку изучал планировку здания, смен стражников и караула, но дело продвигалось слишком медленно из-за почти ежевечерних избиений. Каждый вечер, когда Цзю тащили на задний двор из-за надуманных провинностей, Юань закрывал малыша Цзю на семь замков, беря на себя всю боль. Юань был взрослым человеком, что, он не выдержит какие-то удары плетью или палками? Будет лучше, если это будет он, с устоявшейся взрослой психикой, чем ребенок, который из-за этого озлобится и станет злодеем. Юаню же в этом плане легче — он всю жизнь прожил с саркомой Юинга, когда кости болят даже если лежать весь день на постели. Так что, по сравнению с той жизнью, — где Юань был прикован к постели и зависим от сильнодействующих болеутоляющих, чуть ли не до морфия, где единственной радостью в жизни было чтение паршивеньких веб новел, эта боль была ничем. Тем более, вон, Цю Цзянло посматривает на ребенка в этом плане, отвратительная мразь. Юань не мог в своей голове уложить то, как можно смотреть на его недокормленного и худенького малыша Цзю таким взглядом. Уж лучше это будет Юань, знакомый с сексом, хоть и лишь по фильмам и новеллам, чем совсем ничего не знающий Цинцю, который, по сути, Цинцю ещё даже не стал. Юань осторожно прилег на жесткий матрас, наполненный соломой — соломинки кололись, но это было ничем, по сравнению с тем, что ему пришлось пережить сегодня. Не так он представлял себе секс, далеко не так — это было больно и грязно, в общем, ноль из десяти. Цю Цзянло не волновало не то, что удовольствие или отсутствие боли партнера, его не волновало даже согласие. Хоть не били сегодня, и то хлеб. Даже мазь какую-то вонючую дали. Надо бы помазать перед тем, как выпускать Цзю из-под замка далекого сознания. — Шэнь Юань! — малыш Цзю, он так трогательно злился, шипел диким и разозленным котом. Юаню от этого было ни жарко ни холодно: он был уверен в том, что и для чего делает. — Да, малыш? — Не. Смей. Называть. Меня. Так. Не тогда, когда ты поступил так несправедливо! Ты никогда не слушаешь меня, у меня свое мнение, не согласное с тобой и твоими действиями, так что иди на компромисс! Не смей делать так, как хочется только тебе! «Не то, чтобы мне очень хотелось возлечь с мужчиной, тем более этой мразью, или терпеть, хоть и знакомую, но другую боль от избиений», тихо подумал себе Юань. Цзю, похоже, его не услышал полностью, но будто шестым чувством понял, о чем он думает. — Прекрати жертвовать собой, я не фарфоровая кукла что сломается от неосторожного движения, я вытерплю! Хотя бы половину, раз уж делим одно тело, — Цзю был по-настоящему злым, и Юань понимал это. Но опять же, ничего менять не будет. — И… это что, боль в заднем проходе? — у Юаня сжалось сердце от чужого неверия и неприятия. — Пойми, я не могу позволить тебе пережить это, я как мать, что сделает что угодно, лишь бы ее драгоценное дитя не плакало, не узнала боли. — Но ты мне не мать. — Я понимаю, но для меня ты столь же драгоценен, как и ребенок для матери. — Да и где ты такую мать нашел, а, вон, скольких младенцев выкидывают в реку или оставляют в каком-то темном переулке, — Цзю цинично фыркнул, это для него не было ничем новым. Как и то, что Юань до сих пор, видя исхудавшие трупы на улице, еле сдерживал маты, источая вселенскую грусть всей своей эфемерной душой. Он был нежным, слабым, но все же брал на себя больше, чем может выдержать! — Не волнуйся, это мне не повредит, — Юань послал успокаивающую волну, зная, что та дойдет до получателя. И хоть не полностью, но успокоит жар гнева. — Я обещаю. Когда вырасту, не позволю тебе забрать ни грамма моей боли. — Конечно, А-Цзю, а теперь ложись спать.

***

Поместье горело красиво. Юань не оставил никого в живых, как бы ему не было жаль прислугу. Хотя, вспоминая, что та самая прислуга и порола его с глумливыми улыбочками, и избивала палками, и затаскивала в комнату Цю Цзянло, прекрасно зная, что мразь будет делать с подростком в закрытой комнате, жалость как по-волшебству испарялась. — Хорошее решение, — одобрил А-Цзю, наслаждаясь теплом огня, доходящим даже до них, стоящих в десятках метров. — Но в следующий раз когда захочешь кого-то убить, то доверь это мне. Не хочу потом слушать твои завывания о том, что ты теперь убийца. И хоть А-Цзю и говорил вроде бы жестокие вещи, но делал это из беспокойства и любви. — Я не буду жалеть о сделанном, малыш, завываний не будет, я шел на это решение с трезвым умом и в здравой памяти. Я не нежный лотос, чтобы плакать и жалеть о том, на что решился сам. Во мне достаточно мстительности и злости, что бы ты обо мне не думал, иногда и я могу быть жестоким. Просто это совершенно не относится к тебе. «Ну да ну да, я иногда думаю, что ты мой ангел хранитель, истории о которых ты рассказывал. Не выдумал же ты это, а знаешь делом, потому что им и являешься», тихие мысли, почти неслышные, и Юань не стал вслушиваться, сохраняя хоть капельку приватности А-Цзю, наблюдая за ярким пламенем.

***

Юэ Циньюань… Когда Юань читал новеллу, то, естественно для Самолета, персонаж и его история не были раскрыты читателю. Про него вообще ничего не было известно кроме того, что он во всем потакал Шэнь Цинцю, неизвестно почему. Теперь Юань знал, почему. Он вовсю потакал оригинальному злодею из-за чувства вины. Бросил в детстве, убежав от семейки Цю, не попавшись им. Обещал забрать, но в итоге не пришел и не спас. Юань с А-Цзю выбрались сами. Малыш верил в почти брата, верил, что он вернется и исполнит обещание. Но тот не вернулся ни через год, ни через два. А тогда Юань вместе с А-Цзю уже и сами сбежали, долго скитались по дикой природе, добираясь пешком до знаменитой школы заклинателей Цанцюн, где и встретили Ци-гэ, сейчас он звался Циньюанем, будущий глава школы, гордый преемник. Не описать злость предательства А-Цзю, когда тот понял, что названный брат просто забыл о нем, забыл об обещании вернуться и забрать из этого ада. — Зато теперь ты знаешь, что стоит полагаться только на себя. В этой жизни было, есть и будет достаточно людей, что готовы пойти вверх по головам, лишь бы дойти до успеха и власти. Одним больше, одним меньше. Конечно, грустно, что это оказался Ци-гэ… — Не смей называть этот мусор прежним именем! — Юань благополучно заткнулся, давая его малышу выплеснуть эмоции. — Нет, ну ты видел его взгляд побитой собаки? Как осознал, что это я, так стал будто другим человеком, будто это он тут бедный и несчастный, которого бросили! — Хм, может, у него были причины? — Например нашел теплое местечко под солнцем и не захотел мараться о рабскую грязь? — А-Цзю горько хмыкнул. — Некоторые люди, добившись успеха, становятся совершенно другими, — согласился Юань. Он хоть и не был близко знаком с Циньюанем, не был в их совместном детстве, так как при вселении Юаня А-Цзю начал отдаляться от других беспризорников, но все же был шапочно с ним знаком пару лет. И было горько от того, что такого не ожидал даже он. — Зато у меня есть ты, и ты никогда не предашь, мы ведь делим одно тело. Я — это ты, а ты — это я. — И то верно, — Юань улыбнулся и взял под контроль правую руку, потрепав сам себя, а точнее А-Цзю по голове. — Сейчас нам надо стать первым учеником старого учителя, чтобы после его возвышения занять его место. — А не высоко ли замахиваешься? Жалкий сирота, уличный ребенок, раб — и на месте Пикового Лорда? — Мы сможем. Я знаю. — уверенно сказал Юань. Уж он-то лучше всех в этом мире знал, кем станет его малыш А-Цзю. Хоть уже и давно не малыш.

***

Юань осознал себя, готовый очнуться на больничной койке в своем старом теле. Тело не слушалось, было будто ватным. Послышался успокаивающий голос А-Цзю. Если это галлюцинация, то он не хочет открывать глаза. Но открыть пришлось, когда голос стал обеспокоенным. Сначала Юань увидел лишь светлые и темные блики, а после глаза сфокусировались на теперь мужчине, на таком родном и знакомом лице, которое он видел всю свою жизнь в прежнем, болезненном теле, и которое много лет, но в более красивом варианте, видел в отражении глазами А-Цзю. Он облегченно выдохнул, а после осознание накрыло его. Юань громко и ярко засмеялся, немного скрипяще, как звук стеклоочистителя, так как голосовые связки растительного тела никогда прежде не использовались. — У МЕНЯ СВОЕ ТЕЛО БОЖЕ МОЙ! — Юань не сдержал слез, смотря вниз на свои и только свои руки, щупал лицо, — Столько времени прошло, ощущения совсем другие, отличные от тех, когда я управлял нашим те… то есть, твоим телом. — Нашим, — поправил нежно А-Цзю, не отрывая от него глаз. Он будто не мог насмотреться, не мог насладиться. А-Цзю первым приблизился к нему, нежно обнимая, а Юань… он впервые по-настоящему расплакался в этом мире. — Я так боялся, что ничего не получится, что я не увижу тебя снова, — Юань всхлипывал, крепко вцепившись в чужие одежды, — мой малыш, как я без тебя… — То же самое могу и сказать в твою сторону, — сдавленным голосом, дрожащем, будто его малыш еле сдерживает слезы. О нет, это заставило сердце Юаня сжаться и еще более горько начать всхлипывать. — Я без тебя не смогу больше, ты как моя самая главная часть, моя вторая половинка души. Если бы ничего не получилось, я бы потерял желание жить. Он всхлипнул. Юаню сталось еще горше. — Не говори так, не начинай, а то я не смогу остановиться плакать. — Хорошо. Просто знай, я очень, очень рад, что ты снова со мной. И теперь я могу обнимать тебя, быть рядом, защищать и оберегать. — Пх, я сильный и не нуждаюсь в защите, и сам могу за нас постоять. А, ой, за тебя и за меня. — Продолжай говорить о нас как об одном, А-Юань. Никогда не прекращай. — Хорошо. И уже Цинцю, а не Цзю, исполнил обещание о защите и любви. Юань никогда не испытывал ни к кому такой нежности, любви и благодарности. — Теперь ты можешь ни о чем не переживать. Я буду рядом с тобой, как ты был со мной.