Породистый волк

Чарли Уизли — обоятельный профессор Хогвартса, который любит животных и яблочную шарлотку. Его жизнь была обычной серой нитью, которая тянула за собой его тщетные дни жалкого существования, пока эту нить не подхватила Каролина Люпин-Блэк, начав наматывать её на себя и сделав его рабом её образа. Через чур по-Шекспировски, да? Плевать, это же правда. Чарли проверял задания учеников, но стоило дойти до эссе Каролины, как буквы превращались в маленьких, танцующих танго человечков. Он мотал головой, чтобы те вновь стали текстом, но тогда, её образ лишь крепче оседал в сознании. Когда Уизли все же смирился, что ему не выкинуть загадочную Люпин-Блэк из мыслей, он отложил работы и приложил руки ко лбу. Он провёл по волосам, прилизывая их, от чего они лишь больше разлохматились. Рубашка была расстёгнута на целых четыре пуговицы: какая разница, насколько он раздет, если сейчас вечер и Чарли один в кабинете? Разница большая, ведь покой учителя — не вечен. В кабинет врывается тот самый ураган его собственных мыслей, который снова заставил его мозг взорваться тысячью фейерверками.       — Люпин-Блэк, что ты здесь делаешь? — Он старался сделать свой тон максимально спокойным, чтобы сбить мысли о ней. Хотя, навряд-ли это возможно, когда она тут, перед ним. — Поздновато даже для ваших вылазок.       — Как поживаете, профессор? — Непринуждённо сказала Кора. Клетчатая рубашка коричневого цвета, заправленная в джинсы и застёгнутая только на нижние пуговицы, была спущена на одно плечо, чёрный топ, и несколько цепей: медальон на котором была буква «B» — Чарли предположил, что на обратной стороне «L» — цепь с полумесяцом и ещё одна — с собачьей лапой. На губах был еле заметный розовый блеск, а глаза впервые не были подведены подводкой — только тушь. Он так пристально её рассматривал, что под его взглядом, Кора схватилась за край рубашки, но чтобы не показать смущения начала приближаться к профессору.       — Я сдала вам некорректное сочинение. Там допущена фактическая ошибка. Вы его уже проверили? Я могу исправить работу? Он вспомнил про танцующие буквы, прокашлялся и положил ладонь на работу Каролины.       — Работу нельзя исправить после сдачи. Это всё?       — Вы не ответили на мое приглашение тогда, в «Трёх мётлах». Да или нет?       — Каролина, мы…       — Слишком разные в возрасте? Бросьте, четыре года — это смешнее Рона на роликах! Поверьте, зрелище уморительное! Он слабо посмеялся и встал с места, обходя стол и садясь на его край.       — Мисс Люпин-Блэк, чего вы добиваетесь?       — Всего, чего хочу. Профессор, вы ведь не думаете, что я шучу? Поверьте, я крайне искренняя в своих чувствах. Стала бы я нарушать правила своего отца-декана, не будь серьезной с вами?       — Во-первых, если хочешь говорить со мной о чувствах, то не называй профессором. Это отталкивает.       — Ладно, Чарли — брат моего друга. У вас хотя бы на секунду мелькнула мысль обо мне? — Её явно не летние ботинки стукнули по полу и звук разнёсся по кабинету. — На одну секунду.       — Ты хочешь знать правду? Думал. Но это…       — Не меняет разницы в возрасте, знаю! Но, как я вам уже сказала, четыре года — не большая разница. Позвольте мне быть с вами честной. Вы мне нравитесь. Не в шутку! Я хочу от тебя такой же честности, Чарли. Её взгляд был полон надежды и любви. Словно маленький щенок просил похвалы за выполненную команду, но более точным сравнением было бы — волк, просящий места погреться. Эти прекрасные глаза, цвета зелёного льда, обворожительные и по-волчьи невинные. Он не видел в ней никого, кроме маленькой волчицы, которая пока не успела стать врагом леса, а лишь следовала за стаей, обучаясь всему на ходу. Она просила обучить её чему-то новому, неизведанному. Он молча согласился. Чарли подошёл к Каролине и наклонился к ней, ожидая, что та отступит, но Кора не сделала ни шага, она лишь качнулась в его сторону, ожидая продолжения.       — Ты самая прекрасная девушка, которую я знаю, Каролина, но если я сейчас сделаю то, что хочу, то все изменится. Скажи, что готова. Прошу тебя… Он чувствовал запах этого кофейного геля, чертова геля для душа, который никак не выходил у него из головы! Чарли просто пьянел, чувствуя этот запах, и сейчас его сдерживало лишь безграничное уважение к её личным границам.       — Я никогда и ни о чем не жалею. Он поцеловал её. Поцеловал так, как никто прежде не целовал: его губы были со вкусом чёрного крепкого чая, они заставляли её подстраиваться под поцелуй. Она обхватила его шею обеими руками, надеясь, что он её не отпустит; он не отпустил. Чарли положил одну руку ей на щёку, убирая светлые волосы с лица, а второй взялся за её талию, прижимая к себе. Он не был таким, как все остальные. Чарли был напористым, но даже через поцелуй проявлял должное уважение к её желаниям, позволяя руками бродить по его телу. Она была на вкус, как поздняя весна, как шоколад с орехами или, как редкий цветок. Они всё ещё держали друг друга в крепких объятиях, но уже не целовались — просто стояли.       — Мою пропажу заметят. — Тихо сказала Кора, возвращая дыхание в норму. Каролина ушла, оставив Уизли в ещё более ужасном состоянии, чем до её прихода. До этого он мог притвориться, что симпатия мимолётная, но теперь он не мог себе лгать. Не мог лгать ей.