Это лето

На лагерь опустилась тьма. Дети давно уже веселились в царстве Морфея, а у вожатых только-только закончилась ежедневная планерка. К концу смены сил практически не осталось, однако послезавтра — вожатский концерт, и нам предстояло хорошенько к нему подготовиться. Вожатые уселись в актовом, а Кристина сидела на сцене с планшетом в руках. Остальные, кто не был на планерке, только подтягивались к назначенному времени. Я пришла вместе с Катей и Толей, неся своему напарнику кипяток в термостакане и пакетик с растворимым кофе. Себе я уже открыла «Редбул». — О, Вика, наконец ты здесь, — отложив планшет, Кристина пригвоздила меня к полу злобным взглядом и встала. — Что вы двое тут устроили? — ее голос резко перешел на крик, и я даже вздрогнула, вовсе не ожидав, что она сменит свой тон. — Прямо на дискотеке! При детях! Рассыпаясь обвинениями, Кристина размахивала руками и орала. Ее крик, казалось, достал до каждого темного уголка в лагере. Егор подозвал меня к себе, и когда я села рядом, незаметно приобнял за талию. Он чувствовал, как я дрожала, но мне вовсе не было страшно под испепеляющим взглядом старшей вожатой: я тонула в обиде, что заглатывала меня словно болотная трясина. Мне стало казаться, что все косяки других вожатых нарочно были приуменьшены на фоне моих и моего напарника проступков. Не выдержав, я подскочила на ноги, а баночка «Редбула» свалилась с глухим ударом на пол. Уровень раздражения во мне из-за одной фразы, что Кристина выплюнула в порыве гнева, вырос до космических высот. Я знала старшую вожатую очень давно, и мне было, чем ее попрекнуть. Но я держалась до последнего, а между тем Кристина подходила к черте моего терпения. — Ладно Егор, он не знает ни границ, ни вожатской этики, — произнесла старшая вожатая с особым недовольством, глядя на меня с прищуром. — Но ты, Вика! Ты меня разочаровала. Прежде, чем что-то щёлкнуло у меня в голове, со своего места вскочил Егор. Он подошёл к Кристине вплотную, отчего та даже попятилась назад, и совершено ровно, низко сказал: — Ты бы своими делами занялась, другие проблемы решала, а не лезла к нам. Весь день Вика то, Вика се, будто она — причина всех бед этого лагеря. Я заметила, как Егор дернул рукой, но в кулак ладонь не сжал. Он оставался на своем месте, в то время как Кристина не могла успокоиться, а взгляд ее метался от одного вожатого к другому. Она словно ждала, что кто-то встанет на ее сторону, но, казалось, никто не хотел стать частью этого конфликта. — Егор — мой лучший напарник. И ты не права, назвав его далеким от вожатской этики. Несмотря на то, что он не сдавал ни единого гребаного экзамена, мой напарник может стать хорошим примером для других, — мне не удалось выравнять тон, и я прогремела на весь актовый зал. — Он меня понимает и поддерживает, и даже если я косячу, — я сделала паузу, чтобы сделать на этом особый акцент и дать себе фору отдышаться и взорваться с новой силой, — и даже если я косячу, он помогает мне решить проблему, а не кричит как полоумный. При детях, при всех. И не срывают эту гребаную дискотеку, которую так ждал весь лагерь, чтобы пристыдить нас перед всеми! Я все еще не могла поверить, что это случилось: Егор поцеловал меня во время медленного танца, а Кристина вылетела на сцену, в микрофон заорала, чтобы Артем остановил музыку, и «дискотека окончена, скажите спасибо вожатым первого отряда». Внутри меня все горело, будто я проглотила раскаленный, пылающий клинок. Дыхание никак не могло прийти в норму, моя грудная клетка едва сдерживала сердечный пляс. Егор развернулся ко мне и взял за руку, сжал пальцы, и взгляд его, теплый и добрый, немного осадил меня. Я больше не хотела разговаривать с Кристиной, ее образ на фоне всего, что произошло со мной за смену, только портил картину. — Ладно, хватит, — сказала она вдруг, поднявшись на сцену и вцепившись в свой планшет. — Нам готовиться надо к закрытию смены, — и, не глядя ни на меня, ни на моего напарника, добавила. — Есть идеи номеров? Или пойдем по классике?        Ближе к четырем репетиция закончилась, и мы, сонные мухи, разбрелись по корпусам. Я все еще не могла отойти от мысли, что смена для меня испорчена, и шла медленно, опустив голову. — Да ладно тебе, Вик, все же хорошо, — попытался подбодрить меня Егор. Он и сам понуро смотрел на свои черные кеды. — Нас не уволили, а то, что Кристина поистерила, еще ничего не значит. — Кристина все испортила, — я покачала головой, остановившись в дверях нашего корпуса и оглянувшись назад. — Эта смена значит для меня многое, а она очернила все хорошое, что произошло за эти дни. Одним взмахом руки. — Этого быть не может, — ответил Егор с легкой улыбкой и не смог сдержать зевок. Поморгав, он приобнял меня за плечи прежде, чем мы вошли в корпус. — Столько хорошего не может затмить одна маленькая клякса. Тем более, больше уж точно ничего не случится. Через два дня мы разъедемся. Может, с чем-то я была и согласна. Однако та мысль, что совсем скоро мы разойдёмся, закралась мне глубоко в душу. Теперь я не могла просто так отпустить ее.        После обеда, уставшие от часовой репетиции финального танца первого отряда и сытые, мы вернулись в корпус. Дети тут же разошлись по комнатам, едва живые и сонные, подгоняемые к кроватям летним зноем и усталостью, накопившейся за смену. Егор открыл дверь вожатской и пропустил меня вперед. — Наша «Мафия» и правда крутые. Ребята показали себя даже лучше, чем я ожидал, — сказал он воодушевлено, оглядывая коридор, чтобы убедиться, что все ребята в своих комнатах и не снуют туда-сюда. — А ты знал, что успех отряда на приличное число процентов зависит от вожатых? — спросила у него я. — Так говорит теория. Но и на деле — это чистая правда. Сняв футболку, влажную от танцев вместе с отрядом, я надела легкую майку. Егор закрыл дверь вожатской, сел на кровать и тоже стянул «верх». — Оно и понятно, ты замечательная вожатая, — ответил мой напарник. — Только не говори, что ты имела ввиду не себя. Цокнув, я села к Егору и выпрямила ноги. Они гудели после репетиции, а жара сделала их неподъёмными. Я должна была сразу себе во всем признаться. Но только сейчас, когда вчерашняя ситуация улеглась и когда я наконец смогла хоть немного притупить ее в себе, я поняла, как прониклась своим напарником. Егор сознался, что хотел меня поцеловать. И мне пора было ответить ему: я бы тоже хотела, чтобы он это сделал. — Давай после полдника отведем отряд в актовый? Мы им еще в начале смены обещали посмотреть один фильм, — предложил вдруг Егор. Его рука легла мне на поясницу, а кончик носа прижался к моему виску. — Неужели ту сопливую мелодраму? — хихикнула я. — Где только и делают, что борются за любовь и вечно целуются? — Ага, — кивнул мой напарник, обнажив зубы в улыбке. — Мы можем даже разыграть ее сейчас. Давай оставим только второе, м? Я снова ощутила этот необъяснимый прилив чувств. Они захлестнули меня, я прикрыла глаза, и лицо обожгло, словно у меня поднялась температура. Егор наклонился ко мне, чтобы поцеловать. Его мягкие губы коснулись моих, я ответила так податливо и нежно. Находясь в смятении, я совершено утонула в своих чувствах и перестала беспокоиться о том, что происходит вокруг: не прислушивалась ни к шуму в коридоре, ни к звукам на улице, даже наплевала на то, что теперь Кристина за нами наблюдала с особой пристальностью. Словно то, что Егор целовал меня, было правильным и не шло в разрез с тем, чего я привыкла придерживаться. Все было совершенно по-другому. Мне не хотелось убежать, прятаться от кого-то. Наоборот, я даже не спросила, закрыта ли дверь вожатской. Поцелуй был спокойным, словно Егор нарочно растягивал его, сминая мои губы своими. Он надавил мне на спину, притянул к себе, посадил на колени и обнял. Он — с кепкой наоборот, в растянутой майке и с татуировками, я — с распущенными, волнами спадающими на плечи волосами, пестрыми фенечками на запястье и потрёпанными «Вансами»; мы как два беспечных подростка в родительской квартире, пока те на работе. Отстранившись от меня, Егор прижался к моему лбу своим. Я не решалась открыть глаза: неужели боялась, что это все окажется лишь моей фантазией? Мой напарник крепко обнял меня, не сказав ни слова и уткнувшись мне в шею, а я обвила руками его шею, слушая его мерное дыхание. Все было слишком хорошо, чтобы закончиться через три дня.        Собравшись смотреть фильм всем отрядом и специально опустив плотные шторы, чтобы затемнить помещение, мы с Егором уселись позади всех, на самом последнем ряду. Мне совершенно не хотелось смотреть мелодрамы, учитывая мою чувствительность, но так мы могли растянуть время, проведенное вместе. Егор это тоже понимал. Я прижалась к нему, стоило моему напарнику меня обнять, и он коснулся губами моего виска. Я все еще пыталась понять, как умудрилась влюбиться в своего напарника. В того, кого считала близким мне человеком, но лишь потому, что мы делили один отряд на двоих и отлично сработались. Пыталась вспомнить, в какой момент стала смотреть на него по-другому, и сообразить, когда Егор почувствовал, что хочет меня поцеловать. Здесь и сейчас, казалось, я вовсе забыла про Артема, что то и дело напоминал о себе и ворошил мои обиды. Мой напарник обнимал меня, пальцем рисуя узоры на предплечье, а губы оставляли беспорядочные поцелуи на лице. Дети были увлечены фильмом, и едва ли кто-то из них повернулся бы к нам. — Не хочешь после отбоя прогуляться по территории? Сесть в какой-нибудь дальней беседке подальше от глаз, — прошептал Егор, когда на экране началась напряжённая сцена ссоры. — В четыре утра? — хихикнула я, все еще пытаясь догадаться, почему я так стала реагировать на слова Егора. — У нас сегодня опять будет репетиция. — А? Черт, фигово, — мой напарник поджал губы и выпрямился, успев отодвинуться прежде, чем на пороге появилась Кристина. Он знал, что мне едва ли хотелось продолжать наш конфликт, поэтому сам держал между нами дистанцию, когда рядом была старшая вожатая. Задержав взгляд на Егоре — со мной, казалось, Кристина не хотела сталкиваться вовсе — она что-то сказала про себя, едва пошевелив губами, и вышла на улицу. Я и не заметила, как задержала дыхание, стоило ей появиться, но мой напарник отшутился, и меня отпустило. Я сжала его ладонь. Три гребаных дня.        После вечерней репетиции, когда солнце близилось к горизонту, и на лагерь опустилась прохлада, весь первый отряд вернулся в свой корпус. До ежедневного похода к врачу оставалось больше часа, и мы с Егором собрали ребят в одной из комнат на «свечку». Не хотелось растягивать, ведь финальный, самый долгий, самый яркий и самый трогательный огонек будет завтра. Однако каждый из нас, вожатых, чувствовал, что отряду есть, чем поделиться. Усевшись по кругу на сложенных пледах и поджав по себя ноги, ребята замолкли. В моих руках мерцала свеча. Я купила ее несколько лет назад в «Икее», и до сих пор она была со мной, из смены в смену. Егор молчал, ждал, когда заговорю я. Мне хотелось поговорить о многом, хотелось начать со слов «уже послезавтра мы с вами разъедемся», хотелось успеть все за эту ночь, чтобы отложить в памяти как можно больше об этих ребятах. С трудом верилось, что уже завтра придется подводить итоги. Еще в начале смены этот факт казался лишь далеким будущим, но сегодня он заставлял мое сердце биться чаще. — Когда я была маленькой, я мечтала стать учителем, — начала я без лишних предисловий и приветствий, даже не напомнила важные правила, как делала обычно, проводя «огонек». — Несколько лет грезила этим, считала эту профессию самой лучшей и чуть ли не единственной важной во всем в мире. Свеча мерцала, и сотни огоньков-теней плясали по стенам детской комнаты. Под ладонями я ощущала тепло, невесомое и едва уловимое. Мое сердце практически перестало биться: ничто не должно было нарушить идиллию «свечки». Взгляд Егора остался где-то далеко за пределами лагеря: хоть мой напарник и смотрел в окно, я была на сто процентов уверена, думал он совсем не о том, что происходило вокруг. Егор не раз говорил мне о том, что из «огонька» в «огонек» он все больше задумывается о том, что происходит в его жизни. — Однако я закончила университет совсем по другой специальности и когда поступала, уже даже не думала подавать документы на педагогический факультет, — добавила я после небольшой паузы, дав детям подумать над моими словами, которые наверняка пробудили в них самих определённые вопросы. — У меня совершенно другой диплом, инженерная специальность, а я все равно здесь. Я все равно в лагере, я все равно вожатая, я все равно работаю с детьми. Это было чистой правдой. С самого детства меня тянуло к детям, я хотела быть для кого-то примером и учить. Учить чему-то творческому, чему-то важному, без чего просто невозможно представить полноценное взросление. Я чувствовала, что в этом было мое предназначение, ведь время от времени я работала репетитором — снова с детьми и снова в сфере педагогики. — Эта смена многим меня обогатила. Перед ее началом я знала свой дальнейший путь, и сейчас понимаю, что выбрала его правильно. Ведь ни для кого не секрет, что я больше не вернусь в лагерь. Но без детей, кажется, я больше не смогу, — наконец закончила я и задержала дыхание, чтобы пламя свечи, что колыхнулось с моим выдохом, не погасло. — Вы уже на пороге взрослой жизни. Кто-то только заканчивает девятый, десятый классы, но в нашем мире даже в эти годы уже нужно знать, куда идти дальше. Поэтому я хочу спросить: кем вы хотите стать. Говорил только тот, у кого в руках была свеча. Это правило было важным, ровно как и поддержка: хлопали мы после ответа каждого, но так, чтобы поддержать общий тон «свечки», негромко стучали кончиками пальцев по полу. Кто-то мечтал стать врачом, чтобы спасать жизни, кто-то грезил баллотироваться в президенты; были и те, кто не определился с будущей профессией. Каждый стремился ответить, и Егор даже шепотом сказал мне, что с каждой такой встречей разговоры ребят становятся все длиннее. Мой напарник не переставал удивляться открытости нашего первого отряда. Когда дошла очередь до Егора, он сделал небольшую паузу прежде, чем начать свой рассказ. Смотрел на пламя свечи, а после обвел взглядом собравшийся вокруг отряд. — Я даже не знаю, с чего начать, — улыбнулся он, взглянув кротко на меня, и снова опустил взгляд на пламя. — Я всегда грезил музыкой, и сейчас понимаю, что то, чем я занимаюсь — именно то. То самое, ради чего я живу. Он опять замолчал. Ребята взволнованно стали перешёптываться, а я лишь приложила палец к губам, чтобы успокоить их и наладить тишину. — Я собираюсь и дальше двигаться в своем направлении, а эта смена в лагере принесла мне столько вдохновения, сколько я не получал за последние годы. Слова благодарности, пожалуй, я все же скажу завтра. А сейчас давайте просто обнимемся. Финально обнявшись после «свечки» — еще одна замечательная традиция, мы стали расходиться по комнатам. В моих руках еще дымилась свечка, и я разгоняла дымок, чтобы он рассеивался как можно скорее. Егор остался у комнаты девочек. Меня догнали Олег и Ваня. Я не переставала удивляться, как эти двое даже после всех перепалок и недомолвок умудрились сохранить дружбу. Первый приобнял меня за плечо и отвел в холл, где стояли диваны. — Виктория Максимовна, нас вот что интересует… Не успел он договорить, как на весь корпус завыла сирена. Из колонок полилось «Внимание, произошло задымление, немедленно покиньте помещение…» Мальчишки разбежались по комнатам, чтобы найти источник, ведь на мою свечу уже никак не могла сработать сигнализация. А я же ринулась к щитку — выключить сирену, по пути набирая номер Кристины, но абонемент был недоступен. Егор выгонял всех в холл. Со второго этажа бегом спустился Влад. На лице его отразился целый спектр эмоций: и гнев, и испуг, и волнение. — Не могу дозвониться до Кристины, — кинул он прежде, чем выбежал из корпуса и ринулся в сторону администрации. — И я, — только и успела ответить я, а Влада уже и след простыл. Открыв щиток, я стала искать ключ, а оглушительная сирена била по вискам. Клянусь, если бы сигнализация сработала посреди ночи, я бы долго не смогла заснуть. Ключ завалился в маленькое углубление, я пыталась поддеть его пальцем, и когда наконец сделала это, прижала в точке отключения. Разблокировка сработала, сигнализация утихла, но щиток все еще мигал всеми лампочками. Со второго этажа спустилась Катя. За ней, опустив голову и засунув руки в карманы, спускался паренек из второго отряда. Вожатая, поравнявшись со мной, кивнула на него и цокнула. — Как можно было додуматься закурить электронку в туалете, — пробурчала она, покрутив в руках устройство. — Влад его убить хотел, — добавила с легкой улыбкой. — Не знаю, как он собирается выгораживать Макса перед Кристиной, чтобы его завтра не забрали родители. Егор, собрав весь первый отряд в холле у входной двери, подошел к нам. — Что случилось? — спросил он, а Катя повертела перед ним электронкой. — У кого мозгов хватило.? — и, обернувшись к ребятам, громко похлопал. — Отбой, все в порядке, расходимся. Те, кому надо к врачу, надевайте кофты и возвращаемся в холл. Остальные — собираемся спать.        На планерке Кристина опять кричала, но под ее гнев на этот раз попал Влад, который благородно пошел вместо своей напарницы. Он привычно сидел рядом со мной и смотрел сквозь старшую вожатую, потому что сил ее слушать больше не было. Когда планерка наконец закончилась — нам напомнили про финальный концерт, про «огоньки», про сборы, про обмен вожатыми для подготовки прощальных номеров от отрядов — остальные вожатые подтянулись на репетицию. Поставив рядом со мной баночку «Редбула», припасенного мной как раз на последние дни смены, мой напарник протянул мне руку. С его появлением негативное поле, собравшееся вокруг меня во время планерки, мгновенно рассеялось, и даже появились силы на ночную репетицию. — Давайте прогоним сначала танец, а потом займёмся сценками, — подал голос Толя, и все его поддержали. Танец за танцем, сценка за сценкой, глаза стали слипаться, ноги уже едва ходили. Я держалась на последних глотках «Редбула», когда Егор еще умудрялся шутить и подбадривать меня. И когда Кристина наконец отпустила нас, в голове не прекращала играть мелодия с последней прощальной сценки. Егор, взяв меня за руку, свернул к бассейну и повел за собой. — Нельзя здесь находиться ночью, — прошептала я, покосившись на старшую вожатую. — Думаешь, нас выгонят за день до разъезда? — усмехнулся Егор. — Конечно, не хотелось бы, но я не думаю, что Кристина настолько «того». Я пожала плечами. Мой напарник сел на край бассейна, оставив резиновые "Кроксы" недалеко, и свесил ноги в воду. Я села рядом. Звёздное небо тонуло в водной ряби бассейна. Прохладный ветер трепал волосы, но нагревшаяся за день вода не давала замёрзнуть ногам. Егор обнял меня, привычно крепко и ласково. — Полгода назад я не думал, что буду обниматься с девушкой без навязчивой мысли затащить ее в постель, — признался вдруг мой напарник, и я подняла на него глаза. В моих все еще мерцала луна, на которую я засмотрелась. — Почему? Неужели ты и правда такой ловелас, про которого пишет пресса? — я вскинула одну бровь, на что Егор лишь пожал плечами и лукаво улыбнулся. — Мы с девушкой расстались. Она предпочла карьеру, — мой напарник глубоко вздохнул и увел взгляд. — А я хотел построить с ней семью. Мы долго встречались. Недолго помолчав, я положила голову ему на плечо. Егор крепче сжал ладонь, что лежала у меня на талии, и губами коснулся моих волос. — Она была очень дорога тебе, — негромко сказала я, скрывая волнение, — ты часто думаешь о ней? Егор так ничего и не ответил. Он болтал ногами в воде, разгоняя отражения Луны и звезд по водной глади бассейна. Неумолимо быстро приближался новый день.