Я чувствую такую странную заполненность внутри

      День был ясным.       Можно ли желать лучшего? Итэр в приподнятом настроении шёл на посвящение в студенты. И хотя был последний день лета, парень не переживал об учёбе, которая начнётся уже завтра: в школе он учился хорошо, чуть ли не лучше всех наравне с Люмин, поступил в самый нахваленный технический вуз страны, заселился в общежитие несколько дней назад. Не жизнь — сказка! Итэра это даже немного пугало: детство, конечно, было не самым солнечным. Родителей он не помнил, где родился — не знал, сбежал из приюта вместе с сестрой. На улице их нашла и приютила Джинн. Воспоминания были неприятными, но парень принял их давным-давно и смирился.       — Всем привет!       На такие простые слова будущие одногруппники откликаются радушно и весело, как Итэр и любит. Сегодня всех первокурсников собрали во дворе университета, чтобы толкнуть красивую торжественную речь и сто миллионов раз сказать, что их вуз самый лучший. Народу было много, но это, наверное, добрая часть не пришла, не сочтя нужным объявиться. Собственно, Итэр бы тоже не пошёл, если б не хотел перезнакомиться со всеми более-менее заинтересованными. Около десяти человек стояли возле памятника отдельно от толпы и изредка перекидывались дежурными фразами. Здесь группа Итэра условилась встретиться и провести это невнятное мероприятие.       — Привет!       — Доброе утро!       — Утречка.       Неловкие приветствия посыпались со всех сторон. Итэр дал пять каждому, спросив дежурно, но как можно более солнечно и искренне:       — Как дела? Как настроение?       — Отлично! Сегодня заезжаю в общагу, и вообще приехал только сегодня! — раздалось громче всяких «Нормально», «Не жалуемся» от высокого рыжего парня, которого Итэр по имени пока не знал. — Чуть чемодан в аэропорте не оставил, а Тэвкр как всегда убежал куда-то…       Его жизнерадостный трёп не был особо интересен, но кто-то непроизвольно слушал, а Итэр подошёл поближе, чтобы было лучше слышно.       На балконе здания выстроился хор в красном и затянул какую-то песню. Вперемешку звучало гудение скучающих студентов.       Группа разделилась по два-три человека и молчала, изредка обращаясь к старосте. Нин Гуан кратко говорила о расписании, учёбе и прочем студенческом. Иногда её импульсивно перебивал рыжий парень, но остальные слушали внимательно. Только Нин Гуан сама мало что знала, но на все вопросы отвечала спокойно, ничем не выдавая своей неосведомлённости: казалось, что она в курсе всего, что происходит.       Постепенно Итэр перезнакомился со всеми. Рыжего выскочку, как мысленно он его окрестил, звали Тарталья, и прилетел он откуда-то из-за гор, где, считалось, сыро и холодно круглый год. Новоиспечённым приятелем Чун Юня, с которым Итэр познакомился ещё два дня назад в общежитии, был Син Цю, живущий где-то в центре города — они проболтали вместе всё мероприятие. Кэ Цин — соседка Нин Гуан — стояла с хмурым видом, будто пришла сюда насильно. Величественно и отчуждённо прислонился к памятнику сосед Итэра по комнате Кадзуха, но внимательно ловил каждое слово разговаривающих.       Наиболее ярким и приставучим оказался Тарталья, успевший не только переспросить у всех, кто откуда и почему решил сюда поступить, но и пофлиртовать с некоторыми, даже с кем-то из толпы. Эти кто-то, конечно, с неприязнью отворачивались: всё-таки считалось унизительным принять комплимент парню от другого парня. Девушки хихикали, а Итэр мысленно отметил, что Тарталья — человек широких и свободных взглядов на жизнь, а значит, с ним стоит познакомиться поближе.       Когда официальная часть закончилась и первокурсников повели к другому входу в здание на концерт, Тарталья предложил всем пропустить это и пойти в кафе всем вместе.       — За знакомство! — И все сразу воодушевились: ещё бы, в такой чудесный день хорошо провести время в приятной компании! Студенты, как оказалось, были сегодня свободны, и, единогласно согласившись, они пошли обратно, чтобы выйти на пешеходный проспект поискать нужное заведение. Некоторые, правда, всё же откланялись и пошли в сторону метро — с ними тепло попрощались.       Итэра предложение Тартальи не смутило: всё равно планов никаких у него не было. Вообще этот парень казался тем ещё заводилой и задирой: шумно говорил, беспорядочно двигался и размахивал руками, прикоснулся к каждому знакомому — но Итэр отметил для себя, что движения Тартальи были аккуратными и точными, как у бойца, а походка уверенная и чёткая, что парень невольно засмотрелся. И отдёрнул себя, когда к нему обратился Кадзуха. ***       — Ордо Фавониус, общий сбор!       Дети сгрудились возле песочницы, а потом, пихаясь и толкаясь, выстроились в неровный ряд перед Эмбер, главной заводилой их большой банды. Позади неё стояла смущённая вниманием других взрослых на площадке Джинн и улыбающаяся Лиза, её подруга. Ещё бы: женщины вдвоём пришли с оравой детей, да и Джинн была в фуражке и с деревянным мечом в руках.       Сегодня было посвящение в рыцари, и это, конечно, была идея Лизы, которая хотела таким образом сплотить Люмин и Итэра с остальными ребятами из школы. Близнецы робко стояли чуть в стороне, но получилось так, что в шеренге они встали посередине, и все им тепло улыбались. Эмбер припрыгнула в начало колонны, отдав честь Джинн. Дети повторили за ней.       — Что же. — Женщина последний раз бросила взгляд на Лизу и подошла к бойкой девочке. Та встала на одно колено и благоговейно склонила голову. — Эмбер, клянёшься ли ты защищать своих товарищей, честь и свободу?       — Клянусь!       За церемонией наблюдали все на детской площадке. Джинн подошла к каждому, все поклялись в верности ордену и его идеалам. Поклялись и Итэр с Люмин, и Итэр от волнения забыл обо всём, как ему всё нравилось и не верилось в происходящее.       — Чур я скаут! — Эмбер быстро вскарабкалась на горку и лихо скатилась с неё, растопырив руки и смешно морщась, а дети приняли её игру и тоже стали давать себе должности.       — Я буду капитан кавалерии! — Кэйа напрыгнул на спину Свену, повалив того с ног и чуть не сбив зазевавшуюся Эолу. — Скачи, моя лошадь!       — Я тебе не лошадь!       — Право слово, верный конь, — хмыкнула Эола.       — Эй!       — Я теперь координатор Ордо Фавониус и я забираю Свена в мои первые помощники. — Герта вытащила мальчика из грозящей начаться потасовки. — Он будет моим рыцарем!       Свен согласно закивал. Кэйа залился смехом:       — Тили-тили тесто, жених и невеста!       — А я тоже хочу быть рыцарем, — подскочила Люмин. — Я буду самым лучшим рыцарем!       — Нет, я буду самым лучшим! — заспорил Итэр и для убедительности толкнул сестру.       — Нет, я!       Среди детей завязался громкий спор, кто будет лучшим, пока к ним не подошла Лиза.       — А давайте сделаем так. — Она наклонилась и заговорщически прошептала: — Кто больше сделает добрых дел, того посвятим в почётные рыцари! Помогайте взрослым и хорошо учитесь, ребята, а в конце года Джинн выберет достойнейшего.       Джинн явно смутилась и устало села на лавочку. Дети в восторге закивали, а после того, как Лиза отошла к своей подруге, стали придумывать новую игру.       Как всегда, первая выскочила со своим предложением Эмбер:       — Я научу вас летать на планерах! И устрою экзамен по полётам.       — Но у нас нет планеров, — сказал Свен.       — А мы понарошку! — заметила Люмин.       И экзамен начался. Дети бегали по площадке, взбирались по горке и катились обратно, кто быстрее, а Итэр с Люмин, как всегда, были лучше всех. Особенно старался мальчик, так ему хотелось угодить Эмбер.       Итэр не осознавал, что был просто очарован ей: был ещё довольно мал. Но этого оказалось достаточно, чтобы где-то глубоко в груди появились первые бутоны её любимых цветов.       Чувства были столь слабы и неощутимы, что не было почти никаких симптомов болезни — только сдавленное дыхание и привкус горькой травы на языке. Итэр так и не осознал, что заболел ханахаки. Впрочем, он, как и всякий ребёнок, многое не осознавал.       Болезнь прошла через несколько дней, когда холодной тёмной ночью Итэра вырвало пожухлой травой-светяшкой. Он перебудил весь дом и тихо плакал от боли, пока не уснул. Джинн сидела рядом и бормотала какие-то утешения, а Люмин тесно прижималась к ней, ожидая, пока успокоится брат.       На следующий день Итэр чувствовал себя вполне бодро, но Джинн всё равно сказала ему сидеть дома и пить воду, а если его не будет тошнить, то потихоньку поесть гречки. Грудь больше не сдавливало: цветы, так и не распустившись, завяли и полностью исчезли из тела.       Ханахаки — редкая болезнь, которой болеют всего один раз. После неё либо выживают и живут в счастливых отношениях, либо умирают от невзаимных или неозвученных чувств. Это было всё, что известно о ханахаки. Искать лекарства от него не пытались, и едва ли где можно было найти средства, облегчающие течение болезни — настолько стремительно она проходила и настолько редкой была. Многие, конечно, считали это красивым — умереть от невзаимной любви в цветах.       «Уж лучше бы я умер».       Итэру не то чтобы не повезло заболеть «красивой» болезнью — его случай был воистину уникальным. Цветение ханахаки не проходило с признанием во взаимности и не убивало — цветы разрастались до тех пор, пока Итэр сам не терял интерес к человеку. И это было очень больно. И очень долго: парень полтора года скрывал, что влюблён, и об этом знала только Люмин, всеми силами поддерживавшая парня и подталкивавшая на признание, хотя ей и самой было страшно и она не знала, кто так сильно понравился брату. Невзаимность могла убить, и осознавать это было нереально тяжело.       Итэр очень долго не мог признаться даже самому себе, что некоторые парни казались ему симпатичными, а один их одноклассников вызывал такую бурю эмоций, что в ней созревали свободолюбивые сесилии. ***       Итэр едва заметно помотал головой, прогоняя воспоминания.       Их нельзя было назвать неприятными, ровно как и наоборот. Это… просто опыт. Теперь-то парень знал, как действовать в случае новой болезни и что делать, чтобы минимизировать риски заболеть. Самое эффективное — делить уважение и заботу со всеми, с кем парень знакомился, чтобы не зацикливаться на ком-то конкретном. Уж его-то доброты хватит на весь мир. И это стабильно работало вот уже полгода.       Вот только боязнь нового коллектива не проходила, ведь Итэру опять придётся привыкать к новым людям, уделяя внимание всем, но не принимая поддержки ни от кого. Знакомства выбивали из колеи осознанным страхом того, что ханахаки разовьётся раньше, чем Итэр успеет понять, кто же ему нравится. Парень снова успокоил себя мыслью, что тетрадь со всеми заметками о течении болезни лежит в чемодане на самом дне. В ней же есть и подробнейшие описания лекарств и настоек. Хоть Итэр и помнил чуть ли каждый свой день ханахаки, он всё равно всё записывал, чтобы ничего в памяти не путалось.       Парень по привычке стал мысленно прогонять план в случае возвращения болезни и, поймав себя на этом, разочарованно вздохнул.       Ещё ничего не случилось, а он уже переживает.       Развесёлой толпой студенты вломились в здание и спустились на цокольный этаж, где стояли большие массивные столы, как раз на большое количество людей. Оставив вещи, почти все пошли брать еду, а Итэр остался один постеречь свои и чужие пожитки.       Первым, что неудивительно, прилетел Тарталья с подносом. Поставив еду напротив задумавшегося парня, он знаками попытался показать, ведь уже набил себе чем-то рот, чтобы Итэр тоже что-нибудь взял поесть.       — Я дома поем, — спокойно возразил он. Ему было бы комфортно и так. К тому же, еда здесь была дорогой, а такие траты в планы Итэра не входили.       — Тогда чего тебе взять?       Парень в удивлении уставился на Тарталью.       — Что?       — Что есть будешь, спрашиваю.       Тут же смекнув, что к чему, Итэр, изображая смущение, улыбнулся и опустил взгляд, а Тарталья, правильно восприняв уловку как знак действовать самостоятельно, ушёл обратно на первый этаж.       Парень, довольный собой, тихо хохотнул, провожая его взглядом. Угощает — ну и пусть, отказываться от такого не стоит. Всё равно было бы как-то неловко сидеть без еды, когда все вокруг обедают. Чтобы отвлечься, он достал телефон и написал в первую попавшуюся переписку:

Traveler, Paimon: Привет, как дела?

      Эмбер была не в сети, но Итэр всё равно накидал парочку сообщений о том, как прошёл его день. Тут начали потихоньку подтягиваться одногруппники с подносами. Негромко переговариваясь, все сели за стол и принялись за еду.       От парня не укрылось, что Тарталья ещё не пришёл, очевидно, конечно, почему, но он всё равно спросил об этом у Кэ Цин.       — Он опять встал в очередь, — пожала плечами она.       Вид у девушки был довольно хмурый, но её холодный взгляд чуть оттаял, когда Итэр обратился к ней. Нетрудно было представить, как она весь прошедший год готовилась к экзаменам, решая задачки и тесты прошлых лет, наплевав на школьную программу. Итэр решил, что, скорее всего, она ожидала увидеть серьёзных и ответственных людей, а в итоге оказалась в обществе легкомысленных и простодушных, но к парню она отнеслась немного по-другому. Как-то доверительно, что ли. Стоило только Итэру говорить с Кэ Цин немного строже.       В общем-то, парень уже прикинул, как к каждому относиться — да и другие тоже освоились. Все были общительными и дружелюбными, и хотя разговор не заходил дальше стандартных «У кого сколько баллов по экзаменам?» и «Откуда приехали?», чувствовалось, что одногруппники уже готовы друг другу доверять.       «Не то что в школе», — отметил мысленно Итэр. Да, к нему почти все относились в школе хорошо, но это не отменяло той напряжённой атмосферы, что царила в стенах старого здания. Казалось, даже цветы на подоконниках росли на всеобщем презрении и питались исключительно сплетнями. Какое-то время Итэр даже верил, что все эти орхидеи и папоротники нападают на хороших людей, поэтому их в школе не водится.       Тут прямо под носом у парня опустилась тарелка с супом, второе, и стакан компота.       — Приятного аппетита! — воскликнул Тарталья прямо над ухом у парня, и все наперебой ответили благодарностью.       Итэр в растерянности промолчал, но всё-таки принялся за еду. Дают — бери, так гласит народная мудрость, и парень её всегда придерживался, даже если давали что-то сомнительное.       Как-то незаметно Итэру стали больше задавать вопросов, хотя отвечал он всегда кратко. Возможно, в этом был его исключительный шарм. Всем было интересно, а Тарталья особенно часто обращался к Итэру, смеялся и кидал многозначительные взгляды. Парню оставалось только надеяться, что, несмотря ни на что, он не будет жить с ним в одной комнате. Всё-таки чересчур активный Тарталья его напрягал.       — Что будет завтра? — чуть ли не в десятый раз обратились к Нин Гуан. Она поставила на стол стаканчик с чаем, и ни один даже едва заметный вздох не выдавал её раздражение.       — В двенадцать часов у нас занятие в главном здании. Встретимся без пятнадцати у фонтана и вместе пойдём в аудиторию. Взять с собой справку об обучении, паспорт и тетрадь для записей. Что будет — посмотрим завтра.       План был прост и эффективен. Посидев ещё некоторое время, одногруппники стали собираться по домам.       Итэр отметил, что с ним в общежитие ехало довольно много людей: ещё пять человек. Кажется, это были все, у кого были там комнаты, а на посвящение не приехали те, кто предпочёл остаться дома или жил далеко. Второе же наблюдение было вовсе пренеприятным: Тарталья не только поднялся на один с ним этаж, но и вошёл в ту же комнату, где уже расположились Итэр и Кадзуха.       С девушками они попрощались ещё на первом этаже, и атмосфера молчания между парнями стала неожиданно неловкой. Кадзуха тут же ретировался в душ. Тарталья с блаженным вздохом растянулся на кровати. Не зная, куда себя деть, Итэр забрался на свою постель и открыл переписку с Эмбер. Чемпион полётов: Ха-ха, дела просто отлично! Кэйа передаёт пламенный привет Да, он тут сейчас рядом сидит *фотография* Мы так рады за тебя! Альбедо вспоминал о тебе. Мы с ним встретились недавно. Он сказал, что нарисует тебя и Люмин и Паймон на большом холсте Ха-ха, конечно, он и раньше Люмин рисовал, а тут решил нарисовать вас троих! Разве это не прекрасно? Кэйа говорит, что он до сих пор поддерживает связь с Люмин, хотя никому из нас не отвечает. Как у неё там дела? Спроси за нас всех Альбедо такой молчаливый всегда. Ты и его тоже спроси. Он, конечно, всегда был загадочным, но чтобы настолько… Приглянулся уже кто-нибудь? Мы умираем от любопытства!       От Эмбер нельзя было другого ожидать. Правда, последнее сообщение было стомиллионпроцентно написано Кэйей: он хоть и не лез сильно, последние два года подкалывал Итэра на эту тему и просил Эмбер фотографировать, когда Итэр стоял рядом с Альбедо. Парень быстро проникся этим и тоже стал подшучивать над собой, выявив положительный эффект: самоирония смягчала симптомы ханахаки.       Только от Люмин он таких шуток не вытерпел бы.       Итэр улыбнулся воспоминаниям, осознавая, что, должно быть, выглядело весьма очаровательно, раз Тарталья так уставился на него.

Traveler, Paimon: Спрячь от Кэйи свой аккаунт, пусть со своего мне пишет, надоел Дела у Люмин просто отлично! Передаёт вам свой пламенный привет. Она завела много интересных знакомств. Но Альбедо всё равно мне не отдаёт! Странно, что он вдруг вспомнил обо мне. Может, ему что-то понадобилось? Нет, Кэйа, не приглянулся!!! Положи телефон Эмбер на место

      — Эй! С девушкой переписываешься? — Тарталья смотрел на него всё это время, хитро щурясь. Пока Итэр читал сообщения и отвечал на них, парень заправил кровать, и теперь разгребал небольшой чемодан.       — А что, я настолько глупо выгляжу?       Тарталья только хохотнул в ответ.       «Стало быть, да». Итэр с Эмбер были хорошими друзьями и много всего сделали вместе, конечно он был рад прочитать сообщения от неё, даже и ни о чём. Люмин, как и Кэйа, подшучивала над ним, мол, почему он ещё не позвал её на свидание — парень ей такое позволял. Это отвлекало от тяжёлых мыслей об Альбедо и от концентрации на ханахаки.       — Сутолока возле душевой. — Кадзуха появился в дверном проёме, тихо, словно самурай, и пошёл к шкафу. Почему именно «сутолока», Итэр так и не понял, а вот Тарталья явно решил не забивать себе этим голову и громко засмеялся.       — Тогда сходим попозже, — махнул рукой парень, откладывая телефон.