Остатки

Ривен/Беатрикс

С Би всё просто. С этого начиналось и, Ривен считал, на этом и закончится. Она утыкается в свои нудные книжки строго на пару часов в день, ухмыляется зацелованными губами с таблеткой метадона на языке, не любит постоянство, как и он. А ещё она немного психопатка, одержима подчинением таким же психопатам, только гораздо круче и старше, пускает мелочные слухи по академии для достижения больших-страшных планов по захвату мира, и считает его красивым, но тупым. На этом всё, больше ни черта в ней не волновало, или, по крайней мере, он пытался так думать. ⠀ Они никогда не говорили о личном, — это было негласное правило — не встречались, но и не отпирались от звания самой скандальной и острой пары Алфеи за последние пару лет. Ривену было всё равно, пусть болтают, если уж так хочется перемыть кому-то кости, он успел привыкнуть и пересытится общественным вниманием. Главного бунтаря академии обсуждали постоянно и, если раньше это тешило самолюбие, то сейчас уже начинало тошнить от любопытных взглядов. ⠀ Беатрикс внимание нравилось больше. Она сумела обойти его на этой арене и теперь наслаждалась слепленным на скорую руку хаосом под покровительством сумасшедшей директрисы, воскресшего Мессии и поехавшей королевы с манией величия. Она мигом перекрыла все его достижения за два курса и заслуженно загребла всю славу себе, но... Дело было слишком серьёзным и не шло ни в какое сравнение с его выходками. И он не хотел, чтобы шло. ⠀ Ривеновский дебош был известен всем студентам и гордо нёс себя сквозь учебные года, протаранивая попутно всё принципы академии и преподавателей, правила по уставу и среди студентов, суя в лицо средний палец нормам морали. И будет нести ещё несколько лет, после его выпуска, это наверняка. Хулиганство, порча государственного имущества, пару раз драки с применением холодного оружия — хрен знает, как он вообще из этого выкручивался. Но это были мелочи. Беатрикс перешла черту. Переворот, сам по себе — штука неплохая, но, если он красивой ласточкой ведёт в выгребную яму, как этот, то стоит бы по-быстрому подрезать ему крылья. ⠀ За собственным самолюбием она замечала только то, что хотела — его образ, как и остальные, как и Ривен, часто уже жалевший, что создал его. Сейчас он пригодился. Простая внимательность, анализ, сноровка. Самого минимума того, чему учили в военке хватило бы, чтобы пустить трещину в её планы, перейти в оппозицию и разрушить хорошую часть всей этой созданной с её участием ахинеи парочкой слов. ⠀ А он не может. Би смеётся зловеще, по-ведьмински, так привлекательно, так красиво, Би пускает электрический разряд по его телу, Би, улыбаясь, оставляет поцелуй где-то над кадыком перед тем, как уйти. И откуда-то изнутри поднимается такое несвойственное волнение за хитрую стервочку, которой оно, вообще-то, не нужно. Такое сильное, что щемит в груди. ⠀ Ей плевать на него. Ривен чётко ощущает себя жалким, когда пытается заслужить её внимание, когда идёт на поводу у больного вброса мозгов типо 'Ты постарайся ещё немного, и всё изменится'. Как по тупым викторианским традициям. Завоёвывай, блять, избалованную красавицу, которая скормит тебя дворовым собакам, стоит только ей надоесть. ⠀ Но он малодушно предпочитает не думать об этом, когда они, укуренные в хлам, трахаются в его комнате. Только не об этом. Попытаться потом соскрести её с мыслей — да, притвориться перед самим собой и перед другими, что Би не больше, чём обычная девчонка на ночь, что не трогает её безразличие, потому что они всего лишь спят. Но не признавать проигрыш. Не признавать то, что его, через столькое прошедшего, снова водят за нос, как сопливого малька. Её хриплые вздохи скручиваются у него под сердцем безнадежно тугим тёплым комочком, каждый раз вздрагивающим, стоит ей только посмотреть, горячая бронза волос ложится в кулак, как недостающий кусочек пазла, горького до боли, сладкого до головокружения самообмана, поцелуи становятся чем-то серьёзнее для него и остаются прелюдией для неё. ⠀ Тренировочная площадка припадает редкими снежинками, пальцы примерзают к турникам, и все занимаются в залах, а он тут. ⠀ Терра садится на лавочку с термосом какой-то ромашковой мути, как истинная подруга, спрашивает: ⠀ — Ты любишь её, да? ⠀ А он хмыкает, продолжая подтягиваться на покрасневших руках, отдающих дрожью, а он ощущает, как грудь проедают черви. ⠀ — Ты воспринимаешь мир слишком слащаво. ⠀