Баллада о забытом мире

В тот день по главному проспекту Свердловска Прошёл необыкновенный трамвай, Который можно было бы назвать «трамвай счастья». Встречная — Перемотка.

      Старое радио, доставшееся ему от пап, говорило с ним, будто живое. Беннет верил в чудеса и добрых людей, готовых прийти на помощь, а она спокойно сидела у него на окне деревянного дома и усердно плела венок из полевых цветов, смешно корча рожицы. Беннет, так усердно рисовавший ромашки в старом потрепанном блокноте, который нашел на чердаке дома, оторвался от своего занятия и начал рассматривать ее тоненький силуэт в белом летнем платье. — Беннет! Цветы. Здесь. Я добыл, — в комнату ворвался еще один мальчишка — лохматый, весь в пыли и репейниках, усердно цепляющихся за одежду и его футболку. Беннет встал с лавочки, подошел к Рэйзору, местному «мальчику-волку», и вытащил у него из волос еще одну ромашку, а вместе с ней и молоденькую еловую веточку. — Спасибо!       Она оборачивается и смеется с мальчишек. Они такие маленькие, по сравнению с ней-то! С ними играть и смеяться — одно удовольствие. Она встала на пол и, подойдя к друзьям, помогла вызволить Рэйзора из цепких лап растений их солнечного и пахнущего хвоей леса.       Они могли бы посоревноваться за звание «лучшего знахаря этого леса», да вот местные старики не давали им далеко ходить. Дети-сироты. Их не ждет ароматная похлебка матери или вкусное теплое молоко бабушки. Любая забота, оказанная им, — верх благодати. Изредка приезжавшие волонтеры из города приносили им каждый раз все новые вещи: одежду на зиму, книжки новые или игрушки. Но из всех троих самой образованной, по праву, была девочка. Тетя Лиза, взявшая к себе под крыло этих детей, ненадолго уехала в город, да там и осталась, присылая лишь письма. А они не могли даже ответить — слишком много непонятных символов и черточек, которые надо аккуратно выводить, чтобы получились буквы, слова и предложения.       Сельская школа стала для них одним из самых любимых мест. Они с усердием изучали письмо и чтение, все больше и больше сближаясь с другими детьми. Мальчики стали отдаляться от девочки, а она закрылась от них, уйдя с головой в литературу. Собственные рассказы стали для нее отдушиной. Там они втроем были счастливы.       До тех пор, пока ее не увезли в город. К новой семье, осмелившейся взять сиротку из села к себе.       Она больше не видела зеленых, как любимый луг летом, глаз. Не видела солому в волосах и репейников на одежде. Она больше не могла ощутить саднящие колени и разбитый нос, как ощущала в месте, где родилась. Давящее чувство, разрывающее ее каждую ночь, не давало забыть те годы, которые она провела с мальчишками.       Они стали старше. Многие позабыли черты лиц, тела, но никогда не забудут голоса и цвет глаз. Рубиновый и зеленый. Такие прекрасные, но такие, порой, чужие.       Она усвоила уроки в школе — рубиновых глаз не бывает, как не бывает и чудес. Потерянного в лесу ребенка загрызут волки, сокровищ не бывает, а птицы могут переносить заразу. Цокая каблуками, она проверяет по наручным часам время. Опаздывает. Скоро ее автобус отправится, а она лишь на подходе к вокзалу. Неудача, преследовавшая ее всю жизнь, и здесь сыграла свое дело.       Садясь у окна, она отдышивается, платит за проезд. Не замечает, как с ней садится рядом пепельный блондин, удивленно шаря по карман своих длинных шорт. — Вот черт, снова кошелек потерял, — она оборачивается на знакомый голос и распахивает глаза, не веря в свою фантасмагорию*. Она щипает себя за руку. Не сон. И ее неудачливый сосед не пропал. Реальность. — Беннет? — она аккуратно кладет на плечо свою руку, парень вздрагивает и тихо прикрикивает, оборачиваясь в ее сторону. И, как пучеглазик, вылупляет глаза. — С ума сойти! Сто лет не виделись! — она смеется, по доброте душевной оплачивает за него дорогу, убалтывая, чтобы отвлечь от неудачи. — Ты как тут оказался? Я думала, что в жизни тебя не увижу! — А, это… Ну… Э… — Беннет чешет затылок, смотря на девушку, как на незнакомку. — Девушка, мы знакомы? — Ты меня обижаешь, — она хмурится, проверяет его температуру, приложив руку ко лбу, и видит покрасневшее лицо, вновь расцветая. — Ты, я и Рэйзор. Наша деревня. Ты звал меня своей «Сестрицей-удачей».       Он вспоминает венок из полевых цветов и нарисованную ромашку. Репейник на шортах, солому в волосах. Прогулки по лугам и лесу, где нельзя было выходить за помеченные места, иначе пропадешь. Беннет радостно улыбается и обнимает давнюю подругу, крепко-крепко сжимая в своих руках. Теперь она намного ниже, еще более хрупкая.       По дороге в родное село они обмениваются воспоминаниями, неловкими признаниями и приятными эмоциями. Вплоть до дороги к их общему дому они смеются. Так, словно вернулись в детство. Там, на пересечении нескольких дорог, они расстаются. Она идет прямо — он остается на месте.       И снится ему их совместная прогулка на перепутье. Она смотрит на него и улыбается. Чмокает в пухлую детскую щеку и машет рукой, во второй крепко сжимая астру, которую он вручил перед ее отъездом. «Пожалуйста, поспеши меня найти! Я в самом жутком месте, какое ты можешь себе представить! Беннет! Прошу, мой маленький ветряной цветок!»       Ее лицо искажается. Она плачет и пытается выбраться из лап тьмы, полностью поглотившие ее. Ее застывшие жемчужные глаза закрылись, она падает. Из ее глаз течет темная густая кровь, а на ее руках нет семи пальцев. Ног у нее так же нет. Лишь красивые ключицы так и выпирают у нее из груди, оставшиеся без кожи.       Он просыпается очень рано. В поту, со сбившимся дыханием и колотящимся сердцем. Плечи его дрожат. Он откидывает одеяло, встает на деревянный пол, еще не прогретый солнцем из окон, и накидывает на себя любимую жилетку, как слышит стук в дверь. Он мчится к выходу, надеясь увидеть ее. — Беннет, ты все-таки приехал, — на крыльце он видит Рэйзора — все такого же лохматого и с репейниками на штанах. Они обмениваются кратким приветствием, Рэйзор проходит внутрь. — Вчера ко мне зашла она. Спросила, как я живу, чем занимался здесь, а потом… просто пропала. Я даже запаха ее не почувствовал. И сейчас, к слову, тоже, — у этого парня был шикарный нюх, кто бы что не говорил. И это было странно. — Рэйзор, она наверное решила снова нас разыграть. Помнишь, как она и раньше так делала? — парень, до сих пор живший в деревне, кивает и улыбается, вытягивая спину. Но на поиски все же его уговаривает, на всякий случай.       Они выходят из его временного дома. Беннет срывает по дороге одну астру, подходит к лесу. Раньше она часто пряталась там, за что соседские бабки ругали их. «Не ходите-ка вы в лес. Особенно ночью — деток-то, небось, он любит. Бугимэн* этот проклятый!»       Беннет входит в солнечный лес, держа в руках подвядшую астру. Он смотрит на тропинку и видит небольшие углубления и следы, будто от каблуков. Единственная, кто носит такую обувь в этой деревни — она. Парень замечает красные следы. Сердце душат сомнения и страх.       Он находит ее в одном из кустов. Мертвую. Из глаз текла когда-то кровь, ног у нее не было, семи пальцев тоже. И лишь ключицы выпирали из груди, оставшиеся без кожи.       Астра ломается у него в руках, падает рядом. Беннет разворачивается и бежит из леса прочь, растирая по щекам катящиеся бусины его счастливого прошлого. Его находит Рэйзор. — От тебя пахнет кровью. — Я нашел ее. Бугимэн забрал.       Никто больше на эту тему не разговаривал. Всех детей из этой чертовой деревни забрали, она быстро опустела. И лишь он приезжает на почти пустом автобусе сюда, выкладывая на ее могилу две вещи: астру и признания в любви.       Кажется, он сошел с ума. Его маленькой девочки в белом платье больше нет. Глициния у ее дома больше не цветет. А у себя он больше не появляется. Неудача постигла всех, кто находился с ним рядом — особенно ее.