Пятая концовка или Повесть о двух неудачниках

Утро начинается с лучей солнца в лицо и лёгкой боли во всём теле, похожей на ту, которую люди ощущают после тренировок. Эмили садится на кровати и потягивается, понимая, что чувствует себя на редкость офигенно для невыспавшегося человека. Аккуратно перелезает через Доу, стараясь не разбудить (ему сегодня ко второй паре, пусть поспит хоть немного) и отправляется собираться. Девушка полностью приводит себя в порядок, стараясь не уронить ничего в ванной, и возвращается в комнату за одеждой. Тут-то и обнаруживается проблема: укус на шее расположен так, что его не получается закрыть ни волосами, ни воротом толстовки, а в водолазке в весеннюю жару будет не очень удобно. Косметикой Эмили не пользуется, так что даже замазать эту хрень нечем. В какой-то момент девушка просто психует и посылает это всё нахер: она работает в точке, которую посещают от силы двадцать человек в день, которых она встретит лишь раз в жизни, кого ей стесняться? В ту же минуту ей в голову приходит гениальная идея: а что если и впрямь проверить, как она выглядит в рубашках? Эмили тихонько открывает шкаф и извлекает оттуда одну из самых дорогих сердцу вещей: любимую рубашку цвета карамели. Добротная, приятная на ощупь ткань холодит руки. Девушка вздыхает. Последний раз она надевала её ещё в университете. Застегнув все пуговицы, девушка смотрит на себя в зеркало: рубашка села очень даже хорошо, подчеркнув изгиб талии. Может быть, Джон был прав, и Эмили не о чем загоняться? Ладно, думать об этом некогда: она провозилась довольно долго. Девушка выбегает из квартиры и отправляется на работу. Кто-то громко хлопает дверью, и Эмили резко подскакивает: последний час она провела в полудрёме и не самых подходящих взрослой девушке розово-цветочных мечтаниях. Девушка оглядывается по сторонам, и замечает прямо перед собой знакомую серую толстовку. — И снова привет, — говорит Мириам. — Ну зачем ты опять, — бурчит Эмили. — Не переживай, я пришла с миром! — девушка поднимает руки в примирительном жесте и чуть отходит, опасаясь чересчур агрессивной реакции. Эмили закатывает глаза: — Говори уже. — В трёх словах: извини, я сука, — чеканит Мира, — Ты была не в курсе, нам ничего не стоило с тобой связаться, мы поступили некрасиво. Меня вообще в первый раз послали с тобой мириться, а я ещё сильнее накосячила, — девушка активно жестикулирует, а Эмили слушает её с крайним недоумением на лице: это с каких пор Мириам Джэйден признаёт свою неправоту? Однако всё быстро встаёт на свои места, когда Мира добавляет: — Я когда Тэм всё рассказала, она меня чуть не побила, представляешь? Ну я наверное заслужила…  — Понятно. А что с Кловер? — спрашивает Эмили, чувствуя, как внутри всё замирает от волнения. — Жива! Жива и практически здорова! — выпаливает Мира, снова загораясь, но теперь с победоносным видом — Опухоль вовремя обнаружили, курс химиотерапии — и всё пучком, никакого рецидива, минимум осложнений! Редко так везёт, конечно. Эмили чувствует облегчение и радость. Груз, не дававший ей покоя все эти дни, растворяется. — Господи, как я волновалась, — выдыхает она. — Прости, — повторяет Мира и, по всей видимости хочет её обнять, но вдруг останавливается, — Подожди. — Что такое? — смотрит на неё Эмили. Мира отходит чуть в сторону и визжит подобно старшекласснице: — О. Мой. Бог. «Ах да,» — доходит до Эмили, — «укус». — Ну и кто он? — Мириам выглядит чертовски заинтересованной и при этом готовой заржать в любую секунду — Погоди, это часом не тот чувак, который в прошлый раз здесь ошивался? — Ну… — Эмили не знает, что лучше — соврать или сказать правду. — Точно он, — делает внезапный вывод Мира и хлопает её по плечу, — Поздравляю, подруга! Когда свадьба? Сколько будет детей? — Не заставляй меня идти на ритуальное убийство, — шипит краснеющая Эмили, — А лучше сгинь. — Ой всё! — кричит Мириам, вылетая на улицу и сталкиваясь в дверях с Джоном. — Я, кажется, что-то пропустил, — парень озадаченно смотрит вслед золотому ржущему вихрю. — Ну какова мерзавка, — ругается Эмили, — Она нас уже поженить успела. — Вы помирились? — Есть такое. Она извинилась и сказала, что её хотели побить. — Ого, да у вас прямо законы женской мафии, — восхищается Доу, — А что с этой… Как её? — Кловер, — подсказывает девушка, — Жива! Я блять так рада, — она улыбается и обнимает его. Через прилавок не сильно удобно, но в порыве эмоций она этого не замечает. — Если пустишь меня за кассу, — говорит парень, — то сможем обняться по-нормальному. — Ты же знаешь, мне запрещено, — вздыхает Эмили, отстраняясь. — Ой, тебе и в подсобку меня пускать было запрещено. Ну пожалуйста, — Доу строит умильную рожицу, и девушка со вздохом пропускает его к себе. Джон обнимает её со спины, укладывая подбородок на её макушку и практически повисает на ней. Эмили переплетает их пальцы и что-то напевает, чувствуя родное тепло. — Кстати, а как эта рыжая про нас узнала? — Хороший вопрос, — острит девушка, — Я тут весь день хожу свечу недозасосом так-то. Ты не мог как-то повыше укусить? Или пониже? А то его хрен спрячешь. — Зачем? — парень целует лиловое пятно, — Пусть все знают, что ты моя. — Ревнуешь? — усмехается Эмили. — Заявляю Вселенной свои права на тебя, — отвечает Доу. Ну разумеется, он общается со вселенной. Хотя, если честно, Эмили бы даже не удивилась, если бы та ему отвечала. Поздним вечером они сидят вместе на кухне. Джон что-то усиленно вычитывает в учебнике, делая заметки на полях и записывая конспект, а Эмили попросту залипает в телефоне, листая Фейсбук. Фотки природы, в основном горы (Эмили никогда в жизни не была в горах и очень об этом жалеет, ведь там звездецки красиво), посты про фильмы и книги. Внезапно ей на глаза попадается чья-то статья. Девушка пробегает глазами по названию и тихо хмыкает: нужно попробовать кое-что провернуть. — Ты кто у нас по гороскопу? — максимально будничным тоном спрашивает она. — Ты в это веришь? — удивляется парень, не отрываясь от конспекта. — Нет, просто интересно. — Стрелец, седьмое декабря. А ты? — Скорпион, шестнадцатое ноября, — девушка листает статью, чувствуя, как губы сами растягиваются в улыбке, и наконец находит нужный подзаголовок. — Поздравляю, теперь Вы — Эльза, — торжественно заявляет она. — Что? — Доу недоумённо смотрит на Эмили, когда она протягивает ему телефон. Он читает название статьи и фыркает, стараясь не засмеяться, — «Какая ты принцесса по знаку зодиака?» Серьёзно? — Ну а что, — бессовестно угарает девушка, — ты и правда иногда смахиваешь на диснеевскую принцесску. — Отпустиии! И забуууудь! — пропевает парень, откидывая волосы аки дива и заходясь смехом, быстро перерастающим в ржач. Эмили подхватывает песню: — Что прошло уже не вернуууть! — но тоже захлёбывается хохотом. Всеобщая истерика стихает только спустя пять минут. Им обоим к тому моменту тяжело дышать и у обоих болят животы. — Какие же мы идиоты! — хрипит девушка, падая на спинку дивана. — У тебя сегодня на редкость хорошее настроение, — с хитрой лыбой тянет Джон, — и я не знаю, связано это с тем, что с твоей подругой всё хорошо, или со вчерашней ночью. — Наверное и с тем, и с другим, — пожимает плечами Эмили и тут же понимает, что именно сморозила, — Так, стой, это не намёк! Но куда там, её уже валят на спину и придавливают немаленькой тушкой: — Знаешь, можно повторить, — Доу смотрит в её глаза почти вплотную. — Полегче, солнце, — останавливает его девушка, — я тебя, конечно, очень люблю, но нет. Мы оба за сегодня устали. — Ладно, — вздыхает парень, — Ну хоть полежать можно? Задолбали эти конспекты. — Конечно, — девушка обнимает его плечи и проводит рукой по спине, когда Джон кладёт голову ей на грудь, прислушиваясь к мерному биению сердца. — Я тебя тоже люблю, — улыбается он. Май подходит к концу очень быстро, а вместе с июнем вплотную подбирается большой и очень страшный монстр — экзамены. Доу зарывается в учебники и статьи на ноутбуке, усиленно что-то пишет и всерьёз боится не сдать. Эмили варит ему кофе с молоком, дабы не садил печень энергетиками и старается не выдать лёгкую насмешку: кто бы мог подумать, что Джон-я-не-боюсь-ничего-Доу будет так паниковать из-за учёбы. Хотя чья бы корова мычала, она сама была готова в петлю лезть лишь бы не заходить в аудиторию. Первые два экзамена проходят довольно неплохо — парень сдаёт их на хороший балл практически без волнения. Эмили искренне за него радуется и надеется, что и дальше всё пойдёт также хорошо. Однако, не сбывается: чем дальше движется вся эта галиматья, тем сильнее нагружаются голова и потрёпанные нервы Доу. Первое, что видит девушка утром последнего экзаменационного дня — сгорбленную и трясущуюся спину парня. — Эмили, — Джон обращается к ней по имени только в самых серьёзных ситуациях, и это, безусловно, одна из них, — я вообще ничего не помню. Она мягко проводит пальцами по его волосам, стараясь успокоить, и убирает жёсткие пряди с лица: — Ты готовился день и ночь. Ты всё помнишь. — Можно я не пойду? — умоляюще смотрит на неё Доу. — Нет, солнце. Я понимаю, тебе страшно, но ты должен пойти. Ты так долго учился и что, не продемонстрируешь свои блестящие знания? — Эмили берет его за руку с сожалением замечая на предплечье свежие порезы. Однако сейчас совсем не время обсуждать чужие привычки. Девушка встаёт и тянет его за собой: — Идём. Нужно позавтракать. Джон с трудом впихивает в себя еду и выглядит так, словно сейчас расплачется. Эмили заваривает успокаивающий чай и пытается шутить, дабы вызвать у него хотя бы слабую улыбку. И куда делся её вечно улыбающийся и крякнутый на всю голову Доу? Она отпрашивается с работы и провожает его до университета, ловя на себе любопытные взгляды студентов. Целует в щёку на крыльце и шепчет так, чтобы слышал только он: — Ты один из лучших в группе. Ты можешь всё. Иди и встряхни эту дыру. Джон впервые за утро улыбается и уходит. А Эмили возвращается домой, предварительно заглянув в супермаркет и купив смесь для пирога и ещё пару-тройку нужных продуктов. Девушка очень гордится своей продуктивностью: в духовке поднимается клубничный пирог, распространяя запах свежей выпечки на всю квартиру. Она тем временем замешивает глазурь и заказывает пиццу, вспоминая любовь Джона к фастфуду (на который на всё время подготовки были наложены ограничения, ибо «нет ничего, что разрушает желудок сильнее, чем заедание стресса вредной едой, а тебе уже до язвы один шаг»). Достаёт из духовки ароматный пирог, украшает его глазурью и оставляет остывать. Эмили удивляется самой себе: ей казалось, что за прошедший год она закаменела, привыкла к одиночеству на все сто и теперь способна любить только саму себя. Но стоило вселенной пару раз сбойнуть — и вот она уже за ручку провожает на экзамены человека, который за полтора месяца стал дороже родной матери. Наверное, со стороны это выглядит идиотски. «А что здесь идиотского?» — всплывают в памяти полузабытые слова, сказанные Кловер на первом курсе, — «Любить — высшее право любого человека.» Вероятно, в этом момент она кого-то цитировала, но Эмили не в курсе. К тому моменту, как в замочной скважине щёлкает ключ, и пирог, и даже привезённая с опозданием пицца успевают порядком остыть, а Эмили — начать волноваться. Она моментально выбегает в коридор и крепко обнимает Доу, который практически падает на неё. — Ну как ты? — спрашивает она взволнованно. — Сдал, — отвечает Джон, — вроде даже хорошо. Правда меня ноги не держат. — Ну ещё бы, так волноваться, — девушка забирает у него куртку, — И после этого я нервная. — Да, — хмыкает парень, — Кстати, а чем так вкусно пахнет? — он проходит на кухню и восхищённо улыбается, замечая пирог и коробку с пиццей, — Зай, ты святая. — Вот уж глупости, — Эмили закрывает выходную дверь, заходит на кухню, включает чайник и нарезает пирог, раскладывая его по тарелкам, — Угощайся. Доу ест даже быстрее, чем обычно. Девушка хочет попросить его притормозить, но понимает, что скорее всего её просто не услышат. Наконец, восстановив силы, парень отрывает взгляд от тарелки и пиццы и устремляет его на девушку, тоже жующую пиццу, но, разумеется, не в таком количестве и не такими темпами. — И всё-таки мне с тобой очень повезло, — говорит он, подпирая голову обеими руками, — Не зря я тогда проследил, куда ты идёшь. — Когда? — Эмили становится интересно. — Ну знаешь, — парень краснеет и смотрит в стол, тем не менее, не переставая улыбаться, — я запал на тебя ещё в автобусе. Помнишь, в нашу первую встречу? — Серьёзно? — Ага, — Джон снова поднимает глаза, — и когда ты вышла, я решил проследить, куда ты пойдёшь. Ты меня тогда не заметила, потому что торопилась, а я опоздал на пары. Но ты знаешь, это того стоило. — То есть, — до девушки медленно доходит, — ты следил за мной? — Совсем недолго, — оправдывается парень, — и я не собирался тебя преследовать или что-то в этом роде. Мне просто было интересно. — А после пар ты решил зайти? — Ага, мне всё равно нужно было купить жвачку. Ну я и пришёл, а ты там стоишь. Красивая… — он жмурится, — И я решил рискнуть. Хотя тогда я наверное тебя напугал, извини. Эмили вся эта история кажется на редкость странной, но с Доу по-нормальному не бывает, это она уже выяснила. Так что, вероятно, стоит всё оставить как есть, не поднимая эту тему снова. — И всё-таки я хочу знать, — девушка доливает ему и себе чай, — в чём прикол с клубникой? — У нас недалеко от школы стояла тележка мороженщика. Там было всего четыре вкуса мороженого — ванильное, шоколадное, кофейное и клубничное. Клубничное было самое вкусное, — отвечает Джон с мечтательной улыбкой, — С тех пор люблю клубнику в любом виде. А у тебя есть что-то подобное? — парень придвигается ближе и явно ждёт ответа. «Он и вправду чудо!» — думает девушка. Рассказ про клубнику оживляет старые воспоминания, в которых перекатываются серые волны и кричат чайки. — Когда я была совсем маленькой, — начинает она, наблюдая, как Доу моментально становится похожим на ребёнка, которому пообещали сказку, — мы жили в городе, который стоял на побережье океана. Воздух там солоноватый на вкус и пахнет морем и небом. — А океан красивый? — затаив дыхание спрашивает Джон. — Очень, — отвечает девушка, — И всегда разный. — Слушай, если я Эльза, — парень смеётся, обнимая её за плечи, — то ты у нас Ариэль. — Вполне возможно, — соглашается Эмили, — Я кстати прекрасно её понимаю. Спасёшь один раз принца и всё, считай, пропала. — А ты что, против? — настораживается Доу. — Нет, — мурлычет она и тянется за поцелуем. На этой же неделе запорожцы пишут письмо турецкому хану. Точнее они на пару сочиняют оскорбительную записку для соседей по общежитию. В ходе создания этого литературного шедевра девушка придумывает и озвучивает такие словесные конструкции, от которых Доу несколько офигевает («Бля, тебе реально стоит поступать на журфак, зай»). На следующий день парень оставляет «шедевр» на двери в комнату, спихивает вещи в старую спортивную сумку и переезжает к Эмили окончательно. Девушка чувствует какое-то приятное покалывание за рёбрами каждый раз, когда понимает, что теперь они официально живут вместе, хотя за последний месяц Джон практически не был в общаге. Теперь в квартире становится чуть теснее, но уютнее и живее: появляются плакаты на стене, одинаковые («ну какие они тебе одинаковые, на них разные рисунки!») чёрные футболки в шкафу и старый, но крепкий радиоприёмник на подоконнике. — И он, ну… работает? — недоверчиво спрашивает Эмили, когда видит это нечто в первый раз. — Ещё как, — гордо отвечает Доу, подключая нечто к электричеству, — Сам чинил. Девушка ещё раз подозрительно смотрит на эту шайтан-машину и решает освежить в памяти правила поведения при пожаре. Пожара не случается — радио работает исправно, правда, часто барахлит, но с этим Эмили мирится довольно легко: для прадеда современной техники эта штуковина держится ещё неплохо. Ей с каждым днём всё больше нравится, что теперь она не одна. Что кто-то обязательно занесёт ей на работу тако, если она забыла свой перекус дома. Что после тяжёлого рабочего дня она возвращается не в пустую квартиру, а в тёплое место, где её всегда морально (а иногда и не только морально) утешат. Нравится, что теперь не нужно держать оборону от всего мира, боясь получить болезненный удар. Нравится, что теперь в этом мире есть человек, которому без страха можно доверить свою душу и получить такое же доверие в ответ. Через открытое окно в комнату проникают аромат прошедшей ночью грозы и звуки проснувшегося города. Эмили поправляет растрёпанные волосы, сквозь сон слыша хрипы радиоприёмника, и открывает глаза. — Утречка, — Доу стоит, опираясь на подоконник, и крутит колёсико, стараясь поймать какую-нибудь частоту. Наконец у него получается, шумы заканчиваются и раздаётся знакомая мелодия. — Тебе тоже, солнце, — зевает девушка, вслушиваясь в песню. Джон начинает подпевать. — And then I saw your face, — выкрикивает он, коверкая текст, и прыгает на кровать, приземляясь рядом с Эмили, — Now I'm a believer! Пружины возмущённо взвизгивают, и девушка старательно делает вид что осуждает подобное поведение, но хватает её ненадолго и вскоре они оба начинают смеяться. Эмили всё те же двадцать два года. В прошлом у неё — своя боль, свои шрамы, свои неудачи, как и у каждого человека. В настоящем — звёздно-ебанутый парень, лето и зелёный чай. В своё будущее она не заглядывает, но верит, что звёздной ебанутости впереди будет много. И ради неё можно справиться со всем. I'm in love, I'm a believer, I couldn't leave you if I tried.