Переиграл?

Александр не сразу дошел до мысли, что с Иваном и заклинанием на нем не все так просто. Осознания, что там темная магия вперемешку со светлой славянской и куда больше заклятий, которые переплелись между собой и душой русского. Процесс распутывания и снятия заклинаний был сложным и длительным. Криворукость Нидерландов, который еще не дорос до магии такого уровня, но все же полез в это гиблое дело, не облегчала задачу, а лишь усугубляла положение. И спящие в Иване магические способности, так же работая против своего же хозяина, подпитывала весь букет заклятий. Даже такой сильный маг, как Александр, с трудом справлялся со всем тем комом, что по неопытности наложил Холл. Несмотря на обвинения Гилберта, в том, что он ничего не делает по спасению Ивана, пару заклинаний Александр все же смог распутать и снять. Если «замок» с ларца с воспоминаниями был снят, это еще не значит, что он был открыт. Именно поэтому Александр передал Ивану чай. Да, постепенно воспоминания будут приходить, но так и должно быть, вспомнить все разом было бы самоубийством для Брагинского. И вроде бы все должно было пойти быстрее, когда Англия принес, но тут случилась неожиданность, душу Ивана сковала цепь. — Что это? — спросил Людвиг, смотря на душу Ивана, точнее тот черный шар с белыми просветления, свет был тусклым от души русского, а еще вокруг шара обвилась, словно змея, стальная цепь. — Клятва, — мрачно сообщил Александр. Он зашептал на непонятном для Людвига языке слова, сжал рукой цепь, он закончил свое заклинание словами. — Да будет так. Людвиг наблюдал, как цепь, где сжимал ее кулак Александра, дала трещину в металле, но тут же окрасилась золотым светом и вновь стала целой, а Россия отдернул руку, где остался ожог, в комнате запахло поджаренным мясом. — Что произошло? — Магия Ивана отреагировала на вмешательство извне, — горько протянул Александр, он уже сталкивался с этим и обходить это было сложно. — Он не маг… — Да, не маг, но магическая сила от этого не перестала течь в его жилах, — грубо оборвал мысль Людвига Россия, восстанавливая свою руку. — Моя магия темная, и ее воздействие на душу русского заметно. — Как же Холлу удалось обойти это? — злился Людвиг, от бессилия сжимая кулаки. — Конкретно это или вообще? Если ты про клятву, то Иван дал ее сам… если же в целом… — Александр задумался, поглядывая на душу русского, которая все больше и больше увязала в черноте. — Холл начинал изучение магии со славянских книг, она родственная к магии Ивана, светлая, но все заклинания были наложены в уязвимый для Ивана момент, может тревоги, грусти, предательства. — Как же он со светлой магией смог наложить такие ужасные заклинания? — печально вздохнул Германия. — Темный источник магии не всегда значит злой, так же как светлый не означает безоговорочное добро, — объяснял Александр. — Я пробудил свою магию, когда умер Византия, я так пытался его воскресить… Я тоже думал, что стал охренительным магом, когда наконец-то мои труды оправдались… и я воскресил Константина, но правда оказалась куда ужасней… Он ходил, говорил, все понимал, но с каждым днем разлагался, его плоть гнила, в мышцах заводились личинки, пожирая изнутри, но умереть не мог… как бы я не пытался все исправить ничего не мог поделать… он разлагался на моих глазах, пока с его тела не сошли все мышцы, связки, сухожилия, — рассказывал Александр, он вздрогнул, когда на его плечо, легла костлявая рука скелета. И впервые Людвиг увидел в темных пустых глазницах скелета, но не алый отблеск, а нежное охристое свечение, а потому как вздрогнул Александр, почувствовав чужое прикосновение, говорило о многом. — Этот скелет и есть Византия? Но, постой, Гюнтер сказал, что ты воскресил скелета, потому что в домашних делах профан. — Да, эта та байка, которую я ему, да не только ему, рассказал, — согласился Александр, положив свою ладонь поверх кисти скелета. — Я действительно не могу налить себе чай, не облившись кипятком… но правда куда мрачнее и неприятней. Да и не думаю, что Гюнтеру будет приятно знать, что этот скелет — моя первая любовь. — Что касается Ивана? — Я делаю все возможное, но этот процесс медленный, — вздохнул Александр.

* * *

Иван сладко спал, прижимаясь к Холлу, в то время как сам Алеид устремил свой взгляд в потолок. Ему не спалось, сон никак не хотел идти. Почему именно сейчас, почему в последнее время его так мучают кошмары из прошлого? Закрывая глаза, он вспоминал свое прошлое, от которого хотелось убежать, скрыться. Но такое сложно забыть. Алеид перевел взгляд на своего мужа, как же он мечтал, чтобы Иван по своей воле стал бы его мужем, со всем этим пиршеством и церемонией. Крепко обняв своего русского, он прижал это сокровище к себе. И почему чертов немец не оставит их в покое, пусть идет к Италии. — Не надо! — кричал Холл, сопротивляясь Испании, но тот был сильнее и крупнее, спокойно прижимая Алеида к земле. — Пожалуйста, прекрати! — Прекрати кричать и сопротивляться, мы оба знаем, чем это кончится, — насмешливо советовал Антонио, однако был не против сопротивления, которое заводило сильнее. Адреналин и азарт играл в горячей крови испанца, он с остервенением срывал одежду со своего владения. Нидерланды был таким милым, и испанец в который раз не мог сопротивляться своему желаю, имея такую власть, особенно, что парень заслужил наказания. Он резко перевернул его на живот, заставляя уткнуться лицом в пыльную землю. Он спустил с него штаны, не обращая внимания на остальную одежду. Не было никакой ласки, не было ни подготовки. Испания не осторожничал, считая, что по праву берет то, что принадлежит ему. Холл сдерживал рыдания, глотая пыль, ощущая в себе резкие, грубые толчки, тяжелое дыхание и довольные стоны испанца. Закрывая глаза и абстрагируясь от происходящего, Алеид мечтал, что когда-нибудь получит свободу и тогда уже Испании придется пережить на себе все это. Он получит свободу и сам будет решать, чем ему заниматься и с кем. А сейчас только и оставалось лежать под горячим испанцем и терпеть болезненные толчки и довольные стоны этой колониальной мрази. И подобное было не на протяжении года, и не десятка лет, куда больше. Испания кажется никогда не уставал от своей игрушки. И со временем Холл стал покладистым, но в душе разгоралось пламя ненависти. Все вылилось в революцию. И теперь уже повзрослевший Алеид прижимал Испанию к земле, пресекая все его жалкие попытки вырваться. Антонио не умолял, но и отдаваться так просто не собирался. Нидерланды взял Антонио без смазки, на сухую, Холлу было больно, но наблюдать за тем как орет и мечется под ним его бывший хозяин, было выше любой боли. Испания наконец-то кричал, умолял остановиться. Алеид смотрел на него с превосходством, продолжая совершать толчки. Можно сказать, Испания сам его так воспитал, если ты сильнее, то тебе дозволено все. А удел слабых лишь преклоняться перед тобой. Алеид очнулся от воспоминаний из-за шевеления под боком. Ивану стало не удобно, хмурясь во сне, он попытался вырваться из стальной хватки мужа. Холл ослабил свои объятия, позволив Ивану перевернуться на спину. Он провел рукой по волосам русского, убирая их с лица. Сколько времени прошло, а Ваня не изменился, все такой же милый. Да, повзрослел, но характер остался детским. Холл нежно поцеловал свое сокровище в висок, на лице спящего русского появилась улыбка. Эта наивность и невинность заставляли желать запретного, темного. Нельзя быть таким чистым, добрым. А потом в жизни появился Иван, ему пришлось пережить тоже много унижений и побоев, но он все так же улыбался и был доверчивым. Его нежная, застенчивая улыбка, как солнце, осветила жизнь Алеида. Но разве мог он, погрязший в бесчестие, насилие, позволить осквернить себе такой невинный чистый цветок? Долгое время Холл даже запрещал себе думать о России в таком ключе, но мысли никуда не собирались уходить и чувства лишь сильнее становились ото дня в день. А потом появился немец, который беспардонно смел демонстрировать свои чувства Брагинскому, смел наглость иметь мысль, что когда-нибудь эта великая страна будет с ним, всего лишь тенью Пруссии. А после всех тех ужасов и горя, что он принес на земли Ивана, он, поддавшись на уговоры Франции, захотел признаться в своих чувствах. Нидерланды так и не сомкнул глаз, до самого утра любуясь своим спящим сокровищем. Утром после завтрака, Алеид все же позвал Ивана домой, он устал от Франциска, который утром опять нес какой-то бред, забивая голову русского ненужной информацией. Франция задержал Холла на пороге дома, с улыбкой благодаря его за помощь. Иван неспешно шел к машине, он уже потянулся к дверце, но внезапно его схватили и потянули к соседней машине. — Помогите! Хоммм… — все же смог крикнуть Иван, но ему тут же заткнули рот. Франция и Холл в шоке обернулись на голос Ивана, наблюдая за тем, как русского толкнули на заднее сиденье машины и похититель сел следом, а после машина газанула на всех порах. Пока Франция стоял с открытым ртом, Холл рванул к своей машине и поехал следом. Иван в машине пытался открыть дверцу с другой стороны, но та была заблокирована. Тогда он накинулся с кулаками на своего похитителя, однако похититель хорошо был подготовлен, в момент пересек все сопротивление. Держа запястья Ивана одной рукой, другой Германия стянул с себя балаклаву. — Ваня, успокойся, пожалуйста, позволь мне все объяснить, — начал сбивчиво говорить Германия, смотря на бледнеющего русского, в глазах которого отражался ужас. Несколько секунд Иван сидел молча, он, как хомячок замер перед змеей, чувствуя свою приближающуюся смерть. Но потом очнулся и вновь начал сопротивляться, крича. — Отпусти меня! Помогите! — русский старался освободить запястья из хватки, ногами он пинал сиденье водителя. — Блять! Смири га! — произнес водитель, и голос этого парня показался Ивану таким близким и родным. Правда сейчас он был с нотками негодования, так как сложно было справиться, когда тебя сзади пинают, машина петляла, создавая опасность для простых жителей. — Вања, смири се! Сложно было выполнить просьбу серба, когда Иван бился в истерике, а замкнутое пространство не позволяло свободно уместиться на заднем сиденье двум крупным мужчинам. Германия связал руки русского и оседлал его, зажимая его ноги между своих. — Отпусти! Отпусти меня, ублюдок! — в бессильной злобе рычал Иван, и каждое слово отдавалось болью в сердце немца, но он не акцентировал на этом внимания. Иван просто не помнил его, вот вспомнит и все будет хорошо. Еще извиняться будет за происходящее. — Холл найдет тебя и прибьет! Германия несильно взял Ивана за волосы и заставил посмотреть в свои глаза. — Ты в этом уверен? Я пару раз надрал Алеиду задницу и повторю это еще раз, — усмехнулся немец. Иван в возмущении открывал и закрывал рот, не зная, что сказать на такое заявление, он со страхом и ужасом смотрел на немца. Германия провел рукой по локонам русского, которые успели немного отрасти, он уткнулся лицом в его плечо. Брагинский невольно уткнулся носом в одежду Германии, ощущая пьянящий сильный аромат одеколона. Этот запах заставил расслабиться все мышцы в теле русского, он ощутил сильную накатившую усталость, закрывая глаза. Почему так спокойно? Почему он не чувствует ни страха, ни опасности рядом с Людвигом.