Акутагава и бродяга /Akutagawa and the Stray

      От лица Ацущи:              Следующие несколько недель прошли довольно незаметно. Ну, это вполне могли быть и месяцы, и годы, мое восприятие человеческого времени довольно искажено. Но Чуя и Танидзаки приходили часто. Дазай очень часто что-то приносил и оставался на обед или ужин с Чуей. Они были шумным дуэтом, но в основном Дазай. Куникида и Йосано вытащили нас с Акутагавой на пикник куда-то в парк, и мы завели несколько новых друзей.       Так много всего произошло. Я так многому научился, встретил так много новых друзей, увидел так много новых вещей.       Пока однажды Учитель не взял свою гитару и парку, которую он одолжил у рыжеволосого мальчика, обулся, готовый идти. Я тихонько мяукнул, чтобы привлечь его внимание, так как он выглядел довольно взволнованным. В последние несколько дней он много пел. В последнее время он много гуляет.       — Прости, Ацуши… В этот раз я не могу взять тебя с собой…       Его голос был мягким и извиняющимся, когда он наклонился, чтобы взять меня на руки и поцеловать в голову. Я мог только сидеть там и быть хорошим. Может быть, он просто собирался на работу, как обычно, но сегодня была суббота. Шестой день. В это время у него не было работы.       Я запрыгнул на подоконник и смотрел в окно, как хозяин садится на мотоцикл, укладывая парку на переднее сиденье и накидывая на себя черное пальто. Я посмотрел на вешалку и увидел, что он забыл свой белый шарф. Соседка Хигучи связала его для него, как раз когда стало прохладно. Надеюсь, что он не простудится. Я не дурак и знал, что Учитель легко заболевает.       С минимальными усилиями мне удалось стянуть шарф и оттащить его на мое любимое место у радиатора. Там же стояла и моя миска с едой. В последнее время господин Акутагава часто баловал меня, и сегодня не было ничего особенного. Второй раз за неделю мне принесли подогретое блюдце молока. Потом я понял, что хозяин еще не ужинал, и постепенно потерял аппетит. Мне все равно не нравилось есть без него. Это напомнило мне о том, как Наоми каждый день приносила тунца, когда он болел и был в отъезде.       Свернувшись калачиком в мягкой шерсти, я постепенно закрыл глаза, понимая, что в любом случае я мало что могу сделать, кроме как ждать возвращения Хозяина. У него была своя жизнь, его жизнь не вращались только вокруг меня.       Я чувствовал его легкий, свежий запах лосьона после бритья и шампуня в шарфе, и это были те вещи, с которыми я ознакомился. Акутагава-сан был моим всем. И я просто хочу, чтобы он был счастлив.

***

      — Акутагава.       — А… Танидзаки.       Акутагава улыбнулся, когда к нему подошел высокий мужчина с рыжими волосами, как обычно, в беспорядке.       — Вот, кстати, твоя куртка… Извини, что я так долго не возвращал ее. Тебе, наверное, было некомфортно, погода становится все холоднее.       — А! Все в порядке… Я одолжил одну у Куникиды-куна, но ты ее постирал, да? Спасибо, хотя ты и не должен был.       Танидзаки хихикал, помогая Акутагаве нести его гитару, и шел к кулисам.       — Нервничаешь?       — Да… Немного.       — Не стоит, ты великолепен. Возможно, кто-то даже заметит тебя и даст тебе шанс добиться успеха.       — Танидзаки…       — Эй! Я буду твоим барабанщиком, несмотря ни на что. И я тебя прикрою… Твоя задача — просто петь и чувствовать ритм., хорошо?       Они были на какой-то бюджетной вечеринке, на какой праздновали окончания школы. Это было обычное выступление Акутагавы с Танидзаки, но здесь было больше народу, так как вечеринка была открыта для публики. Брюнет тяжело сглотнул и откупорил бутылку воды, чтобы выпить, успокаивая нервы перед началом выступления.       Рука Танидзаки была теплой поверх его собственной, и он закрыл глаза, позволяя ликующей молодежи изгнать своих демонов.

***

      Акутагава вытер пот со лба, отпуская последний удар на гитаре и его сердце колотилось, дыхание сбивалось, когда он смотрел на толпу, собравшуюся на открытом поле, которая теперь кричала и ликовала. Он сбросил свою рубашку и теперь был одет только в майку и узкие джинсы. Девушки кричали, парни подбадривали и свистели. Все было дико. — Танидзаки. Барабанщик поймал его как раз вовремя, когда он бессознательно попятился назад, все еще находясь под воздействием адреналина. Его пальцы были в мозолях, голос охрип, а горло болело. Танидзаки тоже выглядел уставшим, но он широко улыбался. Сильная рука, обхватившая его за талию, удерживая в вертикальном положении, когда они сделали последний поклон и вышли, а толпа все еще кричала, требуя продолжения. Им заплатил какой-то буйный парень с усами, но им было все равно. Лишь бы они получили свою плату. Солидные 600 долларов наличными. Танидзаки настоял, чтобы они сохранили соотношение 60% к 40%, так как у Акутагавы было больше забот дома, чем у него. В конце концов, Танидзаки все еще учился в колледже и жил в хосписе, которым владела его семья. Он занимался этим на стороне, больше для развлечения.              Танидзаки загрузил свои барабаны в пикап, пока Акутагава сделал небольшой перерыв, попил воды и позволил ночному воздуху охладить его раскрасневшуюся кожу.       — Эй, Акута… Давай я отвезу тебя обратно… Уже поздно, и Ацуши может волноваться.       Акутагава усмехнулся при упоминании о своем питомце и посмотрел на улыбающегося Танидзаки.       — Хорошо… Давайте я затащу свой мотоцикл в твой пикап…       — Садись на переднее сиденье… Я схожу за ним.       — Ей… спасибо, чувак.       Акутагава улыбнулся и встал, застегивая пуговицы, прежде чем запрыгнуть на переднее сиденье. Танидзаки приехал через несколько минут и захлопнул водительскую дверь.       — Ладно… Давай отвезем тебя домой.       — Не будет ли Наоми-тян ревновать, что я слишком много кручусь вокруг тебя?       Акутагава тихонько поддразнивал его, пока Танидзаки сдавал назад к главной дороге.       — Она знает, что ты мой брат… Не переживай.       Младший парень рассмеялся и улыбнулся от души, и Акутагава мягко посмеялся, прислонившись к спинке сиденья, чтобы расслабиться.

***

      Учитель вернулся домой намного позже. От него пахло дымом, пылью и металлом. Я громко мяукнул со своего места на кухне и помчался к нему. Он выглядел усталым, но счастливым.       — Привет, Ацуши.       Его голос был хриплым.       Я тихонько мурлыкал, когда он ласково гладил меня по морде, почесывая за ушками дольше обычного. Затем он тяжело вздохнул и направился в ванную. Я тихо последовал за ним, но дверь закрылась прежде, чем я успел войти. Приостановившись, прежде чем прыгнуть на свое обычное место на его кровати, терпеливо повиляв хвостом. Я слышал, как хозяин тихонько пел.       Через несколько минут он вышел с мокрыми волосами в беспорядке и полотенцем на талии. В доме уже было тепло, но я знал, что мокрые волосы — это нехорошо. Я тихонько мяукнул в знак протеста, но, конечно, Акутагава-сан так и не понял, что я пытался ему сказать.       — Мм… Ацуши… Подожди немного… Я скоро буду в постели.       Я молчал, наблюдая, как он просто надел серый свитер и боксеры, а затем скользнул под одеяло. Он повернулся и взял меня на руки и прижав к своей груди, а затем выключил свет. Было уже семь вечера. У Мастера была работа через 3 часа.       Он был уставшим, когда встал на работу, но ушел, как обычно. Он все еще не ужинал. Я был обеспокоен. Но что я мог сделать? Ничего особенного. Так продолжалось некоторое время, и я наблюдал, как Мастер становился все более худым и бледным. Он уже не готовил так часто, как раньше, но у него всегда была миска молока для меня или банка тунца. Он расстраивался, когда я не ел, и мне приходилось есть.       Его глаза были темными и впалыми, мешки под глазами впились в кожу. Он выглядел таким больным.       Учитель, почему вы все еще улыбаетесь?       Годы. Должно быть, уже много лет.       Мое тело стало более ловким, хвост длиннее, и Акутагаве-сан пришлось изменить размер сумки, чтобы постоянно носить меня с собой.       О, и кашель. О… кашель. Он не прекращался. Он был почти постоянным. Это было похоже на регулярные интервалы. Даже ночью он внезапно вскакивал и кашлял. Это пугало меня. Я хотел помочь.       Потом,       Когда господин Акутагава принимал ванну, пришел светловолосый мужчина. Теперь он редко поет в душе. Он также мало говорит. Только молча улыбается и нежно шепчет о своей привязанности. Хотелось бы мне сказать, что с ним все в порядке. Но это не так.       ≪Черт… значит, я всегда должен делать грязную работу, да…»       Этот человек обычно приходил только тогда, когда у господина Акутагавы возникали проблемы, и у него был ключ от двери. Обычно они возвращались только через день. Я лежал на диване и тихонько мяукал в знак благодарности, когда он вошел. Он посмотрел на меня и он выглядел обеспокоенным.       — Привет, Ацуши…       Он мягко поприветствовал меня, коротко погладив, теплым баритоном, а затем подошел к ванной и шагнул внутрь. Я мяукнул в знак протеста, спрыгивая с дивана, но замер на месте, увидев, как через несколько мгновений он выносит мягкое тело Учителя в полотенце. Его кожа совсем не выделялась на фоне белого полотенца, и единственное, что выделялось — это черные волосы.       Это происходило уже довольно много раз, когда мастер ел, пел, писал. Он просто отключался, дремал или засыпал. Обычно он вставал через несколько минут после того, как я мяукал и гладил его по морде.       Так почему этот человек пришел именно сейчас?       — Да… Йосано… Я так думаю… Вам стоит поторопиться, это может быть для него…       Он разговаривал по телефону и уложив Учителя на свою кровать. Было 11 часов вечера, и Учитель уже опоздивает на работу. Светловолосый мужчина продолжал ходить по комнате.       — У него слабый пульс. Он был в отключке, наверное, целый час. Дыхание поверхностное.       Я прыгнул на кровать и прижался к нему, к его шее. Его тело было холодным и влажным, и он выглядел таким умиротворенным.       Темные ресницы веером рассыпались над его запавшими глазами и смертельно бледными чертами лица, нос пуговкой и маленькие губы, слегка приоткрытые. Он всегда был таким красивым, но мне хотелось, чтобы он не спал и пел. Потому что мне было страшно, когда он молчал.              Пришло много людей. Мигающие огни, красные, синие и белые. Звуки и шумы, когда я быа зажат в угол десятками шаркающих ног.       Они забрали его.       На этот раз Учитель не вернулся. Прошло несколько недель, в течение которых Наоми подкладывала мне в тарелку тунца и брала меня на прогулки на улицу в той же сумке, в которой меня носил Хозяин. Несколько недель одинокого, тихого дома, в котором я жил годами, может быть, месяцами, может быть, неделями, в конце концов, я почти никогда не был уверен.       Потом,       меня забрали в то самое здание. Белые стены, вонь незнакомого помещения.       Часто звучало слово ≪пневмония≫. Чуя и Наоми плакали, Танизаки молчал все время, а через пару мгновенный вышел из комнаты, где лежал Учитель. Куникида и Йосано стояли в углу и молча наблюдали. Дазай держал меня за одну лапку, а в другой держал Чую. От него пахло антисептиком и пеплом. Вошли еще люди, незнакомые лица, которые заглушали все остальное. Учитель. Мастер.       Мигающие огни, шумные люди с камерами и фонарями.       Я больше никогда не видел наш дом.       Я больше не видела его.       У меня теперь новый дом, и я знаю, что Хозяин был бы счастлив, что обо мне позаботились. Чуя и Дазай достаточно милы. Они обнимают меня и гуляют со мной, как обычно. Их дом немного больше, и они постоянно кричат друг на друга, но это нормально. Шум — это нормально.       Это намного лучше, чем тишина.       Несколько раз я слышал голос Учителя по радио. По телевизору тоже, и Чуя всегда выглядит таким грустным, когда слышит пение Учителя. Я пытаюсь поднять ему настроение и утыкаюсь носом в его ладонь или переворачиваюсь у него на коленях. Это никогда не заставляет его улыбаться.       Я сплю в красивой корзине в прачечной вместе с другой их кошкой Кёкой. Она красивая, серая табби, которая большую часть времени молчит, но составляет мне компанию и слушает, как я рассказываю о господине Акутагаве и о том, что его пение самое лучшее в мире. Она соглашается, и мы хорошо ладим.       По крайней мере, теперь я могу присматривать за Чуей, который заботился о моем хозяине. Хотя с Дазаем все еще трудновато мириться, я принимаю это как должное, чтобы сдружиться с ним. По ночам в их спальне ужасно шумно, как будто они ссорятся, но Кёка сказала не беспокоиться об этом.       Ну и ладно.       Мастер теперь счастлив, верно? Он все еще поет где-то в другом месте, без меня. Все в порядке. Это нормально, что он решил не брать меня с собой. Я просто надеюсь, что он здоров. Я просто хочу, чтобы он был счастлив. Я знаю, как много пение значит для него.

      Я люблю эту новую семью.

      Но он спас меня.

      Он любил меня первым.

Я люблю его. Я так сильно его люблю.

И всегда буду.

Даже если… он решил, что оставить меня позади — это нормально.

      Узнает ли он когда-нибудь, как сильно я его люблю?