«Лишь почуяв твой след, перейду на бег»

Мама никогда не разрешала Ване домашних животных. Кошка? Нет, она все обои нам раздерёт. Попугай? Он не будет давать нам спать по ночам. Рыбки? Некуда поставить аквариум. Хомяк? Да он же воняет, прости господи. И на каждое предложение был железный аргумент. Ваня уже смирился и по приколу называл диких животных и странных зверей, из-за чего мама смотрела на него, как на местного сумасшедшего. Единственное животное, против которого она ничего не имела, была собака. Только вот мама всё равно не разрешала держать пса дома — мол, места мохнатому нужно больше, а график свободнее, потому что собаку нужно не только любить, но и воспитывать. Ваня расстроился, но важно кивал, не теряя надежды вырасти и приобрести себе верного друга. Он подписался на каналы про собак в ютубе и просмотрел, наверное, тысячу видео про разные породы и особенности их дрессировки. В шестнадцать лет он пообещал себе, что, когда съедет из материнского гнезда, обязательно заведёт большого пса по типу Английского Мастифа или Ньюфаундленда и будет гулять ранними утрами по парку с кожаным поводком в одной руке и пакетом собачьего говна в другой. Время шло, Ваня повзрослел, стал знаменитым и теперь зарабатывал больше, чем все его друзья вместе взятые; он купил себе двухкомнатную квартиру в Москве недалеко от мамы — потому что, хоть и стал богатым, но готовить так и не научился. Теперь он покупает одежду дорогих брендов, не экономит на транспорте и снимает студию для записи Тик-Токов, но всё ещё не может позволить себе собаку. Потому что с известностью пришли рекламодатели, а с рекламой — огромная занятость, и время, которое он мог бы потратить на собаку, уходит на съёмки, монтаж и интервью. К тому же, добрую часть свободного времени он стримит. Зовёт к себе знаменитостей по типу Ивангая, Юлика, Братишкина и сам ахуевает от своей крутости. Когда-то он равнялся на этих людей, даже был фанатом, а сейчас сидит с ними в Дискорде и пиздит за жизнь. Но больше всего ему было комфортно с Жожо. Казалось бы, что может быть комфортного в человеке, обоссавшемся на стриме? Оказывается, многое. Серёжа много шутит, ужасно фансервисит, поёт не к месту и всегда взаимодействует с чатом, отчего последний его просто обожает. Он буйный, но его можно поставить на место, чем Ваня активно пользуется, когда тот переходит грань и городит откровенную чушь. — Вань, ну давай запишем Тик-Ток, где сосёмся, мне кажется, это отлич… — Всё, тихо, закрой рот, — спокойно говорит Ваня, уже не смеясь; Серёжа делает сложное лицо, но, на удивление, действительно замолкает. Не то чтобы Ване было неприятно слышать про поцелуи с кудрявым, но иногда нужно поддерживать роль недотроги, иначе в чате будет твориться пиздец. С Серёжей вообще всё, что когда-то воспринималось странно и чуждо, становится интересным. Сигареты? Ваня не курит, но ловит себя на мысли, что может часами залипать на то, как Серёжа затягивается. Окрашенные волосы? Дважды да. Кудри у Жожо очаровательные не только на камере, но и в жизни. Рэп? Ваня не слушает такое, но ради друга готов потерпеть пару треков Моргена и Шадоурейза. Минет? Только если его сделает Серёжа. Ваня не замечает, в какой момент его мысли перетекают из дружеских в горизонтальную поверхность, а именно — к Серёже в своей постели. Он много думает и дрочит. А потом ещё раз дрочит, думая, как же завлечь кудрявого в свою берлогу, что не замечает, как тот добровольно оказывается в Ваниных руках. Достаточно подарить Серёже тёплую улыбку, как он тянет уголки губ в стороны и сверкает глазками, словно ему подарили звезду с неба, не меньше. Ваня идёт дальше: прикасается чаще, гладит волосы, пристально смотрит в лицо, любовно щипает мягкие бока. А Серёже нравится. Так нравится, что он широко лыбится, чуть ли язык изо рта не высовывает, как самый счастливый пёс на свете — не хватает только дёргающегося хвоста. На этой-то мысли Ванёк и сгорает, как щепки в жарком костре. Он стопорится, будто перемкнувший провод, а перед глазами выстраиваются множество картин с Серёжей: как он послушно сидит у ног во время стрима; как ест из Ваниных рук, слюняво облизывая пальцы; как греет холодными ночами, уткнувшись в шею, и мило сопит, дёргая ногами во сне. Ваня настолько проникается таким Серёжей, что выкидывает свои мягкие ушки, когда чат снова просит надеть их. С него хватит извращённых фантазий, а чужих и подавно не нужно. Но мысли о Серёже всё не выходят из головы. Они, словно ночные бабочки, летят на свет и бьются-бьются-бьются о яркую лампу Ваниных фантазий. «Погладь его голову», — когда Серёжа слишком близко склоняется, сидя рядом на узком диване в кальянной. «Прикажи сесть», — когда он неловко стоит посреди Ваниной кухни, не зная, куда себя деть. «Похвали его», — когда Серёжа пьёт воду с лимоном вместо излюбленного пива. Ваня боится самого себя, а особенно — мыслей в голове, слишком повелительных для такого свободолюбивого человека, как Серёжа. Он уверен, что, прикажи это кудрявому, тот посмотрит как на дурака и не воспримет всерьёз. Потому что Серёжа не Английский Мастиф и не Ньюфаундленд. Он самый настоящий дворняга, который не подчиняется никаким приказам и боится привязываться к людям, потому что знает значение слова «преданный». Преданный — не от слова «верный». Но Ваня, к своему счастью, оказывается не прав. Медленно, но верно, он приручает Серёжу к себе. Сначала, как порядочный хозяин, он даёт освоиться в своей квартире: часто зовёт в гости, кормит маминой вкусной едой и просит располагаться, где тому удобно. Серёжа на это всё долго смотрит, подозрительно прищурив глазки, но смиряется и принимает всё, что ему дают. Он буквально принюхивается к некоторым вещам в квартире, и это заставляет маленькую девочку внутри Вани верещать от восторга. Помимо прочего, Ваня одаривает Серёжу, отчего последний совсем смущается. Дорогое худи, серебряное кольцо на палец, чехол для айфона — всё это сопровождается невнятным бубнежом и скомканным «спасибо». Ваня шутит что-то в духе «для друга не жалко» и получает в ответ тяжелый, маслянистый взгляд, над которым думает целую неделю. Целую неделю, полную дрочки на кудрявого мальчика с пухлыми губами и тяжелым характером. Этого срока ему хватает, чтобы решиться. С абсолютно красным лицом он заказывает анальную пробку с забавным силиконовым хвостиком. Девушка в отзыве сообщает, что тот мило дёргается, если повертеть бёдрами, и Ване огромных усилий стоит не представлять Серёжу на коленях с этой штукой в заднице. Вдобавок к пробке он добавляет в корзину упаковку презервативов, две баночки смазки и чёрный кожаный ошейник. Ваня знает, что Серёже нравятся эти удушающие штуки на шее — не зря же кудрявый столько времени провёл в скваде с самым душным шефом на твиче. Когда коробка приходит, Ваня внимательно рассматривает всё содержимое, изучает состав и прячет от греха подальше — под свою кровать. Он вспоминает слова ведущей в одной из программ про дрессировку: та говорила, что после изучения любой команды нужен отдых, чтобы собака закрепила опыт. Так что следующим шагом он выбирает ожидание. Совсем капельку Ваню мучает совесть, что он следует не типичным мастер-классам по пикапу, а ёбаному туториалу по дрессировке собак. Но, как ни странно, это работает. Серёжа охотно идёт на контакт, льнёт ближе с каждой новой встречей и уже не огрызается на постоянные тычки в бок и дёргание за кудряшки. Ваня чувствует себя удовлетворённым, когда Серёжа находится в поле зрения и послушно выполняет всё, что говорит ему Ваня. — Сделаешь чай? — Хорошо, Ванюш. — Будем играть в Майнкрафт или Доту? — Во что хочешь, Вань. — Тогда Майн. — Хорошо. — Приедешь ко мне сегодня? — Конечно, через час буду. И Ване нравится такой Серёжа — послушный, охочий на похвалу. Но ещё Ване нравится, когда Серёжа злой, когда он не контролирует свою речь и кроет всех матом, советуя проведать мать. Ваня знает, что таким Серёжа может быть абсолютно с любым человеком, но не с ним. В такие моменты он специально залетает в дискорд, чтобы увидеть смену эмоций на лице кудрявого. Злое выражение мгновенно испаряется, а Серёжа становится покладистым, невинным щеночком, делая бровки домиком. Ваня внутренне умирает с этих преображений. В какой-то момент, когда Серёжа сидит рядом, грея бок, и залипает в Тик-Токе, Ваня не сдерживает порыв нежности, и целует. Он легко чмокает ухо, отчего тот замирает, боясь двинуться, и даже перестаёт дышать. Только глаза быстро бегают туда-сюда, ища, за что зацепиться. Серёжа выбирает лицо Вани и ошалело смотрит на него, ожидая, очевидно, какое-то объяснение. Ваня не придумывает ничего лучше, чем: — Убери телефон. Голос спокойный, тихий, но тон серьёзный и Серёжа мгновенно повинуется, отбрасывая подарок Вадима куда-то на другой конец кровати. — Целуй, — Ваня указывает на свои губы пальцем и видит, как загораются глаза напротив. Серёжа не разменивается на лёгкие чмоки, а всем своим весом опрокидывает Ваню на кровать и целует сразу с языком — так глубоко, что, по ощущениям, достаёт до глотки. Его горячий рот так крепко впивается в Ванин, что губы начинает саднить, как только они отодвигаются друг от друга вдохнуть воздуха. Шумное дыхание между ними переходит от одного к другому, и на лице Серёжи расцветает улыбка из разряда тех, что обычно появляются при номинации на Оскар — до безумия счастливая и ослепительная. С лёгким стуком он прислоняется своим лбом к Ваниному и широко лижет языком расслабленный рот, оставляя горячие следы, сразу же остывающие на воздухе. Это пиздец как заводит. У Вани встаёт только от этого, и он трётся о чужие бёдра пахом. — Соси, — приказывает он, явно намекая на то, что находится у него между ног. И Серёжа понимает. Серёжа без слов укладывается ниже, трётся лицом о твёрдый член сквозь домашние штаны и тихонько скулит. Прежде чем он начинает действовать, Ваня его останавливает. — Стой, — Серёжа недоуменно смотрит на него тёмными от желания глазами, и Ваня очень сильно хочет его зацеловать, но есть дело поважнее. — Раздевайся и на четвереньки. Ваня думает, что переборщил, когда видит сомнение в глазах Серёжи, но у того что-то щёлкает в голове, и он всё же встаёт с кровати, выполняя приказ. Ваня тем временем достаёт коробку, про которую успел забыть, и кидает ту рядом с абсолютно голым Серёжей. Он не торопится и смотрит на кудрявого голодными глазами, отчего тот смущается, краснея везде, где только можно. — Открывай. Выражение лица Серёжи, когда тот видит содержимое коробки, Ваня запомнит на всю оставшуюся жизнь. Удивление, перерастающее в похоть, отчётливо читается в тёмных глазах и подрагивающих пальцах. Он поднимает голову, как бы безмолвно спрашивая «это мне?», и Ваня медленно кивает, повторяя свою команду. Серёжа беспрекословно её выполняет и выглядит довольным, когда Ваня его хвалит. — Хороший мальчик. Он садится рядом с Серёжей, не спеша проводит ладонями по спине, наблюдая за появляющимися мурашками; гладит упругие ягодицы, задевая бархатистую кожу яичек кончиками пальцев, отчего Серёжа немного дёргается, словно строптивый конь, но остаётся на месте, постепенно расслабляясь под нехитрыми ласками. — Самый красивый, — ласково говорит Ваня и шикает, когда Серёжа протестующе мычит на комплимент. Смазка холодит пальцы, и Ваня растирает её, согревая, но Серёжа всё равно сжимается, когда он первый раз прикасается к расщелине. Ваня массирует вход круговыми движениями и шепчет какие-то нежности, постепенно расслабляя Серёжу. Когда напряжение сходит на нет, Ваня медленно, боясь навредить, вводит пальцы по очереди и добавляет смазку. — Ты ж моя хорошая, — приговаривает он, вгоняя третий, и Серёжа втягивает воздух сквозь зубы. — Т-ш-ш, молодец. Гладкие, горячие стенки сжимают длинные пальцы, а вход жадно пульсирует — Ваня не сдерживается и настойчиво лижет его пару раз. Он слышит смущенные булькающие звуки от Серёжи и внутренне смеётся, когда руки парня подгибаются, не выдерживая ласк. — Можешь опуститься, — разрешает он и Серёжа тут же падает грудью на кровать, а в воздухе остаётся лишь его задница с пальцами Вани внутри. Следующее, что оказывается в этой заднице, — силиконовый плаг. Ваня тщательно смазывает пробку с ограничителем и медленно вводит, уже не боясь сделать больно. Он доходит до середины и двигает им взад-вперёд, наблюдая, как растягиваются мышцы вокруг силикона. Зрелище поистине возбуждающее — член в штанах дёргается, и он снисходит до стонущего Серёжи, одним движением проталкивая пробку до конца. Тот громко вскрикивает от неожиданности и капля смазки падает на постель с возбужденного члена. — Слизывай, — велит ему Ваня и Серёжа без задней мысли устраняет беспорядок, который устроил. От этого зрелища тело обдаёт жаром, и Ваня наконец снимает штаны с бельём. Он хватает Серёжу за кудри и тыкает носом в свой пах. Тот скалится, шумно вдыхает, словно не может надышаться Ваниным запахом, и лижет член от основания до самой головки, издавая самые пошлые звуки на свете. Он лижет яички, довольно прикрывая бесстыжие глаза, оттягивает нежную кожу, дует на головку, но в рот не берёт. Это бесит Ваню; он хватает кудрявого за уши, несильно сжав, и направляет свой член прямо в горячий рот. Ваня не знает, сколько это продолжается, но сосёт Сережа превосходно. Не глубоко, как в порнухе, а старательно и чувственно — так, как Ваня и представлял. По слезящимся глазам и изогнутым бровям и ежу понятно, что Серёжа хочет угодить и у него это получается. — Хороший мальчик. Снова хвалит его Ваня и целует — всего слюнявого, заплаканного, с покрасневшими глазами, — и совсем не испытывает отвращения. Он достаёт из коробки ошейник и чувствует ответственность, когда закрепляет тот на шее у Серёжи. Кудрявый плывет от этого жеста: глаза стекленеют, а улыбка приобретает безумный характер. Он смотрит на Ваню с таким обожанием и любовью, что у того сердце сжимается в маленькую пружинку, готовую в любой момент выскочить из груди. — Сидеть, — хрипит он, ложится на кровать, раздвинув ноги в стороны, и принимается быстро себя растягивать. Серёжа действительно сидит у него в ногах и смотрит, не отрываясь, как длинные пальцы исчезают в пульсирующем отверстии. Со стороны он похож на сторожевого пса, и Ваня фыркает с этой аллегории — охранять тут надо явно не его задницу. — Иди ко мне, — зовёт он, похлопывая рядом с собой, и подкладывает подушку себе под спину. Он смотрел много порнухи и знает, что делать. Серёжа срывается с места, как с цепи, и набрасывается на Ваню, словно оголодавший до ласки пёс. Он лижет губы, щеки, шею, аккуратно кусает подбородок, оставляет влажные следы на груди и животе, нежно царапая кожу зубами около пупка. Ваня плавится от поцелуев-укусов, хнычет, ведёт бёдрами, пытаясь всем телом соприкоснуться с горячим Серёжей. В груди плещется что-то странное, нежное, щемящее сердце, когда он смотрит на буйные кудри, покачивающиеся в разные стороны, сильные руки, сжимающие худые бёдра, и тёмные глаза с поволокой. Серёжа приподнимается над ним, кладёт щиколотки Вани себе на плечи и медленно входит, следя за реакцией. Лицо пунцовеет, когда в Ваню стреляет осознание, что он по уши влюблён в эту мохнатую псину. Уши закладывает, а глаза слезятся, но он всё равно толкается бёдрами навстречу, буквально задыхаясь от пьянящих чувств, что накрывают его, как тяжелое одеяло. Удовольствие скапливается в разных точках его тела, но особенно приятны прикосновения к чувствительному члену. Серёжа одновременно вдалбливается в Ваню, вытягивая из него сладкие стоны, и дрочит ему. Ваня, если честно, полностью им восхищён. Он поднимает руку вверх, цепляется за ошейник пальцами и тянет Серёжу к себе, засасывая влажный язык. Он мычит в поцелуй, потому что тот не перестаёт двигать бёдрами, и Ваня, нащупывая дёргающийся силиконовый хвост, давит на основание. Наверное, он заслужил болючий укус в губу после такого, но ему нравится, когда Серёжа рычит и начинает двигаться быстрее, жёстче, сильнее — почти не вынимая член и пошло шлёпая яйцами о ягодицы. Ваня задыхается от удовольствия, чувствуя себя заполненным до краёв, и закатывает глаза каждый раз, когда член проезжается по простате. Он шлёпает по Серёжиной руке на собственном члене и хватается за него сам, начиная быстро дрочить. Серёжа скалится, довольно облизывает опухшие от поцелуев губы и часто-часто дышит Ване в приоткрытый рот. Он не стонет, но хрипло порыкивает и жмурится, когда Ваня особенно сильно сжимается вокруг него. Рука на члене уже не двигается, а просто трёт чувствительную щелку на красной головке и этого хватает, чтобы кончить. Воздух разом выходит из лёгких, заставляя те гореть, из головы вылетают мысли, оставляя после себя пустоту и звон, а сперма выстреливает так далеко, что попадает даже на пряди пшеничных волос. Серёжа переходит на медленные, но глубокие толчки, давая Ване передышку, и тот благодарно целует его в нос. Тело обмякает, но не до конца, потому что Серёжа всё ещё в нем и не перестаёт двигаться, так что Ваня утягивает его в долгий, мокрый поцелуй, подгоняя пятками чужие ягодицы, и снова нажимает на основание пробки. Серёжа ускоряется, тяжело дыша, и вываливает язык, стреляя глазками в Ваню. — Псина ты… сутулая, — любовно хрипит Ваня, одним движением вытягивая силиконовый хвост, и Серёжа громко стонет, наваливаясь всей тяжестью своего тела. Они лежат в удушающих объятьях, кажется, целую вечность, пока Серёжа не ворчит и не выходит из Вани, валясь рядом на кровать. Последний хмурится, когда чувствует что-то странное, вытекающее из задницы. — Ты ахуел, Серёг? Ахуевшему Серёже алмазно похуй — он лежит в беспамятстве и отсутствующим взглядом смотрит в потолок, закинув руки за голову. Ваня дотрагивается до растянутого, немного саднящего входа кончиками пальцев и до него доходит. — Э, утырок, ты в меня кончил?! Серёжа совершенно спокойно переводит взгляд на Ваню, выглядя в этом ошейнике до чёртиков развратно. — А что? Боишься забрюхатить от своего кобеля, как самая настоящая сучка? У Вани пропадают из головы все слова; ему остаётся только удивлённо хлопать ртом и краснеть под внимательным взглядом. Ощущение, что его наебали и на самом деле никого он не приручал, не покидает его. Серёжа смеётся над выражением его лица и со вздохом мученика поднимается со своего места, перемещаясь к ногам Вани. Последнему хочется пошутить что-то в стиле «тут тебе и место», но дар красноречия исчезает к хуям собачьим, когда Серёжа утыкается лицом меж его ягодиц и присасывается ртом к расслабленному входу, будто в поцелуе. К шее приливает жар, а из глаз едва слёзы не брызгают от опьяняющего стыда. Серёжа охотно лижет воспалённые и покрасневшие от трения края дырки и всасывает собственную сперму, пошло причмокивая, словно никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее. Что самое постыдное — у Вани встаёт за минуту. Он утыкается в подушку краснющим лицом и мычит от удовольствия, изо всех сил стараясь не толкаться бёдрами навстречу языку. Получается из рук вон плохо. Когда Серёжа заканчивает, то шлепает несколько раз по заднице и ложится рядом, шумно облизываясь. Ваня закрывает лицо руками и поглядывает на кудрявого сквозь пальцы — ублюдок явно доволен собой. Ване хочется его придушить, обозвать самыми последними словами и никогда больше не смотреть в глаза. Ване хочется приласкать его, поцеловать везде, повалить и трахнуть, чтобы он кричал от удовольствия, забыл своё имя и помнил только его, Ванино. Серёжа прекращает разглядывать белый потолок и переворачивается набок, лицом к Ване. Он предельно осторожно берёт его руку и подкладывает ладонь себе под щеку, будто бы спать собирается. Но он не закрывает глаза, а смотрит на Ваню, мягко улыбаясь, и если бы в комнате не было света, его глаза блестели бы в ночи, будто два самых ярких алмаза. Они лежат так, влюблённо глядя друг на друга, и если бы можно было, Ваня поклялся бы в ту же секунду никогда не бросать Серёжу и быть в ответе за то, что его приручил. Потому что Серёжа самый настоящий дворняга, способный привязаться к человеку до конца жизни, ведь не понаслышке знает значение слова «преданный». Преданный — не от слова «предать».