Детективное агентство "Анна и её духи". Новое поколение. История первая.

Трегубов покачал головой. — Мария Яковлевна, я вам не могу этого позволить! Маша усмехнулась и бровь задрала высоко-высоко. Вместо васильков и горечавки парковый фонарь высветил сталь и кремень. — Это на каком основании? — поинтересовалась она. Поинтересовалась так, что Юрий вдруг понял, что утяжеленный и усиленный зонтик подходит этой женщине в полной мере. Что характер у неё покладистый, а нрав доброжелательный лишь до тех пор, пока все идет в соответствии с её представлением о мире. В случае обнаружения несоответствия мир рисковал столкнуться с совершенно неожиданными последствиями. — На каком? — Трегубов тут и в самом деле задумался. А с чего он так на стенку лезет? — На каком… на каком?! Вы тут лицо новое, иностранное, можно сказать! Я как представитель здешних правоохранительных органов несу за вас ответственность. — Н-да, — скептически протянула Анна, появляясь около фонаря. — И этот туда же! А спроси его почему — будет молчать! — Совершенно логичная реакция! — заметил Штольман. — Что вам за радость — духов слушать и лезть своим любопытным носиком во все опасные мероприятия? — Это категорически шовинистическая позиция! — недовольно заметила Аня. — У современных молодых людей уже абсолютно другие взгляды. — Хм, — ухмыльнулся Яков. Трегубов начал ему нравиться. Не то что поначалу. — Юрий Николаевич, — бровь взлетела ещё выше, а к граниту и стали добавился титан, — я не маленький ребенок и сама в состоянии определить степень опасности. Вы не волнуйтесь, я не собираюсь мешать вам вести расследование. Я буду действовать в интересах моего клиента. Трегубов опешил. Такой отповеди он не ожидал. Мария смотрела на него спокойно, но непререкаемо. — Но ведь это опасно! — воззвал к голосу её разума Юрий. Убийство — это вам не на могилках зеркальца отрывать, это гораздо серьезнее. — И полиция должна получать объективные сведения о деле, а не опосредованные! Мария сдвинула брови. Что еще за покровительственный тон? И что за намеки на то, что она может повредить расследованию? Она что, ребенок малый? — Вы не волнуйтесь, Юрий Николаевич, — холодно заметила девушка. По плечам Трегубова поползли мурашки. — Я у вас под ногами мешаться не собираюсь. Сама справлюсь! Игорю Петровичу в крайнем случае позвоню. — О-о-о-о! — протянул Штольман. — Это было зря! — И не говори, — расстроенно покачала головой Аня. — Прямо как я с Шумским тогда. Это был глупый поступок, Яша, ты уж прости! — Да сам я был хорош с нейтралитетом! — махнул рукой Штольман. — Так что и ты меня прости! — Ну что ты, дело прошлое! — повеселела Аня. Потом она взглянула на мрачного как туча Трегубова и сказала: — Давай-ка навестим Соню. Тут сейчас будет не до нас. — Давай, — сказал Яков, вспоминая, как сам, бывало, раздавал всем сестрам по серьгам и ей самой в первую очередь, когда сердился на Анну. Они исчезли, а Трегубов, который неожиданно обнаружил внутри себя непрекращающееся извержение вулкана злости и еще какого-то малоприятного чувства, прошипел: — А действительно! Кстати сказать, при чем здесь Ребушинский? Его каким ветром к вам прибило? Тоже в доморощенного сыщика играть собрался? Маша вспыхнула. Доморощенный сыщик?! Доморощенный сыщик?! Это она-то доморощенный сыщик? Ну, Юрий Николаевич! Это уже слишком! — Игорь Петрович друг покойного Копылова-старшего! — процедила Мария. — Тот перед смертью оставил ему папку с интересными документами, о чем сам он мне и сообщил! Я связалась с газетой, переговорила с Игорем Петровичем и теперь документы у меня. Я их изучаю! Юрий опять опешил. Какие еще документы? Откуда они взялись? — А… — начал он. Закончить ему не удалось. Машин пальчик уперся ему в грудь, а она сама начала наступать и чеканить слова, сверкая грозовыми и свинцовыми глазами, в которых и намека не было на небо или море. — Я не просила вас о помощи. Вы сами притащили меня в отделение и стали задавать ваши вопросы. Вы изъяли у меня улику, которую сами же и проморгали. Папку с документами я вам не отдам. Я сама её изучаю. Надо — получайте разрешение на изъятие у прокурора! В ваше расследование я не полезу! Сама всё сделаю. Палец перестал упираться в грудь Юрия. Огненные круги, расходившиеся от него, дошли до кончиков пальцев и заискрили фейерверком. Маша в последний раз сверкнула глазами и, вздёрнув подбородок, зашагала к воротам парка. Трегубов, как дурак, стоял под фонарем и слушал сердитый перестук её каблучков. Он чувствовал, что сделал что-то не так, но отказывался признать свою неправоту. Только когда Маша скрылась за кованой оградой, Юрий понял, что так ничего не спросил про материнский альбом.