Скелебро

      Крольчонок никогда не любил те минуты, когда его скелебро грустил. Не просто сидел пару минут с задумчивой миной, а потом прибегал с сияющей улыбкой. Нет, именно такая грусть, когда смотришь в сторонку, лежишь, раскинув руки, и думаешь, насколько несущественно это мелкое бытие. По крайней мере, так говорил об этом сам друг. А ему виднее, скорее всего. Что ж, это не умаляло возникшей проблемы.       Хорнет застал его сидящим на краю обрыва около пещеры. Скелетик обычно носился сломя череп в поисках чего-то нового, удивительного, неизведанного. А потом вместе с ним убегал от приключений, вроде разъярённых паучков или надоедливых собак. Весёлое времечко, на самом деле. Странно поэтому становится, что у улыбашки не было друзей. Ну, если не считать брата, но это же брат, родственник. Взрослые, с ними можно было поболтать, но они потом прогоняли, мол, у них серьёзные взрослые дела. А другие соседские дети почему-то убегали от него, не желая с ним играть и водиться.       Именно из-за недавней попытки с кем-то ещё подружиться Папс так и грустит. Ему это не идёт.       Крольчонок присел рядом с ним и поддерживающе улыбнулся ему. В ответ он получил тяжёлый вздох и небрежно скрытый всхлип. Скелетик не любил, когда кто-либо волновался за него, даже по мелочам. Ему было проще убегать, прятаться, скрывать свои слезы, чем сказать напрямую. При этом Папс был на позитиве, весь из себя открытый, как книга сказок. Эти противоречия притягивали. Хорнет развернул его к себе лицом и почти насильно заставил посмотреть в глаза, не прерывая зрительный контакт. Ему казалось это важным. — Хэй, не плачь, эти дураки того не стоят. Эта головоломка действительно была нечто! Особенно та часть с катапультой, когда один из них взлетел на воздух! Папс... Ты же мне... веришь?       Папирус через силу посмотрел в ясные зелёные глаза лучшего, и, стоит сказать, единственного на данный момент, друга. Ему хотелось верить, что другу нравятся его головоломки и ловушки. Хотелось думать, что кому-то могут понравиться его старания. Да только соседские дети... сначала они сломали его головоломку, его ослепительную череду препятствий в лице ниток, активирующих катапульту, и потом просто рассмеялись. Нет, они и раньше так делали, довольно часто. Санс поддерживал его и успокаивал, когда становилось особенно горько и одиноко. И всё же... В этот раз он обиделся довольно сильно. Устал ли он от насмешек или ещё чего-то. Кто знает? Трудно было ему верить.       Отстой! Только и можешь, что головоломки тупые делать, да приставать к нам! Неудачник!       Но он, как фирменное солнышко подземелья, не падал духом. — Я верю тебе, мой великий супер-пупер-дупер друг! Ведь я, великий Папирус, всегда верю друзьям!       Папирус закряхтел, когда друг начал тиснуть его в объятиях. Кажется, чьи-то кости скоро треснут. Хорнет счастливо фыркнул сквозь крохотные усики. Вот и правильно, что скелетик все-таки улыбнулся. А-то ему пришлось бы прибегнуть к специальной атаке «Щекотка до полного изнеможения». А про головоломку он не врал. Он вообще не любил врать, такая уж была у него редКОСТная натура. — А ты моя улыбашка-очаровашка!