Тень, отбрасываемая солнцем, длинна

Первое, что она помнит об этом мире — это то, что ее держит мать. Улыбающееся, измученное лицо Элии Мартелл — первое, что увидели ее глаза. Дядя Доран обнимает ее так же, как это делала мама, и улыбается так же, как она. Или ее мать обнимала ее, как Доран, и улыбалась, как он? Когда он отстраняется и берет ее лицо в свои ладони, изучающе вглядываясь в ее новое лицо, смесь радости и боли в его глазах заставляет ее сердце болеть от сходства. Такое же выражение она впервые увидела на лице Элии Мартелл. Он нерешительно проводит рукой по ее золотистым кудрям, а затем целует ее в лоб. — Ты — дар, моя дорогая племянница, то, что мы считали потерянным навсегда. И так будет всегда, независимо от того, какое лицо ты носишь. Затем он снова крепко обнимает ее, и она вдыхает запах солнца и специй, который исходил от ее матери даже в худшие дни Восстания. Ее глаза щиплет от этой мысли, и прежде чем она успевает моргнуть, Оберин подходит к ней и выхватывает ее из рук брата — Ты доводишь ее до слез, Доран. Ну же, Висенья, не надо плакать. Ты дома, в безопасности, со своей семьей. Он крепко обнимает ее, но в этом есть какая-то неуверенность, как будто он думает, что она растает, если он моргнет. Доран лишь криво улыбается и встает, на его лице появляется знакомое задумчивое выражение. — Где ты научилась искусству Безликих? У Элии не было таких способностей, как и у Рейгара. Она напрягается. Даже мать никогда не задавала ей вопросов после того, как она сказала, что Висенья всегда будет ее дочерью. Оберин крепче обнимает ее. — Разве это имеет значение? Она жива, Доран, какая разница, почему? — Мне не все равно. Если оно не сработает в неподходящий момент, Висенья может умереть. Об этом она не подумала. Магия постоянно истощает ее, не очень сильно, но заметно. Если она использует слишком много магии, вполне возможно, что внешность Роанны может растаять в пустом воздухе, обнажив истинное лицо Висеньи. — Не знаю, дядя, — это ложь лишь на половину — Виктория так и не удосужилась изучить пределы дарованных ей способностей. — Я не думаю, что моя способность подведёт, если только я каким-то образом не окажусь в смертельной опасности. Похоже, это нисколько не утешает ее более осторожного дядю, но он берет перо и лист чистого пергамента, быстро что-то записывая. Он хмурится, глядя на страницу, и на его лице появляется знакомое задумчивое выражение, словно он что-то задумал. — Как долго вы сможете оставаться здесь, не вызывая подозрений? Лицо Джейме мрачнеет, явно подсчитывая время. — Я бы сказал, полдня, может, чуть больше. Мой отец не из доверчивых. Доран кивает, но руки Оберина судорожно сжимаются вокруг нее, и его лицо искажается от гнева. — Тайвин Ланнистер не имеет никаких прав на нашу племянницу. Ее старший дядя качает головой, сердито глядя на своего импульсивного младшего брата. — Старому льву нужна не наша племянница, а его внучка. Дом Мартелл не имеет никаких прав на Роанну Ланнистер. Он выглядит злым, когда слова слетают с его губ, но Оберин лишь злится сильнее. — Там для нее небезопасно! Королевская Гавань — это... — Мы не будем находиться в Королевской Гавани, — вмешивается Висенья, уставшая от того, что о ней говорят так, будто ее здесь нет. — Скорее всего, мы будем в Утёсе Кастерли. Не то чтобы это было намного лучше, но, по крайней мере, Утес Кастерли не вызывает в ней дурных воспоминаний. Ей не придется бегать и играть в саду своей покойной бабушки. Ей не придется слышать, как ее братьев и сестер называют "драконьими отродьями" в тех самых залах те, кто когда-то их любил и обожал. Ей не придется смотреть, как король Баратеонов и его королева Ланнистер занимают места ее родителей на Железном троне. Утес Кастерли, по правде говоря, является львиным логовом и там опасно, но в нем не будет воспоминаний, которые могут разорвать последние ошметки ее сердца. Это не успокаивает ее дядю. — Мы только вернули тебя. Я не собираюсь отправлять тебя беззащитной в пасть льва после того, что случилось с твоей матерью. — Оберин, — в голосе Дорана звучит мрачное предупреждение. — Мы не будем рисковать Висеньей ради твоего спокойствия. К сожалению, это предостережение только делает ее импульсивного, безрассудного дядю еще упрямее. — И позволить ей жить в самом сердце власти Ланнистеров — это не значит рисковать ею? Элия умерла в Красном замке, в тех самых комнатах, где должна была быть в безопасности. Можно подумать, что ты так торопишься отправить еще одну из дочерей дома Мартелл на смерть к голодным львам. Она забыла, каким жестоким может быть Оберин, когда его злят. У него добрые намерения, но когда он злится, он думает только о том, как нанести рану, которая будет гноится. Она ерзает, пока он не отпускает ее, а затем гордо выпрямляет спину, словно сверкающая золотая львица в яме со змеями. Или, может быть, сверкающий серебряный дракон в змеином гнезде. Или, может быть, темная, опасная змея, наконец-то оказавшаяся дома. Возможно, и все это одновременно. Кем бы она ни была, она ничего не боится. Это ее дом, здесь ее мать росла среди змей, и никто не тронет ее. Здесь ей нечего бояться. — Это не выбор дяди Дорана, что нужно делать Джейме или мне, и это несправедливо, что ты винишь его. Ты не можешь свалить смерть мамы, Рейниры и Эйгона на людей, которые в этом не виноваты. Она смотрит Красному Змею прямо в глаза и демонстративно встает рядом с другим дядей. Оберин выглядит пораженным, как всегда, когда последствия его действий становятся очевидными. Она очень любит своего второго дядю, но иногда он не думает головой, и это может привести к тому, что они все погибнут. Каждую секунду, пока она дышит, они совершают измену своему новому королю. Оберин все еще выглядит готовым сорваться, но садится, когда его брат приказывает, вместо того, чтобы продолжать кричать. Она замечает Джейме, неловко стоящего, явно способного смотреть в лицо битве и смерти, не дрогнув, но совершенно не чувстовавшего себя в своей тарелке, будучи запертым в комнате со спорящими принцами Дорна. — Если ты позволишь мне высказаться, Оберин, — говорит ее старший дядя в своей подчеркнуто спокойной манере и садится, жестом приглашая Джейме тоже сесть. — У меня есть идея, которая позволит Роанне остаться с нами на некоторое время, не вызывая подозрений. Что вы думаете об этом? Последний вопрос, к ее удивлению, адресован Джейме. Да, бывший королевский гвардеец маскируется под ее отца, но она ожидала, что ее дядя просто использует свое высокое положение, чтобы устроить все так, как ему нравится. Ее рыцарь, кажется, так же поражен, как и она, но он кивает, прежде чем посмотреть на нее. Роанна улыбается. — Продолжай, дядя. Принц хмыкает. — Дом Ланнистеров обязан дому Мартелл, да и всему Дорну, значительным кровным долгом. Они виновны в смерти моей сестры и двух ее детей, хотя весь мир считает, что трех. Как вы знаете, я пообещал, что Квентин станет воспитанником Айронвудов в уплату за то, что Оберин убил их лорда. Мы можем потребовать, чтобы воспитание Висен- Роанны происходило здесь, с нами, в качестве компенсации за смерть Элии и ее детей. Лицо Оберина мгновенно светлеет, и он смеется. Так всегда было с ее дядей: он так же скор на гнев, как на смех, и так же скор на насилие, как на мир. — Разве лорда Тайвина не оскорбит намек на то, что он кому-то что-то должен? Медленно лицо ее старшего дяди расплывается в улыбке. Это уже не добрая улыбка, но и не жестокая. Это довольная улыбка, как у кошки, добравшейся до сливок. — Старый лев может поступать, как ему заблагорассудится, но мы принцы, а он всего лишь лорд, у которого перед нами кровный долг. Я думаю, он заплатит. Все поворачиваются к Джейме, который выглядит довольно неловко. — Это не мое решение. Я не... То есть, ну, я не совсем... Висенья решает, что не может ждать, пока он поймет, что для всего мира это его решение. — Да. Шанс жить с семьей матери, на родине матери, вдали от львов? Она была бы еще глупее, чем раньше, если бы отказалась. Джейме кивает. — Главное, чтобы принцесса была довольна. Меня послали сюда, чтобы договориться об условиях мира между Дорном и узурпатором, как вы знаете, и я могу внести это в договор, если вы сможете правильно сформулировать его на переговорах. Дядя Оберин усмехается. — Доран может вывернуть смысл чужих слов так, как ему заблагорассудится. Так что об этом ты можешь не переживать, просто устрой хорошее шоу для людей своего отца. Внезапно все Солнечное Копье кажется намного ярче и красивее. Она сможет остаться. Она сможет остаться открыто, может быть, не как племянница и принцесса, но она сможет остаться. Она сможет снова увидеть Арианну и всех других своих кузин, половину из которых даже никогда не видела. Она сможет греться на солнце, бегать и играть в Водных Садах, и, возможно, это будет не так, как ей хотелось раньше, но она будет в Дорне. Она будет в безопасности. Кто-то стучит в дверь, зовя принца Оберина, и чары, окутавшие комнату, рассеиваются. Оба дяди обнимают ее так крепко, что она почти думает, что ее ребра треснут, и слезы блестят в ее глазах, когда они отстраняются. Она боится, что если повернется спиной, они исчезнут, а холодные незнакомцы с ненавистью в глазах вернутся. Но она дракон, и она змея, и она лев. Она справится. Как-то справится. И когда она рискует заглянуть через плечо, ее дяди все еще там.

***

На следующий день начинаются переговоры. Было бы странно и даже подозрительно, если бы ребенок, которому еще не исполнилось и шести лет, присоединился к деликатным мирным переговорам, поэтому она предоставлена сама себе. Джейме ужасно волнуется, оставляя ее одну, но она напоминает ему, что выжила, когда ее бросили в чан с диким огнем. На данный момент нет ничего такого, с чем она не сможет справиться. Он не выглядит успокоенным, указывая на то, что дикий огонь сильно отличается от копий, мечей или стрел, но у него нет особого выбора. Он должен был быть там. Кроме того, Дорн не похож на другие королевства. Да, он свободнее и, может быть, раскрепощенее, но им также правит более строгий моральный кодекс, принесенный Нимерией. Рабы придумали его, когда они еще были порабощены, рожденные в ужасах, которые им пришлось пережить, и придерживались его на протяжении всего своего долгого бегства к свободе, а затем — борьбы за родину. Одно из первых и самых важных — нельзя причинять вред детям. Независимо от того, что сделали их родители, они невиновны в этом до тех пор, пока их вина не будет доказана. Она не убивала Элию Мартелл, так что ей нечего бояться. Она бродит по садам, которые прекрасны, но они не идут ни в какое сравнение с Водными Садами. Джейме не обрадуется, узнав о ее маленьком приключении, но он ничего не сможет с этим поделать. Кроме того, даже если им придется ждать обычного возраста воспитанников, она будет жить здесь или в Водных Садах, — исключения можно посчитать на пальцах одной руки. Поэтому она идет по дорожкам сада, вдыхая сладкий, пахнущий пряностями воздух и притворяясь, что ее брат, сестра и мать все еще рядом с ней. Эйгону бы очень понравился Дорн. Он бы залез в каждую щель и свел бы их всех с ума от беспокойства. Даже терпение Дорана было бы испытано ее младшим братом, и у нее такое чувство, что победил бы Эйгон. Никто не смог бы устоять перед его проникновенным взглядом его сиреневых глаз. Даже она. Мысль о глазах брата напоминает ей о том, что случилось с этими прекрасными глазами, и она чувствует, как ее желудок скручивает от воспоминаний. Потерявшись в горьких призраках только похороненного прошлого, она не замечает, как другая девушка выходит из-за угла, и идет прямо в ее сторону. Будучи меньше и легче, она отскакивает от более крупного ребенка и падает на спину. Ее руки болезненно соприкасаются с камнями, из которых состоит тропинка, и она морщится. — Ой! Потом она задирает голову и замирает.