расскажешь?

***

дождь — это холодно. дождь — это мокрые противные капли, норовящие залезть под воротник, чтобы не было тепло. наверное, стоит признать, что иногда романтизация этого природного явления — полная чушь, придуманная глупыми людьми. потому что эти люди на самом деле не любят его. им нравится быть дома, в тепле, когда за окном творится невесть что. и если бы их спросили «хочешь выйти и погулять под дождем?», то безусловно получили бы в ответ «нет, что ты, там же холодно, давай лучше просидим это время дома за чашкой горячего чая». и это не правильно. потому что люди часто путают свои чувства, называя их по-другому, не так, как это есть в действительности. и это, наверное, нормально. ведь люди не опытны, сколько бы лет им не было. они могут путаться, словно провода, тянущиеся от столбов до столбов, они свисали черным клубком, который не было даже возможности и надежды распутать. чувства и эмоции могут быть сложными и многогранными, и иногда людям трудно разобраться в том, что они на самом деле испытывают. это может происходить по разным причинам: влияние общества, личный опыт, страх перед уязвимостью или даже просто недостаток слов для описания своих эмоций. иногда нам нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах, как в клубке проводов, и найти правильные слова для их описания. важно помнить, что это нормально — испытывать путаницу и неуверенность в своих эмоциях. самоосознание и открытость к своим переживаниям могут помочь в этом процессе. но что делать, если ты не хочешь? не важно, что именно: путаться или разбираться. в любом случае сложно, неприятно и больно. потому что чувства, которые ты столько времени подавлял в себе всплывают наружу. они ноют открытой раной на коже, на которую ты сам же продолжаешь сыпать соль, не осознавая этого. наверное, так делать не стоит. но говорить об этом некому, чтобы в голове возникла правильная навязанная мысль, которая скорее всего будет терзать еще больше, чем свои собственные. порой кажется, что проще игнорировать эти эмоции, чем пытаться с ними разобраться, а в конечном итоге такой способ приводит к еще большей боли и внутреннему конфликту. у лу горит все внутри, и даже холодная погода не помогает ему остыть. он не помнит, как возвращается домой, как хлопает дверью и сбегает в свою комнату, закрываясь. нет времени рассказывать родителям что случилось. он думает, что этого даже не стоит делать. сердце не помнит, как биться в правильном спокойном темпе, пока гуссенс усердно пытается закрыть его руками, спрятать, уменьшить настолько, чтобы ничего не чувствовать. чтобы эти незнакомые тяжелые цепи не ранили его. глаза болят, а капилляры лопаются от трения пальцами. ему кажется, что нежная кожа на щеках уже начинает сдираться, оставляя за собой саднящий след. паника накрывает с головой, и лу вновь кажется, что его топят собственные мысли. он думает, что сейчас умрет. в своей комнате в шестнадцать, не жалея ни себя ни родных. он сидит в куртке, оперевшись на кровать. кроссовки оставляют на ковре отпечатки подошвы, они рассказывают о каждом моменте, который он пережил сегодня. и это так же ощущается грязно. и этого тоже не должно быть в его комнате. как и тех чувств, которые собираются черным дымом, окружая со всех сторон. лу не видит горящей зеленый таблички со словом «exit», и ему дико страшно. представить было сложно, что в какой-то момент из жизнерадостного уверенного человека он превратиться во непонятное, тревожное нечто, которое не может контролировать самого себя. вместе этого он только ощущает удушливую безысходность. внутри него бушует буря: гнев на себя за то, что он не смог справиться с ситуацией, стыд за свои слабости и беспокойство о том, что поднимется на поверхность. эти чувства накладываются друг на друга, создавая невыносимую тяжесть. в комнате стоит тяжелая тишина, которая давит на него, как будто стены сжимаются, а воздух становится все более густым. лу пытается сосредоточиться, но мысли разбегаются в разные стороны, как испуганные птицы. лу закрывает глаза, пытаясь избавиться от этого ощущения, но оно лишь усиливается. он чувствует себя пленником своих эмоций, запертого в клетке страха и сомнений. каждая мысль о будущем кажется ему обманчивой — вместо надежды приходит лишь еще больше тревоги. он не знает, как выбраться из этого состояния, как вернуть себе уверенность. в его душе бушует ураган — он хочет кричать, но звук застревает в горле, колючей проволокой обвиваясь вокруг шеи, сжимая настолько сильно, что получается издать лишь жалкие хрипы. в комнату кто-то стучит, настойчиво, но осторожно, будто боится напугать. правда пугать больше нечем, единственное чего он так боялся — случилось. лу яростно кричит, оповещая о том, что сейчас не самое подходящее время, чтобы лезть к нему с разговорами. и через пару секунд в комнате снова воцаряется тишина, продолжая с силой придавливать к полу. гуссенс ревет, как маленький мальчик, заходясь дрожью, каждый раз, когда в голове пролетают три поганых слова. я влюблён в него. он прячет лицо в ладонях, а его мир, с трепетом построенный лично, рушиться, как и высокие стены, возведенные и предназначенные для защиты. сердце продолжает вырываться на свободу, ему осталось совсем немного усилий, чтобы выпрыгнуть из груди. мама и пара с детства говорили «бояться нормально, страху в жизни всегда есть место, нужно его преодолеть и все обязательно будет хорошо». только вот они не предупредили, что этот страх может вонзаться в кожу лезвиями, царапать до истошной боли. его так сложно победить, зарыть в себе хотя бы. но теперь все встает на свои места. наконец-то перерастает в только не это, а здравый рассудок теряется в обломках души. быть «в порядке» не получается уже давно, а делать вид, что это не так только сейчас. сломанная пластинка, играющая в голове нежными звуками скрипит, посылая болезненные импульсы, которые отдаются пульсацией в висках. холодные пальцы продолжают сжимать кожу через куртку с натиском, потому что хочется удержаться. в этой нестабильности эмоций, которые с каждой секундой растут, становятся выше и накаляются до предела, хотя казалось, что этот самый предел уже давно достигнут. сейчас хотелось лишь заснуть, чтобы хотя бы туда, в сон, сбежать. а ведь убегать больше некуда. все оголенные чувства перед лицом, их можно прочесть, как книгу, с огромным черным шрифтом на белом фоне. их можно потрогать, очертить края, почувствовать какие они горячие, что обжечься можно. у лу такое чувство, что он обжегся намного раньше, только не понимал обо что именно. о французские слова, о карие глаза, а может о холод, исходящий от того, чье имя сейчас вертелось на языке, но произносить его не хотелось. потому что ему казалось, что если он сделает это, то тут же его одиночество будет прервано. он появится здесь, рядом, будет смотреть с отвращением, с тихим желанием размазать лу по стене, как назойливую мошку или паука, которого он так боится. так думает гуссенс, и ему абсолютно не важно — правдивы эти мысли или же наоборот. думать здраво он не может, переплыть океан кажется легче. и он готов сделать это прямо сейчас без раздумий, но с условием, что на другом берегу его не будут ждать эти пожирающие мысли. но это все неважно. задумываясь о том, как же так получилось, в груди росло непреодолимое желание вернуться в прошлое, просто перенестись на несколько месяцев назад и исправить что-то. только вот что? может быть он бы не общался с мариусом после окончания съемок? или во время их проводил куда меньше времени вместе, чем это было на самом деле. стоило признать, что скорее всего, почти на сто процентов, он бы все равно делал это. потому что мариус де загер был таким, что время ему уделять хотелось постоянно. говорить без умолку, слушать с упоением и просто быть рядом. лу не верил в свои силы настолько, чтобы, правда, осуществить то, о чем он только что задумывался. полыхать в груди не переставало. и признаться себе, что он не мог побороть все эти желания находиться с мариусом и скучать двадцать четыре на семь, было сложнее некуда. наверное, если бы раньше он имел какой-либо опыт в отношениях, да даже в банальной влюбленности, то точно бы намного раньше это понял. но всего этого не было, поэтому он так долго не мог понять, а может ему просто не стоило подавлять свои настоящие чувства. что бы получилось тогда? может сейчас ему не было бы настолько больно думать об этом? лу закрывал глаза, пытаясь отгородиться от навязчивых воспоминаний, которые снова и снова пронзали его сознание. боль накатывала, как волна, и он ощущал себя лишь проводником, через которого проходило это электричество — яркое, жгучее, неотвратимое. каждый раз, когда он вспоминал о том, что потерял, его сердце сжималось в комок, а в груди раздавался гулкий удар. это было не просто чувство утраты; это был настоящий шок, который заставлял его дрожать от страха и безысходности. он знал, что не может изменить прошлое, но каждый раз, когда он пытался отпустить эти мысли, они возвращались с новой силой, как неумолимый прилив. иногда так получается: ты теряешь что-то важное, но обретаешь через время еще вещь более важнее. потеряв мариуса, он обрел представление о своих настоящих, истинных чувствах. говорить о том, что он бы все отдал, чтобы этого не случилось, не стоило, потому что это было ясно, как день. иногда лу ненавидел свою память. он помнил все до мелких деталей, до каждой трещины, до времени. он помнил его смех, как он любил откидывать голову назад, когда ему было очень весело. как сминал свои пальцы, когда было тревожно, как искал взглядом поддержки и улыбался, находя ее в лу. как любит свои рыбок и расстраивается, если одна из них умирает. как не замечает, что начинает безостановочно рассказывать о том, что ему нравится и смущается, когда все-таки понимает. он помнил, как мариус относился к нему и это наталкивает на еще большие размышления. потому что все происходит слишком резко, он исчезает из его жизни, грубым и злым способом. лу до сих пор не знает в чем дело, но одна мысль всплывает в голове чаще других. а что если…мариус понял намного раньше, чем сам светловолосый? что если он уже знал, что лу, блять, влюблен в него и именно по этой причине не хочет разговаривать с ним? но было ли это действительно проблемой? после стольких хороших моментов, после такого отношения, так безрассудно оборвать все, что было между ними? а было ли что-то? может мариус изначально не планировал углубляться в эту «дружбу»? что если он…не такой хороший, каким казался изначально? лу, если честно, сводило это с ума. ведь гуссенс помнит действительно все, и это приносит ему лишь разочарование в себе. и он засыпает с этими мыслями, клюющими в мозг, надеясь, что когда проснется — за окном наступит весна.

***

лу не помнил, когда у него последний раз выдавалось такое утро. глаза, опухшие от слез, открываться не хотят, а горло болит от удушливой сухости. он лежал в постели, ощущая, как каждое движение приносит лишь дискомфорт и боль. наверное, не стоило засыпать на полу, а ночью переползать в свою кровать. вокруг царила тишина, которая казалась подавляющей, словно мир замер в ожидании чего-то, что никогда не произойдет. на прикроватной тумбочке стоял стакан с водой, а рядом покоилась маленькая белая таблетка. что это: успокоительное или от боли в голове? видимо, кто-то из родных принес это утром, заботливо и тихо, чтобы не разбудить. парень предпринял попытку поднять руку, чтобы дотянуться до спасительной воды, но мышцы отказывались слушаться. вместо этого он уставился в потолок, пытаясь собрать мысли в кучу. в голове царил хаос: обрывки воспоминаний, слова, которые так и не были сказаны, и чувства, которые не давали покоя. он чувствовал себя как будто застрял между двумя мирами — прошлым, полным счастья и тепла, и настоящим, где всё было серым и пустым. после ночной истерики, сходившее с ума сердце, сейчас билось в унисон с тишиной. каждый удар словно напоминал ему о том, что он всё ещё жив, но это осознание приносило лишь горечь. он закрывал глаза, и в темноте всплывали образы, которые он сразу же пытался перечеркнуть черной ручкой в голове. холодное утро хоть немного возвращало его в реальность, где от былой уверенности в своей жизни остался лишь призрак. он поднял руку к лицу и почувствовал влажные следы на щеках. слезы снова наполнили глаза, и он не стал сдерживаться. время от времени он думал, что слёзы — это слабость, но в этот момент они были единственным способом выпустить накопившуюся боль. сейчас его не трясло, только руки подрагивали, напоминая, что вчерашний день не был сном или больным воображением. соленые капли лишь скатывались по щекам, а после впитывались в подушку, образовывая неприятное мокрое пятно. как теперь можно идти вперед, когда за спиной была такая тяжесть? собравшись с силами, он наконец сел на краю кровати. мир вокруг казался чужим и неприветлив. пыльные солнечные лучи пробивались сквозь шторы, но даже они не могли развеять мрак внутри него. он смотрел на свои руки, которые казались такими же потерянными, как и он сам. выпив залпом стакан воды вместе с таблеткой, он смог поверить в бога, но всего на пару секунд, пока прошлые мысли не переплетались с его самочувствием сейчас. чтобы выйти сегодня из комнаты не шло и речи. он не мог позволить родным увидеть его в таком состоянии, он не хотел, чтобы его жалели. видеть в их глазах это отвратительно чувство сродни смерти, как ему казалось. да и смысла в этом он не видел, ему не хотелось даже есть, что уж говорить о том, что с ними придется разговаривать и хотя бы объяснить почему он вчера прилетел домой, как ужаленный, а еще почему не открывал дверь. он отыскал телефон, валявшийся у кровати и попытался включить, но низкий заряд батареи не дал ему этого сделать. он быстро поставил его на зарядку, которая к счастью была совсем рядом с его кроватью, а после накрылся одеялом, закрыв глаза. лу лежал под одеялом, чувствуя, как его тело постепенно расслабляется. он закрыл глаза, и в темноте снова всплыли воспоминания. на этот раз они были более призрачными, как будто он смотрел на них сквозь мутное стекло. он вспомнил, как они вместе смеялись над мелочами, как делали друг другу небольшие сюрпризы и обсуждали мечты о будущем. но теперь все это казалось далеким, как будто он наблюдал за чужой жизнью. звуки города за окном постепенно утихали, и лу начал погружаться в полусон. он не знал, сколько времени прошло, когда его разбудил треск уведомления телефона. он резко подскочил, жмурясь от неприятного покалывания в плечах, и быстро схватил устройство, увидев, что оно наконец включилось. на часах было больше пяти вечера, и лу ужаснулся, понимая, что почти весь день просто пролежал в постели, не вставая даже в туалет. его ничего не беспокоило: ни еда, ни естественные нужды. ему хотелось лишь спать, потому что это был единственный действенный способ отключить свои чувства. на экране светилось плюс сорок сообщений, но он боялся нажимать туда, ведь не знал, кто бы мог написать ему. но если бы там были сообщения от него, гуссенс бы точно выключил этот телефон навсегда. он бы сменил все аккаунты, номер, а еще страну, чтобы наверняка. сообщений от де загера не было, и лу не понимал, действительно ли он рад этому или все-таки расстроен, только опять себе не признается. зато было много от саар. он удивился этому, ведь раньше она почти ничего ему не писала. недолго думая, он решает прочитать их, разрешая себе не отвечать, если не захочет. rogierssaar: вы куда исчезли оба? rogierssaar: что случилось, лу? rogierssaar: мариус злой какой-то, куртку свою забрал и ушел, даже не попрощался rogierssaar: я пыталась спросить, но он только головой покачал rogierssaar: я его никогда таким не видела, честно лу нахмурился, внимательно вчитываясь в сообщения, игнорируя ту дрожь, которая пробегает по телу при одном видео его имени. rogierssaar: лу, все в порядке? у сообщений интервал в несколько минут, через них чувствовалось беспокойство девушки, которая пыталась выяснить в чем было дело. rogierssaar: если не ответишь сейчас же — получишь, я тебе обещаю rogierssaar: ты хоть нормально домой доехал? rogierssaar: вы оба мне не отвечаете, и я надеюсь, что вы просто вместе какой-то чушью занимаетесь, как обычно, поэтому заняты гуссенс горько усмехается. «вместе». смогут ли они когда-то теперь делать что-то вместе? rogierssaar: ты заебал, ответь немедленно после шло еще несколько сообщений от нее, не отличаясь по смыслу друг от друга. она действительно тревожилась, и лу почувствовал укол вины за то, что игнорировал ее столько времени. но если учитывать вчерашнее состояние, то он бы просто физически не смог ответить. lou__goossens: мы просто поссорились печатает он единственное сообщение, которое оказывается прочитанным почти сразу. rogierssaar: ПРОСТО ПОССОРИЛИСЬ? rogierssaar: я такого злого де загера в жизни не видела, я даже НЕ ЗНАЛА, что он умеет злиться lou__goossens: мне плевать злиться он или нет rogierssaar: ого…кажется, дело серьезное rogierssaar: расскажешь? lou__goossens: не могу lou__goossens: прости, саар rogierssaar: я понимаю, просто если тебе это потребуется, то я тут rogierssaar: все будет хорошо, лу lou__goossens: спасибо, саар лу выключает телефон, убирая подальше от греха подальше, а то додумается еще все ей рассказать. тяжелый вздох покидает его тело, и он вновь закрывается одеялом. лу гладит нежную ткань своей простыни, ощущая прохладу под своими пальцами. она была нежно-голубого цвета и напоминала ему о спокойных ночах, когда все казалось простым и понятным. тишина в комнате казалась почти гнетущей, а мысли не давали покоя. глаза от усталости закрывались, а пустота, которая прочно засела в его легких добивала. раньше лу и представить себе не мог каково это: быть до краев наполненным чувствами, но в то же время таким пустым. он не заметил как вновь провалился в сон.

***

сквозь сонную пелену, которая казалась спасением все это время, пробивался тихий шепот, а открытые плечи подвергались нежным прикосновениям любящих пальцев. внутри колыхнулось что-то от страха, но юноша был настолько уставший, что не открыл даже глаза, не удосуживаясь посмотреть кто нарушил его уединение. хотелось раствориться в этом пространстве тепла, пока за его пределами волны бьются о скалы, не жалея ни себя ни их. — лу, — его имя звучит почти невесомо, будто бабочка залетела в открытое окно. глаза жжет от долгого сна, поэтому открыв их, он часто моргает, пытаясь сбросить это навязчивое чувство. в комнате темно, хоть глаз выколи (лу бы хотелось сейчас это сделать), потому что за окном уже царствует ночь. лучи солнца больше не проникают сюда, а светодиодная лента и того не включалась почти месяц. лу поворачивается на другой бог, сталкиваясь с женщиной, сидящей на краю кровати. — мам? — юноша хрипит, приподнимаясь на локтях. он не может видеть ее выражение лица, но уверен, что она так же нежно и любовно ему улыбается, как делает это всегда. даже в такой ситуации, видя своего ребенка максимально уязвимым и чувственным. — мам, — он всхлипывает и подается вперед, впечатываясь в ее объятия. она крепко сжимает его, гладит по волосам и качает, как маленького ребенка, он ведь на всегда останется для нее именно им. — ты даже не ел сегодня, не хочешь? — ее голос окутывает его с ног до головы и дарит долгожданное спокойствие, — джул сказал, что ты не выходил из комнаты. — не хочу, — вздохнув, отвечает он. она никогда не спрашивает прямо, ждет, пока он расскажет ей сам, тогда она точно не нарушит личного пространства. эния не может быть не рядом, поэтому она дает ему время, почти сутки, чтобы он смог решить что же ему делать. рассказывать или промолчать. и она примет любое его решение. она хотела остаться сегодня дома, на всякий случай, но муж уговорил ее поехать на работу, прекрасно зная, что лу не захочет говорить так скоро. ему всегда нужно время, чтобы обработать свои чувства, и все это знали. только материнское сердце перечеркивало все эти знания, боясь за своего ребенка. — я так устал, мам, — тихо выдает он, — все кажется таким безнадежным. я безнадежный. — с чего ты это взял? — удивляется женщина. — я не знаю что мне делать, я даже в своих чувствах толком разобраться не могу. кажется, что это все происходит не со мной, — светловолосый кусает нижнюю губу, чтобы быть уверенным, что если он заревет, то только от физической боли. — и что? ты же человек, а не машина, и самое главное, что ты чувствуешь. ты самый искренний мальчик, которого я знаю в своей жизни. ты не виноват в том, что не можешь разобраться в этом, верно? — лу кивает на эти слова скорее автоматически, чем соглашаясь. — мам, — зовет он ее, а сердце в груди замирает, — я кажется… влюблен в него. произносить эти слова в слух оказалось сложнее, чем это представлялось. внутри снова начинает резать, и лу кажется, что там не осталось уже живого места. — я знаю, детёныш, — женщина целует его в макушку, — тебя очень сильно волнует это, правильно? — я не понимаю, как могу это чувствовать. он парень, да еще и мой друг, точнее уже бывший друг. — почему бывший? лу молчит, размышляя о том рассказывать ей все или обойтись одной фразой «так получилось». — я хотел вчера поговорить с ним, все решить. мам, он был таким холодным, сказал, что не хочет разговаривать со мной, что в этом нет ничего страшного, что мы перестали общаться. перед глазами проносится вчерашний образ мариуса и каждое его слово. боль колет в сердце, безжалостная и злая. прямо как де загер. — а потом я понял, что… — он замолчал, слушая как бьется сердце мамы. — если тебе сложно говорить об этом, не говори. я понимаю о чем ты, поэтому не мучай себя, — после этих слов лу не мог поверить своему счастью и тому, что в его жизни есть она, — я хочу тебе кое-что сказать. она взяла лицо лу холодными ладонями, видимо у них тревога проявлялась одинаково, и начала говорить. спокойно, как умеет только она, тихо, чтобы никто не услышал, кроме сына, даже целый мир. ему не обязательно знать, что сейчас здесь происходит, это для него и не важно. — ты никогда не должен винить себя за свои чувства. никогда, слышишь? потому что ты в этом не виноват, сердце никогда не спросит в кого влюбиться. оно не послушное, поэтому нет смысла подавлять в себе это. то, что ты влюбился именно в парня, не говорит ничего. только то, что ты можешь любить. и это потрясающе. я всегда буду на твоей стороне, мы все, джул, руди, твоя любимая тётя, всегда. я хочу забрать все твои плохие мысли, лу, чтобы они никогда тебя не мучали, но я этого не умею. поэтому я просто буду рядом, чтобы ты в любой момент мог рассказать мне обо всем, что у тебя копиться. я знаю, как ты ненавидишь казаться слабым, ненавидишь, чтобы мы видели твои слезы, но справиться одному всегда очень сложно. понимаешь? ты волен чувствовать то, что чувствуешь сейчас. мы все через это проходим, подростковая влюбленность — это самое болезненное, что может произойти в твоем возрасте. и это нормально. потому что сейчас ты научишься определять свои чувства, эмоции и ощущения. это правильно, лу. как бы не было больно, ты с этим справишься. ты у меня сильный и я бесконечно верю в тебя и люблю. она тяжело вдохнула, покачала головой, словно скинула с себя свою усталость. - пожалуйста, помни о том, что ты такой же замечательный, каким был до этого. никто не заслуживает твоих слез, но если это все-таки произошло, значит так нужно. чувствуй столько сколько тебе это нужно, не смей их подавлять. лу больше не мог сдерживать своих слез, они катились из его глаз, а мама бережливо стирала их, целовала в лоб и говорила что-то утешающее. мысли потоком проносились сквозь его голову, не задерживаясь там и на секунду, ведь их было слишком много. гуссенс не мог поверить в то, что она говорит такие правильные вещи, но верить ей хотелось дико. вбить себе то, что это действительно пройдет. только вот страх, что на самом деле ничего подобного, не хотел уходить. но это ведь его мама. она никогда не обманывала, всегда была рядом и хотела дать ему лишь самое лучшее, что у нее есть. с детства твердила о том, что все, что он делает — это нормально. он учиться жить, учиться справляться с этой самой жизнью. почему-то сейчас все ее прошлые слова забывались, а в голове осталась лишь черная дыра, напоминающая о том, что да, это действительно было. — мне больно, мам, — он вздрагивает, а она вновь его обнимает. — конечно, больно, мой хороший, я верю тебе, — нежность не пропадает ни на секунду, и лу так благодарен ей за это, чувствуя, что именно это сейчас ему нужно. в ее груди разливается бесконечный океан из грусти. она еще не научилась видеть своего ребенка таким, и мечтала, что лучше бы именно она испытывала все эти чувства. — все будет хорошо, — шепчет едва слышно, — все наладится, ты обязательно с этим справишься. мы с этим справимся. я всегда рядом с тобой, чтобы помочь тебе. лу хочется убиться, когда слышит в ее голосе дрожь. он и представить себе не мог, как она на самом деле беспокоится за него. он вдруг начинает винить себя за то, что вызывает у нее такие чувства, но отдергивает себя. мама она и есть мама. и она всегда будет чувствовать беспокойство. лу больше не чувствует себя жалким, когда ее слова наконец-то доходят до его сознания. что бы не случилось, будет рядом, так же обнимать его и успокаивать. теперь хотелось рассказать ей лишь больше. все свои поганые мысли, нежные оголенные чувства. рассказать ей все. и он рассказывает. она ложиться к нему, слушает все, не перебивая. в темноте тепло и лу хочется никогда не покидать ее, ведь в ней не видно ни его, ни тех чувств, которыми он окован. а он продолжает говорить обо всем. что было вчера, постоянно возвращается к словам, сказанным в тот вечер, о том, как он чувствовал себя ночью, про саар, которая беспокоилась. о том, как боль нагнала его в самый неожиданный и неподходящий момент. как эта ночь была полностью пропитана страхами и тревогами. он чувствовал, как эта боль вновь и вновь вырывалась из него злыми словами. и он точно не знал на кого больше злится: на себя или на мариуса. сейчас значение имели лишь его чувства. он замолкал, а потом продолжал говорить, вспоминая обо всем. рассказывал ей, как они вместе сбегали на съемках в перерывы и обедали на берегу реки, как ходили в места куда им не стоило ходить, как мариус де загер относился к нему в конце концов. и как он разочарован в себе и во всей этой непонятности. как не знает в чем причина и что ему остается делать, ведь совсем не понимает, как справиться со всем этим. рассказывает о своих страхах, о сомнениях, о слабости и о том, как он боится ее. как ему сложно показывать все то, что находится внутри него, будто зарождение чего-то страшного и неосознанного. а мама говорит, что нужно время. он найдет свой путь обязательно, будет смотреть на эту ситуацию лишь с благодарностью за подаренный опыт. лу снова ей не верит. его не стоит за это винить, он ведь впервые проходит эту стадию. ничего не знает. но у него есть тот человек, который поможет все объяснить, растолковать, разобраться. они разговаривают до двух часов ночи, и лу сам не замечает, как засыпает. отвлечься все еще не получается, ведь разговор полностью был пропитан им. он удивляется тому, что она каждый раз находит что ему ответить, и эти ответы пропитаны спокойствием и незримой правильностью, которая греет, как одеяло или огонь, естественно, не тот, который завладел им. в груди поселяется хотя бы надежда на то, что все в конечном итоге придет в норму. слова мамы он укладывает в отдельную коробку в голове с красной надписью «важно», зная, что не раз еще достанет их оттуда и будет прокручивать в голове. ведь все не приходит по щелчку пальцев. и один откровенный разговор не поможет принять свои чувства, но зато поставит на правильный путь к достижению этой, сейчас уже основной, цели. лу стоит больше уделять времени тому, что он относится к чувствам другим с огромным уважением и пониманием, оставляя свои где-то за спиной без внимания. всем иногда стоит уделить время и внимание только своим чувствам, забыв о чем-то другом. потому что это важно. и если бы лу воспользовался этим советом раньше, может быть все было бы по другому? он не мог больше чувствовать эти постоянные сомнения, которые раздражали до скрипа зубов. ему хватит о того, что он чувствует. пока сон не накрыл его полностью, он думал. и его мысли крутились только вокруг одного человека. не смотря на то, что между ними произошло, на то, как лу хотелось ненавидеть его (пока получалось только себя), он думал и думал. его интересовало как чувствовал себя мариус прямо сейчас, после их вчерашнего недо-разговора, что он вообще делал сегодня. в любом случае за этой темной жгучей крышкой из злости к нему, пряталось кое-что еще. ласковое, внимательное. это были чувства, которые продолжали пугать своей силой. они вихрем одолевали его, не оставляя даже шанса на спасение. казалось, что они вот-вот поднимут его и унесут куда-то ввысь, а после он с грохотом упадет, ломая себе кости. его карие глаза все еще смотрели с той же очарованностью на него, пока не сменялись уже привычным холодом. лу беспокоило все, что связано с ним. абсолютно все. он пока не разрешает себе чувствовать. но запретить тоже не в силах.

***