расскажешь?

лу не любил тревожиться. более того, он ненавидел это и боялся словно адского огня. ему казалось, что пульсация в животе сведет его с ума, а дрожащие руки расплавятся и стекут на горячий асфальт. он запоздало осознавал, что это не тревожность, а самая настоящая паника, которая настигла в самый неподходящий момент его жизни. это произошло в один из дней, когда на съемочной площадке, как и обычно, царила спокойная и дружеская атмосфера. энтони хаттеман, режиссер, подбадривал всех, спрашивал перекусили ли они или, как пару дней назад будет слышно только урчание живота заар, а не заученные из сценария слова. они приехали на ферму, где до этого уже снимали и ни для кого это не стало чем-то новым, учитывая сколько они уже времени здесь провели. все занимались своими делами, кто-то повторял роли, чтобы на следующей локации полностью сосредоточиться на игре, кто-то жевал недоеденный обед, а кто-то обсуждал важные вопросы. взрослые… для лу этот день представлялся сложным. ему почему-то казалось, что покорить гору легче, чем пережить его. с утра внутри все сжималось, а сердце уходило в пятки от представления того, что его ждет. в тот день с самого начала не задался, гуссенс от рассеянности уронил и разбил две кружки, поджарил яичницу до темной корочки и чуть не опоздал. за минуту пришел во время, когда все уже были в сборе и ждали только его. «юные сердца» — быстро стало для него чем-то важным. хрупким, стекольным и дорогим. и он честно не понимал почему. это не первый фильм, в котором он снимался, но первый, который стал ему так важен. роль элиса, на которую он прошел без особых проблем, возлагала на него ответственность. да и сам сценарий пришелся ему по душе, ему было интересно играть персонажа, который никогда не был влюблен. ведь… лу тоже никогда. ему было всего шестнадцать, а когда они только начали снимать и того пятнадцать. лу не хотел думать о том, что в его возрасте многие уже давным давно встречаются. не хотелось чувствовать себя неполноценным. ему просто хотелось хотя бы сыграть такую роль, раз в реальной своей жизни этого ощутить пока не мог. «это самое прекрасное чувство на свете» — действительно ли оно таковым являлось? или же это были красивые ложные слова для фильмов, сериалов и детей, черт возьми. мама когда-то рассказывала, что это сложно. влюбляться. особенно впервые, а потом дополнила обычным «но если это нужный человек — ты начнешь сиять», а потом с самой нежной улыбкой на свете кинула свой взгляд на своего мужа, отца лу. лу знал, что у его родителей далеко не влюбленность, а самая настоящая крепкая любовь. с таким примером, он лишь мечтал, чтобы и в его жизни это случилось. чтобы раз и навсегда. чтобы так же нежно, трепетно сквозь года. а тот день еще и отличился кое-чем важным и в какой-то степени особенным для гуссенса. они должны были снять первую сцену с поцелуем. парню было так странно осознавать, что сегодня это произойдет с ним. ему ведь казалось, что до этого еще далеко, почти недостижимо, а оказалось, что вот…сегодня. и лу было бы наплевать на это. он понимал, что в этом нет ничего особенного, необычного. люди в фильмах целуются — это игра. это нормально. только вот для него этот поцелуй должен был стать первым. самым-самым первым. и он не думал, что это произойдет так… с них капала вода, ведь сцена подразумевала, что они попали под дождь. плечи лу дрожали, а пшеничные волосы спадали на лоб сосульками. ему действительно было холодно, а мариус… мариус улыбался, будто у самого вот-вот не начнут трястись зубы. и вот…ответственный момент. александр, персонаж де загера, греет спину элиасу, а потом… лу сбегает. трусливо и быстро, оставляя всех в недоумении и не обращая внимание на окрики. голову заполняет белый шум и ему кажется, что он прямо сейчас грохнется на пол, разобьет себе колени и не станет подниматься. только клубочком свернется, закроется от мира и заснет, чтобы не думать. но он успевает забежать в туалет, больно задевает косяк боком и прячется в одной из кабинок. дышит глубоко и хочет успокоиться, но предательские слезы стекают по щекам. ему так не нравится чувствовать себя уязвимым, жалким, а сейчас эти чувства овладели по полной. он не мог это остановить. в мыслях хаос. что о нем подумают? он же подвел всех, наплевав на старания команды, поддался этой нелепой панике. нужно вернуться…мысль не успела сформироваться, как он подался вперед, что исполнить ее. лу не смог сдвинуться с места, ощущая деревянность ног, получилось лишь сесть на унитаз и закрыть лицо руками. — эй, лу? — тихий щелчок открывающейся двери заставил гуссенса схватиться за голову. мариус осторожно вошел в туалет, сразу замечая ноги лу в одной из кабинок. легкая улыбка завладела губами, а облегчение чуть не сорвалось с них же тихим «фух». — хочу сказать, что я вижу твои ноги и у тебя не получится сделать вид, что тебя здесь нет, — тихо произнес де загер, а затем оперся на стену прямо напротив кабинки за которой прятался гуссенс. лу молчал. отбросив мокрые волосы назад, невесомо проводя пальцами по раскрасневшимся горячим щекам, стирая остатки соленых и таких раздражающих слез. — все в порядке? — мариус чувствовал спиной холодный кафель, но уходить не собирался. куда ему идти без лу? без него сцены не получится, да и оставлять его в таком состоянии не хотелось. — да, — чуть хриплым голосом наконец ответил гуссенс. — хочешь поговорить? мариус не знает почему спрашивает об этом. не знает захочет ли вообще гуссенс говорить с ним о чем-то важном для него, а то, что это было важно брюнет не сомневался. лу вздохнул, понимая, что да, он хочет хотя бы объяснить все это. — почему ты сбежал? — я… — он подбирал нужные слова, которые бы смогли подойти сюда, — я очень переволновался. парень не мог видеть, как обеспокоенный взгляд мариуса сверлил серую дверь кабинки, будто пытаясь прожечь её насквозь, чтобы достать оттуда лу. — почему? это ведь обычная сцена с поцелуем, как и тысячи других фильмов. она ведь ничего не значит, — де загер говорил медленно и спокойно, не в коем случае не давя на друга. — я не об этом беспокоюсь, — гуссенс зажмурил глаза, а затем резко открыл их, но это не помогло ему прийти в себя. — о чем же? ну вот и все. придется это вслух признать. снова чувствовать себя неловким и жалким. — это мой первый поцелуй. — это тоже первый фильм, в котором я целуюсь. это вообще мой первый фильм, в котором я снимаюсь, — задумался мариус, улыбаясь. — я не про это. это мой самый первый поцелуй в жизни. де загер от удивления приоткрыл рот и вскинул брови, продолжая сверлить взглядом злосчастную кабинку. — правда? — клянусь своей гитарой. — у тебя нет гитары. — когда-нибудь я покажу её тебе и ты возьмешь свои слова назад. — как скажешь, а теперь выйди, пожалуйста. и лу слушается. выходит из своего маленького укромного мирка, чувствуя, что липовая безопасность покидает его в считанные секунды. де загер улыбается так тепло и по-дружески и гуссенс поэтому на него не смотрит, старается по крайней мере, а потом чувствует теплые руки у себя на спине, а его нос утыкается в плечо мариуса. эти спонтанные объятья не длятся и минуты, но заставляют забыть плохие мысли. лу даже не успевает закрыть глаза, чтобы окончательно успокоиться, как брюнет отстраняется. — лу, все будет хорошо. я не такой уж и плохой парень для первого поцелуя, — он подмигивает и начинает улыбаться еще шире, когда замечает, что губы гуссенса сначала подрагивают, а затем расплываются в улыбке. — теперь все подумают, что плакса — я, а не элиас, — лу протяжно вздыхает, но улыбаться не перестает. де загер с удивлением рассматривает друга, а затем смеется. открыто и честно, что для лу было важнее всего на свете. — ты не плакса, — уверяет он гуссенса, — и элиас, кстати, тоже. они почти вышли из туалета, как он резко затормозил. мариус взволновано посмотрел на него, пока мысли том, что лу снова не в порядке заволокли его голову темной пеленой. но лу улыбался, солнечно так, как никто не умеет больше. — спасибо, — лишь сказал юноша. брюнет выдохнул от облегчения. — не за что. я всегда здесь для тебя. и они сняли эту сцену.

***

лу перестал винить себя за произошедшее только через недели две, если не больше. об этом никто никогда не вспоминал и не говорил, они все сказали лишь то, что понимают его и поддерживают. получилось как получилось. в итоге вышла отличная сцена почти с первого дубля, не считая одну, когда лу сбежал и три, когда де загер настолько продрог, что не начал чихать. внутри все успокоилось. сердце, бившееся до этого, как ошалелое, начало биться ровно и так, как ему было это необходимо, а мысли перестали постоянно обращаться к панике за помощью, потому что не знали где найти место в голове парня. позже лу решил, что да, не важно где и с кем произошел его первый поцелуй, главное, что он был. да и губы у мариуса были самые подходящие для всего этого тревожного ужаса гуссенса, но он старался об этом не думать. заблокировал воспоминания об этом, но в глубине души помнил, что ему предстоит сделать это снова. с тем же мариусом де загером. ну и ладно. ну и черт с ним. только вот лу представить себе не мог, что случится с ним после конца съемок. когда фильм выйдет на все площадки, когда у них обоих появятся тысячи новых фанатов. это все было не важно. он просто не смог бы представить, как будет разрываться сердце от боли и непонятности. от жгучей неопределенности. от того, что не будет знать что делать и куда себя деть. ему бы стало страшно.