Чирик

Идиотская школа, идиотский 11 класс. Если бы Антон был причастием, то непременно страдательным. Хотя, даже если ты — причастие, это не гарантирует успешной сдачи экзамена по русскому языку. У Антона вообще нет никаких гарантий, никакой уверенности и никакого смысла. Последние месяцы школы, о чём вообще можно вести разговоры. Пережить бы их, и на том спасибо. Скучать по школе он вряд ли будет. Система образования раздражала его все 11 лет, некоторые учителя выедали мозги примерно столько же. Не хватать ему будет лишь Кати, с которой всегда хихикает во время уроков и перемен. Но, если так подумать, с ней он сможет поддерживать связь и после школы, поэтому сейчас Антон шагает к этому прекрасному заведению с одной лишь ободряющей мыслью, как через три месяца будет выходить отсюда в последний раз. —У нас историк новый, кстати. Катя устало откидывается на спинку дивана в коридоре, сообщая непонятно откуда узнанную новость. Впрочем, это же Варнава, за годы дружбы с ней Антон привык ко всему и уже не удивляется. Даже если однажды она не выдержит и скажет в лицо учителям всё, что про них думает, Антон и бровью не поведёт, лишь поддержит и мысленно (а может, и на самом деле) поаплодирует. —И что про него известно? —Особо ничего, он раньше преподавал в школе моей знакомой, по её оценке он симпатичный и понимающий. Но нам-то от этого что, его уроки — либо первые, либо последние в расписании, так что мы не часто будем чтить его своим присутствием. Антон улыбается уголками губ, согласно кивая. Они с Катей — тот самый дуэт, который не общается ни с кем, кроме друг друга, на который все давно махнули руками, поняв, что от них что-то требовать — бесполезно, а спорить — себе дороже. Есть, конечно, личности, так и не понявшие этого, но это их личные проблемы, по мнению Антона и Кати. Их в этом учебном заведении не держит ничего, тем более, последний год осталось отстреляться, а дальше — в прекрасное будущее, без всяких бесполезных уроков, дотошных учителей и непонятных одноклассников. Они устремляют взгляды вперёд и замечают в конце коридора молодого человека, которого не видели в стенах школы раньше. Высокий, почти ростом с Антона, смолистые волосы идеально ровно уложены, и весь он выглядит как сошедшая модель с обложки глянца. Мужчина подходит ближе, так, что теперь можно рассмотреть его черты лица — правильные такие, выразительные, а голубые глаза светятся даже в не сильно освещённом коридоре. Незнакомец проходит дальше, а Катя с Антоном медленно поворачивают головы друг к другу. —Это ещё кто? Катя вытягивает шею, силясь ещё раз рассмотреть удаляющийся силуэт, но он уже скрылся в кабинете. Истории. —Классно, это и есть наш новый историк. Антон как-то истерически усмехается, пытаясь уложить в голове данное обстоятельство. У них новый учитель, и он не просто симпатичный, как сообщила Катина знакомая, а очень симпатичный. —Не, давай всё-таки ходить на его уроки. — как-то виновато и неожиданно даже для себя предлагает Антон, на что Катя несколько раз кивает, а в следующую секунду встаёт, резко хватает его за руку, вынуждая и так мало что понимающего друга удивлённо вскинуть брови. —Пошли с ним знакомиться. Антон, в принципе, не против ещё раз посмотреть на эту небесную красоту, но идти к учителю до начала урока, что-то ему говорить, да и вообще вот так контактировать кажется ему странным и не тем, как ему бы хотелось провести оставшиеся пять минут перемены. Но Катя уже тянет его к кабинету, решительно стучится в дверь, и Антон принимает свою несладкую судьбу. Хотя, если сейчас этот учитель посмотрит на него своими красивыми глазами… —Здравствуйте, можно? Катя заглядывает в кабинет, приветливо улыбаясь, слышит немного растерянное «да, конечно» и заходит внутрь, утягивая Антона с собой. —Вы же наш новый учитель истории? Антон молча стоит рядом с Катей, задающей вопрос, пока этот самый учитель быстро обводит её взглядом, но задерживается на Антоне. Шастуну даже некомфортно как-то становится от этого собственного рассматривания, а когда мужчина поднимает взгляд, встречаясь своими пронзительными глазами с антоновскими, тому вообще хочется выйти в окно. Антон и не знал, что от простого зрительного контакта можно неосознанно залипнуть на глаза собеседника и иметь ноль возможностей да и желания отвернуться. В горле отчего-то пересыхает, и Антон как-то нервно сглатывает, считая секунды, кажущиеся вечностью, пока он смотрит в эти голубые глаза, а те — в его. Учитель как-то странно усмехается, и Антон очень надеется, что не из-за того, что стоял он, неосознанно раскрыв рот. —Да, я Арсений Сергеевич, а вы, я так понимаю, 11 класс? Катя оживляется, расплываясь в улыбке, Арсений улыбается в ответ, а желание Антона выйти в окно растёт в геометрической прогрессии, и совершенно неважно, что Антон не знает ничего из геометрии. Зато знает, что ещё одна такая вот улыбочка этого Арсения, и он не выдержит. Учитель продолжает улыбаться Кате, а Антон словно отмирает, вспоминая, кто он и возвращая себе былое самообладание, которое этот Арсений бесстыдно уничтожает. —Мы — да. Это Катя Варнава, а я Антон Шастун. — Антон честно пытается быть, ну, Антоном, но спокойно смотреть в эти глаза не получается, и он переводит взгляд на Катю, отказываясь поворачиваться обратно. Себе дороже выходит. —Шастун… Красивая фамилия, мне бы такую. Антон давится воздухом, заходясь в кашле, а Катя переводит взгляд с одного на другого и поджимает губы, силясь не рассмеяться. Нет, она, определённо, будет ходить на историю. Что-то ей подсказывает, что на последних месяцах обучения появился смысл приходить на целый один урок. —Ладно, если хотите, можете до звонка здесь посидеть, только мне отойти надо, надеюсь, вы за время моего отсутствия не спрыгнете с окна и не убьётесь каким-нибудь другим способом. «Убиться хочется только в вашем присутствии.» — думает Антон, провожая взглядом учителя, и когда тот выходит из кабинета, синхронно выдыхает вместе с Катей. —Нет, ты его видел? Красотуля какая, скажи? Антон, ты как хочешь, но я реально буду ходить на его уроки. — констатирует девушка, садясь за первую парту. Кто бы сомневался. —Да я, в принципе, не против… — задумчиво протягивает Антон, садясь рядом и стараясь понять происходящее и свою реакцию. Никогда в жизни и ни один человек не вызывал в нём такие эмоции. Никого и никогда он не называл красивым, считая, что понятие это растяжимое, и красивых людей не бывает. По его мнению, бывают лишь те, кто нравится только нам, в то время как другому человеку наш объект симпатии может и вовсе казаться страшным. А сегодня пришёл Арсений Сергеевич, и, особо ничего для этого не делая, растоптал жизненные принципы Антона вместе со всеми его мнениями, заполнив собой и своими, черт бы их побрал, выразительными чертами лица. —Ваша предыдущая учительница истории по личным обстоятельствам покинула школу, и вместо неё теперь я. Давайте познакомимся, а то из вашего класса я знаю только Шастуна и Варнаву. Урок начинается, а Антону уже хочется провалиться куда-нибудь сквозь землю. Арсений переводит взгляд на их с Катей парту, усмехаясь, но им двоим как-то не до смеха. —У нас же есть гарантии, что и вы не уйдёте в декрет? — выпаливает Антон, не подумав ни разу. Он виновато поджимает губы, отворачиваясь и жалея, что собственный язык нельзя проглотить. Но Арсений лишь расплывается в улыбке, склоняет голову набок и буравит взглядом профиль Антона. —Не переживай, с этой частью у меня уж точно проблем не будет. Катя удивлённо округляет глаза, сдерживая смешок, а Антон, уже мало что понимая, снова поворачивается, сталкиваясь с прищуренным взглядом учителя. И вот что он думает на самом деле — загадка, которую Антон решать не хочет от слова совсем. После урока выясняется, что Арсений Сергеевич ещё и прекрасный учитель. Антон никогда не питал интереса к истории, а сейчас за 45 минут он узнал больше, чем за все прошедшие уроки истории вместе взятые. —Сдаём историю, получается. —Женщина, уймись, ты идёшь в экономический, история тебе не нужна. Антон с Катей выходят из класса, как-то истерически смеясь над всем происходящим. Школа действительно обрела смысл, и сосредоточен он в одном историке с красивыми глазами, бархатным голосом и этой его манерой преподавания, которая действительно заинтересовывает в предмете. —А как тебе его фраза про то, что с декретами у него проблем не будет? — Катя останавливается посреди коридора, вынуждая Антона закатить глаза и развернуться к ней лицом. —А что тебя смущает? Логично же, он мужчина, какие ему декреты… —Кто ж его знает… — задумчиво протягивает Катя, направляясь вслед за другом. Следующий урок истории намечается первым в пятницу, и у Антона даже не возникает желания забить и поспать на час дольше. Из кровати сразу к Арсению Сергеевичу, как никак, и Антон не против вот вообще. Антон заходит в здание школы, смотрит на время и поражается самому себе — до начала урока 10 минут. Самое раннее его появление на первом уроке было когда от урока проходили эти же самые десять минут. Сегодня же — пятница, история и столь ранний Антон. Странно, но ладно. Антон старается не думать об этих изменениях в себе самом и собственной жизни. Возле кабинета истории сидит Катя, которая, завидев друга, поджимает губы, силясь не рассмеяться. Антон садится рядом, делая вид, что всё так, как и должно быть, и они вовсе не пришли на урок заранее, чего не делали примерно никогда. —Мы конченные, Шастун. — констатирует девушка, а в следующую секунду оба переглядываются, и, не сдержавшись, всё-таки смеются, осознавая абсурдность всей этой ситуации. —Не мы такие, Арсений Сергеевич такой. — отсмеявшись, говорит он, смотрит перед собой, и, кажется, начинает верить во всевозможные законы подлости. Потому что мимо них проходит учитель истории. Он явно слышал последнюю фразу их диалога, и сейчас улыбается уголками губ, открывая дверь кабинета. —Доброе утро, самые заинтересованные в истории. «В вас больше.» — проносится в головах друзей, но вместо этого они лишь здороваются, стараясь ровно дышать и делать вид, что им фиолетово, что их учитель похож на произведение искусства. —Во время урока должны ещё подползти люди. —Ну, пока они ползут, заходите в класс. — Арсений открывает дверь, показывая на кабинет приглашающим жестом. Сидеть с Арсением в пустом классе становится какой-то приятной традицией, но спокойнее от её повторения не становится. О каком спокойствии может идти речь, когда существует такой учитель истории? —Давайте поговорим, что ли. Расскажите, так сказать, с позиции учеников, как вам эта школа? — Арсений опирается подбородком о сложенные на столе руки, смотря на первую парту перед собой. Антон с Катей переглядываются, поджимая губы в попытке не рассмеяться. —Не думаем, что вы с этим вопросом обратились по адресу. — улыбается Антон, на что ловит непонимающий взгляд учителя. —Мы — главные хейтеры и этой школы, и всей системы образования. Арсений расплывается в теперь уже понимающей улыбке. —Значит, наоборот, по адресу. И друзья в жизни не могли подумать, что за все годы обучения здесь они смогут на самом деле обсуждать с учителем несовершенства всей этой системы, заложниками которой являются. Он полностью разделяет их позицию, согласно кивает на каждое недовольство и жалуется на происходящее со своей стороны. Одноклассники, заходящие в класс с опозданием вынуждены наблюдать эмоциональный диалог учителя истории с Антоном и Катей. —Ладно, давайте урок начнём, что ли, хоть что-то вам расскажу. А вы, — Арсений переводит взгляд на уже запомненную им первую парту. — Пусть вас греет мысль, что через три месяца всё это закончится. После всех тех лет, что вы уже пережили, осталось реально немного. А если будет совсем невмоготу, приходите жаловаться. Антон с Катей благодарно улыбаются, а у обоих проносится лишь одна мысль: «Арсений Сергеевич — лучший учитель.». И дело даже не в его внешности, хотя, она, конечно, занимает значительную часть в их мнении об учителе. Но гораздо большую роль играет его понимание их. Чего никто и никогда не испытывал к этому дуэту. А тут пришёл историк с таким же мнением и готовностью помогать хоть как-то, и Катя с Антоном действительно восхищаются. Антон внимательно слушает всё, что рассказывает Арсений Сергеевич, и невольно засматривается на этого удивительного человека. И красивый, и такой потрясающий именно как человек. С ним действительно хочется общаться и контактировать хоть как-то, и очень хорошо, что Антон пока не задумывается о том, что желание это обусловлено чем-то гораздо глубже и не таким простым восхищением учителем, которого у них никогда не было.

***

Недели идут, нагрузка растёт, а сил не прибавляется. Антон честно не знает, как вообще выдерживает, хотя, судя по его непроходящим мешкам под глазами, вечной слабости и недосыпу — он не выдерживает. Единственное, что поднимает настроение — уроки истории. Антон очень благодарен Арсению просто за то, что он есть, потому что стоит ему всего лишь пройти мимо, как Антон неосознанно расплывается в улыбке, и появляется мотивация учиться. Ведь Антон помнит слова Арсения. И Арсений не соврал, когда говорил, что может помочь справиться — Арсений просто ведёт урок, просто смотрит, просто говорит — а Антону легче. Катя отчаянно обращает внимание Антона, когда замечает Арсения в коридоре, и тот тоже оживляется, здороваясь с учителем, после чего слышит смех подруги на собственную реакцию на историка. —Ладно, хорошо ещё, что это всё шутки и мы вовсе не сошли здесь с ним с ума. Повезло нам с этим Арсением, и мы не можем нарадоваться ему, вот и всё. — зачем-то каждый раз оправдывается Катя, хотя Антон и без неё всё понимает. Этот Арсений сам виноват в своей чудесности, сам виноват, что настолько расположил к себе, что из-за него в принципе хочется в школу приходить и учиться. Всё дело только в этом, учитель он хороший, да. Антон всякий раз объясняет сам себе именно этим своё резко взлетевшее вверх настроение в присутствии Арсения.

***

—А я всё жду, когда же вы забьёте и не придёте на первый урок в пятницу, особенно, перед каникулами. — улыбается Арсений, пуская в пустой класс Антона и Катю. —Не дождётесь! — друзья садятся за привычную первую парту, полуложась на поверхность. Арсений окидывает их внимательным взглядом, как-то устало улыбаясь. —Слушайте, я почти уверен, что больше никто на урок не придёт, поэтому давайте я вас не буду мучить, можете делать, что хотите, только в пределах этого кабинета. Антон даже не успевает в очередной раз подумать, насколько Арсений понимающий учитель, как его уже хроническая усталость и недосып дают о себе знать. Он удобно укладывает голову о сложенные на столе руки и через несколько секунд засыпает. 11 класс — это про способность засыпать при любых обстоятельствах. —Какая прелесть, он что, уснул? — Арсений чуть склоняет голову вбок, будто любуется, и Катя, повернувшись, действительно замечает спящего друга. Ей он прелестью не кажется, и она старается не думать, почему Арсений иного мнения. —Если ты не планируешь следовать его примеру, то могу предложить тебе чай. — Арсению, в принципе, не нужен ответ Кати: он встаёт из-за стола, направляясь к чайнику, стоящему на окне. Девушка смущённо улыбается, отворачиваясь в противоположную сторону, и очень удачно. Потому что Арсений, нажав на кнопку чайника, поворачивается к рядом полулежащему Антону, что-то напряжённо соображая, и, улыбнувшись своим умозаключениям, решительно снимает повязанную на свои плечи толстовку, а потом подходит к Антону ближе и заботливо его накрывает. Не то чтобы это сильно согреет, но хоть как-то. Катя поворачивается, замечая Антона под толстовкой Арсения Сергеевича, удивлённо выгибает бровь, но ничего не говорит. Тем более, учитель уже несёт ей чашку вкусно пахнущего чая и осторожно ставит ей на парту. —Извини, ничего к чаю предложить не могу, а если пойду в столовую, могу кого-нибудь встретить и придётся долго объяснять, почему я шастаю по школе во время урока. — улыбается Арсений, садясь напротив за свой стол, поставив чашку и себе. —Ой, да ладно вам, вы и так меня чаем угощаете, большое спасибо! —Вижу же уровень вашей усталости, бедолаги. — не перестаёт он улыбаться какой-то отеческой, полной заботы улыбкой. —Я ещё нормально, а вот Антону действительно тяжело. У него каждый день по несколько занятий, где ещё и задают кучу всего. Я не представляю, как он справляется. Катя поворачивается на рядом лежащего Антона, мирно спящего и хмурящегося во сне, сочувствующе вздыхая. Арсений переводит на него взгляд, оглядывает несчастного ученика, а у самого в глазах столько понимая и грусти, что если бы Катя в этот момент посмотрела в эти вмиг потухшие голубые океаны, ей бы совершенно точно стало не по себе. —А что он сдаёт? — тихо спрашивает Арсений, не переводя взгляда от Антона. —Помимо обязательных предметов — литературу и обществознание. Арсений что-то напряжённо обдумывает, будто решает что-то, и, довольно улыбнувшись своим мыслям, переводит тему разговора на какую-то отвлечённую. До конца урока Катя, обсуждая с Арсением Сергеевичем что-то вроде бы незначительное, приходит к значительному выводу — историк ещё и прекрасный собеседник, с которым просто и легко общаться, при этом не чувствуя неловкости. Когда до звонка остаётся пару минут, Арсений встаёт из-за своего стола и подходит к парте Антона и Кати, слегка наклоняясь к спящему ученику. Катя внимательно смотрит за тем, как Арсений осторожно касается его плеча, несильно сжимая, и, улыбаясь непробиваемости Антона, ласково говорит: —Солнышко моё, вставай! Как поётся в небезызвестной песне. Катя удивлённо округляет глаза, но молчит, следя за происходящим, хотя в голове крутится только умилённое и протяжное «А». Антон нехотя разлепляет глаза, садясь ровно, и последнее, что он ожидал увидеть сразу после пробуждения — лицо Арсения так близко от себя. Антон пытается проснуться окончательно, зевая и потирая глаза, и даже не сразу замечает на своих плечах тёплую толстовку. —Выспался? — заботливо интересуется Арсений, склоняя голову набок, так и не отходя от парты. —Вроде. — Антон честно пытается вернуться в реальность и осознать своё местонахождение. Он чувствует на плечах что-то, чего раньше там явно не было и всё-таки обнаруживает явно не свою толстовку. Которую видел на Арсении. Антон хмурится, думая, что всё ещё спит, однако Арсений перед ним и его кофта на плечах — более, чем реальны. —Если хочешь, можешь в ней походить, тебе же явно холодно после пробуждения. — Арсений замечает непонимание ученика, не переставая улыбаться. —Спасибо, конечно, но мне неловко как-то. — хриплым ото сна, ну или смущения, а может, всего вместе, говорит Антон, пряча взгляд. —Нет-нет, мне нормально, потом отдашь просто. Если не уделаешь, можешь даже не стирать. «Вот это доверие» — проносится в голове шокированной от всего этого Кати. —И ещё, ребят, запишите мой номер телефона, я вам на каникулы небольшое задание пришлю. Помню и понимаю вашу нагрузку, но оценки вам всё равно нужны. Там немного, обещаю. Друзья согласно кивают, доставая телефоны, только радуясь, что есть возможность переключиться на что-то другое. Менее смущающее и умиляющее. Оно, конечно, приятно, но странно. —Чирикните мне в сообщения, чтобы я вас тоже записал. Вместе с Антоном после лишнего почти часа сна просыпается его хорошее настроение и немного борзость. И Антон не был бы Антоном, если бы проигноривал такие в последнее время заглушенные вечной усталостью чувства. Вы: чирик Арсений получает сообщение, усмехается, на секунду посмотрев на довольного Антона. Наконец-то он похож на человека, а не на безэмоциональное тело. И Арсения это только радует. Арсений Сергеевич: Очень оригинально, Шастун Вы: я вообще человек оригинальный;) Арсений Сергеевич: Не спорю! —Ладно, идите на уроки, воробушки, если будет невмоготу — приходите жаловаться, я вас чаем отпаивать буду, да, Варнава? Катя довольно кивает, уводя снова мало что понимающего Антона за собой, и оба немного плывут с этого такого нежного «воробушки». —Спасибо вам! — синхронно говорят они возле выхода из класса, на что получают улыбку, полную заботы. Катя тянет Антона подальше от кабинета, и, остановившись в другом конце коридора, судорожно выдыхает, не в силах больше сдерживать свои эмоции, испытанные за эти 45 минут урока по милости Арсения Сергеевича. —Шастун, как же тебе повезло, что ты мирно спал и не был свидетелем этого безобразия. Антон непонимающе изгибает бровь, и Катя всё-таки собирается с мыслями. —Он тебя укрыл своей толстовкой, смотрел так заботливо, что даже мне неловко стало. Чаем меня напоил, такой милый, извинялся, что без сладкого, хотя, знаешь, мне было очень даже вкусно пить чай с таким собеседником. А потом он спрашивал, что ты сдаёшь, с жалостью смотрел на тебя, пока я честно рассказывала, что у тебя много нагрузки. А то, как он тебя будил, Шастун! Солнышко моё, вставай! Не знаю, как тебе, но мне плохо. Антон внимательно слушает и сам не понимает, почему улыбается во весь рот, чувствуя жар на щеках. Здорово, он краснеет от действий своего учителя истории. И ему от этого так… неловко и непонятно одновременно. Внутри что-то тёплое разливается, что-то незнакомое, но приятное. И Антон слушает сейчас об этой заботе к нему со стороны Арсения, а самому пищать хочется. Просто потому, что всё это делал Арсений. Такой прекрасный Арсений, которым Антон против воли восхищается ещё больше, и восхищение это растёт в геометрической прогрессии. А Антон всё ещё не знает ни что это такое, ни как его решать, ни как жить с этой накрывшей волной восхищения, которая будто превращается во что-то другое. Сильное и неконтролируемое. —М-да, и как мне на это всё реагировать? — спрашивает Антон после окончания Катиного рассказа, а у самого вся реакция на лице читается. Довольная улыбка, румяные щёки и блестящие глаза всё говорят за него, даже, если сам Антон всё ещё не знает, как и что говорить даже самому себе. —Живи и радуйся такому учителю, Антош. Но с ним не порадуешься, сплошные эмоциональные всплески. Хотя, сам говорил, что оно к лучшему, чувствуешь хоть что-то приятное. Антон не перестаёт улыбаться, согласно кивая. О да, Арсений Сергеевич — человек, заставляющий его чувствовать жизнь, и Антону всё ещё интересно, как ему это удаётся, не делая, вроде как, ничего, но при этом так много.

***

Начались каникулы, но Антон не отдыхает. Его курсы и дополнительные задания продолжаются, разве что теперь есть хоть немного свободного времени за счёт отсутствия школы. В среду вечером Антон задумывается, что Арсений должен был прислать задания для набора оценок, и заходит в их невероятный диалог, задумываясь. Взгляд цепляется за последнее сообщение, где Арсений сообщает, что не спорит с оригинальностью Антона. А ведь на момент его получения Антон даже не обратил должного внимания на эту прелесть. Вспоминая, как Арсений, по словам Кати, назвал прелестью спящего его, губы снова расплываются в улыбке, а внутри всё приятно сжимается. Ещё никто не вызывал в Антоне столько эмоций, неизвестных ему эмоций, сколько этот человек. Антон смотрит на их диалог пару минут, рассматривая фотографию с аватарки, где Арсений тепло улыбается, смотря в камеру. Антон улыбается шире, восхищаясь открытостью и невероятностью этого человека. Антон, кажется, окончательно свыкается с истинностью и наличием закона подлости и судьбы, когда «Был в сети недавно» в статусе Арсения меняется на «Печатает». Антон быстро выходит из диалога, пока не получает несколько сообщений от учителя сразу. Глубоко вздохнув, он снова открывает чат, и если бы он знал, что последует за этим действием и этими сообщениями, он бы наверняка выбросил телефон куда подальше. Арсений Сергеевич: Вечер добрый, воробушек! Мне никак не даёт покоя твоя нагрузка, особенно помня, как у самого такая же была в твои годы (сказал, как дед, но я правда не намного тебя старше!). Я тоже сдавал обществознание и литературу, и очень много решал заданий и написывал конспекты, которые мне с тех пор ни разу и не пригодились. Они всё это время лежали забытые, как страшный сон где-то в дебрях дома у родителей, видимо, в ожидании своего часа, и дождались ровно в тот момент, как я услышал от Кати про предметы, которые ты сдаёшь. Поэтому, держи отсканированные мои каракули, если что не разберёшь — чирикай. Предполагая твоё смущение, скажу сразу, что мне не сложно, наоборот я очень рад, что мой труд несколько лет назад пригодится тебе сейчас и хоть немного облегчит твою подготовку) С каждым прочитанным словом Антону становится всё труднее дышать, а глаза сами собой неверяще округляются, отказываясь воспринимать реальность. В которой есть Арсений Сергеевич. Заботливый Арсений Сергеевич. Вот такой Арсений Сергеевич. Вы: спасибо вам большое, Арсений Сергеевич! у меня даже слов нет… Честно и быстро отвечает Антон, хотя сам нормально вдохнуть не может. Эта непонятная волна чего-то большего, чем восхищение, кажется, сейчас задавит его окончательно, погребая своей массой. Арсений Сергеевич: Не надо слов, не надо паники!) Лучше изучай всё и будь уверен в собственных высоких результатах! Антон улыбается, оценивая прошаренность Арсения во всяких песнях, но не оценивая собственную реакцию на такого прекрасного Арсения. Он не понимает ничего, поэтому просто ещё раз благодарит Арсения и быстро пишет Кате с просьбой прийти. Сам он не разберётся никак и никогда. Катя приходит через полчаса, за которые Антон в панике обходит собственную комнату несколько раз, старательно заглушая все мысли, касаемые Арсения — их столько, что ещё немного и голова просто лопнет, Антон уверен. Ну или он сам от переполняющих эмоций и чувств, которым он всё ещё не может найти объяснения и надеется на помощь Кати. Подруга садится на край его кровати, рядом с упёршимся затылком о стену Антоном. —Кажется, шутки кончились. Антон протягивает Кате телефон с открытым с учителем диалогом, наблюдая за её реакцией. С каждой секундой её глаза округляются всё сильнее, а губы расплываются в улыбке. —И чего ты переживаешь, радоваться надо! —Чему радоваться, Кать? Почему я реагирую… Так? Почему после твоего рассказа тогда я так засмущался? Он же просто учитель, да, классный, да, самый лучший из тех, что у нас были, но почему я, как ты говоришь, не могу радоваться? Катя что-то напряжённо обдумывает, нажёвывая нижнюю губу. Сопоставляет в голове все частички этого не сильно сложного пазла, пока не складывает последнюю деталь. Улыбается своему выводу, двигается к другу ближе, сжимая его плечо. —А ты не влюбился ли часом? Потому что Арсений — явно. Антон резко выпрямляется, удивлённо распахивая глаза. —Что? С чего бы? Нет, Кать, я не из таких. —А из каких ты, Антон? Мы дружим уже десять лет, за это время тебе не нравился никто, я знаю, ведь ты бы мне рассказал. Ты не знаешь свой типаж и свои предпочтения, и рано или поздно должен был узнать. Кажется, время пришло, Шаст. Антон хмурится, складывает руки на груди, на подругу, которая не внесла понимания в ситуацию, а наоборот, упорно не смотрит. —А он что? — каким-то дрожащим голосом спрашивает Антон, потупив взгляд. —А с ним всё очевидно. Ты бы видел его взгляд, я такой нежности и заботы в жизни не видела. А то, что он тебе свои конспекты нарыл? А толстовка? Я не удивлюсь, если ты с ней в обнимку спишь, она же явно всё ещё у тебя. Антон поднимает голову, переводя взгляд на висящую на спинке стула кофту. В обнимку не спит, но периодически неосознанно зачем-то прижимает к себе, вдыхая впитавшийся в ткань запах Арсения. Арсения, в которого он… —Я не влюблён, Катя! — как-то истерически восклицает он, мотая головой, словно действительно хочет вытрясти из головы любые мысли, связанные с влюблённостью. Бредовой влюблённостью. —Как скажешь, но сердцу не прикажешь, а Арсения не уволишь. — пожимает плечами девушка, для которой всё до очевидного просто, и переубедить её сможет целое ничего. Катя уходит через некоторое время, поговорив с Антоном на какие-то отвлечённые темы, не касающиеся ни школы, ни тем более каких-то там историков. Однако после её ухода Антон ложится на нерасплавленную кровать, устремляя взгляд в потолок, решая хотя бы сейчас разобраться в своих мыслях и себе самом. Сознание любезно прокручивает все моменты, связанные с Арсением. Его голубые глаза, его улыбку, его внимание и заботу, его понимание состояния Антона и разделение позиции касаемо всего этого образования. Антон вспоминает всё, неосознанно улыбаясь и смущаясь. Арсений потрясающий, к нему тянет, с ним хочется проводить время и чирикать в сообщениях. А ведь Арсений буквально назвал его воробушком… Антон утыкается лицом в подушку, желая просто закричать. Ему нужно делать задание для дополнительных занятий, ему учиться надо, а тут Арсений и чувства к нему. Антон помнит слова Кати, понимает, что она права. Но понимание — не значит принятие. Антон не хочет принимать, что действительно влюбился в своего учителя. Не в таких убеждениях он жил, не о таком мечтал и не так он видел свою жизнь. Арсений — чудесный, это он принимает, но чудесным он должен оставаться именно на уровне учителя. Антон не хочет переступать ни через эти рамки, ни через какие-то собственные. Учиться надо, а не влюбляться. Антон берёт телефон, включает и замечает открытый диалог с Арсением. Он везде — в его мыслях, в его сердце и даже в его учёбе. Антон поджимает губы, открывая присланные им файлы, понимая, что ему как раз нужно делать задание по теме, которую своим ровным почерком расписал Арсений. Сердце как-то болезненно ноет, видимо, не соглашаясь с решительным и радикальным Антоном. Но он сердце слушать не намерен. Он не просил его влюбляться, и потому сейчас игнорирует, вставая с кровати и направляясь к письменному столу, начиная выполнять задание. Антон переписывает конспект, а самого нежность распирает от каждой буковки, написанной Арсением. Антон поддаётся приятным чувствам, но тут же осекается, стараясь сосредоточиться на задании. Получается плохо. Кое-как он дописывает, раздражённо закрывает тетрадь и обессилено ложится обратно на кровать. Он злится, не понимая, за что ему свалилась вся эта учёба и весь этот Арсений. Одно никак не должно мешать другому, но Арсений мешает очень, занимая все его мысли и заставляя всё внутри трепетать. Ужасно, поистине ужасно. Антон всегда считал, что может держать жизненные ситуации и себя самого под контролем, а сам не может заглушить свои нелепые чувства. Ведь это действительно глупо: влюбиться в учителя. Ему 18, Арсению… Он даже не знает, сколько лет Арсению. Антон как-то истерически усмехается, поражаясь этому театру абсурда. Всё это вот вообще не к месту и так нелепо. А Антон не привык попадать в нелепые ситуации. Он поворачивается на бок, со всей силы закрывает глаза, стараясь быстрее уснуть. Но перед глазами — улыбающийся Арсений, и Антон почти ненавидит своё сознание и сердце за такие вот фокусы. Он просто хочет спать, чтобы хотя бы во сне не было этой учёбы и этого историка. И впервые Антон рад, что ему ночью не снится ничего. Если бы приснился Арсений, Антон бы напрочь отказался от сна в любом виде. Как в его кабинете, накрытый его толстовкой, так и всегда.

***

Антон упорно игнорирует все свои будильники, а когда открывает глаза, с ужасом понимает, что проспал и до курсов остаётся 20 минут, из которых 10 нужны на дорогу. Он вскакивает с кровати, надевая первую попавшуюся толстовку, натягивает джинсы и вылетает из комнаты в ванную, по пути проклиная всё на свете. Он думал об этом Арсении, в итоге уснул поздно, и, конечно же, проспал. В воображаемом списке «Почему не стоит любить Арсения» появляется новый пункт. Антон вылетает из дома, успевает запрыгнуть в автобус, где оказывается душно, как в парилке. Он расстегивает куртку, а в следующую секунду хочет застегнуть обратно и выйти в окно. Второе хочется сильнее. Потому что первая попавшаяся толстовка оказывается толстовкой Арсения. От истерического смеха его сдерживает лишь наличие других людей рядом, которые могут счесть его за сумасшедшего. Хотя Антон согласен: если не он сам, то его жизнь — одно сплошное сумасшествие. И если над ним вот так вот издевается собственная судьба, то у Антона появилась ещё одна причина её игнорировать. Как жаль, что чувства и судьбу игнорировать невозможно. Как жаль, что Антон слишком уверенный в себе. На курсы, на удивление, он не опаздывает и даже умудряется что-то делать, думая реально о заданиях. А вот когда он понимает, что всё то, что им рассказывают, Арсений некоторое время назад уже написал и вчера прислал Антону, тот снова переключается именно на него. Арсений действительно облегчил ему жизнь с учёбой. Но так нагрузил самим собой. Антон тяжело вздыхает, не понимая, за что ему всё это. И больше на курсах сосредоточиться не может. Антон решает пройтись до дома пешком, и не знает, что решение это — не его, а его судьбы, не терпящей этот тотальный игнор и всячески пытающейся выстроить всё себе в угоду. Антон идёт по улице, вдыхая начинающий прогреваться весенним солнцем воздух, пытаясь действительно ровно дышать. И у него даже получается, пока он не слышит собственное имя. Он непонимающе разворачивается, а в следующую секунду не сдерживается, всё-таки истерически усмехаясь. Арсений Сергеевич. Конечно же, Москва — город маленький, в ней всего один район, и встретить кого-либо — проще простого, да? Антон замирает на месте, ни сколько из-за ожидания, пока учитель к нему подойдёт, сколько от бессилия и непонимания, что вообще делать. —С занятий идёшь? — Арсений улыбается, искренне радуясь встрече с Антоном, а тот — хмурее тучи. —Угу. — бурчит куда-то в ворот куртки ученик, на что Арсений проходится по нему оценивающим взглядом. —Дай угадаю, устал учиться в каникулы и хочешь спать? «Да, потому что о вас всю ночь думал.» — проносится в голове Антона, но на деле он лишь кивает. Ему почти физически плохо становится от Арсения в этом чёрном пальто, неуложенными волосами и сияющими на солнце глазами. Он чувствует к Арсению так много чувств, но ни одно из них ему не нравится. —Если у тебя на сегодня больше нет дел, пошли кофе пить. Я всё равно в кофейню шёл, а так хоть в приятной компании время проведу. Антону хочется позорно захныкать, честное слово. Значит, он для Арсения — приятная компания, здорово, мило, классно. Точнее, плохо, ужасно, отвратительно. —У меня денег нет. — придумывает единственное оправдание Антон, хотя на самом деле ему некомфортно идти куда-то с человеком, в которого он влюблён, но старательно пытается от чувства этого избавиться. —Тоже мне, нашёл проблему. Я угощаю, пошли. — не перестаёт улыбаться Арсений, хватает Антона за запястье и утягивает вперёд. И если бы Антона не тащили за собой, он бы совершенно точно не смог пошевелиться вот вообще никак. Тёплая ладонь Арсения держит крепко, почему-то будто обжигая Антона сквозь одежду. Он старается дышать ровно и делать вид, что ничего не происходит, однако они продолжают идти вот так, и Арсения судя по всему всё устраивает. А вот Антона — нет. Это противоречит всем его убеждениям, что к Арсению он не чувствует ничего. Пытается, во всяком случае. А Арсений эти попытки совершенно наглым образом пресекает. Учитель выпускает его руку только перед входом в кофейню, придерживает Антону дверь, всё ещё улыбаясь, а Антон пытается от этого всего спрятаться за воротом собственной куртки, но её приходится снять в помещении. И Антон уже и думать забыл про эту злосчастную толстовку, но Арсений, повесив своё пальто, рассматривает Антона, усмехаясь. —Что, нравится? А Антон и не знает, что отвечать. «Нет, не нравится» будет звучать обидно и глупо, учитывая, что Антон сейчас в ней. «Да, нравится» — подозрительно и странно. Но нет ничего страннее встретить своего учителя в каникулы, прийти с ним в кофейню и быть при этом в его толстовке, и Антон решает честно рассказать о своём утре, пока они стоят в очереди. Арсений смеётся, выслушав историю, а в следующую секунду качает головой, поджимая губы. —М-да, каникулы, называется, а ты не высыпаешься и учишься. Хоть сегодня отдохнёшь и взбодришься. — заговорщически улыбается Арсений, и от восклицания истерически громкого «В смысле?» Антона останавливает исключительно подошедшая их очередь. —Доверяешь моему вкусу? — осторожно спрашивает историк, и Антон, нервно сглотнув, кивает, с ужасом осознавая, что доверяет этому человеку всё. Арсений берёт для них два капучино с карамельным сиропом, сообщая баристе их имена, а Антон агрессивно пытается отодвинуть это своё смущение и мысли, что он хотел бы ходить с Арсением не только в кофейни, но и вообще куда угодно. Он — его учитель, ничего более. Да вот только с просто учителями в кофейни не ходят. —Два капучино с карамельным сиропом для Арсения и Антона готовы! Арсений идёт за их заказом, а Антон уже не может отделаться от мысли, что их имена удивительно красиво и правильно звучат друг с другом. Они садятся за дальний столик, Антон делает глоток кофе, и понимает, что ничего вкуснее он ещё не пил. —А у вас действительно прекрасный вкус. Арсений как-то странно усмехается, и Антону очень хочется верить, что учитель не подумал в этот момент о нём. С Арсением интересно говорить. У них мнения совпадают даже касаемо просмотренных сериалов, так что сейчас они эмоционально обсуждают нелепый сюжет одного из них, и Антон почти не думает о своих чувствах, просто общаясь с прекрасным собеседником. —Я так мечтаю уже закончить всё это и перестать чувствовать постоянную тревогу. — честно признаётся Антон, когда разговор случайно касается темы учёбы. Он знает, что Арсений его понимает, и мнение касаемо идиотской системы всех этих экзаменов разделяет всецело, поэтому, кому, если не учителю истории, жаловаться на то, что так беспокоит? —Не волнуйся, осталось совсем немного, а потом вместе отметим окончание этого безобразия, вытрепавшего тебе все нервы. — ободряюще улыбается Арсений, а у Антона, кажется, начинает звенеть в ушах. Какой там это признак сумасшествия? Звенит на самом деле только одно слово, сказанное таким мягким голосом. Вместе. Антон переводит тему, мысли и звон этот заглушая тут же. Нечего тут. Они сидят в кофейне около часа, пока Арсений не предлагает прогуляться, а Антон судорожно пытается придумать оправдания, чтобы не продолжать сие времяпрепровождение, но Арсений всё решил за него, сейчас подавая ему куртку. Антон нехотя берёт, понимая, что если Арсений не утянет его в разговор, то он рискует разучиться дышать. От присутствия Арсения, от чувств, которые он так упорно сдерживает, и рамок, которые старательно держит закрытыми. Зря и бессмысленно только, но Антон об этом ещё не знает и от своих убеждений не отходит. На улице Антону легче дышится, и даже молчание в присутствии рядом идущего Арсения переносится не так неловко. Кажется, в кофейне они обсудили всё, что можно и теперь по всем законам жанра должны наслаждаться компанией друг друга. И Антону бы нравилось. Если бы не его упорное что-то, сдерживающее все эмоции. Он снова прячется за воротом куртки, и уверен, что точно так же сможет прятаться от самого себя и дальше. —Я тут подумал, толстовку можешь себе оставить. Она тебе идёт гораздо больше, чем мне. Арсений останавливается возле поворота на другую улицу, вынуждая Антона от неожиданности замереть на месте. —Мне… —И не надо говорить, что тебе неловко, Шастун. — улыбается Арсений, щёлкая его по носу. Антон неосознанно морщится, а самому тоже улыбаться хочется, но он не позволяет. Неправильно всё это потому что. —Спасибо. — выдавливает он из себя тихое, и Арсений, кажется, улыбается шире и умилённее. —Пока, воробушек, увидимся в школе. Арсений разворачивается и быстро скрывается за поворотом, избавляя Антона от необходимости что-то говорить. А говорить ему действительно нечего. Он открывает чат с Катей, зная, что ей всегда есть, что сказать. Пусть он и понимает, что с её словами может быть не согласен. Вы: лучше тебе не знать, с кем я сейчас пил кофе. Катя: Только не надо говорить, что с Арсением… Вы: ((( Катя: И потом ты будешь отрицать, что между вами что-то есть? Антон устало выдыхает, подходя к подъезду. Он уже ничего не хочет. Ни отрицать, ни подтверждать. Он просто устал и хочет, чтобы в его жизни этого всего не было. Он такое не заказывал, унесите. Вы: я просто не хочу это принимать. не про меня это. Катя: Как знаешь. Сам свою судьбу упускаешь. А Антону не нравится такая судьба, придумавшая то, что противоречит всему. Антон — личность сильная и в руках себя держать способен. По крайней мере, ему хочется в это верить.

***

Каникулы прошли как-то мимо, понедельник и первый урок истории не радуют вовсе. Удивительно просто всё было до того, как Антон не признал в себе влюблённость. Залипал себе спокойно на учителя и видел смысл в школе только в уроках с ним. Сейчас же всё настолько сложно, что почти физически больно. Первый урок начнётся через несколько минут, а Антон сидит на кровати в своей комнате и не может заставить себя подняться и прийти на историю. Очень плохо. Ладно ещё, если бы он проводил это время с пользой — спал или решал задания. Но он сидит, обхватив острые колени руками и испытывает непреодолимое желание поплакать. Потому что надоело. Опять школа, опять, в принципе, и не прекращающаяся подготовка к экзаменам. Опять Арсений. Видеть которого Антону больнее всего. Арсений — слишком прекрасный, Антон не спорит. Спорит лишь с самим собой. Не может он переубедиться. Катя: Ну вот и где тебя носит? Не ты ли сам предлагал ходить на все уроки истории? Антон читает сообщение в уведомлениях, но не открывает и не отвечает. Нечего ему сказать. Арсений не сделал ему ничего, чтобы Антон сейчас намеренно прогуливал его урок, но в то же время сделал столько, что Антон запутался в себе самом и не может просто посмотреть в пронзительные голубые глаза. Катя: Арсений спросил, где ты, когда я ответила, что не знаю, он погрустнел и будто заволновался. Просто держу в курсе, Шастун. Если ты вздумал от него бегать — будь уверен, он догонит. И правильно сделает, кстати. Антон откладывает телефон в сторону, утыкаясь в собственные колени. Если он дотянет до конца учебного года — он сам себе поставит памятник, честное слово. Каким-то неведомым образом он всё-таки заставляет себя встать и собраться на второй урок. Единственная мотивация — явно злая Катя, которая сама объявится, если Антон не соизволит явиться и объясниться. —Я просто проспал. — тут же заявляет Антон, завидев подругу в коридоре. —Поговори мне ещё тут. Антон закатывает глаза, Катя хмурится, и разговор вроде как заканчивается. Антон не настроен на наставления, а Катя понимает, что это бесполезно. Из кабинета выходит Арсений Сергеевич, и Антон инстинктивно отворачивается, надеясь, что учитель не обратит на него внимание. Но Арсений обращает. Усмехается, смотрит пару секунд на эти жалкие попытки спрятаться, пожимает плечами и уходит в противоположную сторону. —Он тебя заметил, не старайся. Антон упирается затылком о стену, желая стукнуться, да посильнее. Лишь бы всё это закончилось.

***

Он живёт так две недели. Ну, как живёт: пытается. Каждое действие сопровождается усилием над самим собой, а без присутствия Арсения и вовсе становится грустно и пусто как-то. Но Антон и рад, ведь не чувствует к нему ничего. Жаль, что он не понимает, что не чувствует чего-либо в принципе, а не только к одному учителю. Он умело, как ему кажется, ретируется всякий раз, как в поле зрения появляется Арсений. Тот лишь обводит напряжённым взглядом скрывающийся силуэт Антона, обдумывая происходящее. Арсений людей умеет понимать, мотивы поступков сразу старается распознать, да вот только Антон — какое-то исключение. Которое и делает его исключительным. В пятницу днём Арсений проходит мимо сидящих на диване в коридоре Антона и Кати, и первый, как и всегда, резко отворачивается, замечая учителя. Тот останавливается, тяжело вздыхает и решает действовать. Эта беготня ему начинает надоедать, а её причины с каждым днём становятся всё очевиднее и очевиднее. И сейчас, обернувшись и оглядев профиль Антона, он будто понимает всё окончательно. Подходит ближе, наклоняется, вынуждая Антона снова разучиться дышать от такого близкого присутствия Арсения. Такого забытого. —Антон, пожалуйста, пойдём, поговорить надо. Антон нервно сглатывает, голову не поворачивает, впадая в какую-то панику. Поговорить о чём? Понял ли он, почему именно Антон его избегает? И как объясняться? В голове крутится тысяча и один вопрос, путаясь между собой и не позволяя ответить хотя бы на один. —Кать, скажи учителю, у которого у вас следующий урок, что Шастуна я забрал. Пошли, Шастун. Катя кивает, подталкивая Антона, вынуждая того встать и только сейчас поднять взгляд. Проклятье. Эти глаза могут просто посмотреть, и Антон пойдёт. Этот бархатный голос может сказать что угодно, и Антон поведётся. Ужасно. Эти отказанные в принятии чувства никуда не делись и даже не стали меньше. И Антон с ужасом понимает, что, кажется, стали только больше, сильнее и болезненнее от этого игнора. Арсений направляется вперёд, Антон идёт рядом, стараясь не думать ни о том, какого рода разговор его ждёт, ни о том, сколько всего его влюблённое сердце чувствует сейчас. Они заходят в кабинет, в котором Антон не был мучительные две недели. Арсений рукой указывает за первую парту, и Антон послушно садится, всё ещё не говоря ни слова. Арсений копошится возле окна, пока Антон буравит взглядом собственные руки, парту, всё что угодно, лишь бы отвлечь уже неконтролируемое сознание. Получается плохо. Слишком долго пытался. Слишком болезненно в итоге обернулось. Арсений поворачивается, подходит к парте Антона, ставя одну чашку с ароматным чаем перед ним, а другую — напротив. Берёт рядом стоящий стул, садится за противоположный конец стола, оказываясь на расстоянии вытянутой руки от Антона. Смотрит на его потерянный вид, это самое расстояние сократить хочет, но понимает, что он сам и его подобные действия — причина такого Антона. —Антон, давай всё проясним. Антон тянется к чашке, сжимает двумя ладонями, надеясь не опрокинуть её из-за дрожи в руках. Делает глоток, морщится от высокой температуры, но это даже отрезвляет. Он поднимает взгляд, встречаясь с внимательными глазами напротив, и понимает, что недосказанностей и непонимания больше не выдержит. Только не по отношению к этим глазам и этому человеку. —Давайте. — еле слышно отвечает он, надеясь, что Арсений сам выведет его на нужный ответ. Сам Антон ничего вывести уже не может. Арсений как-то грустно улыбается, отпивает немного чая, но взгляда не отводит. Антон, на удивление, тоже. —Ладно, вижу, каково тебе, поэтому давай начистоту и прямо. Ты мне нравишься. И, видимо, я был слишком настойчив, раз теперь ты от меня бегаешь. —Я не от вас бегаю, Арсений Сергеевич, а от себя. — неожиданно для себя самого выпаливает Антон, не чувствуя смущения, не чувствуя ничего. И даже подтверждённый факт симпатии учителя к нему не вызывает эмоций. Антон знал. Но всё ещё не знает, как реагировать. Да и нечем уже реагировать. Арсений смотрит, не отрываясь, а во взгляде сложно прочитать что-то однозначное. Антон запутался в себе, запутал Арсения, запутал всё в них. —Ты не можешь принять себя? — осторожно, тихо спрашивает Арсений, боясь вторгнуться в личное пространство и состояние Антона. Ему всё ещё кажется, что все границы перешёл именно он, доведя ситуацию до этого непонимания. Но всё гораздо сложнее. Антон несколько раз кивает, и от осознания, что Арсений понимает его настолько, с полуслова, с мимолётного взгляда, что-то похожее на сердце как-то приятно-болезненно сжимается. И придает уверенности, в наличии которой Антон в последнее время сомневался. —Я чувствую столько всего к вам, слов таких даже нет, чтобы описать. Но я просто не могу переступить. Я никогда не думал, что моя жизнь обернётся… так. И в моём продуманном сценарии не было даже нечто похожего на всё это. А так просто всё переписать я не могу. Антон говорит честно, кажется, от того самого чего-то, похожего на сердце. Арсений слушает внимательно, глаз не отводит, и в них Антон читает столько понимания, что в горле пересыхает, и вряд ли глоток чая спасёт. —Я не буду на тебя давить и готов подождать. — тихо отвечает Арсений. — Я сам не сразу несколько лет назад смирился с самим собой. И зная по себе, тебе нужно время. Если ты будешь готов, я здесь, хорошо? Антон поджимает губы, очень стараясь позорно не разрыдаться. Он так долго сдерживал эмоции и чувства, что сейчас они элементарно сдают, не желая больше продолжать быть задвинутыми на задний план. —Я буду, Арсений Сергеевич, обязательно буду готов. — Антон часто моргает, чувствуя собирающуюся в уголках глаз влагу. Ужасно. Но контролировать что-либо больше не может. — Если бы вы знали, как я устал, вы бы расплакались. Антон вот уже. Одна слеза предательски скатывается по лицу, и Арсений осторожно протягивает руку, касаясь его щеки. Проводит большим пальцем, стирая слезинку, а сам смотрит с таким сочувствием, что Антон не выдерживает. Встаёт из-за парты и подходит к Арсению ближе. Арсений понимает всё. Встаёт, не говоря ни слова и заключает Антона в объятия. Тот утыкается ему куда-то в плечо, обнимает отчаянно крепко, чувствуя осторожные поглаживания по спине. —Я просто хочу уже сдать эти экзамены, просто хочу понимать себя и отдыхать. Очень хочу ничего ничего не делать и быть счастливым. А в итоге я сижу за бесконечной учёбой и вам больно делаю своими рамками, через которые переступить не могу. А я ничего уже не могу, Арсений Сергеевич. Антон всхлипывает после каждой фразы, от Арсения не отстраняется, а тот готов прямо сейчас отменить все экзамены, ежегодно выедающие жизненные силы стольких подростков. А сейчас он прижимает к себе того, кого сберечь ото всех хочется, не выпуская. И Арсению вовсе не больно от невозможности на всех основаниях его называть своим. Арсений слишком понимающий, Арсений сам был таким же. И от этой их схожести, он уверен — их ждёт что-то большое. Арсений подождать готов. —Всё хорошо, Антон. Я тебя понимаю и я с тобой, слышишь? И за меня не беспокойся, не хватало тебе ещё и этой головной боли. Тебе осталось меньше месяца до конца учебного года, скоро всё это закончится. Ты готовился весь год, и все твои труды совершенно точно не напрасны. Я просто это знаю. Постарайся в эти выходные отдохнуть, просто ничего не делая. Тебе это действительно нужно. И если хочешь, можешь уйти с истории, но только с условием, что ты пойдёшь домой спать. Антон шмыгает носом, и чувствует, как с каждым словом, сказанным этим бархатным голосом, становится легче дышать. Арсений ведь прав во всём. Арсений ведь его понимает. —Нет, я слишком соскучился по своему любимому уроку и учителю. Антон отстраняется, но далеко от Арсения не отходит. Тот осторожно поправляет ему растрепавшуюся чёлку, облегчённо улыбаясь. —Хорошо, любимый ученик. Антон поджимает губы, а что-то похожее на сердце, кажется, становится вполне себе настоящим сердцем. Он улыбается впервые за долгое время и действительно чувствует себя человеком. —Тогда допивай чай, скоро уже начнётся твой любимый урок. Пойду позову тебе Катю, а то страшно предположить, что она думает о нас с тобой, находящихся в этом закрытом кабинете. Они синхронно смеются, и Антон успокаивается окончательно. Всё, кажется, снова как раньше, по крайней мере Антон будет пытаться к этому прекрасному раньше вернуться, а ещё лучше — приблизить не менее, скорее, более прекрасное будущее. Их будущее. Антону становится проще. Он рассказывает обо всём Кате, получая в ответ качание головой и простое «Ах, как это всё романтично!». Антон лишь улыбается в ответ. Ему сейчас слишком спокойно, чтобы снова начинать отчаянно всё отрицать. Арсений ведёт урок, улыбается, когда переводит взгляд на Антона, и у того то самое сердце быстрее биться начинает. Он очень скучал по этому удивительному человеку, которому нравится. Который нравится ему. И впервые Антон не хочет мысль эту вытрясти из головы, как что-то позорное и ненужное. Антон начинает присматриваться, но до конца глаза не открывает. Не может он так быстро сделать такой большой и важный шаг. Ночью он долго не может уснуть, вспоминая все события дня, смущённо улыбается, и улыбку эту с лица стереть не может. И эти чувства, что он даже не успел почувствовать тогда, месяц назад, сейчас накрывают его с головой, и Антон не спешит их отодвигать. Смотрит скептически сначала, но его палящие румянцем щёки и образ Арсения перед глазами, кажется, никакого скепсиса не терпят и всё посмотрели уже давно. И Антон не спешит с ними не соглашаться. Проходит ещё одна неделя, за которую Антон чувствует себя самым счастливым человеком на свете. До конца учебного года осталось совсем чуть-чуть, примерно столько же, сколько у них с Арсением разница в росте. Несколько незначительных сантиметров. Арсений, как и обещал, не давит, а Антон с каждым днём всё ближе и ближе к торжественному треску собственных убеждений. В особенности потому, что Арсения хочется касаться. Антону понравилось с ним обниматься, в его объятиях тепло, спокойно и так нужно для потерянного Антона. Арсений просто смотрит, а Антон находится. Вспоминает его слова и верит в каждое. Ведь действительно справился, кажется. Почти справился с собой, что, если честно, оказывается для него важнее каких-то там экзаменов. Мысль о том, что он по-настоящему влюблён в Арсения нравится ему всё больше и больше, а прежнего отвращения нет вовсе. Раньше надо было.

***

У Антона и Кати, если кто забыл, не школа, а сплошной мем. Всем абсолютно параллельно, будет ли выпускной, как проводить последний звонок и никто до победного не колыхался даже по поводу выпускного альбома. Однако в апреле каким-то магическим образом нарисовался фотограф, и счастливые родители уставших выпускников тут же сдали деньги на фотосессию, в том числе и мама Антона. А тому ведь заняться, конечно, нечем. И без того учёбы выше крыши, с недавних пор с чувствами к учителю разбирается надо, и, оказывается, нужно фотографироваться. У Антона от всего этого болит голова настолько, что он всерьёз переживает, что от этого давления она попросту лопнет. —Может, забить, а? Мы что, общаемся с одноклассниками, чтобы с ними делать фото на память? — начинает злиться Антон, сидя в самом комфортном месте если на на всём свете, то, совершенно точно, в школе — в кабинете истории. —В смысле? Шастун, ты не хочешь фотографироваться на выпускной альбом? — Арсений, конечно же, сидит в классе и видит и слышит всё. Поразительная способность у человека если уж и находиться в жизни, то всецело. —Не хочу. — бурчит Антон, а сам ловит взгляд Кати, надеясь хотя бы в нём найти поддержку. Но, кажется, подруга заодно с этим историком. Кругом одни предатели. —Во-первых, всё уже уплочено и отказываться глупо, а во-вторых, неужели ты не хочешь фотографию с Катей? Антон уже готовится парировать, но следующий аргумент явно подкашивает всё его самообладание. —И со мной? — Арсений помнит, что обещал не давить. Арсений послушно ждёт, когда Антон осмелится к нему подойти. Но ведь он не слепой. Видит прекрасно, как ученик на него смотрит, как теряется в его присутствии и как раз за разом смущается. Именно поэтому Арсений решает ненавязчиво его начать к себе подталкивать, осторожно так, чтобы Антон чувствовал, что боятся нечего. Ему сейчас действительно непросто: приходится заново переосмыслять всю свою суть. Арсений знает, каково это. И ему бы очень хотелось, чтобы в его подростковом возрасте с ним рядом был подобный понимающий человек. Арсений же с горем-пополам справился с собой сам и теперь мягко помогает Антону. Чувствует, что предложить совместную фотографию будет более чем уместно, а ещё отчего-то видит их вдвоём некоторое время спустя, листающих выпускной альбом, и разочарованного Антона тем фактом, что на страницах не будет обнаружен один историк. Такое недоразумение, безусловно, допустить нельзя. —Антон, нам нужна фотка с Арсением Сергеевичем. — решительно заявляет Катя, а Антон понимает, что у него не просто не спрашивают о его желании фотографироваться, его уже сфотографировали и уже отдали альбом с их с Арсением изображением на первой странице. Ладно. Антон знает, что не против. Но Антон всё ещё пытается это не признавать. Хотя, нужно отдать должное, уже не так отчаянно и с возможностью рассмотреть другие варианты. —Всё, чтобы завтра пришёл не как обычно — в мешке, а при полном параде. — обезоруживающе улыбается Арсений, а настроение Антона окрашивается в новые оттенки. —Вот специально приду в вашей толстовке, посмотрим, что вы на это скажете. —Как придёшь, так и уйдёшь обратно, Шастун. — по-лисьи щурится Арсений, кажется, ещё больше оживляясь. — Отправлю переодеваться в красивое, понял? Нам нужна фотография как с обложки журнала. Антон очень хочет пошутить о том, какая у журнала с ними двумя на главной странице может быть тематика, но вместо этого изрекает что-то явно похуже. —Мне что, как на свадьбу вырядиться? Смотрит смело учителю прямо в глаза, а тот мысленно прикидывает, через сколько Антон сам лично прижмёт его к стене, с такой-то наглостью. Но Арсению всё нравится. —Именно. — кивает с такой серьёзностью, что Антону на секунду становится страшно. Он жениться не планировал, вообще-то. А следующая мысль заставляет его поджать губы, чтобы не рассмеяться в голос: Антон не планировал жениться исключительно потому, что ему суждено именно выйти замуж. И он старательно делает вид, что не знает, за кого. Всё он знает. Знал с самого начала. Осталось знания эти обратить в уверенность и решительность. Катя, наблюдающая за этим д(г)ейством, изображает глухоту, и что её в этом кабинете не существует вовсе. Хотя, этим двум абсолютно фиолетово есть ли в этом мире кто-то, кроме друг друга. Как бы прискорбно это не звучало, Катерина. Однако она лишь качает головой, надеясь, что эти голуби поскорее со всем разберутся, будут уже вместе и перестанут трепать ей мозги и нервы. Чем она думала, когда одним мартовским днём потащила своего лучшего друга знакомиться с их новым историком, неизвестно.

***

Легендарный дуэт в лице Антона и Кати справедливо решает прийти в школу к началу фотосессии, а не к первому уроку. На пол пути к школе они, следуя своей периодически повторяющейся традиции, заходят за кофе. Антон берёт не один кофе, как обычно, а два. —Что, одним не напьёшься? — удивляется Катя, когда Антон забирает заказ и направляется к выходу. —Второй не мне. — стушёвывается Антон, стараясь не поднимать взгляд на подругу, хотя, он знает, если не объяснится, она лично поднимет ему голову и по ней на всякий случай ещё и постучит. —Я вот не буду даже спрашивать, кому. — закатывает она глаза, принимая решение больше не удивляться ничему.

***

Антон критически оглядывает своё отражение в зеркале в школьном коридоре, и, в принципе, впервые соглашается с утверждением, что он — человек симпатичный. Сегодня он действительно выглядит хорошо. Всё потому, что появилось, для кого. —Арсений на тебя уже запал, мог бы не стараться. — язвит Катя, подкрашивая губы. —Отстань. — цокает Антон, а сам смущается безумно. Он знает, что Арсений на него запал. И сам он на него, вообще-то, тоже. Антону нравится осознавать этот факт и испытывать самые приятные эмоции от его наличия, в отличие от тех резко негативных, которые были некоторое время назад. Будто другая жизнь, честное слово.

***

Апрель — это, конечно, не холодный март, но и не жаркий май. Однако для общей фотографии весь класс выгоняют на улицу, и Антону как-то перестаёт нравиться данное мероприятие. А ещё, он сегодня не видел Арсения, и холодный ветер в лицо и этот печальный факт смешиваются и образуют подавленное настроение Антона. Он и так не планировал улыбаться на фото с одноклассниками, так теперь и вовсе стоит мрачнее тучи. Ну, и пусть. Он здесь ради фото с кое-кем другим. Кстати, о нём. Антон с Катей как-то явно не учли тот факт, что Арсений Сергеевич прекрасный не только для них. Оказывается, он нравится многим из их класса. Факт этот вызывает двоякие чувства. Кто-то предлагает уломать историка на фотографию, и несколько человек яро соглашаются. Антон смотрит на всё это и рискует лопнуть от злости. От ревности, скорее. А потому решает впервые в жизни заговорить с одноклассниками. —Я ему могу написать. — и всем своим видом показывает, чей тут Арсений Сергеевич на самом деле. —У тебя есть его номер? — удивляется кто-то, а Антон с крайне деловым и гордым видом открывает чат с учителем, зная прекрасно, что одноклассники ненароком заглянули в его телефон и увидели наличие переписки. То-то же. Нечего к уже занятому учителю подкатывать. Вы: день добрый, жду во дворе школы Антон отправляет сообщение, а самого не смущает, что выглядит оно крайне двусмысленно. Но он знает, что Арсений всё поймёт и его тоже не смутит ничего. У них такой уровень взаимоотношений, да. Арсений Сергеевич: лечу! Антон мысленно спрашивает, на крыльях ли любви летит учитель, а в следующую секунду вспоминает, как Арсений его называет, и (не)натурально плывёт. Какой кошмар, до чего он докатился. —Чирик. Антон вздрагивает, чуть не роняя подставку с двумя стаканами, и еле слышно причитает сквозь зубы, ведь действительно испугался внезапному появлению Арсения за его спиной. Антон испугался примерно так же, когда Арсений внезапно появился в его сердце. —И вам не кашлять. — Антон находит это достаточно остроумным, пока пытается игнорировать учащённое сердцебиение в присутствии учителя и отсылку на их милое прозвище. Ужасно, Антон, возьми себя в руки, вы здесь не одни. — Держите. Правда, он остыл уже, наверное… — поджимает ученик губы, протягивая ещё немного тёплый стакан. И на удивление ему не кажется жест этот чем-то постыдным и неуместным. Они явно все рамки уже давно перешли, а Антону остался лишь последний шаг, чтобы зайти за них уже окончательно. —Ты запомнил… — Арсений ошарашено забирает кофе, делает глоток и чувствует вкус своего любимого напитка. И крайне отчаянно борется с желанием обнять Антона, к которому нежность переливает через всевозможные края. Арсений вляпался по-крупному. Он явно планировал не это, когда менял место работы посреди учебного года. — Спасибо. — улыбается он, а сам осознаёт, что ещё ни один человек не был настолько внимательным по отношению к нему. Конечно, нет ничего масштабного и великого в покупке кофе, но ведь и не в нём дело. В том, что Антон запомнил его любимый вкус, пришёл в кофейню, подумал и об Арсении и принёс ему стакан. Дело в том, что всё между ними очевидно так же, как и то, что сейчас их будут фотографировать. —Арсений Сергеевич, можно с вами фотографию для альбома? — несколько одноклассниц Антона окружают их двоих, тем самым вмиг портя всё разнеженное настроение Шастуна. Намечается скандал. —Конечно, давайте. — кивает он, улыбаясь, и, отпив немного кофе, протягивает его обратно Антону. —Подержишь, пожалуйста? — смотрит так просяще, будто не стакан подержать просит, а прощение за сильную провинность. Хотя Антон, кажется, именно так всё и воспринимает. —Конечно, давайте. — язвит он, и он бы сказал, что ему не стыдно, но ничего подобного. Стыдно за свои неконтролируемые эмоции очень. Арсений встаёт рядом с девушками, улыбается в камеру, пока Антон эту картину прожигает взглядом. Смотрит на Арсения в чёрном пиджаке и рубашке, нервно сглатывает, потому что, ну, красив до безумия, и вот непонятно, чего хочется сильнее: зажать его где-нибудь в углу, или покусать за то, что вызывает в нём. Антон осознаёт, что Арсений ему всё ещё никто несмотря на очевидность происходящего между ними. Осознаёт, что Арсений пришёл сюда ради него, что не он был инициатором фотосессии с девочками, и сейчас ведёт себя крайне сдержанно, не распуская рук и просто улыбаясь в объектив. Осознаёт. Но недовольно пыхтеть не перестаёт. И сам, честно говоря, не понимает, почему, если разумом всё понимает. А вот сердцем — не особо. Арсений краем глаза смотрит на эту насупившуюся булку и не может сдержать ликования: какая прелесть, Антон его действительно ревнует. Значит, в самом деле что-то чувствует. Может, даже более сильное, чем он предполагал. —Ну посмотрите на него, нахохлился, самый настоящий воробей. — качает головой Арсений, вернувшись обратно к Антону и забирая у него стакан кофе. — Не понимаю, ты дрожишь от холода, или от злости? — явно начинает беспокоиться он, оценивая холодный ветер и Антона в одном пиджаке. —Из-за всего. — бурчит Антон, отворачиваясь. Арсений не говорит ничего, смотрит только, и только сейчас замечает внешний вид Антона. Даже если у Арсения ещё были какие-то остатки гетеросексуальности, то сейчас они в шоке его покинули. —Прости, не сказал тебе сразу, но ты такой красивый. Всегда такой, вообще-то, но сегодня по-особенному как-то. Антон опускает голову ниже, чувствуя, что начинает позорно краснеть. М-да, Антон, этот человек просто посмотрит, засмущает, а может, и вовсе просто посуществует, а ты уже забудешь всё и даже самого себя. Проснись, что с тобой стало, ну. —Вы тоже. — бормочет он, думая, что Арсений его не слышит, но этот человек, как известно, слышит, понимает и видит всё и всегда. Улыбается довольно и идёт к освободившемуся фотографу, предлагая ему сфотографировать их с Антоном на скамейке. Антон садится рядом, Арсений двигается ещё ближе, как бы невзначай заводя одну руку на спинку скамейки, а на деле почти приобнимая абсолютно ошарашенного Антона. —У вас прямо-таки фэмили лук. — звучит откуда-то голос Кати, а может, это их совесть разговаривает её голосом. Потому что они явно выглядят бесстыдно в этих чёрных пиджаках и рубашках, да ещё и так цельно рядом. Антона выдаёт вообще всё, когда на этой фотографии улыбается во весь рот. С Арсением хочется улыбаться всегда. Антону осталось совсем немного, чтобы признать это окончательно.

***

Антон с Катей идут на последний урок истории с какой-то грустью. Оба всё ещё убеждены, что Арсений Сергеевич — лучший учитель за все школьные годы, и последние три месяца учёбы были наполнены смыслом из-за и благодаря нему. Антон хочет уже подумать, что ему грустить не из-за чего, ведь он будет с Арсением, он почти готов, но вспоминает кое-что, о чём в последнее время и думать забыл. Антон нервно сглатывает и заходит в класс, встречаемый улыбкой Арсения. Нет, он без этого человека не сможет, что бы не происходило. —Ну что, последний наш с вами урок, получается? — Арсений окидывает взглядом класс, задерживаясь на первой парте. Оба любителя истории сидят грустные, и если Катю он ещё может понять, то Антона — не особо. Неужели он определился, да вот только не в их пользу? —Давайте просто поговорим. Куда будете поступать? Класс с живостью рассказывает о своих планах на будущее, пока Антон надеется, что его не осуществятся. Сидя сейчас в этом кабинете он переосмыслил себя самого окончательно и всё то, что распланировал заранее. Да вот только не факт, что путь назад есть. —Шастун, а ты? — Арсений складывает руки на груди, внимательно смотрит. И под этим взглядом Антон сдерживаться и врать не может. —Я… я в Париж поступать буду. Арсений стоит неподвижно, а на лице прочесть что-либо просто не представляется возможным. Он смотрит непроницаемым взглядом, кажется, в самую душу Антона, а там пустота какая-то образовываться начинает. Глубже, чем глаза Арсения. Темнее, чем их свет. —В Париж? — переспрашивает тихо, каким-то не своим голосом, и Антон очень хочет выйти в окно. Лишь бы не видеть начинающую разрастаться грусть и непонимание в его глазах. —Возможно, если поступлю. Катя переводит на друга такой же нечитаемый взгляд. Она о его планах знала, но была уверена, что и Арсений тоже. А сейчас она видит его печальные серые глаза и ей самой не по себе становится, словно она тоже слышит эту новость впервые. Арсений молчит ещё несколько секунд, за которые Антон взгляда от этих темнеющих глаз не отводит. Так отвратительно он себя не чувствовал даже тогда, когда бегал от Арсения. А стоило бы прибежать раньше. —Что ж… Желаю тебе успехов, уверен, ты поступишь. — говорит делано спокойно, прикладывая все свои усилия, чтобы не выдать дрожь в голосе. Антон не отвечает ничего. Опускает голову, пряча взгляд, и понимает, что, кажется, они отдалились, даже не успев приблизиться. И в обоих случаях — по вине Антона. Ученики выходят из кабинета, благодаря учителя, ведь согласны все, что он — потрясающий. Арсений машинально отвечает, улыбается даже, но смотрит куда-то сквозь. Антон сидит на месте, взгляда не отводит, и видеть такого потерянного по его вине Арсения, который всегда помогал найтись Антону — физически больно. Больно в сердце, которое Антон чувствует сейчас, как никогда раньше. Которое Антон принимает сейчас так же рьяно, как некоторое время назад отрицал. Катя решает приберечь свою пламенную речь для Арсения до лучших времён, смотрит сейчас на этих двоих и понимает, что ожидается шторм. И не только в океанах глаз Арсения. Она молча выходит из класса, напоследок оборачивается, окинув их сочувствующим взглядом, но в итоге оставляет одних. Арсений не медлит, резко выдыхает, поднимая голову и смотрит прямо на Антона. Смотрит так непривычно, что Антону не по себе становится. —Когда я давал тебе время, я не имел ввиду, чтобы ты молчал о чём-то важном, что касается нас. Или время истекло и ты принял решение, не подразумевающее нас? — Арсений выделяет дрожащим голосом последнее слово, дышит тяжело, но находит силы договорить. — Об этом ты тоже мог сказать, Антон. Я правда очень рад за тебя и твоё будущее, я не сомневаюсь, что ты поступишь, но ты ведь мог сказать. Хоть по-русски, хоть по-французски. —Я вас люблю. Вот так просто, вот так коротко, но так громко и много. Антон осознал, принял и больше не отрицает. Оказывается, ничего страшного в признании самому себе и Арсению нет. Антон смело смотрит в его глаза, в которых шторм не прекращается, кажется, лишь усиливается. —Теперь время нужно мне. Надеюсь, пока оно идёт, ты не улетишь. Сухо, коротко, и так не похоже на былую нежность, которой был пропитан голос Арсения, когда он обращался к Антону. Когда он признавался в симпатии к Антону. А теперь Антон ему — в любви, но Арсений ответить не может. Антон не выдерживает, хватает вещи и решительным шагом выходит из кабинета. Всё так хорошо, ровно и неспешно шло к тому, чтобы стать ещё лучше, но Антон умудрился развернуть и не позволить. Он проходит мимо ждущей возле класса Кати, провожаемый её непонимающим взглядом. Но от удаляющейся фигуры друга будто искры тоски и потерянности летят, и Катя понимает всё. Понимает, какие у шторма оказались последствия. Катя легонько стучится в дверь кабинета истории, и, не слыша ничего, глубоко вдыхает, выдыхает и заходит внутрь. Арсений Сергеевич сидит за своим столом, уперевшись о него руками и спрятав голову. Девушка издалека видит, насколько тому сейчас больно, и понимает, что в её силах облегчить состояние любимого учителя хотя бы немного. Арсений слышит, что кто-то зашёл в класс, слышит, как этот кто-то садится за первую парту и понимает, что это Катя. Они с Антоном — единственные, кто садился за это место. —Вообще, я хотела прочесть вам тираду о том, насколько вы прекрасный учитель, но сейчас понимаю, что уместнее будет рассказать про моего небезызвестного друга. Катя говорит негромко, спокойно, смотрит прямо на всё ещё прячущегося и молчаливого Арсения. —Я его знаю с семи лет. Он всегда был решительным и никогда не отступал от своего мнения, доказывая его истинность всем, кто посмеет в нём усомниться. По большей части он доказывал это себе. Он не терпел, если что-то или кто-то мешало его планам и распланированной жизни, можете себе представить, насколько все эти годы его вымораживала школа и система образования. В этом году ему стало особенно тяжело, и не так давно он принял решение отсюда уехать и больше никогда не связываться с образованием здесь. Но я сейчас не об этом. А о том, что в марте пришли вы. И его чёткая картинка мира пошатнулась, испугав его. В особенности то, что контролировать он это не смог никак. Он пытался доказывать мне и себе, что держит себя в руках и он вовсе не влюбился, но совершенно очевидно, что так он лишь всё усугубил. А потом он поплакал вам в плечо и понял, что без вас не может. Он мне ещё не говорил, но, думаю, именно сегодня, осознав последний с вами урок он принял себя окончательно. Осознал ведь, что урок с вами — действительно последний для него. Я не знаю, как вам быть, знаю одно: улетает Антон через неделю, после последнего экзамена, и допускать, чтобы вас разделяли не только километры, но и недопонимания, нельзя. Арсений выпрямляется, а в глазах — пустота. Не та привычная глубина, нет. Пустота. —Он мне сказал, что любит. Я ведь тоже. Я же его понимаю, Кать, я сам точно таким же был в его возрасте. Но мне всегда было больно от недосказанностей и молчания. Для меня это равносильно доверию. Понимаю, что мы всё ещё друг другу никто и Антон мне ничего не должен, но он прекрасно знал о моих чувствах и мог предположить, что такие внезапные новости о его будущем меня как минимум поразят, а как максимум — причинят боль. Катя поджимает губы, поражаясь, как простые восхищения учителем несколько месяцев назад перешли в разговор с ним о его взаимоотношениях с её другом сейчас. Удивительно всё сложилось, конечно. —Я вас понимаю, Арсений Сергеевич. Но Антона я понимаю, к сожалению, тоже. Уверена, он больше не хочет ни в какой Париж, ведь понял, что его всё-таки держит один историк здесь, в Москве. Могу сказать одно: он правда вас любит. Поверьте, я знаю его даже лучше, чем себя, он никогда и ни с кем близко не общался, кроме меня. Окружающие его никогда не понимали и уж тем более не скидывали свои конспекты и не водили пить кофе. За всем этим ярым отрицанием скрывалось столько чувств, что мне удивительно, как Антон умудрялся их сдерживать. Он правда запутался, а вы в конечном итоге помогли ему распутаться. Своим терпеливым ожиданием, своей заботой и просто тем, что были рядом. Поверьте, для так сильно влюблённого Антона это было важнее всего. Арсений слушает внимательно, смотрит куда-то в сторону, а глаза светлеть начинают. Просто порой важно выговориться и услышать вроде бы простые и очевидные, но такие нужные слова. —Знаешь, Антону очень повезло с такой мудрой и прекрасной подругой. —И с вами. — Катя смущённо улыбается, ловя ответную улыбку. Кажется, всё налаживается. —Скинь мне, пожалуйста, его адрес, пора уже завершать эту непонятную историю и начинать новую, правильную и красивую.

***

Антон машинально доходит до дома, разувается, плетётся к себе в комнату, падая лицом в кровать и только сейчас позволяет себе обдумать всё. Антон любит. Любит так, что любовь эта, так долго скрываемая где-то глубоко внутри, сейчас грозится его просто разорвать. Но Антон понимает, что любовь свою обидел. Сначала своим непринятием, а теперь — элементарным молчанием. Антон не хотел, честно не хотел. Думал, что примет себя и всё наконец-то станет легко, а стало лишь сложнее. Просто он и вправду и думать забыл о своём поступлении: слишком сильно сосредоточился на осознании своих чувств. К человеку, от которого скрыл деталь, усложняющую всё. Антон переворачивается на спину, устремляя взгляд в потолок. Почему всё вот так? Почему он неосознанно испортил то, что даже ещё не стало чем-то? Через неделю он уезжает, приехать снова сможет нескоро, и исправить всё возможности не будет. А пытаться связаться с Арсением, объясниться, будет неправильным — тот попросил времени. А когда давал его Антону, не лез. И Антон решает следовать его примеру. Как бы больно не было — он всё равно уже привык к этой постоянной боли, проходящей лишь в присутствии Арсения. А сейчас, получается, она связана с ним напрямую. Какова ирония. В дверь звонят, и Антону поначалу кажется, что звенит где-то у него в голове. Однако звонок повторяется и ему приходится вернуться в реальность и встать с кровати. Гостей он не ждёт, родителей, кстати, тоже — они должны прийти домой поздно, да и у них есть ключи от дома. Не глядя в глазок (а зря), он открывает дверь, от неожиданности теряя дар речи и возможность двигаться. В отличие от решительного Арсения, стоящего на пороге квартиры. —Ты дома один? Антон как-то неуверенно кивает, хлопая глазами, но эту неуверенность Арсений перешагивает во всех смыслах. Резко толкает его в квартиру, захлопывает входную дверь, и, не медля, сжимает ткань его футболки, вынуждая оказаться почти вплотную, и впивается в такие долгожданно-желанные губы. Антон от такого порыва теряется, не сразу соображая, что надо делать, пока настойчивый Арсений целует отчаянно, так, будто весь необходимый для существования кислород сосредоточен именно в этом поцелуе. Так, будто ещё хотя бы чуть-чуть без этих губ — и он бы задохнулся. Антон вот задыхается. От чувств, от эмоций, раннее ни разу не испытываемых. Он неумело отвечает на поцелуй, как-то инстинктивно сминая такие желанные губы. Арсений улыбается, отстраняясь лишь на секунду, шепча в полураскрытые губы: «Я тебя тоже», и Антон сам тянется снова, не в силах держаться от этих губ на любом, даже самом ничтожном расстоянии. Ноги подгибаются, в сознании паника какая-то, а сердце колотится так сильно, что, кажется, скоро пробьёт грудную клетку. Но Антону так всё равно, кто бы знал. Он цепляется за плечи Арсения, впиваясь короткими ногтями в одежду, целует так, как не мог и предположить, что сможет хоть когда-нибудь. Если бы три месяца назад ему сказали, что он влюбится в своего учителя истории и позволит ему себя целовать, а себе — любить вот так, он бы испугался и не поверил. Потому что это не про него вовсе. Но порой важно переступить через себя, чтобы познать истинного себя на самом деле. Антон всё-таки переступил, и сейчас жалеет лишь о долгой продолжительности этого принятия и оттягивания момента, когда он просто почувствует губы Арсения на своих, и отрываться не захочется. Его тёплые руки обвивают шею, прижимают ближе, а Антону плакать хочется от того, насколько же хорошо. Насколько же всё так, как и должно быть. Арсений мягко отстраняется, ладонью ведёт от спины Антона, останавливаясь выше, на затылке. Нежно проводит по его волосам, ждёт, пока Антон отдышится, упершись лбом ему в плечо. Хочется стоять так всегда, не думая ни о чём. Не думая о сложной реальности. Хотя, если быть друг с другом, можно справиться со всем и находясь где угодно. —Всё, мы вместе, получается? — почему-то шёпотом спрашивает Арсений, не убирая руки. —Если вы готовы на этот шаг после всего, что я устроил. Антон выпрямляется, сталкивается взглядом с этими пронзительными глазами, покорившими его в первую же секунду, не оставляя ни единого шанса не влюбиться. Антон понимает, что за него действительно всё решили ещё тогда, когда сам он ни о чём не подозревал. —Видя и чувствуя, насколько теперь готов ты, у меня не остаётся ни малейших сомнений в правильности всего этого. Какой ужас, тебе же 18… — качает головой Арсений, улыбаясь. —А вам? Они смотрят друг на друга пару секунд, прежде чем синхронно рассмеяться. У них всё вот так — сначала сложно, потом больно и непонятно, а впереди и вовсе туманно. Но так хорошо от простого присутствия рядом, что все преграды просто меркнут. —28. И, пожалуйста, давай на «ты», я больше не твой учитель, обрёл статус посолиднее. —М-да, 10 лет разницы, ещё и бывший учитель… Насколько же всё это не похоже на меня до марта этого года, но настолько про меня сейчас. Антон заключает Арсения в объятия, передавая всю свою нежность, на какую только способен и которую дарит исключительно этому человеку. Будто все чувства копились в нём так долго, чтобы сейчас одаривать ими Арсения, который заслуживает их, как никто другой. —Ты молодец, что всё-таки принял себя. Это сложно и мучительно, я знаю. Но, поверь, ты не пожалеешь. Антон зарывается куда-то в макушку Арсения, вдыхая аромат его смолистых волос. Думал ли он, залипнув на эту причёску тогда, в первый раз, что через несколько месяцев будет близко настолько? Конечно, нет. И Антон не понимает, как жил в своих прежних убеждениях. Потому что без Арсения всё не то и никак. —Проходи, что ли, чего мы в коридоре стоим. — смеётся Антон, отстраняясь, и Арсений, оставляющий свою обувь возле двери и проходящий в его квартиру выглядит так уместно, что Антон засматривается, любуясь. Антон честно пытается быть гостеприимным и предлагает Арсению чай, но тот отказывается, говоря, что перед тем, как приехать сюда, выпил несколько кружек для успокоения нервов. Антон улыбается, понимая, насколько важны Арсению они и насколько важны ему самому, если сейчас он тянет Арсения к себе в комнату, виснет на его шее, и отходить, в принципе, не собирается. Слишком долго не подходил, чтобы сейчас не пользоваться моментом. О том, что через неделю всего этого может не быть, никто из них не думает и не говорит. Они обязательно всё обсудят и разрешат, ведь молчать больше не станут точно. Но пока что нарушать эту наконец-то образовавшуюся идиллию не хочется вовсе. Они садятся на кровать, не разрывая объятий, и обоим так хорошо, что не хочется даже говорить. И уезжать домой Арсению не хочется тоже. У них только всё началось, и сознательно лишать себя Антона — преступление. Антону на телефон приходит сообщение, и он, быстро прочитав, широко улыбается. Да, судьба всё-таки существует, и она всегда была на стороне Антона, только он не сразу это понял. Зато понимает сейчас и благодарит. —Мама написала, что придёт только утром. —Значит, я могу остаться? Антон тянется к его щеке, задерживая на ней ладонь — совсем как Арсений недавно, когда всё ещё было непонятно, а Антону было гораздо хуже, чем сейчас — и улыбается так тепло, что Арсений понимает: может. Антон выдаёт ему самую приличную домашнюю одежду, которая оказывается Арсению свободнее, чем Антону, и тот очень хочет пошутить на тему того, кто из них тут ещё мелкий, но Арсений утягивает его за собой на совсем не предназначенную для двух почти двухметровых людей кровать, и Антону становится неважным всё. Арсений прижимает к себе Антона, крепко обнимая, и тот зарывается куда-то ему в плечо, вдыхая запах Арсения, запах этого долгожданного спокойствия. Арсений осторожно поглаживает его свободной рукой, а Антон, прикрыв глаза, пытается понять, как вообще столько времени прожил без этих рук, без этого ровного дыхания себе в макушку и без этого человека. Антон давно не спал таким спокойным и непрерывным сном, и, проснувшись утром, чувствует такое непривычное ощущение бодрости. Он открывает глаза, но не видит рядом с собой Арсения. Хмурится, пытаясь вспомнить, а не приснился ли ему весь вчерашний вечер, но чувствует ещё не выветренный запах Арсения и успокаивается. Тянется к рядом лежащему телефону, замечая рядом записку. Доброе утро, воробушек! Прости, что вот так сбежал, не попрощавшись, но ты так крепко и мило спал, что я не решился тебя тревожить) если у тебя нет никаких планов на выходные, то приглашаю тебя к себе, чтобы нам уж точно никто не мешал и не приходилось убегать с утра пораньше. Если хочешь, я за тобой заеду, или приезжай сам, адрес на обратной стороне) чирикни, как проснёшься) Антон умилённо улыбается, прижимая записку к себе, открывает их с Арсением чат, мельком просматривая предыдущие сообщения. Глядя на этот диалог и не скажешь, что принадлежит он людям, состоящим в отношениях. Антон ещё раз смотрит на листочек, и даже арсеньевское «воробушек» в чате имеет лишь симпатию, а в «воробушек» в записке вложено гораздо больше чувств. А название контакта «Арсений Сергеевич» так и вовсе выглядит комично и без всякой любви, и Антон переименовывает на простое, но такое тёплое: «Арс». Вы: чирик! Арс: О, кто проснулся) Что надумал? Вы: приеду! тебе и так пришлось встать в такую рань, так что отдыхай) Арс: Тогда жду, мой хороший) Антон готов пищать от всего этого, что действительно теперь происходит с ним. Кто бы мог подумать. Антон записывает голосовое сообщение Кате, понимая, что если не расскажет ей обо всём, она лично выбьет из него всю информацию, и в конце своей тирады просит его прикрыть, если что. Ведь он едет на выходные к Арсению, но по официальной версии — к Кате. Подруга довольно улыбается, слушая эту прекрасную историю, и облегчённо выдыхает. Наконец-то всё так, как и должно быть, и она чувствует себя лучше вдвойне от осознания, что помогла этим двоим всё-таки обрести друг друга. И Катя совершенно справедливо может собой гордиться. Мама Антона даже не удивляется, когда тот сообщает, что едет к Кате. Она его подругу знает, некоторое время даже была уверена, что они будут парой. Антон вспоминает это и усмехается — парой с Катей он бы не стал никогда. Так же, как и с любой другой девушкой. Антон вообще сомневается, принял бы он себя ради кого-то другого, если не Арсения. Вряд ли, конечно. Он не видит себя в отношениях ни с кем, кроме него, да и не надо ему кого-либо ещё. Арсений встречает его крепкими объятиями, Антон тянется за поцелуем, но Арсений смеётся, предлагая хотя бы пройти в квартиру. В коридоре они уже целовались, было дело. Между ними вообще много что было, хотя прошло так мало времени, когда они вместе по-настоящему. Антон не уверен, что существует времяпрепровождение лучше, чем с Арсением. Они лежат в объятиях друг друга, хихикают, смотря какую-то ерунду по телевизору, обсуждают, наверное, всё на свете, и вечером в воскресенье Антон ловит себя на мысли, что сознательно уезжать от Арса к себе домой не хочется даже сильнее, чем писать первый экзамен послезавтра. Арсений запускает руку в кудряшки Антона, пропуская их сквозь пальцы, что-то напряжённо обдумывая, и решается предложить Антону остаться у него ещё. Антон приподнимается на кровати, внимательно смотрит на Арса, закусывая в раздумьях нижнюю губу. —Скажу маме, что мы с Катей как раз будем вместе всё повторять, моральная поддержка, все дела. Но тогда тебе придётся терпеть мою панику, потому что мне хоть и не нужны эти экзамены в дальнейшем, но всё-таки хорошо сдать их надо. Арсений при упоминании этого дальнейшего, обсуждения которого они упорно избегали, заметно грустнеет и решает-таки затронуть эту тему. Всё равно рано или поздно пришлось бы. —Так а… Вот ты улетаешь в конце недели, а поступаешь как? Арсений поджимает губы, убирает от Антона руку, но тот лишь двигается ближе, обнимая. Арсений тяжело вздыхает, но обнимает в ответ, не в силах свою грусть подавлять. Он просто не знает, как будет без Антона. —Мне на днях должно прийти подтверждение, я прилечу, заселюсь в общежитие, через пару дней начнутся курсы и в июле напишу внутренний экзамен, если сдам, поступлю. Я так давно хотел отсюда уехать, ты не представляешь. Но недавно у меня появилась веская причина остаться, Арс. И я уже не уверен, что поступаю правильно. Арсений осторожно отстраняется, придерживая Антона за плечи и смотрит прямо ему в глаза. Собирается с мыслями и эмоциями, прежде, чем сказать. —Ты поступаешь правильно, Антон, потому что поставил себе цель и сейчас, наконец, к ней подходишь всё ближе и ближе. Ты правда молодец, Шаст. А я… а я не знаю, что я. Давай пока не будем думать о конце недели, а просто побудем вместе всё это время, хорошо? Антон поджимает губы, чувствуя собирающуюся в уголках глаз влагу, но старается не давать ей волю, ведь Арсений рядом, одной рукой касается его щеки и улыбается. Немного грустно, но по-настоящему. —Если бы не моё непонятно что, мы могли бы быть вместе гораздо раньше и дольше. — тихо говорит он, стараясь не выдать дрожь в голосе. —Ты не виноват, Шаст. Ты прошёл важный пункт в самопознании, который многие не могут пройти на протяжении всей жизни. Я правда тобой очень горжусь. И то, что у нас с тобой получилось всё вот так — значит, было нужно. Ни что же не происходит просто так, помнишь? Антон кивает, улыбаясь, ведь действительно теперь доверяет судьбе. Она его ведёт по заранее придуманному пути, который всегда приводит к чему-то прекрасному.

***

Оказывается, Антон действительно не зря пахал весь год, и все его труды себя оправдывают на экзаменах. Арсений лишь улыбается, гордясь им, и снова напоминает, что он же говорил, что так оно и будет. И Антон соглашается, потому что Арсений в очередной раз оказался прав. Каждое утро Арсений будит Антона нежным поцелуем, вынуждая того просыпаться с улыбкой, и очень долго рассказывает о том, что верит в его силы. И Антон идёт на экзамен уверенным в себе и с греющей мыслью о том, что в него верит горячо любимый человек. А это гораздо важнее, чем сам экзамен. И в пятницу вечером, когда последний экзамен написан, все облегчённо выдыхают и имеют все основания расслабиться, Антон лишь напрягается. Потому что ему пришёл ответ из университета и он зачислен в списки на экзамен. Арсений готовит им чай на кухне, когда заходит Антон и молча показывает письмо. Арсений хмурится, мысленно переводя содержание с английского на русский, и, когда понимает суть, искренне улыбается, ставит две чашки на стол и крепко обнимает Антона. —К сожалению, помочь подготовиться к тому экзамену я не смогу, но просто знай, что я в тебя верю даже находясь в тысячах километрах. Вот отсюда. Арсений осторожно касается области сердца Антона, и тот кладёт свою ладонь поверх его. —Как я там буду без тебя? Арсений был рядом, и Антону становилось легче. Арсений обнимал, скрывая от всего мира, а Антон наоборот, находился. Арсений целовал, и Антон чувствовал себя собой. Без Арсения он уже никак и ни за что. —Мы не расстаёмся, Антон, более того, живём в веке технологий, можем общаться и даже друг друга видеть. Я буду продолжать любить тебя, а ты меня, расстояния этого нас не лишат. Если всё, что есть между нами по-настоящему и навсегда, то мы обязательно ещё встретимся и будем рядом. А я уверен, что мы с тобой — не просто так и не по приколу. Антон утыкается Арсению в макушку, вдыхая запах, которым готов дышать вместо кислорода, крепко сжимает его в своих объятиях, понимая, что Арсений как всегда прав, но со своими эмоциями совладать не может. И Арсений понимает его. —Мне самому будет грустно и тяжело, но мы что-нибудь придумаем, обязательно. — тихо, почти шёпотом говорит Арсений, медленно поглаживая Антона по спине. —Потому что мы? —Потому что мы, Шаст. И этот факт важнее всего мира. Этой ночью рядом с Арсением Антон впервые спит плохо. Ворочается, ему то жарко, то холодно, и снится что-то непонятное. Посреди ночи он резко садится на кровати, тяжело дыша, стирая холодный пот со лба. Арсений просыпается тоже, осторожно касается его плеча, от чего Антон вздрагивает, оборачиваясь, но видит в темноте силуэт Арсения, и немного успокаивается. Ложится обратно, жмётся к нему, и дыхание постепенно выравнивается. —Ты чего? — хрипло спрашивает Арсений, машинально перебирая кудряшки Антона одной рукой, а другой крепко обнимает. —Приснилось, будто я уже уехал и тебя рядом нет. — так же хрипло объясняет Антон, прижимаясь сильнее. Будто уезжает он не послезавтра, а прямо сейчас, и хочется напоследок побыть максимально рядом, запоминая все касания Арса и его самого, хотя, Антон уверен — он запомнил уже давно. И образ Арсения, как и чувства к нему въелись настолько, что давно перешли подсознательный уровень, выйдя на какой-то всеобъемлющий. Арсений сглатывает, понимая, что скоро сон станет реальностью. Но сейчас Антон с ним, и он не позволяет себе раскисать, а наоборот, стремится прожить каждую оставшуюся до отъезда минуту так, чтобы потом, лёжа на этой кровати одному, не жалеть ни о чём, вспоминая эти счастливые минуты и согреваясь их незабываемым теплом. На выходные они ставят себе цель насытится друг другом на неопределённое время вперёд, но всё равно понимают, что это невозможно. Им всегда будет друг друга мало, а на расстоянии — не хватать.

***

просто лера — Питер-Владивосток.mp3 В субботу Антон, еле отлипнув от Арсения, сматывается куда-то с Катей, ведь хочется провести хоть немного времени перед отъездом и с любимой подругой, которая, Антон знает заранее, пятьдесят процентов их времяпрепровождения будет расспрашивать о подробностях семейной жизни с Арсением. Антон поделиться своим счастьем не против. В конце-концов, где бы были он и Арсений, если бы не Катя? По отдельности явно. Арсений расстраивается отсутствию Антона в своей квартире ровно пять минут, пока не придумывает себе занятие. Он вспоминает только сейчас о том, что у него, вообще-то, есть небольшое пространство под потолком, называемое вторым этажом, а по факту — складом. Там не то чтобы много места, но есть кровать, какая-то мебель и куча никому не нужных вещей. Арсений, когда задумал эту лоджию, всё разобрал внизу, а верх оставил нетронутым, ведь как-то незачем было там всё облагораживать. Тем более, внизу ему и так хорошо — окна до потолка и миллион подушек разбросаны по полу, на которых они с Антоном уже успели пообниматься. А сейчас Арсений понимает, что одному ему, конечно, нечего делать на втором этаже, а вот лежать там с Антоном, дышать воздухом из приоткрытого окна под уютным светом лампы в действительности наполнено смыслом. Когда Антон возвращается к Арсению, оказывается, что тот за эти несколько часов уже успел всё более-менее разобрать, а на самом деле часть выбросить и часть оттащить в комнату, чтобы не мешалось, всё тщательно вымыть, накидать одеял и подушек и туда и умудриться подключить подсветку по периметру всего небольшого пространства. Всё подавленное настроение Антона в связи с расставанием с подругой, с которой они всю сознательную жизнь провели вместе вмиг улетучивается, когда он с помощью Арсения забирается на второй этаж. И его наличие ещё одна причина поразиться Арсению: Антон ведь и не представлял, что в его квартире есть нечто подобное, и оно возникло, получается, из ниоткуда. Арсений в ответ на это лишь смеётся и щёлкает Антона по носу, говоря, что он просто волшебник, да вот только творит чудеса исключительно для Антона. В то время как Антон — его главное чудо. Арсений утягивает смущающегося Антона за собой на подушки, закутывает их обоих в плед, ведь здесь нет отопления, и, пусть на улице тёплый майский вечер, всё равно немного дует. Антону, конечно же, по его словам, ничего не дует, но Арсений в ответ на это лишь закатывает глаза и прижимает к себе сильнее. Антон удобно укладывается на Арсении, тот обнимает поперёк талии, периодически подаётся вперёд, целуя в очаровательно кудрявую макушку, и оба даже не сразу включают музыку, слушая то ли дыхание друг друга, то ли тишину, спокойную такую, в которой бы остаться навсегда. На улице, за пределами их уютного мира друг друга и тёплых пледов — шумная Москва, а Арсений и Антон лежат вот так и не волнует их ничего. В конце-концов Антон тащит колонку, включает что-то атмосферное, что, видимо, совершенно точно не сможет слушать в самолёте. Музыка ведь хранит воспоминания лучше и сильнее всего. Можно услышать какую-то мелодию, а вместе с ней воспроизвести какой-то жизненный период, который и не вспомнишь так просто. Антон знает, что каждая песня из этого плейлиста будет напоминать о майском вечере в объятиях Арсения и ощущении жизни в полном её объёме. За окном потрясающе красивый закат, Антон даже привстаёт, засматриваясь на розовые облака, особенно ярко видимые на высоком этаже, и Арсений не удерживается и фотографирует этого удивительного человечка, расслабленного такого, непроизвольно улыбающегося лучам закатного солнца. Арсений любит фотографировать всё красивое. Арсений любит Антона.

В старом вагоне «Питер-Владивосток»

Тётя проводница поёт про любовь

По её щеке опустилась слеза

Сочиняя песни, вспоминая тебя

Песня, конечно, атмосферная безумно. Обстановка, в которой она звучит, прекрасная невозможно. Но вот строчки больно отзываются в сердце. Антон прижимается к Арсению сильнее, старается не думать о том, как совсем скоро будет лететь самолётом «Москва-Париж» и тоже будет вспоминать свою любовь. И решает уже сейчас, что как только сдаст все вступительные экзамены позовёт Арсения к себе или приедет сам. Он не хочет свою любовь вспоминать, он хочет вместе с её объектом строить воспоминания. Будучи рядом. На улице темнеет, языки уже заплетаются говорить обо всём на свете, и Арсений совершенно справедливо предлагает перебраться на кровать. Там места не сильно много в отличие от кровати внизу, но, помня опыт сна с Антоном, Арсений понимает, что совершенно нет разницы где спать. Антон всё равно либо вжимается в него, либо вовсе перебирается. Арсений застилает кровать, пока Антон залипает на вид ночной Москвы. Всё-таки в этом городе он прожил восемнадцать лет, и по нему тоже скучать будет. Со многими улицами и местами связаны воспоминания, которые Антон обязательно сохранит в сердце, воспроизводя их, как только оно начнёт болезненно сжиматься вдалеке от Москвы, от Кати, от Арсения. Больно. Антон погружается в свои удручающие мысли настолько, что не замечает, как Арсений заканчивает воевать с простыней и одеялом, смотрит на изящный силуэт Антона в полутьме и понимает всё безмолвно. Это же их последняя ночь в Москве. Арсению больно тоже. Подходит ближе, обнимает его со спины, голову кладёт на плечо, мягко целует в шею, устремляет взгляд вперёд, разглядывая очертания ночного города. —Это МГУ там? — прищуривается Арсений, отвлекая себя и Антона от тоски. Ей будет место чуть позже. Сейчас нужно прожить все позволенные им минуты сполна. —Это МИД, Арсений. Уж не историку мне рассказывать, что в Москве сталинских высоток семь штук, и они не все — МГУ! — явно оживает Антон, умудряется извернуться в руках Арсения, чтобы увидеть его лисью улыбочку. —Всё-таки не только за красивые глазки я тебе поставил «зачёт». —Я учил, вообще-то! — Антон забавно умудряется совмещать смущение и возмущение. Обычный спектр эмоций в присутствии Арсения Сергеевича. —Я знаю, но красивые глазки тоже сыграли большую роль. Антон сдаётся и касается его губ своими. Целует своего невероятного учителя, а чего добились вы. Арсений — лучший далеко не просто потому, что «зачёты» ставит. А потому, что вот такой. Бесконечно любимый и любящий в ответ. Арсений всё-таки укладывает их обоих на кровать, Антон, как и ожидалось, прижимается вплотную, а Арсений лишь обнимает в ответ, но одной рукой тянется к пульту переключения подсветки. —Оставь голубой свет. — подаёт голос Антон из-под руки Арсения, обвившей его поперёк тела. —Я же тогда тебя не увижу. Антон соображает долго. А когда до него всё же доходит, возмущённо пыхтит, но уже через две секунды не выдерживает и смеётся, утыкаясь Арсению в плечо. —Кто бы говорил, совратитель малолетних в майке «blue»! — Антон тыкает пальцем ему в грудь, где в действительности красным шрифтом три раза повторено это чудесное и определяющее всю суть Арсения слово. С недавних пор и Антона тоже. Хотя, Антон, безусловно, всегда был «блю», но Арсений помог это в нём открыть. Антон Арсению благодарен за многое. Антон Арсения любит очень. Спустя ещё час их хихиканий по поводу и без Антон всё же засыпает, закинув ногу на Арсения и носом зарываясь ему куда-то в ключицу. Антон никогда не узнает, но Арсений этой ночью почти не спал, хотя стоило бы запомнить спокойный сон в обнимку с Антоном. Он всё переживал, что они всё-таки упадут с этой узкой кровати, что Антон замёрзнет от ветра, дующего в открытую форточку, которую закрыть нельзя — придётся отлипать от себя Антона или задыхаться в духоте. Арсений может оправдывать себя как угодно, почему он фактически не сомкнул глаз, на деле же он эти самые глаза не мог отвести от такого уютного, расслабленного Антона. Антона, который сейчас мирно сопит ему в шею, а уже послезавтра будет сам строить свою жизнь. Арсений бы драматично добавил, что жизнь эта будет самостоятельной и без его присутствия, но он знает, что такого не произойдёт. Они уже прошли большой путь друг к другу, так неужели какие-то километры в самом деле смогут их разлучить?

***

Утром в воскресенье Антон собирает свои успевшие распространиться по всей квартире Арса вещи, и намеренно оставляет одну из своих толстовок. Знает же, что она впитала его запах и Арсению будет важно его снова и снова вдыхать, ведь Антон так будет делать совершенно точно. Он берёт с собой ту самую толстовку, которую Арсений подарил ему ещё давно и вчера по просьбе Антона носил весь день. Эта кофта будет хранить в себе не только запах Арсения, но и воспоминания о всём том, что между ними было и о тех чувствах, что Арсений демонстрировал вчера, будучи в этой толстовке. Антон знает, что будет спать с ней в обнимку, и ему не стыдно. Больно и грустно очень, но стыда — ноль. —Я бы тебя обязательно проводил в аэропорту, но, думаю, твоя мама немного удивится, да и так будет только хуже, наверное. А так, поплачем сейчас, и хоть на посадку ты пойдёшь без слёз. — старается улыбаться Арсений, а сам понимает, что на самом деле хочет плакать. Антон ставит на пол свою сумку с вещами, отчаянно крепко обнимая Арсения, и не представляет, как через несколько минут будет вынужден осознанно его отпустить. Арсений чувствует собирающуюся в уголках глаз влагу, часто моргает, грустно улыбаясь и прижимаясь к Антону ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда. —И хорошо, что я тебя не довожу до дома, потому что вести машину в слезах я бы не смог точно. — дрожащим голосом говорит он, а Антон уже всё, Антон уже не контролирует эти особенно горькие слёзы. Наверное, самые горькие в его жизни. —Я люблю тебя, Арс, очень сильно люблю, и не перестану никогда. —И я тебя люблю, Антон. Всё будет хорошо, мы прощаемся не навсегда, слышишь? Я буду тебе звонить, и ты звони, хорошо? Мы не расстаёмся, и ни что нас не вынудит на этот шаг, я точно знаю. Антон всхлипывает, не представляя, как можно любить так, как любит он и как любят его. Этих чувств в нём столько, что Антон просто не знает, как и в чём будет их выражать, будучи не рядом с человеком, которому они предназначены. —Ладно, иди уже, держи меня в курсе, можешь сообщать хоть каждый свой шаг, я буду только рад. Антон поджимает губы, отстраняется, берёт свою сумку и смотрит прямо в глаза Арсению. В те самые глаза, в которых сейчас видит столько любви, что ему даже неловко становится, что вся она — ему одному. Голубые глаза блестят от слёз, но от этого не теряют своей красоты и выразительности, в которой утонул Антон ещё давно, и с тех пор выплыть так и не смог. А ему и не надо — там тепло слишком, тепло так, что отворачиваясь от этих глаз, становится холодно. —Буду, Арс, буду. До встречи, мой любимый учитель. —До встречи, воробушек. Антон наощупь открывает дверь, не разрывая зрительного контакта, выдавливает из себя улыбку, зеркаля улыбку Арсения, и всё-таки выходит за порог. Смотрит ещё пару секунд, словно пытается насмотреться, хотя всё равно не налюбуется никогда, даже, если стоять так будет вечно, и всё-таки нажимает на кнопку лифта. Пока он едет, Арсений дверь не закрывает, облокачивается о дверной косяк, тоже молча смотрит, словно запоминает, хотя оба они запомнили друг друга на том самом всеобъемлющем уровне, но им всё равно мало. Лифт открывается, и Антон, на секунду приподняв руку, поджимает губы, Арсений действие это зеркалит, и Антон всё-таки заходит в лифт, теряя Арсения из виду. Оба синхронно тяжело вздыхают, Арсений закрывает дверь, Антон в эту же секунду нажимает на кнопку первого этажа, и в обоих стремительно начинает разрастаться пустота, которую заполнить можно только друг другом. Антон ещё несколько минут пытается прийти в себя, тёплый воздух всё-таки немного успокаивает, и он открывает их чат, вздыхает, понимая, что теперь он — их единственная возможность оставаться рядом, и записывает Арсению миллион кружочков в телеграмме. Арс, смотря каждый, улыбается, кажется, успокаиваясь, потому что Антон живой, Антон вот такой вот дурашливый, когда комментирует каждый свой шаг, Антон такой очаровательный, когда улыбается, Антон смотрит в камеру с такой любовью, что Арсений больше не может чувствовать что-то тоскливое вместо любви, которая затмевает все преграды на их пути. Они справятся, ведь они вместе. И не будут поддаваться этим километрам, чувствуя друг друга даже на расстоянии.

***

Дома Антон внимательно собирает вещи, стараясь ничего не забыть. Надевает толстовку Арсения, моментально согреваясь, и он уверен — не только от тёплой ткани. Он проверяет паспорт и билет, садится на край кровати, проводит по ней рукой, осознавая, что последний раз спал на ней он вместе с Арсением. Вздыхает, переводит взгляд на тумбочку, где замечает его записку. Как-то грустно улыбается, ведёт пальцем по ровному почерку Арсения, кажется, чувствуя нежность, вложенное в каждое написанное слово. Раскрывает паспорт и кладёт бумажку под обложку, закрывая и крепко прижимая к себе. Арсений везде и с ним. Антон записывает очередной кружочек Арсению, где сообщает, что он — самая настоящая его фанатка, на что Арсений записывает в ответ, сидя в толстовке Антона. И оба синхронно хихикают. Дурачины они друг у друга, но такие любимые.

***

Самолёт быстро набирает высоту, взлетая выше облаков, оставляя внизу родной город Антона, оставляя его семью, подругу и какие-никакие, но воспоминания. Оставляя Арсения, с которым воспоминания — самые насыщенные, несмотря на небольшую продолжительность. Антон накидывает капюшон толстовки и чувствует Арсения сильнее. Может, сейчас высота их и разделяет, унося Антона на тысячи километров, но их она разделить не сможет.

***

Антон выходит из самолёта, улыбаясь. Всё-таки он так долго мечтал сюда уехать, и сейчас, когда мечта стала явью, он чувствует себя счастливым. С Арсением, конечно, был бы счастлив в миллион раз больше, но Антон старается наслаждаться своей новой страницей жизни, в которой всё ещё есть самая важная часть из предыдущей главы, и не сотрётся она никогда. Антон честно пытается продолжить записывать кружочки, да вот только интернета нет, поэтому снимает обычные видео, чтобы отправить их потом, из общежития. Его селят вместе с каким-то парнем по имени Дима, который оказывается вполне себе классным и приличным. Антон быстро находит с ним общий язык, говоря на какие-то стандартные при каждом знакомстве темы, и, когда Позов выходит из комнаты, Антон подключается к интернету, тут же получая кучу сообщений от потерявшего его Арсения. Антон решает пока не читать все, а сразу позвонить. —Надеюсь, ты ещё не позвонил в парижскую полицию. —Нет, но я был близок к этому! Антон улыбается, слыша такой родной бархатный голос, и неосознанно представляет взволнованного Арсения, сидящего сейчас дома, и от своих образов в голове улыбается ещё шире. —Я только сейчас к интернету подключился просто, завтра схожу, куплю местную симку и буду на связи всегда. —Я так и подумал, в принципе, но не писать тебе каждые пять минут не получалось. Как там Пориш? Антон смеётся с этого коверкания названия города, а у Арсения на другом конце провода приятные мурашки по всему телу рассыпаются от этого звонкого и родного смеха. —Ну, судя по видам из такси, прекрасно. Завтра пойду гулять, наснимаю тебе кучу всего. Буду как те самые блогеры, только отправлять буду на не большую аудиторию, а своему главному зрителю. —Да ты ж мой хороший. И Антон плывёт. Смущённо улыбается, прячет взгляд и сказать ничего не может. Потому что это Арсений, и он в своём репертуаре: взял и засмущал. —Как там в целом обстановка? — решает перевести тему Арсений, прекрасно зная и даже будто видя перед глазами этого смущённого кота. —Меня поселили вместе с русским парнем, вроде нормальный, так что пока всё очень даже хорошо складывается. —Мне можно начинать ревновать? Антон цокает, смеясь, и слышит смех Арсения тоже. Ну два влюблённых дурачины, что с них взять. —Я прошёл такой большой путь принятия себя только ради тебя, кто-то другой всего этого недостоин. В комнату возвращается Дима, садится на свою кровать и мельком смотрит на разговаривающего по телефону соседа. —Люблю тебя. А сосед этот опять плывёт. Дима поднимает голову, смотрит на такого довольного Антона, и поражается, что же такого говорит ему собеседник, раз он улыбается так светло и тепло. —Я ж тебя тоже. —Давай долго не засиживайся, у тебя же сейчас ещё позднее, чем у меня. Жду завтра репортажей! —Обязательно. Целую! —Целую, воробушек. Антон слушает ещё пару секунд ровное дыхание Арсения, прежде чем отключиться, и только потом переводит взгляд на всё это время смотревшего на него Диму. —Девушка твоя, что ли? Антон давится воздухом, но решает быть честным. Вроде, Дима этот действительно нормальный и понять должен. Если нет — его личные проблемы, у Антона вот есть Арсений, а у Позова нет. Пусть завидует. —Ну, почти. —Парень, что ли? — спокойно спрашивает он и даже не ведёт бровью. —Ага. — расплывается в лучезарной улыбке Антон, и Дима теперь хотя бы немного понимает, что за собеседник такой прекрасный у Антона, раз вызывает в нём такие светлые чувства, видимые невооружённым взглядом. —Прикол. Нет, ты не подумай, я нормально к этому отношусь, всегда даже поддерживал. И ты выглядишь счастливым, думаю, это важнее всего. —Спасибо. — смущается Антон, облегчённо выдыхая. Всё действительно складывается донельзя прекрасно. —Слушай, просто интересно, а как вы познакомились? —Ну… он был моим учителем в школе. —Вот это фанфик. — качает головой Дима, а Антон согласен с ним полностью. Его жизнь с марта месяца и правда похожа на какую-то удивительную историю, но быть её главным героем Антон донельзя счастлив. —А у тебя что на личном? — решает Антон отвести тему разговора с себя самого, всё ещё смущаясь. —Да у меня всё проще, я сюда с девушкой приехал, она в соседней комнате живёт. Так что не удивляйся, если я часто буду пропадать. —Всё ясно, мы с тобой заняты и счастливы. — улыбается Антон, на что ловит согласную и довольную улыбку Димы.

***

Июнь проходит в подготовке к экзаменам. Это прямо-таки комично: Антон потратил столько времени и сил для сдачи обязательных экзаменов в Москве, чтобы получить на них высокие результаты, но не применять их на практике и готовиться к совершенно другим вступительным испытаниям. Не сдавать российские экзамены он не мог, ведь до конца не был уверен, что действительно уедет в Париж, и оставил себе такой запасной путь, которым в итоге не воспользовался, и хорошо, наверное. Арсений горячо похвалил своего любимого ученика, узнав его баллы и снова говоря, что никогда в нём не сомневался, и Антон с ним соглашается. Арсений верил в него тогда и верит сейчас, и для Антона вера эта — самая большая мотивация. Они созваниваются каждый день, Арсений внимательно следит за тем, чтобы Антон не перетруждался, вытягивает его на улицу под предлогом просьбы показывать ему город, и Антон, записывая Арсению кружочки с видами Парижа, чувствует себя самым счастливым, ведь почти гуляет по городу влюблённых с человеком, которого безмерно любит. Однако Антон с каждым днём всё больше и больше сомневается в правильности принятого им решения переехать. До марта месяца в этом действительно был смысл, а потом появился несколько иной. Высокий такой и голубоглазый. Он знает, что при смене места жительства человек может долго адаптироваться, но он не думал, что процесс этот будет происходить так долго и болезненно. Антон очень скучает. Ему нравится его новая жизнь, даже подготовка к экзаменам не сильно утомляет, ведь в отличие от российских, в них он видит смысл и построены они куда более по-человечески. Он ходит по улочкам Парижа, которые раньше видел только на фотографиях, действительно восхищается всем, что так любезно предоставляет ему эта новая страница жизни, но без самой важной её части всё равно тоскливо. И в общем и целом Антону без Арсения не так пусто, всё-таки они общаются и много. Но переодически накатывает. Переодически особенно хочется чувствовать его касания, его поцелуи, хочется не фотографировать Париж для него, а показывать, ведя за руку. С Арсением хочется быть, и желание это порой становится нестерпимым. Антон действительно обнимает толстовку Арса во сне, из которой почти выветрился его запах, и ему не до шуток вот вообще. —Чего у тебя глаза красные? В конце июня вечером они созваниваются по видео, и внимательный Арсений замечает всё. Да, Антон не спал пол ночи, потому что позорно рыдал в подушку, что такого. —Не выспался просто. — пожимает плечами Антон, и даже не обманывает, просто не договаривает причину своего недосыпа. Он просто не хочет расстраивать Арсения, которому и самому явно непросто. —Не выспался, потому что плакал? — вздыхает Арсений, и Антон снова поражается, как можно понимать и чувствовать настолько. Арсений — удивительный человек, а без чудес ведь жизнь невозможна. Антон молчит, но всё-таки кивает, не желая больше скрывать, что без Арсения ему действительно тяжело. Арсений и так всё видит, молчать и дальше — просто бессмысленно. —Мне тоже тебя очень не хватает, солнце. Но ты же помнишь, что всё это — не просто так? Мы сейчас не рядом ради твоего будущего, которое, я уверен, в итоге будет стоить всего. —Какое же это будущее, если в нём не будет тебя. Арсений улыбается, чуть склоняя голову вбок. —Я же есть, Антон. И мы вместе, помнишь? Антон улыбается тоже, кивая. —Помню. —Представь, что я щёлкнул тебя по носу, а ты смущённо прикрыл глаза. Дима возвращается в комнату, приветственно машет рукой, и Антон на секунду поворачивается, кивая ему. Благо, Антон догадался говорить с Арсом в наушниках. —Люблю тебя. Дима качает головой, улыбаясь и делая вид, что он глуховат. А ещё слеповат, и не видит этого влюблёныша каждую секунду, когда он говорит по телефону или просто переписывается с этим своим Арсением. Дима как-то имел неосторожность спросить, как у Антона дела с его ненаглядным, и был вынужден слушать длинную тираду о том, какой Арсений у него невероятный. И Дима, на самом деле, искренне за него рад, Антон ведь действительно светится, а это дорогого стоит. —А я тебя. Когда там у тебя экзамен? —Послезавтра. Знаешь, так удивительно, я вообще не волнуюсь. Думаю, я готов. —Молодец ты потому что! Думаю, большую роль играет тот факт, что в сдаче этого экзамена для тебя действительно есть смысл и это тебя мотивирует. —Ага, а ещё твоя поддержка. Арсений улыбается, склоняя голову вбок, и Антон зависает, любуясь. —Ладно, пошли на боковую, завтра обязательно сходи погуляй, я посмотрел, у тебя там солнечно должно быть. Антон улыбается, понимая, что Арсений настолько с ним. —Обязательно. Целую! —Целую, воробушек. Арсений отключается первым, и это очень даже правильно, ведь Антон вряд ли бы смог осознанно выключить изображение этого улыбающегося и такого любимого Арсения. Антон в такие моменты накатывающей грусти всякий раз себе напоминает, что он бы не смог учиться в родной стране и дальше, и, вообще-то, мечтал уехать очень долго. Как-то некрасиво предавать мечту и возвращаться назад после того, как сделано столько. Поэтому помимо звонков Арсу, Антон очень часто пишет Кате, общаясь с ней, объективно, ни о чём, но в то же время о таком важном, чтобы ему стало легче. Обычно после таких разговоров Антон выдыхает и убеждается, что в скором времени он ко всему привыкнет, всё ровненько так выстроится и станет похожим на жизнь, ту самую, новую и прекрасную, к которой он стремился всегда. И любимый человек тоже обязательно будет рядом, Антон верит в это искренне и сильно. А его голос в трубке телефона и изображение на экране лишь сильнее веру эту укрепляют.

***

Ровно 1 июля Антон чуть ли не вприпрыжку выходит из здания университета, в котором теперь официально будет учиться. Он действительно поступил, чего хотел так долго и к чему так упорно шёл. Не медля набирает номер с пометкой «избранное», и после пары гудков переключает на видео и вопит в трубку такое счастливое и гордое: «Я поступил!» —Получается, ты у меня теперь студент? — широко улыбается Арсений, видя такого счастливого и светящегося Антона. Яркое солнце могло бы с ним поспорить, да вот только явно проиграет. —Получается, Арсений! А ведь ты говорил, что я поступлю, и оно вот! — Антон указывает рукой на здание университета, не переставая улыбаться. Он по-настоящему собой гордится, может, вообще впервые в жизни, и улыбаться от этого осознания хочется сильнее. —Я в тебе никогда не сомневался, мой хороший. — совершенно искренне говорит Арсений, и сам начиная светиться. Глядя на Антона по-другому и не получается. Он у него действительно молодец, добился своей цели и исполнил собственную мечту, и Арсений безмерно им гордится.

***

На следующий день Антон спит до упора, студент всё-таки, человек вольный, имеет право. Он просыпается ближе к обеду, тянется к телефону, получая привычное «Доброе утро» с сердечком в конце, смотрит на время отправки, хмурится, раннее же слишком. Хотя, может, это он спал так долго, что для него всё, что раньше часа дня — рань ранняя. Вы: доброе! Арс: О, проснулся-таки! Вы: ага, объявил сегодняшний день днём ленивца, хватит с меня этих ваших продуктивностей и учёбы Арс: И правильно, отдыхай, ты заслужил) Арсений выключает телефон, поражаясь, насколько им помогает судьба, а может, она всё и организовывает. Во всяком случае, всё складывается идеальнее некуда: Антон же целый день не будет куда-либо выходить. Антон пишет ещё что-то, но Арсений не читает. Антон лишь пожимает плечами, предполагая, что у Арса, наверное, какие-то дела. Во всяком случае их ждёт традиционный вечерний созвон, и Антон даже не расстраивается этому необщению сейчас, решая залипнуть на остаток дня на какой-то сериал. Иногда действительно важно после упорного труда просто ничего не делать, ведь это восстанавливает и придаёт сил на такую же работу в дальнейшем. Арсений внушил ему эту мысль, и Антон, применяя её на практике, с ней соглашается всецело. За окном темнеет, но Антону очень сильно всё равно, он сегодня даже на улицу не ходил. Единственное, что сегодня он сделал полезного — умылся, а маршрут, которому следовал — до ванны, до которой буквально три шага. Насыщенный денёк. Но Антон и предположить не мог, что этот день обретёт смысл. Такой же, какой обрела такая важная часть его жизни. Арс: Шаст, можешь спуститься, курьера встретить? Я там тебе подарунок заказал) Антон удивлённо вскидывает брови, не зная, как реагировать. Арсений — мужик у него удивительный, умудряется удивлять даже не расстоянии. Вы: ой, неожиданно, но ладно, иду! Антон зевает, встаёт с кровати и направляется к выходу из комнаты. Спускается по лестнице и не понимает, почему волнуется. Интересно, наверное, что Арсений ему решил подарить. Наверное. Но дышать ровно не получается всё равно. Антон открывает дверь на улицу, смотрит вперёд, и, честное слово, если бы он вовремя не схватился за дверной косяк, упал бы точно. Ноги в прямом смысле подгибаются, а дышать становится ещё затруднительнее. Он видит Арсения. Самого настоящего, живого Арсения. Здесь, в Париже, возле его общежития. Осознание приходит через пару секунд, и Антон, выпрямившись, словно отмирает, со всех ног несётся вперёд, впечатываясь в Арсения. Тот улыбается, прижимает его к себе так отчаянно крепко, словно пытается вот так за раз вывалить на него все свои непроявляемые на протяжении месяца чувства. Антон обвивает его шею, дышит глубоко, и картинка мира складывается окончательно. Он переехал, поступил туда, куда так хотел, и с ним Арсений. Не на расстоянии, не в экране телефона, а рядом. —Материального подарка, к сожалению, нет, но я есть. Я же обещал, что мы увидимся и что-нибудь придумаем. Антон обнимает его крепче, отпускать не хочет вовсе, пусть теперь у них есть много времени. Слишком долго он не чувствовал Арсения, чтобы сейчас не пользоваться этой внезапно свалившейся возможностью. —Видел бы ты, как я пытался вычислить твой адрес и как я покупал билет на самолёт. Но это того стоило. Вообще, всё, что было и через что мы прошли, того стоило, Антон. Антон даже говорить не может, улыбается так счастливо и искренне, что Арсений отстраняется, любуясь этим чудом. Таким самостоятельным, таким родным, таким его. Как же он скучал. Антон тянет его к себе в комнату, крепко держа за руку, Арсений послушно идёт следом, ведь давно понял, что за этим человеком он — куда угодно, как бы сложно и непонятно не было. Ведь дорога, по которой они из разу в раз к друг другу идут, в конечном итоге приводит их к чему-то слишком прекрасному. Арсений оставляет свой чемодан рядом с кроватью Антона, устало садится на её край, Антон садится рядом, переплетая их руки. Нет, в ближайшее время он совершенно точно Арсения не отпустит. Слишком долго не касался. —Сейчас Дима вернётся, я попрошу его у его девушки в комнате переночевать, он так частенько делает, так что проблем возникнуть не должно. — не переставая улыбаться, тараторит Антон, а самого распирает от эмоций. И Арсений видит это прекрасно, чувствует ведь, насколько его приезд важен. Для Антона, и для него самого. Для них. Ведь теперь всё так, как и должно быть. Не порознь. Арсений взгляда от Антона не отводит, а у того в горле от этих глаз пересыхает. Ныряет снова, и чувствует, что согревается. Без этих глаз — холодно и пусто. Дверь в комнату открывается, заходит Дима, удивлённо округляет глаза, замечая на кровати Антона не только его. Подмечает их сплетённые руки, и, кажется, понимает, кто этот внезапный гость. —Est-ce le même Arsène? — решает всё же уточнить он, специально на французском, будучи уверенным, что в этой комнате знает его только Антон. Но Дима же не знает этого удивительного Арсения, от которого можно ждать чего угодно. —Oui, c’est moi. — как ни в чём ни бывало отвечает Арсений. Но Антон никогда не привыкнет, и удивляться этому диву будет всегда. —Ты знаешь французский? — восклицает он, переводя восхищённо-удивлённый взгляд на человека, которого, вроде как, и нельзя уже любить сильнее, но Антон умудряется, а Арсений даёт для этого все причины и поводы. —А ты думаешь как я так быстро всё решил и сейчас нахожусь здесь? — довольно улыбается Арсений, щёлкая его по носу — не прося представить этот их жест, находясь по другую сторону телефона, а на самом деле тянется рукой, и Антон чувствует. Касание это вызывает ещё больше чувств, чем тогда, месяц назад, когда они виделись в последний раз. Ведь Антон успел соскучиться по теплу его рук, по его действиям, и чувствовать их после длительного перерыва — будто в новинку, но так необходимо. —Как бы то ни было, Арсений, спасибо большое, что приехали, может, Антон хоть успокоится. Он успел мне выести все мозги рассказами про вас, а от его влюблённых взглядов в телефон мне самому неловко становилось. Нет, я правда за вас рад, но видно же, как парнишка изнемогал. — улыбается Дима, подходя к шкафу, принимаясь что-то там искать. Арсений с Антоном переглядываются, но Антон быстро отводит смущённый взгляд. Ну, да, он очень сильно влюблён и очень сильно скучал, что такого. Арсений улыбается, треплет его по волосам, понимая, что он и сам точно такой же. Ведь ты как я, а я как ты, как никак. —И да, я уже понял, что меня выселяют, и я не против. Дима отходит от шкафа с охапкой вещей, оборачиваясь на эту парочку и поражается, насколько они друг другу подходят. Он видел прекрасно, как Антону не хватало этого его Арсения, и тот факт, что Арсений всё-таки приехал сюда, лишь подчёркивает, насколько же крепкая между ними связь. Выдержавшая расстояние, сохранив полноту их чувств. И сейчас они сидят рядом, рук не расцепляют и выглядят полноценно. —Спасибо, Дим. — тихо говорит Антон, всё ещё чувствуя себя неловко за его слова. Это же надо — на протяжении месяца наблюдать такого влюблённого Антона, тут и вправду с ума сойти недолго. —Да не за что, вам нужно быть друг с другом, это видно и очень чувствуется, вот правда. — улыбается Дима, и всё-таки выходит из комнаты, оставляя их одних. —Скучал настолько, что докапывался до несчастного соседа? — улыбается Арсений, проводя рукой по кудряшкам Антона. —Гораздо сильнее. Антон больше не выдерживает. Тянется к Арсению ближе, впиваясь в такие желанные столько времени губы. Арсений инициативу разделяет, руками прижимает к себе ближе, пока Антон нуждается в максимальном сокращении расстояния, больше не терпя этих дистанций. Перебирается на Арсения, чувствует его руки, блуждающие по его спине, пускающие волну мурашек по всему телу и окунающие его в волну чувств, в которых Антон задыхается, но выныривать не хочет всё равно. Потому что всё это — его и про него. Потому что Арсений — его. —Если бы ты только знал, как я скучал. — Антон отрывается лишь на секунду, толкает Арса на кровать, вынуждая лечь полностью, и тот не против вовсе. Тянет Антона на себя, шепчет трепетное «Я знаю, ведь я тоже», и Антон снова уничтожает ничтожные миллиметры между ними, отчаянно целуя. Они умудрились сократить не свои чувства на расстоянии, а километры, сантиметры и всевозможные миллиметры, оставаясь рядом и оставаясь вместе.

Ты, видимо, нужен мне чаще

Мир без тебя ненастоящий

Час от часу и чай не слаще

Вот тебе на.

PIZZA — Вот тебе на