The Last of Us: Предел

— А далеко до этой комнаты? — По прямой — метров 200. Да только тут не бывает прямых. (из к/ф «Сталкер», реж. Андрей Тарковский)

***

Лошадь была послушной, но я чувствовал, как она выдыхалась. Её шаг становился всё тяжелее, особенно на снегу. Мороз кусал кожу сквозь ткань одежды, каждый вдох жёг горло, словно я глотал стекло. Воздух был неподвижным, тяжёлым. Орда. Сводки о ней крутились у меня в голове, как рой мух. Это, мать вашу, главный маяк всего моего охренительно сказочного путешествия. Увидишь её слишком поздно — не спасёт даже возвышенность. Они сметут всё на своём пути: лес, заборы, людей. Я выглядывал за каждым обрывом, каждым поворотом, сжимая бинокль так, что пальцы сводило. Но её не было. И это было хуже всего. Теория о том, что они поутихли от заморозков, звучала слишком хорошо, чтобы быть правдой. Холод мог заглушить многих, но не всех. Те, кто остались, ещё опаснее. Тише. Настойчивее. Если они ещё идут, то где-то там, в снегу. Я избегал главных дорог. Слишком много глаз, слишком много жадных ублюдков, готовых схватить твою добычу или голову. Знаю. Сам таким был когда-то. Лес был моим укрытием. Здесь я мог прятаться, мог видеть, как другие делают ошибки. Только вот ошибаться самому права не было. Здесь это стоило жизни. Поэтому растяжки проверял дважды. Инфицированных я слышал раньше, чем видел. Они не были тенями — они были яростью, инстинктом, голодом. Убивать их приходилось тихо. Ножом в шею или заточкой в череп. Пули оставались последним вариантом, а глушитель — лучшим другом. Одна ошибка, и ты мишень. Нога напоминала о себе с каждым шагом. Тупая, пульсирующая боль. Вчера я перевязывал ногу, как учил меня Док. Затягивал колено. Лошадь тоже устала. Её дыхание было тяжёлым, она нервничала, когда мы останавливались. Знала, что каждый звук в этом мире может стать последним. Нашёл укрытие в сарае. Старое здание, крыша протекала, стены сгнили, но оно стояло. Хватит на одну ночь. Внутри я натянул одеяло между двумя стойками, чтобы хоть как-то укрыться от ветра. Лошадь была неспокойной, переступала с ноги на ногу, мотала головой. Она что-то чуяла. Волчий вой прозвучал резко. Лошадь вздрогнула, я положил руку на её шею, шептал, чтобы успокоить. Волки были опасны. Они не просто охотились. Твари гнали добычу, настойчиво, хитро. Было нельзя оставаться на месте. Ночь была тёмной, как смоль. Луна спряталась за облаками, а единственным светом было слабое мерцание моей зажигалки, когда я прикуривал сигарету. Курил, прикрывая свет уголька ладонью. Ладно, хер с ней, с этой сигаретой. Кинул хабарик себе под ноги. Лошадь уже была осёдлана. Я держал поводья в одной руке, в другой — короткий арбалет, который нашёл в одном из разбитых домов. Стрелы были самодельными, но точными. Достаточно, чтобы снять пару инфицированных или волка. Зима делала всё мёртвым. Этот лес казался музеем безмолвия, где даже звери старались не шуметь. Лошадь шла осторожно, каждый шаг был тихим, как шёпот. Но я слышал кордицепс. Твари рыскали неподалёку, их глухие рыки пробивались сквозь ночную тишину. Под рассвет лошадь заскользила, и я чуть не потерял равновесие. Земля стала скользкой, как стекло, но впереди я заметил отблеск света. Он пробивался сквозь деревья. Я не доверял таким вещам. Свет значил людей. А люди — это всегда проблемы. Я остановился. Присел за деревом, вытянул из рюкзака бинокль. Свет шёл из небольшого лагеря. Три палатки, костёр, пятеро людей. Они не выглядели как рейдеры, но в этом мире доверять первому впечатлению — идиотская глупость. Скольких тварей я перевидал с ангельскими лицами? Как минимум, одну. И это было фатально. Заметил оружие. Ружья. Один из них держал мачете. Бандиты или выжившие? Нахер мне выяснять. Лошадь мотнула головой, как будто соглашаясь. Мы обошли лагерь, не нарушив их тишины. Боль в ноге усиливалась, но я знал, что останавливаться нельзя. Ты останавливаешься — кто-то находит тебя. Всегда. Этот мир не оставляет места для слабых. Здесь ты либо идёшь дальше, либо становишься добычей. И если кто-то говорит тебе, что выжил случайно, знай: он лжёт.

***

Волки окружили меня на лесной тропе, заставив лошадь встать на дыбы. Я едва удержался в седле, когда один из них прыгнул, вгрызаясь в шею животного. Лошадь заржала, кровь хлынула из раны на белый снег, но она всё ещё стояла, дрожа и сражаясь за жизнь. Проклятые твари кружили, клацая зубами и глядя то на меня, то на пистолет в моей руке. Эволюция не обошла их стороной, пусть и в извращённой форме. Они поумнели. Двое бросились одновременно. Одного я снял на лету, второй впился в лошадь. Она встала на дыбы, и я рухнул в снег, чудом не сломав себе шею. Быстро выдернул нож. Первый бросился вперёд, и я ударил его в горло. Второй прыгнул ближе, и глухой щелчок пистолета с глушителем отправил его на землю. Последний появился внезапно, почти сомкнув челюсти на моей руке. Я дёрнул его в сторону и, выкрикивая что-то бессвязное, всадил нож ему в бок. Волк завыл, упал и замер. Всё. Я обернулся к лошади. Она лежала, жалобно фыркая, её дыхание становилось всё тяжелее. Глаза метались, в них была боль. Они успели выгрызть ей шею. Я медленно опустился рядом, гладя её. — Тише, девочка… Тише, — прошептал я, чувствуя, как горло сдавливает узел. — Сейчас не будет больно. Одним точным движением я вонзил нож в её шею. Её тело дёрнулось и замерло. Тишина. Я откинулся назад, глядя на кровь, растекающуюся по снегу. Проклятая зима. Проклятый мир. Но затем пришла реальность. У меня закончилась еда. Либо я возьму немного мяса, либо волки, что могут вернуться, сожрут её, и всё пропадёт зря. Сгниёт. У меня не было выбора. Сжав зубы, я вытащил нож и приступил к работе. Руки дрожали, но я заставлял себя двигаться. Вырезал только то, что мог унести, и всё это время оглядывался, прислушиваясь к лесу. Твари любого вида, сейчас были бы чертовски некстати. Холод сковывал пальцы, но я продолжал. Закончив, я замотал мясо в кусок ткани и поднялся, ещё раз взглянув на тело лошади. — Спасибо, — пробормотал я, вытирая лезвие о снег. Теперь я был один.

***

На мне висела вся поклажа с лошади — тяжёлая сумка на плече, рюкзак, врезающийся в спину. В одной руке я сжимал трость, другая держала мачете, едва поспевая за остальной нагрузкой. Долго так я не пройду. Снег сыпал всё гуще, пурга замела следы, оставляя меня в белой пустоте. Каждый шаг был словно через вязкую патоку, каждый вдох вырывал из лёгких последние силы. Сталкер Тарковского, мать его, только в крови. Я с трудом тащился вперёд. Только у меня нет возможности заблудиться, нет права на геройство, нет права сдохнуть и случайно выйти на орду — сюрпрайз, сюрпрайз! Каждый шаг должен быть выверенным, каждая мысль — чёткой. Ошибки здесь не прощаются. А если прощаются, то ценой такой, что ты не захочешь её платить. Чёртов вой. Он снова раздался где-то за моей спиной, ближе, чем хотелось бы. Я резко обернулся, но за снежной пеленой ничего не было видно. Пальцы крепче сжали мачете. Если эти твари вернутся, шансов у меня будет мало. Дом вырос передо мной из белой пустоты, словно призрак, но не совсем мёртвый. Стены облезлые, покрытые слоями копоти и грязи, но всё ещё стояли прочно. Местами дерево растрескалось, но без критических разрушений. Сквозь выбитые окна можно было разглядеть обломки мебели внутри — остатки стола, перевёрнутый стул, завалившийся шкаф. Крыша, хоть и перекошенная, держалась, не поддаваясь снегу. Окна смотрели на меня тёмными провалами, но в них виднелись остатки стекла, как следы прежней жизни. У входа валялся старый стул, расколотый пополам, а рядом — перевёрнутая бочка, частично погребённая под снегом. Ветер завывал, словно протестуя против моего приближения. Я на секунду замер, пытаясь определить, нет ли внутри движения. Ничего. Только скрип разболтанных досок. Мне это место не нравилось, но выбирать не приходилось. Стиснув зубы, я подошёл к двери. Она висела на одной петле, при каждом порыве ветра дрожа, как листок бумаги. Я толкнул её плечом, и она с хриплым стоном отворилась. Внутри пахло гнилью и сыростью. Но хотя бы не снегом. Положил поклажу на пол, потянул плечо. Ныло, как будто кто-то молотком отбил мышцы. Взял пистолет в руку. Дом надо было осмотреть. Коридор тянулся вперёд, узкий, со стенами, покрытыми облезлой краской. Половицы предательски поскрипывали под каждым шагом. На мгновение остановился, прислушиваясь. Тишина. Густая. Рукой толкнул ближайшую дверь. Она поддалась со скрипом. На мгновение замер, ожидая чего угодно. Ничего не последовало. Сделал шаг внутрь и увидел его. Скелет сидел на стуле в одной из комнат, словно ждал, когда кто-то вернётся. На стене за ним выведено баллончиком: "Лучше пуля, чем их зубы." Старая надпись, краска выцвела, но смысл был кристально ясен. Глаза задержались на черепе, наполовину разнесённом, и буром пятне на стене. Кровь прикипела, словно часть интерьера. У всех есть своя черта. Свою он перешагнуть не смог. В руках мертвеца, конечно, никакого оружия. Понятное дело, мародёры давно его стянули. Пальцы машинально сжали пистолет. Долго на этом не задерживался. Нечего думать о том, что было бы, если бы моя черта оказалась ближе. На столе потрескавшаяся кружка, рядом тарелка вверх дном. Засохшие остатки чего-то, что когда-то называлось едой. На полу старое одеяло, спали прямо здесь. Дом небольшой, скромный. Детских вещей не видно, зато бытовых мелочей хватает. На холодильнике пожелтевшая фотография. Женщина с седыми волосами, добрый взгляд. Рядом с ней мужчина в очках и бейсболке. На обороте: "Мама и я. Сентябрь 2012." На стенах выцветшая краска, которая когда-то была голубой. Плита покрыта ржавчиной, как и раковина с засохшими потёками. На столе заметка, написанная дрожащей рукой: "Запасы: рис, фасоль, макароны. Воды ещё на три дня. Если мама захочет ещё чая, придётся экономить." Прошёл в гостиную. Половина комнаты освещена серым светом из окна, остальное утопает в тенях. Старый диван с порванной обивкой, рядом низкий столик с облупившимся лаком. На полу валяются книги, страницы пожелтели и скрутились от сырости. В углу комод, а на нём — радио. Повернул ручки — шипение. На корпусе самого радио выцарапано карандашом: "Мама сказала, что я всё починю. А не могу! Проклятое радио!" Останусь здесь на ночь. Место не из самых плохих. Хозяин вряд ли возражает. А где мама? Так-то похрен. Главное, чтобы домой к себе на чай не заглянула, если до сих пор шатается где-то вокруг. Я закрыл дверь и припёр её комодом. Разбиваю стекло, крошу его в мелкие осколки и сыплю под двери и окна. Пусть хоть хрустом предупредят, если кто сунется. Грязный матрас с кровати прислонил к окну, второе окно забаррикадировал шкафом. В углу развёл огонь, устроив его так, чтобы свет не пробивался наружу. Оружие держал под рукой, пока огонь разгорался. На кусок металла, что нашёл в углу комнаты, кинул немного конины. Жир зашипел, распространяя запах, от которого уже начинало урчать в животе. Когда мясо прожарилось, я снял его, сел рядом с огнём и начал есть. Горячее мясо... Блять, почти праздник. Между укусами протягивал руки к огню, чтобы согреть пальцы, застывшие от мороза. Закончив есть, достал карту из внутреннего кармана куртки. В свете огня разглядывал, где нахожусь. Сколько я прошёл? Почти нихрена. Пальцем провёл по маршруту, прикидывая дальнейший путь: Если пройду через эту деревню, то выйду на прямую дорогу до наших схронов. Там обновлю запасы, возьму консерв, поменяю одежду. Проверил рацию. Попробовал выйти на связь с городом. Шипение. Никакого ответа. Прокрутил частоты — ничего. Может, пурга мешает сигналу. Это вполне возможно. Снежная завеса могла быть достаточно плотной, чтобы глушить сигнал. Либо что-то ещё. Например, могла повредиться антенна или ретранслятор. Дерьмо. Посмотрел на свои брошенные сумки. Всё это тащить дальше — бесполезно. Часть поклажи придётся оставить. В таких условиях нужно быть мобильным. Я не могу себе позволить быть скабарём, тащить груз, как вьючное животное. С моей ногой и этой тростью-сучкой, которая требует больше внимания, чем нож в кармане, это просто самоубийство. Снимаю заднюю панель шкафа, проверяю её на прочность. Доски трухлявые, легко выбиваю дыру в стене за ним. Засовываю туда всё, что могу оставить: топор, верёвку, набор отмычек, одежду и растяжки с проволокой. Всё это полезно, но не критично. Место достаточно незаметное, чтобы мародёры, если заглянут, сразу не нашли. Прикрываю всё обратно, проверяю, чтобы панель держалась прочно. Нехер добру пропадать. Пока возился, нашёл записку. Небрежным почерком на ней выведено: "Мама ушла… Я пытался её найти, но я устал." Все устали, парень. Просто кто-то быстрее. Я положил записку обратно. На утро нашёл на тумбочке книгу. Старая, потрёпанная, обложка потемнела от времени, страницы заляпаны чем-то, что, вероятно, когда-то было кофе. Внутри торчала закладка из газетного вырезка. Открыл на отмеченной странице и прочёл обрывок фразы: "...и в конце пути главное — любовь." Криво усмехнулся, проводя пальцем по выцветшим буквам. О, да. Любовь, мать её. Та самая, что заканчивается ножом, торчащим из спины.

***

Ферму я заметил случайно. Хотя нет, не случайно. Меня привлекли в лоб. Свет в окнах бил в глаза, как рекламный щит на трассе: "Добро пожаловать, мародёры, всё для вас!". Лес вокруг был чёрным, а их дом — единственное пятно света на всём горизонте. Они, должно быть, либо чертовски уверены в своей безопасности, либо безнадёжно тупы. Я присел за стволом дерева, вытянул бинокль и начал наблюдать. Дом был старый, но хорошо сохранившимся. На окнах — никакой защиты, ни жалюзи, ни заглушек. Во дворе, кроме ржавого трактора и старой машины, бегали ещё и… Курицы?! Настоящие чёртовы курицы, расклёвывали землю. Чтоб я сдох! Да они что, вообще без башни? Настоящий сигнал "Приходите, поживитесь" для всех голодных мразей в округе. Я продолжил наблюдать, уже больше из интереса, чем из попытки оценить ситуацию. Каждая деталь этого места делала существование этих людей ещё более необъяснимым. Люди внутри перемещались, как будто жили в мирное время. Мужчина пересёк комнату с кружкой в руке, женщина появилась рядом с ним, наклоняясь к чему-то на столе. Двое детей мелькали между ними, кто-то из них тащил что-то громоздкое, вроде деревянной игрушки. Даже издали я мог видеть, что они передвигались легко, непринуждённо. Ни тебе оглядок, ни намёка на осторожность. Сказочные придурки, ей Богу… Как они вообще ещё живы? Дом не укреплён, ни растяжек, ни ловушек, ни камер. Даже собаки, чтоб предупредить о нежелательных гостях, не видно. Я наблюдал ещё некоторое время. Мужчина вышел на крыльцо, потянулся, как будто это утро на какой-нибудь ферме в Айове. Осмотрел двор, ничего не заметил, сплюнул и зашёл обратно. Если инфицированные или мародёры сюда ещё не добрались, то это чудо. Или проклятие, смотря как на это посмотреть. Мне нужна была ночёвка. Но это место было слишком... открытым и, мать его, странным. Укрываться у таких придурков — всё равно что встать вплотную к Щелкуну, запеть во всё горло Шер и надеяться, что он тебя не расслышит. Но сзади лес, этой ночью туда лучше не соваться. А спереди курицы...Эти пёстрые ублюдки бегали по двору, словно специально дразнили меня. Я хотел жрать. Мужчина вышел из дома, тяжело ступая. Средних лет, чуть полноват, лицо поросло недельной щетиной. Куртка тёплая, но заляпанная грязью, штаны заправлены в потрёпанные сапоги. За плечом у него винтовка — Ремингтон 700*. Оружие такое же уставшее, как и его хозяин. Он направился к сараю, окинув взглядом двор. А что у них там, овцы? Но их не слышно. Или, может, хранят остатки зерна? Мужик снял винтовку, покрутил её в руках, проверяя. Я прищурился, приближая бинокль. Ремингтон 700… Чёрт, классика. Покрутил бинокль ещё немного, разглядывая детали. Мне кажется, или планка крепления прицела стоит с перекосом? Этим чудом он в лучшем случае застрелит курицу, и то не с первого раза. А что у нас со ствольной коробкой? Почему затвор вышел так медленно, будто в патроник песка насыпали? Н-да… Убрал бинокль, проверил свою винтовку, перезарядил. Металл глухо щёлкнул. Поднялся, не спеша вышел из укрытия, направляясь к нему. Держал мужика на мушке. Им не могло везти вечно. Он заметил меня быстро, глаза расширились от ужаса. Руки дрогнули, но он всё-таки поднял свою винтовку. — Давай без глупостей, — сказал я, не опуская оружие, одновременно сканируя дом. Женщина, дети... Кто-то ещё мог выстрелить. — Я знаю, что твоей Ремингтон настал пиздец. — А ты проверь, засранец! Ещё шаг — и стреляю! Я усмехнулся, слегка качнув стволом своей винтовки. — Послушай. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал. Ни ты, ни дети. Мне нужен ночлег и еда. Взамен я починю твою винтовку. — Кивнул в сторону машины, стоящей во дворе. — И это корыто, если у тебя есть детали и электричество. Хотя, в это я сильно сомневаюсь. Он прищурился, не опуская ствола. — Почему я должен тебе верить? — Потому что никто из вас мне не сдался нахрен. Кроме вон той курицы, — кивнул на одну из пернатых, копавшихся в снегу. Дверь дома открылась с глухим стуком. На пороге появилась женщина, лет тридцати пяти, с глазами полными ужаса. Она прижимала бледные руки к груди, словно пыталась остановить бешеный стук сердца. — Дэн... — проговорила дрожащим голосом. Мужчина не обернулся, крикнул через плечо: — Маргарет, иди в дом! Но за её спиной уже выбежал паренёк лет тринадцати с ножом в руке. Блеск, блять. Я резко поднял ствол и навёл на него. — Стой на месте, мать твою! Пацан встал, как вкопанный. Но не из-за моего рыка, а от взгляда отца, который он бросил в его сторону. Женщина всхлипнула, её руки дрожали. — Пожалуйста, не трогайте нас, — прошептала она. — Мы хорошие люди. О Господи… Дэн… Я медленно опустил дуло пистолета, но палец остался на спусковом крючке. — Повторяю ещё раз, мэм. Мне нужен ночлег и еда. А вам — ружьё, которое хотя бы стреляет. Если ваш муж до сих пор не сделал это, значит, не умеет. Я могу помочь. Это ясно? Дэн и Маргарет обменялись долгим взглядом. Тишина повисла. — Слушайте сюда, — сказал я спокойно, но твёрдо, оглядывая их по очереди. — Если бы я хотел, то вы бы уже были мертвы нахрен. Все до одного. — Сделал паузу, чтобы они осознали мои слова, если у них диагноз. — А раз вы всё ещё стоите, значит, я здесь не за этим. Маргарет сжалась ещё сильнее, а Дэн стиснул зубы, сжал винтовку и кивнул. — Дадим миску супа и ты валишь раньше, чем выйдут первые лучи. Обманешь или что-то выкенешь, то, — Дэн сжал винтовку и челюсти. — Я тебя зарежу! — выкрикнул пацан, поднимая нож. Я бросил короткий взгляд на парня и вернулся к Дэну. — Идёт. Я вошёл в дом. Тепло ударило в лицо, словно толкнуло назад, и запах — еды, дерева, старого дома — был почти чужим после хрен знает скольких недель снаружи. Маргарет стояла в стороне, прижимая к груди дрожащие руки. На её шее висел крест, который поблёскивал в свете керосиновой лампы. — Энди, опусти нож, — сказала она мягко. Парень скривился и неохотно убрал нож. Его взгляд прожигал меня насквозь, полный враждебности. А этот далеко пойдет… Если выживет. Дом выглядел обветшалым, но ухоженным. Потёртые обои, местами заклеенные старыми газетами, деревянный пол, который кто-то скоблил, но давно не мыл. На стенах висели выцветшие семейные фотографии — не их, а из угла комнаты доносился скрип карандаша по бумаге. Девочка, лет восьми, сидела на полу, рисовала что-то на потрёпанном листке. Даже не подняла головы, когда я вошёл. — Она немного застенчивая, — пояснила Маргарет, улыбаясь слабо. Мы прошли на кухню. Здесь пахло супом. У стола стояли четыре стула, один из которых я занял, проверив перед этим угол комнаты взглядом. — Как раз перед вашим приходом с огня сняли. Ещё горяченький, — сказала Маргарет, разливая суп по тарелкам. На столе горела керосиновая комфорка, её пламя колебалось, бросая дрожащие тени на стены. Свет был тусклым, но достаточно ярким, чтобы выдать их дом любому, кто бродил в этой проклятой тьме. Я поглядел через окно на тёмный лес, который, казалось, подкрадывался к дому. Мои пальцы сжали приклад винтовки. Снаружи всё было слишком тихо. Неестественно тихо. Ни звука ветра, ни шороха голых ветвей. Только слабый треск пламени за спиной. Плохое предчувствие накатывало волнами. Бляять… Только не это. — Затушите комфорку, — сказал я, указывая на пламя. — Сейчас. Маргарет удивлённо взглянула на меня. — Почему? — Свет. Его видно снаружи. Она замялась, а Дэн махнул рукой: — Так мы же в глухомани. Кто нас здесь увидит то? — Я увидел? Увидят и другие. Это вопрос времени. Может быть, вопрос одной ночи. — Всю осень здесь прожили. Ничего, нормально, — пробубнил Дэн, приглушая пламя. Дом утонул в полумраке, освещённом лишь холодным светом полной луны. Я сел за стол, держа оружие поблизости. Поднял ложку, но замер. Маргарет сложила руки, наклонив голову. — Господи, благослови нас и эту пищу, что ты нам даровал… — начала она. Дети подошли к столу, девочка тихо села рядом, а Энди всё ещё краем глаза следил за мной, сжимая губы. Этот пацан начинает мне нравиться. Молитва закончилась, и все начали есть. Я присоединился, наконец отправив ложку в рот. На вкус неплохо. Курица, овёс и ещё какое-то мясо. Не разобрал. — Долго тут живёте? — спросил я, небрежно, между ложками. — Мы пришли сюда под конец лета. Раньше жили большой группой, изолированно. Там и родились наша младшая дочка, Шарлотта. — ответила Маргарет, её голос стал тише. — У нас было всё своё: запасы, вода, топливо. Но они истощились, а заражённые… их стало больше. Они пришли и…. — она замолкла, бросив взгляд на детей. Глаза заблестели от слёз. — Нам удалось уйти и сейчас мы здесь. — Это Падение как наказание — проворчал Дэн, нервно барабаня пальцами по столу. — Всё было-другому, в те времена… — Дэн был фермером, — добавила Маргарет с едва заметной улыбкой. — А я учительницей в школе. Всё было так… Она замялась, снова посмотрев на детей. — Нормально? — подсказал я. — Да, нормально, — вздохнула она. На мгновение разговоры стихли. — Ну а куда ты держишь путь? — спросила Маргарет. — Сиэттл. Её глаза округлились, голубые, как зимнее небо. — Это же другой конец страны… — произнесла как-то благоговейно. — А что там тебя ждёт? И как ты пройдешь этот путь? В одиночку? А что произошло с твоим лагерем? Я отложил ложку, отодвигая пустую тарелку. Предпочитал быть тем, кто читает, а не раскрывается. — Дэн, клади сюда свою винтовку. Мне будет нужна спица, наждачка и кусок ткани и небольшой молоток, если есть. — Прости, я полезла не в своё дело. Вот всегда я так… — Маргарет нервно поправила рукава своей клетчатой рубашки. — Энди, иди принеси всё, что он просит, — распорядился отец семейства. Он явно не хотел оставлять меня наедине со своей женой. Парень кивнул и направился к двери. Девочки слезла со стула и тихо вышла из кухни следом. Я посмотрел в окно и увидел, как Энди включил фонарик и пошёл к небольшому сараю у дома. — Я же сказал, никакого света, — процедил я сквозь зубы, наблюдая за движением света в темноте. Он сейчас как долбанная мишень. — Ты слишком накручиваешь, — фыркнул Дэн, но его глаза невольно следили за фигурой сына. — Кто ждёт беды, тот её и получает. И вообще, как ты собрался чинить винтовку в потёмках? — На слух. Спустя пару минут Энди вернулся с мешком в руке. — Что там? В сарае? — спросил у них. Парень замешкался, но ничего не ответил, переводя взгляд на Дэна. Тот скривился, будто собирался что-то сказать, но замолчал, так и не решившись. Маргарет опустила глаза, нервно переплетая пальцы. Что-то скрывают. Интересно, что… Расспрашивать не стал. Семья не особо голодает. Значит, в сарае что-то ценное: зерно, скот или припасы. Они, похоже, думают, что я захочу на их добро позариться. Я разложил винтовку на столе и начал работать. Перекос крепления прицела сразу бросился в глаза. Плохо закрепили планку, болты были разболтаны. Я подтянул их, проверяя каждое движение прицела. Теперь он стоял ровно, без люфта. Проверил затвор, медленно отводя его назад. Щелчок был нехарактерным — приглушённым, будто что-то застряло внутри. Разобрал механизм, и вот оно — экстрактор затвора был забит грязью и мелким мусором. Прочистил его с помощью ножа и аккуратно установил обратно. Теперь затвор двигался плавно, как должен. Но ствольная коробка была другой проблемой. Металл покрывался эрозией. В таких условиях это неудивительно, но опасно. Чтобы убрать налёт, я взял наждачку и начал зачищать. Блёклого света Луны было недостаточно. Достав зажигалку, я прикинул, что её огонёк может быть заметен снаружи. Подсвечивать у окна — не вариант. Поднялся, подошёл к лестнице. — Куда ты? — раздался голос Маргарет, полный волнения. — Туда, где меня никто не увидит, — бросил через плечо, не останавливаясь. В углу лестницы было достаточно темно. Я опёрся на трость, чувствуя, как напряжённые мышцы ноги отзываются тупой болью. Чиркнул зажигалкой, и мягкий огонёк осветил ствольную коробку. Два быстрых движения — и металлический налёт начал сходить. Плавно, медленно я прочистил её, пока металл не начал блестеть. Чтобы не держать зажигалку в руке, я аккуратно поставил её на перила лестницы. Огонь дрожал, бросая тени на стены. Мой взгляд упал на пол. В тени лестницы валялась куча одежды: ботинки, платья, шапки, всё вперемешку, словно кто-то просто скинул это в спешке. Что за… Слегка оттолкнувшись от трости, я поднял голову, почувствовав чей-то взгляд. Обернувшись, увидел Энди. Парень стоял в двух шагах, как призрак, в тени. Светлые волосы, растрёпанные, лицо в веснушках, курносый нос. Но больше всего цепляли глаза — бездонные, как у взрослого человека, который видел слишком многое. — Следишь за мной? — спросил я, подхватив трость и убрав зажигалку. Энди молчал, смотрел на меня пристально. Я вернулся на кухню. Поставил винтовку на стол и слегка подвинул в сторону Дэна. — Готово. Прицел теперь ровный, затвор работает, как должен. Эрозию со ствольной коробки убрал. Дэн схватил оружие, будто это было что-то живое, а не кусок металла. Его глаза блестели, он сжимал винтовку, как старого друга. — Ох, чёрт, спасибо! — произнёс он, быстро осматривая её. Маргарет перекрестилась, глядя на нас обоих, будто это было не починка оружия, а настоящее чудо. — Спасибо, — добавила она тихо, искренне, не отрывая рук от груди. Дэн потянулся, чтобы забрать винтовку, но я притянул её обратно к себе. — Я отдам тебе её в руки перед тем, как уйду. Договорились? Его лицо мгновенно напряглось. — Ты чего, ахуе… — начал он, но Маргарет перебила: — Дэн, его можно понять. Он не хочет быть застреленным во время ночлега. — А мы хотим?! — Я вас не трону. Сказал же, — устало ответил я, ставя трость у стены и укладываясь на пол. Рюкзак служил подушкой, а рука, закинутая за голову, говорила о том, что я не собирался больше обсуждать этот вопрос. Дэн что-то пробормотал, но остался сидеть, не отводя взгляда от винтовки, которую я положил рядом с собой. Маргарет взглянула на мужа, потом на меня. — Дэн, разве ты не видишь? Он не просто так здесь. — Её голос дрожал, но в нём слышалась твёрдость. — Это знак. Бог послал его. Я глубоко вздохнул. Блять, они дадут мне поспать? — Маргарет, прекрати, — огрызнулся Дэн, устало опуская голову. — Да ты посмотри на него! Это не пророк какой-то, а хрен знает кто с оружием в руках. Нашим в том числе! Да он скорее на типичного рейдера похож, чем на Божий знак! Она сделала шаг вперёд, её глаза горели. — Он профессионал, Дэн, — указала она на меня пальцем вниз. — Ты сам это видишь. Мы боимся каждого шороха, а он… Он знает, что делает. Разве это не знак? Я посмотрел на них. — Вы серьёзно? — спросил я, холодно оглядев обоих. — Думаете, Бог отправил меня сюда, чтобы я вас спас? — Да, — отрезала она, не моргнув. — Да. — Не путайте удачу с благословением, — бросил я, прикрывая глаза. — Если бы это был Бог, он бы не дал вам выживать в таком дерьме. Дэн выдохнул, усмехнувшись: — Слышала? Вот и весь твой "знак". — Но он остался, — сказала она тихо, но с нажимом. — Он мог бы просто забрать еду. Или убить нас. Но он остался. — Это временно. На одну ночь. Дэн махнул рукой: — Видишь? Всё просто. Он не герой. — Ты всегда смеялся надо мной, — бросила Маргарет в ответ, её голос стал жёстче. — Над моей верой. А теперь у нас едва хватает еды. Дом не защищён. Если не он, то кто? Она присела ко мне, игнорируя протесты мужа. — Вы останетесь? Ненадолго. Поможете нам. Я знаю, что вы можете. Я открыл глаза и посмотрел на неё: — Давайте сразу определимся. Первое: все эти теософские беседы не по мне. Я здесь, потому что мне нужен был ночлег. Второе: я помогу вам, если это значит, что я не сдохну этой ночью. Третье: молитвы и "знаки" — это ваше дело, не моё. Она кивнула, будто уже решила всё за меня. — Это и есть помощь, — прошептала она. Дэн вздохнул, тяжело сев обратно за стол.

***

Ночью я услышал их сразу — странные звуки снаружи. Лязг металла и глухие крики, заглушённые стенами дома. Я резко сел, напрягая слух. Звуки доносились из сарая. Я тут же поднялся, схватив винтовку. Уже светало. Рядом Маргарет и Дэн спали, их дыхание было ровным, спокойным. Я направил дуло винтовки на них и поддел их носком ботинка. — Что за х… — начал Дэн. — Закричишь — убью, — прошептал я хрипло. Дэн открыл рот, но я резко рыкнул: — Закрой свою пасть. Дэн бросал быстрые взгляды то на меня, то на Маргарет. А женщина в упор смотрела на дуло. — Что в сарае? — спрашиваю. Маргарет переглянулась с мужем. Её губы дрожали, а рот открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег. — Это… — начал было Дэн, но я прервал его, направив ствол на его ногу. — Юлить начнёшь — прострелю колено. — Н-нет, это просто… хлам, — залепетал он, но было видно, что он врёт. Я перевёл дуло на Маргарет. — Какое мясо было в мисках? — спросил я, чувствуя, как горло пересохло, а голос предательски сорвался. — Курица… — пробормотала она. — Что ещё?! — рыкнул я, направляя винтовку ей в лицо. — Убью, суки. — Оленина! — выкрикнул Дэн, и я тут же ударил его ногу прикладом. Он издал короткий, хриплый стон, схватившись за голень. — В последний раз спрашиваю: что в сарае и что было в миске? Маргарет всхлипнула, плечи начали тряслись от рыданий. — Мы поймали кота, — проговорила она сквозь слёзы. — Это был кот… Да, конечно… Я сжал зубы. — Встали оба, — приказал я, махнув винтовкой. — Сейчас медленно пойдёте в сарай и покажете мне, что там. Если пацан рыпнется — я его застрелю. Они поднялись с трудом. На мгновение я замер, перед глазами вспыхнули картины из прошлого. Лагерь. С виду обычные люди. Дети играли во дворе. А потом — погреб. Те самые клетки. Голые, измождённые тела, скрученные руки, культи вместо конечностей. Они тянулись ко мне, шепча хриплым голосом: — Помоги… помоги… Я мотнул головой, выкидывая эти образы из памяти. — Вы долбанные каннибалы, — прохрипел я. И они меня накормили этим… Тошнота начала подступать к горлу и пальцы сильнее сжали винтовку. Сукиии…. убью на месте. Но дети? Твою мать. Что делать с детьми? Подумаю об этом позже. Сначала выясню, что они прячут в сарае. — О Господи... — голос Маргарет дрожал, её глаза были полны ужаса. — Мы не едим людей. Это ужас... Мы не... — Закрой рот. Пошла на улицу. Сейчас. Взгляд зацепился за движение за окном. Тени. Они приближались к дому, скользя между деревьями выверенно и умело. Не заражённые. Мародёры. — Бляяять… Я встал боком к окну, чтобы не быть заметным, но не спускал глаз с фермеров. — Что… что там? — выдавил Дэн, бледный, как полотно. Я быстро прикинул. Их там семеро. Нет, девять. Двое уже обходят сарай, остальные берут дом в кольцо. — Будите детей, срочно. Надо уходить. Мысленно я пробежался по нашим "силам". Дэн с его винтовкой, которая едва держится на плаву после ремонта. Маргарет — без оружия, нервы на пределе. Энди... мальчишка с ножом, который больше верит в браваду, чем в реальный бой. Двое детей. И я, с опытом, но полным набором из усталости. На улице — вооружённые ублюдки, которые знают, что делают. Энди вбежал в комнату, волосы всклокочены, под глазами синяки. — Что происходит? — выпалил он. — Это наш дом, — завёлся Дэн, сжимая винтовку. — Мы никуда не уйдём! — Уводите детей! Спрячьте их! — Мы справимся, мы не трусы! — выкрикнул Энди, доставая из-за пазухи нож. Его рука дрожала, а глаза бегали по комнате. — Поздно уходить, — тихо сказал я, наблюдая, как мародёры приближаются, беря дом в кольцо. — Шарлотта! — закричала Маргарет и бросилась в другую комнату. — Твою мать... — я выругался сквозь сжатые зубы, направляя дуло на одного из ублюдков, который, пригнувшись, выходил из-за угла сарая. Я выстрелил. Пуля вошла чётко в голову ублюдка, заставив остальных шарахнуться в сторону и упасть за укрытие. Второй выстрел ударил в ближайшее дерево, рассыпая щепки. Стойте, сука, на месте. Дэн резко открыл шкафчик, обнажая три коктейля Молотова, аккуратно уложенные в ряд. — У нас есть эти штуки! — его голос дрожал. Я кивнул. Так, расправу над каннибалами придётся отложить. Сначала надо расчистить путь, чтобы самому уйти и не сдохнуть. Дом задрожал от удара. Пуля пробила окно и врезалась в деревянную балку, разлетевшись щепками. — Ложитесь! — рявкнул я, швырнув одного из Молотовых себе под ноги. Жидкость стекла по бутылке, пока я выдёргивал зажигалку из кармана. Следующий удар пулей просвистел так близко, что волосы на затылке встали дыбом. Я резко поднялся, прищурив глаза, чтобы пыль не ослепила, и метнул коктейль через окно. Бутылка полетела прямо в троих ублюдков, которые прятались за старым трактором. Она разбилась, охватив их пламенем. Визг раздался моментально. Они катались по земле, пытаясь сбить огонь, но я знал — бесполезно. — Мама! — закричала Шарлотта, закрывая уши. Её пронзительный визг разрывал и без того напряжённую обстановку. — Тихо! — рыкнул Дэн, но девочка не слушала, захлёбываясь от страха. Пули продолжали таранить дом, срезая с него куски. Я подполз к окну, выцеливая очередного. Вышел выстрел — в грудь. Он захрипел, упал, но я уже переключился на следующего. Дверь с грохотом распахнулась, и в дом ввалились двое. — Дэн, слева! — крикнул я, но поздно. Одна из пуль попала Дэну в живот. Он рухнул на колени, хватаясь за рану, из которой хлынула кровь. — Чёрт... чёрт! — пробормотал он, прежде чем упасть лицом вниз. — Нет! — закричала Маргарет, схватив нож с кухни. Она кинулась на одного из мародёров, целясь ему в бок, но тот перехватил её руку и резко ударил. Лезвие полоснуло её собственное горло. — Мам! — завизжал Энди, но его мать уже рухнула на пол, захлёбываясь кровью. — Пошли! — я схватил Энди за шкирку, почти волоком вытаскивая его из зоны обстрела. Пули свистели, одна из них срезала дверной косяк, когда я рванул к сараю. Мы влетели внутрь, а я бросил его на пол между инструментами и сеном. — Сиди! Не высовывайся! — рыкнул я, оборачиваясь к двери. Надо вернуться за девочкой. Шарлотта выбежала из дома. Пуля вонзилась в её грудь. Мой крик застрял в горле, когда её маленькое тело подёрнулось назад. Она упала лицом вниз в снег, не издав ни звука. — Нет! Шарлотта! — Энди завопил, его голос был полон ужаса. Он попытался подняться, но я резко ударил его обратно на землю. — Сиди! — повторил я, глядя, как к сараю приближаются фигуры. У меня не было времени на чувства. Только бой. Только выживание. Я вынырнул из сарая, винтовка наготове. Осталось трое. Они осторожничали теперь, но я знал, что это ненадолго. Перемещались, скрываясь за обломками дома и старой машиной, явно готовились зайти с двух сторон. Я прижался к стене, сделав глубокий вдох, и выглянул из-за угла. Пуля просвистела рядом с лицом, но я уже прицелился. Один выстрел — и ублюдок рухнул, хватаясь за шею. Ещё один метнулся в сторону, но я успел выцелить его бок. Он упал, криком сотрясая землю. Я добил его. Последний выскочил на меня, подняв дробовик. Я отпрыгнул за угол, слыша грохот выстрела и видя, как щепки разлетаются от стены. В ответ я выстрелил, но он был быстрее — слился с тенью и рванул к лесу. Я выстрелил ещё раз, но промахнулся. Чёрт! Ушёл. Тишина снова окутала пространство. Никто не двигался. Никто не дышал, кроме меня. Вернувшись к дому, я услышал всхлипы. Энди, дрожа, полз на коленях по полу, остановившись возле тел родителей. Он упал, уткнувшись лицом в грудь матери, рыдания гулко отдавались в тишине. Я подошёл медленно, осторожно оглядывая комнату. На всякий случай прикинул, не осталось ли кого снаружи. Вся ситуация казалась слишком... гнилой. Но шум вернулся. Из сарая. Я вновь направился туда, держа винтовку перед собой. На этот раз звуки были громче, явственнее. Крики и хриплый, почти животный рёв. В центре сарая, между тюками сена, я заметил деревянную дверь, плотно закрытую. Осторожно подошёл, толкнул её ногой. Она подалась немного. Вдруг за спиной раздались быстрые шаги, а затем удар в грудь. Энди, с лицом, перекошенным от ужаса, обрушился на меня. — Нет! Не смей! Не иди туда! — закричал он, его голос дрожал. Он ударил меня снова, отчаянно, но я схватил его за запястье и резко отшвырнул. Его нож выскользнул из руки, упал со звоном на пол. — Сиди здесь, — рявкнул я, прижимая его к стене взглядом. Он заплакал, уткнув лицо в руки, но больше не двигался. Я вернулся к двери и толкнул её. Она поддалась. Под ней оказалась лестница, ведущая вниз. Узкая, скрипящая под моими шагами. Внизу была ещё одна дверь. На её поверхности, то ли выцарапанное, то ли криво написанное, выделялось одно слово: ЛУКАС. Что. За. Хрень. Сзади раздались быстрые шаги. Энди. Он кричал, почти захлёбываясь: — Не смотри! Нет! Не надо! Но я уже толкнул окошечко на двери. Заглянул внутрь. В тусклом свете я увидел его. Мальчик, в котором ещё угадывался человек. Заражённый. Кордицепс прорвался наружу, обвивая его лицо и грудь. Но в чертах лица всё ещё можно было рассмотреть остатки человеческого облика. Пустые, бессмысленные глаза смотрели прямо перед собой. Лукаса трясло, он метался по комнате, но когда заметил меня, бросился к двери. Его тело врезалось в дерево с таким грохотом, что труха посыпалась на пол. Так вот. что они здесь скрывали… Я поднял винтовку, направив её ему в голову. Энди, в слезах, налетел на меня с кулачками. — Нет, пожалуйста… Нет! Это мой брат! Больше у меня никого нет! — кричал он, захлёбываясь слезами. Моя рука дрогнула. Я медленно опустил дуло, но не убрал его полностью. — Энди, твой брат мёртв, — произнёс я хрипло, глядя прямо на мальчишку. — Он не мёртв! Я слышал, как он звал меня! — закричал он ещё громче, голос его сорвался. — Не трогай! Не смей! Энди продолжал молотить меня кулачками, но силы его оставляли. Вдруг он резко встал спиной к двери, раскинув руки, защищая тварь, что была внутри. — Энди… — выдохнул я, глядя на него. — Не дам! — выкрикнул он, пряча за собой дверь. Он дёрнулся, прикрыв окошко, но звуки из-за двери не стихли. Тварь продолжала биться, хрипеть, скрежетать. — Это ты их привёл сюда! Ты! Ненавижу! Какое-то время я просто смотрел в его глаза. Они были полны отчаяния и злобы. Он метался между яростью и болью. Внутри меня всё клокочет, но я знаю, что мальчику нужны не слова. Никакие уговоры или объяснения не помогут. Сейчас ему нужно другое. Чёрт побери, Энди… Я поднялся по лестнице, слыша шаги парня позади. Он шёл тихо. Следил. Достал пули из кармана, перезарядил винтовку, поставил его на столик с инструментами. Затем вынул из внутреннего кармана куртки карту, разложил её на столе и пробежал глазами знакомые линии. — Потянешься к ножу — выверну руку, — бросил я, не оборачиваясь. Провожу пальцем по карте. Безопасное поселение далеко. Вести мальчишку туда — огромный крюк, опасность, лишние недели в дороге. Но оставить его здесь — это наверняка смерть. — Как только тот, что сбежал, расскажет своим, они придут сюда вновь, — сказал я, переведя взгляд на пацана. Энди слушал, стоя чуть поодаль. Его руки были сжаты в кулаки, плечи напряжены. Взгляд испуганный, но в нём горела… решимость. — Тебя сначала изнасилуют, а потом убьют. Это произойдет ночью. Этой или любой другой. Но они придут. Пауза. — Тебе надо уходить. — Я не оставлю брата! — выкрикнул Энди. — Уходим сейчас, Этот участок пройдешь со мной. Здесь нам по пути, — я провёл пальцем по карте, указывая на путь, скорее себе, чем ему. — А здесь ты свернёшь на восток. Только обойди здесь и здесь. Эти две долбанные деревни жгутами поросли. Потревожишь — и пиздец. Энди подошёл ближе, смотря на карту. — Если повезёт, дойдёшь до безопасного поселения. Там мои люди. Скажешь, что тебя привёл Джоэл. Тебя накормят, дадут место. — А Лукас? — он поднял на меня глаза. — Он мёртв. — Нет! Помоги мне связать его! Мы закроем его рот маминым шерстяным шарфом. Он точно не прокусит. Я это предусмотрел! — голос мальчишки надломился. — Я возьму его на верёвку и мы поведём его с собой. — Нет, — отрезал я холодно. Энди сделал шаг назад, обхватил голову руками и закричал: — Тогда я останусь здесь! С ним! Что ж, выбор сделан. Я спрятал карту в карман и повернулся к нему. — У вас карта есть? — Зачем тебе наша карта? — спрашивает с прищуром. — Забрать хочешь? — У меня есть своя, парень. Я обведу тебе на карте путь, о котором говорил. Неси долбанный карандаш. Запомни на случай, если передумаешь. Это спасёт тебе жизнь, идиот. Энди молчал, обняв себя за плечи. — Хочешь остаться? Тогда живи. Попробуй. Но знай: если ты надеешься, что Лукас снова станет собой, ты умрёшь первым. Я сложил карту, спрятал её и поднял винтовку. Нога горела, боль стреляла искрами из глаз, но я заставил себя идти, тяжело хромая, каждый шаг отдавался в теле тупым ударом. Трость осталась в доме, где я отстреливался от мародёров. Привычки таскать её за собой ещё не было. Энди шёл сзади, словно тень. Из-под земли, откуда-то снизу, продолжал доноситься рваный крик Лукаса. Я вышел к дому, и тут мой взгляд упал на тело девочки. Шарлотта лежала на снегу, её худенькие руки были раскинуты, будто в последней, бесполезной попытке побежать. Тело белое, лицо спокойно, словно она спала. Но кровь, растёкшаяся по снегу, напоминала о реальности. Горло сжалось, перед глазами мелькнуло прошлое. Сара. Её лицо, искривлённое от боли. Кровь на руках. Воспоминания накатывали, как ударные волны. Я будто снова там. Моя Сара… — Нет, — прошептал я, стиснув зубы. Но тело не слушалось. Горло сдавило, дыхание стало рваным, как будто вокруг не было воздуха. В груди что-то сдавило, горячее, липкое, словно сердце застряло где-то между лёгкими и пыталось вырваться наружу. Голова закружилась, а зрение поплыло, будто я смотрел сквозь мутное стекло. Перед глазами всплывали образы, но это были не просто воспоминания — они накрывали, как волна. Её лицо. Её глаза, потухшие, едва я её обнял. Её кровь на моих руках… Я отшатнулся назад, как будто кто-то толкнул. Тёплый воздух изо рта превращался в клубы пара, но внутри было холодно. Зубы сжались так, что начали ныть. Я упёрся рукой в стену дома, пытаясь найти точку опоры, но пальцы дрожали, словно от холода. — Дыши, чёрт возьми, дыши, — прошептал я себе, хватая воздух ртом. Снег под ногами хрустнул. Звук был каким-то странно громким, как выстрел. Я посмотрел вниз и увидел след от своих ботинок. Простой след. Никакой крови, ничего. Сосредоточься. Один шаг. Второй. И ещё один. Грудь всё ещё сжимало, но я заставил себя взглянуть на горизонт. На лес. Я ухватился за этот взгляд, как за якорь. — Это тогда. Это не сейчас, — пробормотал я, с силой зажмурив глаза. Я вдохнул раз, второй. Глубже. Горло всё ещё болело, но воздух начал возвращаться. Пальцы медленно разжались, и я почувствовал, как кровь возвращается в них. Винтовка выпала из рук. Заставил себя выпрямиться. Отогнал эти образы силой, схватившись за то, что было прямо передо мной. Я мотнул головой, как будто это могло выбить остатки кошмара из сознания. — Пошли, — сказал я Энди, голосом хриплым. Я поднял винтовку и направился внутрь. Я подошёл к телу Дэна. Его лицо было застывшим, как и руки, всё ещё сжимавшие винтовку. Я вытащил её из пальцев, которые уже начали коченеть. Проверил патроны. Дослал до полной обоймы. Семь патронов. Затем быстро осмотрел мёртвых мародёров. Оружие у них было разное, но одно выглядело получше, чем эта старая винтовка Дэна. Я взял его, проверил затвор. Патроны есть. Неплохо. Протянул оружие Энди и вложил ему в руки. — Стрелять умеешь? — спросил я, внимательно глядя на него. — Да, — выдавил он хрипло. Голос дрожал, но подбородок был упрямо поднят вверх. — Перезаряжать? Он кивнул. — Точно? — Да. — Хорошо. Расходуй пули с умом, — сказал я, глядя ему прямо в глаза.— Вот здесь ещё оружие и патроны. — Я кивнул на пол, где сложил всё, что снял с ублюдков. Мой взгляд скользнул вниз, на трупы. Дэн и Маргарет. А снаружи — тело девочки. — Разберись с телами, — коротко бросил я. — Иначе не протянешь здесь и дня. Волки уже почуяли кровь. Должно быть, уже идут, просто не подходят ближе из-за недавних выстрелов. Пока. Но они терпеливые. Придут, как только всё уляжется. Заражённые, если они поблизости, тоже скоро подтянутся. Энди поднял голову, лицо его было белым, как полотно. Но в глазах отразилось что-то странное — смесь ужаса и решимости. Он кивнул. Энди сделает это. Никуда не денется. Если хватило сил упрямиться, хватит и закопать своих. Я закинул рюкзак на плечи. Энди медленно сел на пол у ног своей матери, обхватив голову руками. Он не шёл за мной. Упрямый поршивец. Это будет стоить ему жизни. Времени разбираться в его шоке у меня не было. Я закинул свой рюкзак на плечи. Я направился к задней двери, но взгляд случайно зацепился за красную книгу, лежащую на полке. Похоже, дневник. Чёрт знает, зачем я вообще потянулся за ней... Я открыл его. Внутри заметки, аккуратно выведенные красивым почерком: "Лукас заболел... я не могу поверить. Мы должны были быть осторожнее." "Энди сказал, что слышал, как Лукас звал его. Это не его голос, но я не могу... Не могу его отпустить." "Энди провёл весь день у двери подвала в сарае. Он шепчет что-то, словно разговаривает с братом. Я не знаю, что делать." "Дэн больше не смотрит мне в глаза. Я знаю, что он прав, но я не могу... Господи, дай мне силы." "Лукас и Энди всегда были неразлучны. Даже в этом ужасе они вместе. Как я могу лишить Энди его брата?" "Господи, пошли нам знак. Нам нужна помощь." "Сегодня Дэн хотел сделать это. Я не позволила." Я захлопнул дневник и сунул его обратно. Направился к выходу, в который раз подавив желание обернуться. К ночи я услышал первый выстрел со стороны фермы. По характерному звуку выстрела я мгновенно узнал винтовку Ремингтон, оружие Дэна. Этот выстрел разорвал ночную тишину, эхом отдаваясь в холодном воздухе. Что? Какого хрена? Я же вложил пацану в руки другое оружие. Я сжал зубы и начал считать. Одна пуля. Спустя секунды раздалась автоматная очередь. Мародёры. "Давай, мальчик. Беги! Уходи!"— я яростно выругался про себя, будто мои мысли могли дотянуться до фермы. Ещё три выстрела. Я напрягся. Осталось три патрона в винтовке. Три на полу. Снова автоматная очередь, затем два выстрела пистолета. Энди стреляет снова. Его выстрелы — чёткие, уверенные. Сколько он ещё сможет держаться? Один раз. Твою мать, уходи! Уходи сейчас же! Ещё секунда, две... Вдали снова автоматная очередь. Затем — тишина. Я закрыл глаза. Энди мёртв. ___________________ * Remington 700 - классическая американская винтовка.