The Last of Us: Предел

The Last of Us: Предел

КНИГА ПЕРВАЯ

Есть такая легенда — о птице, что поет лишь один раз за всю свою жизнь, но зато прекраснее всех на свете. Однажды она покидает свое гнездо и летит искать куст терновника и не успокоится, пока не найдет. Среди колючих ветвей запевает она песню и бросается грудью на самый длинный, самый острый шип. И, возвышаясь над несказанной мукой, так поет, умирая, что этой ликующей песне позавидовали бы и жаворонок, и соловей. Единственная, несравненная песнь, и достается она ценою жизни. Но весь мир замирает, прислушиваясь, и сам Бог улыбается в небесах. Ибо все лучшее покупается лишь ценою великого страдания… По крайней мере так говорит легенда. Колин Маккалоу «Поющие в терновнике»

***

Мне было десять, когда началось Падение*. Хаос начался неожиданно быстро, так как начинается стихийное бедствие. В ту ночь я проснулась от звука выстрелов. Тогда я впервые слышала непрерывные свисты пуль в реальности. Позже я привыкну к этому звуку, слыша его бессчетное количество раз. В первые дни Падения мир погрузился во мрак. Везде творилось нечто неподвластное человеческому разуму. Люди либо умирали мучительно, растерзанные тварями, либо становились такими же тварями. Немногим выпадала редкая удача — спастись. Мир, который я знала, за несколько дней превратился в гигантскую мясорубку, которая перемалывала людей пачками. Те, кто успел спастись, сходили с ума и пускали себе пулю в висок. Те, кто пытался защитить близких, часто умирали первыми.        Я помню как мы с мамой были в машине, пытаясь выехать из города в первую ночь. — Мы куда едем, ма? — спросила я, чувствуя, как слёзы заливают щёки. — Я не знаю милая. Пока никаких разговоров, ладно? Дай маме подумать. Её руки цепко держали руль, а глаза метались от дороги к зеркалам. Я тогда еще ничего не понимала, только в ужасе смотрела из окна машины. Мы проезжали горящий дом: огонь вырывался из окон, облизывая стены. Нависшие ветви ели вспыхнули, осыпая землю обугленными листьями. Из гаража с визгом вылетел джип, едва не зацепив нас, и умчался прочь, петляя, как сумасшедший. Я видела повсеместную панику. Люди превратились в животных: били витрины супермаркетов, крушили всё на своём пути. Я видела, как один мужчина выстрелил в другого и, даже не взглянув на упавшее тело, выхватил у него банку консервов. Мы ехали мимо фермы, когда из темноты на дорогу выбежала фигура. Мама резко крутанула руль, и я закричала от страха. — Тихо-тихо, Селена, — сказала она, тяжело дыша. — Это просто какая-то женщина. Похоже, она ранена. Женщина была босиком и постоянно спотыкалась, казалось, что вот-вот упадет. Невысокая ростом, она двигалась в нашем направлении по дороге, и чем ближе подходила, тем отчетливее виднелась ее разодранная шея и пустой взгляд. — Что с ней… — испуганно прошептала мама, опуская водительское стекло. Женщина подходила всё ближе и на ее теле, через разорванную рубашку, виднелись дырки от пуль. — Боже… Вам нужна помощь! — не своим голосом выкрикнула мама и потянулась к замку ремня безопасности. Я едва успела вскрикнуть, когда женщина бросилась на машину. Через открытое окно я увидела, как её искажённое лицо нависло над мамой. И до конца своих дней, я буду помнить хруст рвущийся плоти и то отвратительное причмокивание, с которым вцепились в маму. Мир, который я знала, закончился в ту ночь. Мне тогда удалось убежать. Я выбралась из машины и нашла укрытие на заброшенной ферме. Гнилостный запах разложившихся тел, принесённый ветром, до сих пор преследует меня в кошмарах. Я помню, как сидела, задыхаясь от слёз, прячась в стогу сена, стараясь не издавать ни звука. Где-то вдали раздавались выстрелы, а над головой вставало черное, затянутое дымом небо. ФЕДРА* нашли меня спустя месяц продрогшую и едва живую. Почти всё время, пока я скрывалась, выпало из моей памяти. Осталось только ощущение ужаса, от которого в холодном поту я просыпалась среди ночи вот уже одиннадцать лет. Дети не должны видеть смерть и насилие. Они не должны засыпать под звуки выстрелов и просыпаться от воплей. Они должны расти в чистом мире, где нет пандемий, где улицы не усеяны трупами, а человеческие тела не становятся пристанищем для инфекций. Дети не должны взрослеть под гнётом обстоятельств. И только потом, в Училище ФЕДРА я узнала правду: наш мир стал жертвой мутировавшего гриба кордицепса. Он попадает в человеческий мозг при укусе через слюну и кровь зараженного. Затем гриб вызывает необратимые изменения в человеческом организме — жертва теряет разум. Эти несчастные превращаются в чудовищ, которые напоминают зомби, но их сила, скорость и звериная ярость делают их куда страшнее. После Падения правительства не стало. Говорили, что оно рухнуло, но что произошло на самом деле, никто из нас не знал. Всю информацию о мире я получала через ФЕДРА. Эта организация восстановила контроль над несколькими поселениями, превратив их в карантинные зоны — ограждённые стены, якобы для защиты выживших. Сироты, такие как я, попадали в Училища ФЕДРА — приюты, которые растили новое поколение для их целей. Жизнь там была суровой. Мы вставали по сигналу будильника, занимались физической подготовкой под надзором солдат, которые не стеснялись подгонять нас ударами палок, и посещали обязательные лекции о Падении. Основная мысль была в том, что ФЕДРА — это наши спасители, что мы должны быть благодарны за стены, которые защищают нас от заражённых. Но внутри этих же стен было не менее опасно, чем снаружи. Карантинная зона находилась на окраине, вдали от крупных городов. Людей было больше, чем ресурсов. Большинство ютились в хлипких лачугах, выстроенных впопыхах. Людей в прямом смысле разделили на касты, заставили делать свое дело и не высовываться. А дела были разные. Кто-то был чистильщиком — это те, кто занимался сжиганием трупов. Кто-то занимался скотом и жил с животными прямо в амбарах. Кто-то был строителем и создавал новые лачуги. Кто-то был солдатом ФЕДРА и следил за порядком, и иногда брал силой всё, что было душе угодно. А кто-то, такие как я, был воспитанником Училища и ждал распределения, чтобы стать частью этой системы. Законы были просты. Разозлишь солдата — будешь избит, а если не повезёт, убит. Нарушишь комендантский час — тебя бросят в карцер на неделю, предварительно ударив прикладом по голове. Скажешь слово против — тебя убьют. Подвергнешь сомнению деятельность ФЕДРА — тебе сначала отрежут пальцы, а потом подвесят на стене. Всех несогласных — в расход. Трупы не умеют жаловаться и поднимать восстания — они могут либо гнить в земле, либо превращаться в зараженных. Такой была жизнь в карантинной зоне. А хуже всего было то, что многие считали её лучшей из возможных. Мы стояли в столовой Училища, молча переминаясь с ноги на ногу в очереди за едой. Здесь редко кто-то говорил. У каждого из нас были свои травмы, свои страхи. — Что на этот раз? Каша из опилок или тухлое мясо? — тихо проговорил Мэт мне на ухо, вызывая невольную улыбку. Мэт был моим единственным другом в этом месте. Мы познакомились, когда ему было шестнадцать, и его только перевели в Училище. Он всегда держался рядом: садился со мной на лекциях, делился пайком, рассказывал, как выживал с братом в Чикаго. Он был добрым, а доброта здесь была редкостью. Мэт взял меня за локоть и отвел в сторону, подальше от чужих ушей и строгого взгляда надзирателей. — Весной я сбегу, — шёпотом сказал он. Я уставилась на него, не веря своим ушам. — Что? Ты сумасшедший? — прошептала я, быстро оглядываясь вокруг. — Если нас услышат, то повесят. Его глаза блестят, верхняя губа подрагивает. Он нервничает. — Знаешь, что хуже веревки? Распределение. Распределение. Судьба всех воспитанников Училища, которым исполнился двадцать один. — Я пробрался в кабинет директора и порылся в его бумажонках. Меня распределят в колонию. В подземную колонию, Сел. Я похолодела. — Мэт… Подземка? Это же… туда отправляют только нарушителей. Я слышала, что те, кого распределяют в подземку — не возвращаются. Там они расчищают канализации, только непонятно зачем. Ведь те зоны кишели зараженными. Людей просто бросали на смерть. — Я и есть нарушитель, забыла? Тим тоже. Тим был его другом. Неделю назад они устроили мордобой с парнями из группы Кука, пытаясь защитить свои пайки. Конечно, ФЕДРА не стали разбираться, кто прав, а кто виноват. Нарушивших правила беспрекословно отправляли в канализации, туда, откуда никто не возвращался. Но Кука это правило обошло. Поговаривали, что его распределили в солдаты. Видимо, связи у него были нешуточные. А Кука я побаивалась, он на меня очень странно смотрел, глазками своими сальными. Один раз даже резко к себе притянул и волосы мои понюхал. Псих. — И что ты собираешься делать? Куда ты пойдёшь? За стеной не выжить. — Херня это всё, — отмахнулся он. — На Севере есть свободные поселения. Я там был. Я знаю. Там есть свобода и нет блядских солдат. — Откуда ты это знаешь? — спрашиваю изумленно, не без доли надежды. — От Цикад*. Земля ушла из-под ног и стало трудно дышать. За одно только упоминание Цикад нас могли публично повесить на стене. — Если кто-нибудь узнает… — начала я, но он перебил. — Никто не узнает. У меня есть карта. Две пушки. Десять патронов. Только не спрашивай откуда. Я не скажу. Весь последующий день я была словно в коме, переваривала предстоящий побег ребят. И еще у меня зародилось подозрение, что Мэт вступил в ряды Цикад. Их называли террористами, а кто-то напротив, считал спасителями. Я не разделяла мнение ни тех, ни других. Я просто хотела жить, приспосабливаясь к тому, что есть. Тим и Мэт сумасшедшие, отчаянные и скорее всего, умрут в первый же день за стеной. Нас учили обращаться с оружием, но патронов никогда не выдавали — якобы экономили. Но в это слабо верилось. ФЕДРА просто не хотели выращивать новое поколение людей, способных взвести курок и не промахнуться. Люди с оружием в руках и навыками, как известно, могут стать проблемой для тех, кто их контролирует. Мэт попал в Училище, когда ему было шестнадцать. Он часто хвастался, что повидал снаружи побольше моего. Даже говорил, что убил одного Щелкуна*. Но в это слабо верилось. Наверное, он это придумывал, чтобы впечатлить меня как девушку. Щелкуны — опаснейшие твари, которые способны разорвать человека за секунду. Парни точно пропадут за стеной. Я не знала, что мне делать. Пойти с ним или остаться. Мэт был единственным близким мне здесь человеком. Я привыкла к нему и страшно за него боялась. Сердце больно кольнуло. Я нарушила собственное правило — ни к кому не привязываться. Потому что люди умирают. Рано или поздно, ты останешься один. На следующий день я шла по безлюдному коридору кампуса, когда внезапно почувствовала рывок за волосы. — Ах вот ты где, попалась? Меня резко развернули, и передо мной предстал Кук — здоровяк в форме. Что он здесь делает? Его не должно быть здесь. Сегодня утром его распределили в патруль на стену. Будет по ночам прожектором светить, а днем пайки от ФЕДРА жрать, да жить себе припеваючи. — О чем вы с Мэтом вчера языком чесали? Я точно знаю, вы что-то задумали. Говори, сука, — прошипел он, прижимая меня к стене своим телом. — Или заставлю! Сердце колотилось как бешеное. — Отвали! — Я со всей силы пнула его ногой. Потом укусила за щеку, пытаясь вырваться. Он с воплем разжал свои грабли и я побежала, что есть мочи. Но далеко я не скрылась. Кук и его напарники меня быстро догнали. Тяжелый ботинок опустился мне на спину и пригвоздил к полу, когда я попыталась отползти. Меня начали бить ногами по лицу, а я прикрывала голову и тихо поскуливала. Будущий охранник стены нашел применение своей силы. — Дрянь, я тебе все почки отобью. — Тихо, Кук! Убьешь ее. — Да так ей и надо! — заорал Кук. — Она мне чуть пол щеки не откусила, сука бешеная! С Мэтом снюхалась. Я ей покажу! Завтра на рассвете поедет у меня канализации чистить. После отбоя я лежала на своей жёсткой койке и смотрела в потолок. Ну вот и всё. Мне конец. На рассвете меня отправят в канализации. Туда нельзя. Никак нельзя. Я знала, что Кук так просто не отстанет. Его маленькие, сальные глазки всегда смотрели на меня с мерзкой пошлостью. Его взгляды пугали меня больше, чем любые заражённые. — Дура ты, Сел, — как-то сказала моя соседка по комнате. — Что еще делать в этой дыре, как не трахаться? — Выживать и не высовываться, — буркнула я, накрывая себя одеялом с головой. Я боялась мужчин. После Падения жестокость по отношению к женщинам стала нормой. Однажды, спустя два года моего пребывания в ФЕДРА, я нашла рыдающую навзрыд девушку в подворотне между хибарами. Её одежда была разорвана, а колени счёсаны до крови. Она рассказала, что её изнасиловали офицеры ФЕДРА. Некому было пожаловаться, некому искать справедливости. На следующее утро она повесилась. Дождавшись, пока соседка уснёт, я на цыпочках пробралась в соседнюю комнату, где располагались койки Мэта и Тима. Если меня здесь застукают, то надзиратели высекут до кости. — Мэт, проснись, — прошептала я, тряхнув его за плечо. — Бежать надо. Сейчас. Я с вами. _______________________________ * Падение — так называли начало пандемии, крушение старого мира, конец Света. * ФЕДРА — Аббревиатура (FEDRA). Федеральное агентство по реагированию на стихийные бедствия. По сути, это военная организация — то, что осталось от правительства. * Щелкун — это бывшие люди, подвергнувшие заражению кордицепсной церебральной инфекцией. При этом в их случае это самое заражение дошло уже очень далеко: это — третья стадия развития грибка в человеческом организме, на которой пострадавший уже полностью слеп, вся его голова закрыта прочными наростами, однако слепоту зараженные на этом этапе компенсируют эхолокацией, используемой по тому же принципу, что и летучие мыши. * Цикады — военизированная группировка. Их публичный призыв требует восстановления всех государственных органов власти и упразднения военного гнёта. Ведя безвыигрышную войну, они сражаются с ФЕДРА, которых они считают тиранами.