Не покидай меня никогда, Море

      Успевшая остыть, каюта вновь наполнялась оживлённым теплом. Пэй Мин с, присущей зверю в человеческом обличье, жадностью впивался губами в любезно подставленную шею. Фарфоровая кожа покрывалась тут же расцветающими яркими бутонами, плавно перетекающими из одного в другой. Следы любви и страсти, окутавшей обоих мужчины, оставались везде: на теле, на полу и тенью ложились на постель капитана, куда он любезно подвёл Ши Уду.       Крепкие ладони заскользили по талии поверх шелковой ткани ханьфу, сжимая и стягивая на пол всё, что было помехой для любования божественным телом – первым отправился в небытие пояс, до боли строго стягивающий как одежду, так и его земное тело. Бледная кожа контрастировала с отливающей золотом вышивкой на одеяниях и еле заметным проявившимся румянцем на щеках. Всё это будоражило кровь и заставляло Пэй Мина вздыхать с восхищением, скользя взглядом по, открывшейся взору, картине перед собой.       Ши Уду не остался в долгу и обвил шею руками, крепко сжимая пальцами небрежно растрёпанные волосы у корней. Прикрытые плечи подрагивали от малейшего движения и проникающего в каюту даже самого слабого потока воздуха, вынуждая прижиматься к желанному телу всё сильнее. – Если ты так желал, – начал Мингуан, шумно сглатывая и еле сдерживаясь в опьяняющих объятиях Бога, дабы не сорваться раньше положенного, – То почему не явился раньше?       Вопрос не вызвал никакой заметной реакции. Ши Уду лишь молча потянул за волосы, заставляя капитана запрокинуть голову, подставляя шею. Всё, что имело значение на данный момент для них обоих – заветная близость, томимая долгими годами и лелеемая как самое заветное желание или несбыточная мечта. Всё остальное, считал Водяной тиран, совершенно неважно, и разговоры о прошлом не имеют ценности.       Ши Уду плавно склонился к шее – от него веяло всё той же изящностью, присущей Богу, – касаясь смуглой кожи. Привкус солёной морской воды и пота, оставшиеся на холодных губах, вкупе с запахом, столь родным до боли в сердце, заставили закатить глаза в блаженстве. Ши Уду шёл на поводу у земных желаний и Пэй Мина, постепенно теряясь в этих давно забытых ощущениях и толкая мужчину всё ближе к постели.       Самообладание трещало по швам, постепенно расходясь в самых нежеланных местах, и руки беспорядочно бродили по всему телу, нервно выдёргивая рубаху из штанов. Пират издал сдавленный смешок, стараясь сдержать получаемое от процесса удовольствие, дабы не злить своё божество. Он не успел заметить, как уверенным движением рук его усадили на кровать, оставив в одних штанах. Мысли лениво текли друг за другом, не связываясь в одно целое: Ши Уду прекрасен; одежда сейчас ни к чему; кровать неудобная; а ещё так хочется взять и утопиться в море, которое плещется в глазах напротив, дай Бог сил и терпения.       Водяной тиран, не прерывая зрительного контакта, плавным движением кисти скинул с себя, уже благополучно развязанное и стянутое наполовину, верхнее платье. «Медленно. Слишком медленно и прекрасно» – пронеслось в голове Пэй Мина, отчего он прикусил нижнюю губу, внимательно следя за каждой сползающей вниз деталью. Вслед за первым слоем последовал и второй, но на этот раз божественный взор стал более строгим и холодным, а точёный, словно идеально выструганная деталь статуи, подбородок гордо вздёрнулся вверх. Ощутимое превосходство над человеком доводило до пика морального удовольствия, казалось, обоих, но никто бы не посмел признаться в этом вслух. Даже Пэй Мин, будучи готовый на всё ради одного лишь прикосновения Ши Уду. – Я бы не посмел, – буквально прошипел Бог, обнажая одно плечо за другим. Изящность его движений во всём, чтобы он не делал, завораживала любого.       Он всё же не смог закончить начатое, что вызвало в Пэй Мине бурю негодования и желание схватить за руки, притянуть к себе и устроить допрос с пристрастием, однако, капитан не был глупцом, бросающимся на рожон [не сейчас], потому решил оставить это «на потом», если такая возможность у него вообще будет.       Ши Уду предстал перед ним в полной наготе, ослепляя и чаруя своим телом, от одного вида которого в горле пересохло, а в глазах потемнело в одно мгновение, заставляя нервно проморгаться – он был великолепен, если одного этого слова достаточно, чтобы описать всю его неземную красоту. Подойдя вплотную, вышедший из морей, Бог неспешно – всё так же лениво и, словно тягучая патока, медленно опустился на колени своего давнего спутника, обвивая тонкими руками шею. Пират пропустил вдох, а его сердце, кажется, – несколько ударов, тут же замирая в предвкушении. По телу пробежался разряд, словно молнию пропустили через макушку, пробивая до самых кончиков пальцев ног. Сдержать себя было ещё сложнее, чем раньше – долгожданная близость сводила с ума, грозя довести до крайней степени безумства, без возможности вернуть трезвость ума. Пэй Мин не стал дожидаться разрешения или согласия своего спутника и по-свойски опустил ладони на бёдра, оказавшиеся в опасной близости к его собственным. А если быть точнее – неприлично сильно сжимающие их, несмотря на всё внешнее изящество и обманчивую хрупкость.       Лёгкое потрескивание свечи где-то в углу стола перебивали, становящиеся всё более шумными, вздохи под звуки влажных поцелуев – Мингуан не был скуп на ласки в подобные моменты, особенно, если дело касалось его. Обнажённое тело подрагивало от прикосновений в самых чувствительных местах, о которых пират даже не думал забывать спустя столько лет: бёдра, выпирающие тазовые косточки, втянутый от переизбытка ощущений живот и, да простят его Высшие Силы, соски. Всё, что мог ёрзающий под шквалом поцелуев и прикосновений Ши Уду, – вжиматься в своего капитана, цепляя пальцами красную ленту в смоляных волосах.       Кончики пальцев приятно закололо от одного лишь прикосновения – эту самую ленту когда-то Бог оставил как некое напоминание о своём существовании. Но он и подумать не смел, что человек сохранит столь незначительный [как считал он] атрибут. Ши Уду ловко расправился с ней, распуская волосы, водопадом скатившиеся по крепким плечам, и растянул подрагивающие в удовольствии губы в хитрой ухмылке. Пэй Мин, казалось, вовсе забыл, как дышать, теряясь в ощущениях от одного лишь взгляда на открывшуюся его взору картину, но выразить что-либо, даже если бы он имел такую возможность, в силу своей беспомощности, не было сил. Лента, ловко скользящая сквозь тонкие пальцы, напоминающая извивающуюся змею, тяжёлым грузом опустилась на запястья мужчины, постепенно удавом стягивая и прижимая руки друг к другу.       Столь непредсказуемый выпад не оставил и крупицы здравого смысла, обволакивая всё внутреннее существо Мингуана густым, непроходимым туманом. Ши Уду лишь бросил короткий взгляд, давая понять, что сопротивление и любые слова противостояния не найдут отклика в его сердце, потому что настроен он более, чем решительно. Тугой ком, скрутившийся донельзя крепко внизу живота, дал о себе знать, грозясь вот-вот обрушиться вниз, туда, где уже во всю сходил с ума от отсутствия какого-либо внимания и сдавленности брюками, изнывающий член.       Все слова вмиг позабылись, не в силах найти выход наружу. К горлу подкатил ком, а сгущающийся внутри туман повлёк за собой пелену необъяснимого расслабления, несмотря на внешнюю скованность. Ши Уду, не подающий до этого вида, что он вообще живой, начал действовать более напористо. Длинные тонкие пальцы вновь вплелись в волосы, прочёсывая их и сжимая у корней. Губами божество скользнуло по напряжённой шее, проходясь поцелуями по пульсирующей жилке. Каждое действие по-прежнему выглядело величественно и отдавало изяществом, не давая сомневаться в его силе ни на секунду. Пэй Мин издал сдавленный полустон, тут же стиснув зубы и зажмурив глаза. Голова шла кругом от осознания собственной беспомощности и чужой власти над телом. Пальцами свободной руки Водяной тиран прошёлся по напряжённому торсу мужчины, который приковывал взгляды многих, но лишь единственный мог заставить его плавиться под своей невидимой тяжестью.       Ши Уду продолжал неспешно наступать, нарочито медленно водя ладонями, уделяя внимание каждой части его тела, будь то грудь, рёбра, живот или, обтянутые кожей и играющие в волнении, кубики пресса. Подушечки пальцев, непередаваемо мягкие и прохладные, ловко скользнули к краю штанов, избавляя их от немногочисленных завязок. Капитан от, необъяснимо нахлынувшего, волнения зажмурился, задерживая дыхание. Столь незначительное, на первый взгляд, прикосновение повлекло за собой сильную реакцию, вынуждая потеряться в ощущениях и окончательно забыть о существующем вокруг мире. Кожа горела от каждого, еле уловимого движения. Казалось, что она моментально покрывается пятнами в тех местах, где божество проводило по ней пальцами, сжигая всё на своём пути. И это чувствовалось, когда руки забирались под штаны пирата. – Ты слишком напряжён, капитан Мингуан, – спокойным, отдающим холодом, тоном прошептал Ши Уду, не сводя взгляда с лица напротив.       Отголосок слов, прокатившийся по всему телу, попавший точно в центр макушки и прошедшийся по всему позвоночнику вниз, заставили тело вздрогнуть. Пэй Мин восседал перед ним уже абсолютно нагой, а Ши Уду вновь оказался сверху. Ладони мягко легли поверх щетинистого подбородка, проводя по грубой коже щёк. Божество прильнуло к губам капитана собственными, лаская столь нежно и умело, как не делали с ним искусные любовницы. Связанные руки, не найдя иного выхода, поначалу упёрлись в чужой живот, ощущая моментально возникшее в нём напряжение, постепенно набираясь смелости и спускаясь ниже. Забывшись в долгожданном, болезненно-приятном поцелуе, Ши Уду не сразу осознал, откуда взялось разливающееся по телу, обволакивающее его с головы до пят, тепло.       Ладони Пэй Мина, несмотря на ограничения, обхватили, тесно приникшее к его животу, возбуждение Бога, неспешно лаская и распаляя и без того сильное желание. Сдавленный стон вырвался из груди, утопая и разрываясь на мелкие куски, пробираясь отголосками сквозь прижатые друг к другу губы. Принятый за одобрение, звук побудил к более активным действиям, что доводило до крайности не только сидящего сверху, но и возбуждало, так любезно предоставившего свои колени, заставляя напряжённо выдыхать. – Стой, Пэй Мин.. – жалобный, совершенно не похожий на прежний, голос Ши Уду прозвучал настолько отдалённо, словно он говорил, как минимум, с палубы.       Но руки и не думали останавливаться, пока чужие не упёрлись в грудь, всё же, заставляя прекратить и выбивая из уст оппонента разочарованное мычание. – Не так быстро, позволь мне тоже, – если человеку и доводилось увидеть неловкость и неуверенность Высших Сил, то этим человеком мог быть только Мингуан.       Не желая или не находя слов, чтобы закончить начатую фразу, Водяной тиран, задыхаясь в нетерпении и спешке, чтобы не ловить на себе до безумия заинтересованный взгляд, приподнялся на дрожащих ногах, заводя руку себе за спину. Мимолётное мгновение отделяло недоумевающего Пэй Мина от понимания, что же собирается сделать его любовник, но и оно с опозданием пришло к нему только тогда, когда он ощутил мягкое прикосновение ладони к собственному члену.       Трепещущие ресницы опустились, пряча за веками, бушующее в глазах, море, когда пальцы ловко приставили головку ко входу. На возражения, так и не сорвавшиеся с уст Пэй Мина, Ши Уду ответил очередным затыкающим поцелуем, так же плавно опускаясь по самое основание. Аккуратно, будто бы боясь спугнуть или причинить толику дискомфорта, он совершал неуверенные движения, находя в себе силы делать это без чужой помощи.       Поглотившее и, кажется, остановившее время вокруг, ощущение удовольствия прошлось по всему телу Пэй Мина, заставляя поджать пальцы ног, проклиная всех Богов [да простят его Небеса и он] за невозможность свободно пошевелить руками. Руки зудели от желания прикоснуться, сжать, провести и притянуть как можно ближе, отчего из груди выбился, больше похожий на жалобное мычание, протестующий стон. Но Ши Уду не придал этому особого значения, продолжая постепенно наращивать темп, стараясь отдалить возможные вопросы, отвечать на которые было для него выше его сил: он заранее подготовился к этой встрече всеми возможными способами, чтобы не оттягивать долгожданный момент, растрачиваясь на прелюдии.       Тело, скованное и расслабленное одновременно, отказывалось слушать бессмысленный и несвязный поток мыслей пирата, совершенно противореча его желанию остановить хотя бы на мгновение, притормозить и взглянуть в глаза, в которых, – он был уверен, – бушует необъятный океан, готовый поглотить его без остатка, стоит им только столкнуться взглядами. Пэй Мин дёргал руками, готовый нарушить негласные правила их игры, освободиться и подмять под себя, но осознание собственной беспомощности не оставляло ничего, кроме как обхватить обеими ладонями, прижатыми друг к другу, чужую плоть. Он столь же активно и напористо заскользил по ней, практически попадая в такт движениям бёдер, но стоило темпу хотя бы немного смениться – дрожащие пальцы сбивались, нервно сжимая и начиная заново.       Лишь мгновение отделяло обоих от высшей степени удовольствия, свидетелями которому могли стать горсть потрёпанных временем писем и одиноко догорающая свеча на столе, однако, Ши Уду отдалил момент кульминации, рывком поднимаясь на согнутых коленях, выбивая очередной, на этот раз полный разочарования, стон из груди любовника. – Сделай это… – неуверенное бормотание на уровне макушки, приглушённо звучавшее, словно из-под воды, донеслось до слуха Мингуана не сразу, – Сзади.       Каждое слово, произнесённое этими устами, могло заставить пирата умирать и возрождаться столько раз, сколько бы пожелал его Бог. И каждый раз он не находил ответных, нервно сглатывая, подкатывающий к горлу, ком в предвкушении. Ши Уду неспешно опустился рядом, упираясь локтями и коленями в смятую постель, не желая думать о собственном положении. Пэй Мин же, наоборот, не сводя взгляда, представлял самые различные варианты исхода событий, отчего подхватился в тот же миг, пристраиваясь сзади.       Одним грубым толчком капитан вошёл в податливое тело, стиснутыми «оковами», руками сжимая, насколько возможно было дотянуться, кожу на ягодицах и притягивая к себе. Несколько размашистых движений бёдер довели до завершения его первее, нежели Водяного тирана, который, в блаженстве закатив глаза, излился под себя с хриплым стоном без лишних прикосновений к себе. Разобрать что-то было сложно, практически невозможно, но Пэй Мин отчётливо услышал своё имя, до последнего отдающее приятной пульсацией в висках под ритм, ушедшего в пляс от переизбытка чувств и воспоминаний, сердца.       Пройдёт ещё пятнадцать лет. Двадцать. Или сорок. Но пират, скитаясь по бескрайним просторам морей, будет хранить их тайну до самой смерти.       Их тайну, пронесённую с собой через всю короткую и жалкую, но явно стоящую того, человеческую жизнь.